Что-то общее

— Ты меня не любишь. — удержаться от закатывания глаз невозможно, но Акааши справляется. — Я просто сказал, что не буду тебе делать татуировку со своим именем. — а вот Бокуто беззастенчиво отводит их куда-то за пределы собственной орбиты и падает спиной на кровать. Должно быть из-за них же. — Это одно и то же. Я же не прошу тебя сделать себе тату, хотя ты и так уже весь в них. Одна маленькая не стала бы проблемой. На этот раз парень не сдерживается и поднимает в ответ одну бровь, отрываясь от планшета с работой. Взгляд и без того раздевающий душу, выводящий на правду в её первозданном виде. Нельзя на такой попадаться. Бокуто слишком хорошо знает. Знает и жмурит глаза, не смея прыгать в эту пропасть затянувшегося молчания. Всё-таки Кейджи сдаётся первым: — Ты хочешь чтобы я сделал себе тату с твоим именем? — Я этого не говорил. — Но ты это имел ввиду. Кошкой встает и крадётся к кровати. По-королевски большой — под стать парню, на ней развалившемуся. — Я имел ввиду, что мне решать что делать с моим телом, а не тебе. — обходит по кругу, на цыпочках, склоняется над чужим ухом. — А мне решать — что и кому я буду бить или не буду. Парень подскакивает молниеносно. Горячий шёпот путает мысли, путает ноги на которые Котаро силится встать и спешно ретироваться, путает ориентацию в пространстве, когда парень на ходу бросает уверенное: — Хорошо, тогда я набью тату у другого мастера. — а перед ним захлопывают дверь и вжимают в неё всем телом. Слева чужое дыхание в плечо, справа впечатанная в дверь ладонь. Парень смотрит на черные разводы и линии, красиво тянущиеся к предплечью и выше, скрываемые черным шёлком домашнего халата. Смотрит и тяжело сглатывает. Непростительно горячо. Внезапно левая рука Акааши оказывается у него в кармане и выуживает оттуда телефон. — Решил предупредить всех мастеров в Токио, чтобы не брали меня? — пытается отшутиться Котаро, а голос бархатом скользит и предательски проседает. — Решил, что Куроо не стоит видеть, как я решаю, что делать с твоим телом. — телефон летит на опустевшее минутами ранее кресло. — Скажи, что такого необходимого, в том, чтобы иметь моё имя у себя на плече или на запястье. — Могу хоть на заднице, ты только скажии… — рука оперативно попадает под футболку и сильнее прижимает чужой торс к себе, скользит к рвано вздымающейся груди. — Бокуто-сан, вы уходите от вопроса. — по-школьному дразнит. А мышцы идеально ложатся в ладонь, такие мягкие, что хочется сжать. В прочем, Кейджи не отказывает себе в таком удовольствии. Чувствует под пальцами чужое сердцебиение. — Чего ты на самом деле хочешь? Парню требуется не одна секунда, чтобы отдышаться. После чего он наконец может ответить: — Неужели ты думаешь, что в таком состоянии я способен тебе на что-то ответить? — Мне остановиться? — Нет! Бокуто тяжело упирается лбом в холодную дверь, закрывает глаза. Акааши тянет того на себя, разворачивает, целует в закрытые веки. — Посмотри на меня. Котаро редко позволяет себе откровения. Доверяет парню полностью, но о мыслях молчит до последнего. Проще тонуть в чужом спокойствии и заботе, медленно переживая внутри бурю. Психовать по-детски. Принимать импульсивные решения. Но только не разговаривать, не признавать своей потерянности в слух. И Акааши это знает. Прекрасно знает. Так и сейчас — невесомо гладит плечи, поднимаясь и обхватывая лицо обеими ладонями. Котаро с трудом не отводит взгляд и уже не отшучивается. — Ты мне скажешь. Поцелуй в лоб. — А я тебя услышу. Поцелуй в губы. Порывистый ответ, попытка остановить. Просьба утопающего. — Я дам тебе то, чего ты хочешь. Поцелуй в шею. Тихий выдох. — А ты мне своё доверие. Руки Кейджи так тяжело и правильно на чужой талии. — Позволишь позаботиться о тебе ближайшие пол часа. Бокуто цепляется за родные плечи, как за самое надёжное в этой комнате. В мире. — Не станешь говорить, что это глупо и… — Не стану, — обрывает на полуслове. — Всё, что захочешь. Но под моим контролем. Не надо делать мне наперекор непонятно где. — Не стал бы. — Знаю. Очередное нежное касание губ, рядом с ухом. — Чем тебе так необходимы парные тату? В ответ сначала слышится глубокий выдох. После — вдох. — Мне хочется иметь что-то, что принадлежит тебе. Чтобы не просто знать — помнить, ты со мной навсегда. — Акааши не перебивает. Смирно слушает, положив голову на плечо. — Не потому что я боюсь, что ты уйдёшь и мне надо как-то привязаться. Просто хочу ощущать нашу связь яснее. Больше чем на словах, в череде общих дней. Тишина комнаты смягчала общее молчание. Оба думали. — Прости… Мне критически не хватает даже того, что ты мне даешь. Мне этого мало. — Я понял. Но вместо тату я сделаю тебе другое предложение. — Я не хочу какие-то другие парные вещи вроде брелков или футболок, которые временны и… — Что на счёт моей фамилии? — … — Достаточно надёжно и долговременно? — Я клянусь если ты сейчас же не возьмёшь меня на этой кровати… — То что? Ты не возьмёшь мою фамилию? — тихий смех прячется в поцелуе, которым парень не дает ответить Бокуто на вопрос. Подхватывает на руки сплошной беспорядок, и в комнате становится горячее. От того как легко ему это дается. Будто Бокуто ничего и не весит вовсе. Он цепляется руками, губами, за Кейджи — центр его личного притяжения. Обхватывает ногами как можно крепче. Пока спиной снова не падает на простыни. В омут бесконечной горячей нежности. Котаро никогда не поймёт, как этой плавностью и неспешностью, Акааши ему вновь к чертям сносит крышу. Как заставляет быть таким отзывчивым и чувствительным. Когда руки гуляющие по давно изученному маршруту, отдаляют от грани реальности и нирваны. Когда жар от пульсирующего напряжения внизу живота, расползается к кончикам пальцев, заставляя сжать бедрами талию, а руками чёртов халат. — Сними. — шёпот на грани слышимости. На такой частоте, что Акааши ведёт безбожно от тембра чужого голоса. Он готов снять халат, снять луну с неба, снять эти слова с чужих губ. Парень стонет в них несдержанно, забывая о воздухе. Пока руки оголяют акварельные плечи, чёрные разводы скачут причудливыми тенями в полумраке комнаты, Бокуто скользит по ним, вновь ощущая нечто невероятное от того, что он видит под своими пальцами. Кого видит над собой. На себе. Со стороны Акааши похож на худого сдержанного человека. Особенно в одежде, скрывающей его тату. Но когда под руками перекатываются чужие мышцы, покрытые чёрной краской. Когда эта «сдержанность» одним движением стаскивает с него футболку, приникает к открытой шее. Бокуто кажется он отдал душу личному демону искусителю. Цепляется за него руками, путается в волосах. Когда чужая голова всё ниже скользит поцелуями, заставляет дрожать. Прикусывает соски, тут же обхватывает их губами, гуляет руками по кромке штанов, издевается. Заставляет самому подаваться на встречу. — Ака-ашии… — безотказный приём. Низ живота опаляет рваный выдох, а в следующее мгновение Акааши целует член сквозь влажную ткань штанов. Котаро бездумно прогибается в пояснице. Его разбивает на части то, как много всего он ощущает в эти секунды. Собственные руки оказываются прижаты к постели. А серые треники стянуты зубами до бёдер. Открывшийся вид на возбуждение Бокуто разгоняет жар по телу Акааши. От того, что это с ним делает он. От того, на сколько парень открыто стонет, когда Кейджи облизывает головку и гладит ею щёку. Берёт контроль над каждым вздохом Бокуто, вызывает приятные спазмы внизу живота. Приходится прижать своим весом бедра, умоляюще вздымающиеся навстречу. Когда Кейджи в какой-то момент заглатывает полностью, сверху слышится тихий всхлип. И он не выдерживает, стонет в ответ, посылая волну вибрации по всему телу. Доводя до крайнего состояния. — Акааши я почти… — договорить ему не дают. Парень делает несколько глотательных движений и в горло ударяет тепло, а в уши сорвавшийся стон. Собственное возбуждение плывёт перед глазами. Но Акааши медленно отстраняется и лишь облизывает губы. Отпускает чужие обмякшие руки. — Прости, на большее нет времени. Точно. Куроо ведь должен прийти самое большее — через пятнадцать минут. Это немного отрезвляет Котаро. — Тогда иди сюда. Акааши в таком состоянии туго соображает. А когда его подтаскивают наверх и переворачивают на спину, перехватывая оба запястья выше головы, соображать оказывается слишком поздно. Без последнего элемента белья парень оказывается быстро. Шею обжигает влажными поцелуями, и без того тяжёлое возбуждение прошибает током. Другая рука ложится на основание члена и скользит вверх, собирая все капли смазки. За гранью реального, Кейджи кажется не способен ощущать столько всего и сразу. Ускоряющиеся движения, зафиксированные запястья, растекающееся по коже горячее дыхание. Он приходит к разрядке быстро, с громким стоном. Бокуто сцеловывает с приоткрытых губ рваное дыхание и ложится рядом, восстанавливая и своё тоже. Но их быстро начинает клонить в сон. — Вставай. Я в душ, а ты уберись на кровати и оденься. — нехотя выскальзывает из объятий Акааши. — Я тоже хочу в душ. — Сполосни руки и хватит. Тебя из душа потом пол часа не вытащишь. Справедливо, но всё равно обидно. И по Бокуто видно. — О господи… хорошо, ладно. Сходишь когда придёт Куроо, а мы будем сидеть с ним на кухне. Так что я всё равно первый, а с тебя ещё и чай нам заварить. С этим Бокуто согласился кивком, и парень скрылся в дверном проёме, прихватив с собой любимый шёлковый халат.