тёмные переулки, насквозь пронизанные холодом глубокой зимы, были давно покрыты приличным слоем снега. делая каждый шаг, проваливаясь ботинками в сугробы, я ощущала, словно до дома дойти мне будет небывало сложно, как будто сердце моё, чёрствое и прогнившее, наполнено таким же холодным ледяным покровом. дома меня не ждала любимая девушка, тёплый вечер, проведённый с ней вдвоём. мою девушку звали аянами рей.
лазурного цвета блестящие на солнечном свете волосы, глубокие, тёмно-алые глаза с вечной искоркой жизни, бледная кожа, испещрённая порезами бритв и ножей; она не бросится ко мне в объятия, не расскажет, чем занималась весь этот день, не улыбнётся мне, не прильнёт ласково к моим замёрзшим губам, хотя бы потому, что мы похоронили мою аянами рей сегодня утром.
каждый шаг. продрогшее тело моё не чувствовало ни холода, ни боли, ни горечи. я просто шла, но домой попадать не хотелось вообще. целый день я валялась в снегу, рыдая и крича от безнадёжности, от ощущения тоски и бесконечного горя по покойной. я рвала на себе волосы, прикладывалась губами к холодному мраморному надгробию, истошно вопила, оставалась до темноты у своей любимой девочки на могиле.
невольно руки потянулись в карманы — зажигалка, пачка мальборо. всё, на что у меня хватало сил после тяжелейшей недели в моей жизни — обхватывать дрожащими пальцами сигарету, поджигать и затягиваться каждый раз, как в последний; мы никогда не знаем, какая кружка кофе станет нашей завершающей жизнь, мы не определим, что выкуриваем последнюю сигарету за отведённое в этом мире время. аянами напоминала мне пионы, нежные, девственно лёгкие, непорочные цветы, они были её любимыми. я знала, что если мне суждено сегодня добраться до квартиры, то на столе в самой красивой вазе будет стоять букет пионов. я подарила его рей за день до несчастного случая. клубки дыма я выпускала изо рта и в два раза больше задерживалось в моих лёгких.
бедняжка рей.
моя душа, апрельским тёплым вечером мы обрели с тобой общее счастье: я выходила покурить на балкон, всё те же сигареты, и это особенно горько вспоминается мне сейчас, когда та же сигарета у меня в руках морозным тёмным вечером. я пропадала в сумерках, мою фигуру игнорировали все, проходящие мимо, да и не дай бог кто-нибудь обратился бы ко мне с просьбой или вопросом. мне казалось, что я готова была драться. милашку рей ни за что не забыть, никем не заменить, никакими эмоциями не перекрыть её потерю. я утону в собственном отчаянии. пусть слёзы из моих глаз уже давно не текли, зато они мокрыми, замёрзшими дорожками застывали на моих щеках.
проворачивая ключ в двери, я зашла в принадлежащую нам обеим квартиру. скинув всю верхнюю одежду на пол, я кое-как стянула с себя обувь и с пачкой сигарет в руках прошла внутрь. и правда, дома невыносимо горько, каждая мелочь напоминала мне аянами, мою бедную любовь, часть моей души. моё поведение всегда было более чем девиантным, но я знала, что при потере рей останусь без капли своей привычной агрессивности и нелюбви к упрёкам. я не выйду завтра на работу, я вообще завтра никуда не выйду, телефон разряжен до нуля — мне плевать, звонить больше некому; он так и остался в кармане куртки на полу в прихожей.
без рей
всё не то, всё не так, как должно быть дома. дом — родное место с ощущением тепла и уюта, а моё сердце исцарапала дикая боль, которой не представить себе человеку, никогда не терявшему близкого. аянами не то, чтобы близка, она — единственный человек, которому я раскрыла себя полностью, которому я доверилась со всеми своими моральными недостатками и травмами. она приняла меня такой, какой я стала спустя столько травмирующих событий. я держалась за неё, как за краешек скалы падающий человек, как за последнюю надежду на счастье и благополучие. я влюбилась в неё всем своим существом, я тряслась над ней, пока она лежала без сознания после аварии, я рыдала и билась в истерике, подняла на уши всех знакомых и ещё больше — свои нервы.
мне поступил звонок от рей, где на другой стороне провода я удивлённо услышала незнакомый мужской голос, монотонный и немного грубый. меня оповестили, на каком адресе автомобиль с пьяным водителем за рулём на бешеной скорости сбил мою девушку, мне рассказали всё, что было необходимо, и я тут же примчалась с работы туда, мысленно сгорая до тла внутри.
опускаясь на колени перед кухонным столом с кружевной скатертью и букетом пионов около окна, я сжала руками пачку сигарет — ещё одна. одна за другой влетали в меня без единого ощущения табака, мне хотелось просто курить и бросать бычки без разницы куда. моя рей всегда была против курения дома, да и вообще моей дурной привычки, но в последний описанный момент мне было настолько безразлично на всё вокруг меня, что я нарушила моральный запрет.
наконец, когда я нашла нужное место, мне пришлось лицезреть большое скопление заинтересованных людей, скорую помощь, и главное — переломанное тело моей любви, истекающее кровью и лишь иногда содрагавшееся от
безумной боли. аянами была почти не в сознании, мне дали прикоснуться к ней лишь единожды перед тем, как увезти в больницу. вокруг неё суматошно крутились врачи, доставали кушетку, старались остановить кровь, но ни одного лица я не запомнила. мой взгляд приковало выражение личика рей, моя бледная девочка, из её головы от сильнейшего удара струёй текла кровь, а глаза были прикрыты. от мучений она сморщилась и еле-еле сжимала свои ручки.
в моей голове с утра до ночи всплывали картинки удаляющейся мигалки скорой помощи, испачканных кровью локонов синих волос и тяжёлых вздохов рей. я вдыхала табачный дым, уже лёжа на полу нашей кухни, как она, стараясь бороться с неизбежностью, жадно глотала кислород. моя аккуратная, очаровательная аянами рей навсегда оставила меня. она никогда не зайдёт ко мне, не успокоит и не потреплет по голове своей нежной ручкой. лишь изредко я дёргалась, в попытке затянуться сигаретой, но тут же она выпадала у меня из пальцев, оставляя прожёг на лёгкой кофте.
мои рыжие грязные волосы не были прежними шелковистыми, бантики на хвостиках не украшали меня, ничто без рей не было прежним. в 19 лет аянами потеряла свою жизнь, а в 20 морально оборвалась моя. я не представляла возможным оставаться на этом свете и жить так, словно я способна справиться с этой потерей. это не её жизнь закончилась, наше общее существование прекратилось одновременно, с остановкой её сердца и моим диким криком на всю больницу после слов
«зафиксирована смерть».
моя бедная, слабая здоровьем девочка ни в коем случае не способна была пережить аварию. меня не волновал виноватый в ней, не беспокоило, что водитель тут же скрылся с места происшествия, и камеры даже не засекли его номер. вся моя душа проколота иглами, прожжена сигаретами, она перестала быть чем-либо наполнена в одно мгновение.
вы не думали, что случится с нами по окончании этой жизни? я не могла себе представить существование после смерти, но ровно так же дико мне было вообразить, что человек, которому я отдалась всем сердцем, вмиг исчез с лица земли. у всех нас есть чёткая грань между телом и душой, так что происходит с душой? она испаряется? все мысли, все тревоги, страхи и воспоминания внутри умирающего постепенно перестают иметь смысл, прекращают что-либо весить на этой планете. тело аянами рей засыпано чёрствой промёрзшей землёй, я знаю, где оно, и я представляю, сколько времени понадобится, чтобы оно разложилось до костей, а потом и вовсе. но никто из нас не способен вообразить, куда девается всё то моральное, что наполняло человека. мы никогда не услышим мёртвых, мы никогда не будем с ними рядом, пускай ты хоть опустишься в эту могилу. мы не сможем почувствовать то тепло, которое излучал живой человек, которым он наполнял нас.
* * *
по привычке возвращавшись с работы, я почувствовала внутри квартиры тепло, но больше моральное, нежели физичечкое. я знала, что мне в этом уголке мира рады. аянами в лёгкой домашней футболке, коротких шортах и тёплых высоких носках вышла ко мне навстречу с яркой лучезарной улыбкой; её руки обвили мою шею, своим нежным телом она прижалась ко мне, обнимая. отодвинувшись, она легонько чмокнула меня в щёку и дала возможность снять верхнюю заснеженную одежду.
— как на работе, милая? — прислонившись к стенке, мягко спросила рей. я никогда не чувствовала себя счастливее, чем в моменты, когда она
ждала меня дома, когда я закрывала входную дверь, оставляя за порогом всю тяжесть дня и прижималась к любимой девушке в знак приветствия.
— да ничего. всё как обычно, ты же знаешь начальство, да и девочки оттуда, все чего-то вечно требуют, — разуваясь, я прошла внутрь, нежно положила руку на талию рей и повела её за собой на кухню. — ничего нового, козлы они. ну ладно, главное, что я дома. ты видела, какая там метель?
— да, мне не довелось прогуляться, зато я очень собой довольна. чувствуешь запах? — в уютной кухне было идеально прибрано, и стоял приятный аромат выпечки, видимо, без меня аянами не соскучилась. — я испекла твои любимые печенья. помнишь, мы не нашли их в пекарне на прошлой неделе? я из всего, что оказалось под рукой, постаралась повторить. попробуешь? — моя солнечная девочка с таким восторгом придвинула ко мне тарелку с печеньем, что я не сдержала улыбки.
предупредив, что мне нужно только переодеться и помыть руки, я поцеловала её, заранее очень похвалила и вышла с кухни, а рей осталась. она встрепенулась и на радостях стала прибираться на столе, расправляя лепестки пионов; налила молоко в кружки, в общем, ворковала. это всё, чтобы доставить мне хоть каплю радости.
я очень
любила её. для меня этот человек стоил жизни, стоил всех эмоций и успехов. я возвращалась домой каждый день только ради того, чтобы снова оказаться с ней рядом, почувствовать её руки на себе. я бы всё отдала ради улыбки моего светлого цветочка, моей чудесной, обворожительной девочки. при вечерних сумерках её волосы отливались блеском, а глазки мелькали как огонёчки. аянами рей напоминала мне лучик солнышка, тёплый, такой по-своему завораживающий. моя недотрога.
* * *
стоило только мне приоткрыть глаза, как на них скопились тягучие слёзы: она приснилась мне. мне привиделось то, что, возможно, могло бы произойти с нами в этот день.
ты никогда меня вновь не услышишь,
никогда не прильнёшь ко мне, крошка.
но я буду с тобой, вот увидишь,
как блеск солнца, стучавший в окошко.
мы с тобой не спасли, не сумели,
наши чувства и жизни, а вдруг
это всё мне ещё раз приснится,
как ничтожный пожизненный круг.
