Сорок пять минут наедине

— Всё что нам нужно, это на сорок пять минут остаться наедине.              Таймер настроен. Рука касается будильника, нажимает на кнопку — и минуты идут, наполняя пространство сухим, методичным тиканьем.              Тихие удары стрелок часов — и больше ничего. Маленькая комната, казалось, не способна воспроизводить другой, иной звук. Серые стены, минимум мебели, — это была пустая гримерка, освещенная фантомным светом электрической лампочки.              Поставив будильник на пол, напротив Карла, Ричард вытянулся в кресле. Устремил взгляд вперед.              Часы всё стучали, но голову забивала шумящая тишина. Они взглянули друг на друга — серые, уставшие глаза пересеклись с светло-карими, с задорным блеском вдоль радужки — и начался разговор, который по-началу казался настоящим испытанием.        — Как будут твои дела? — Ричард спрашивает так, будто они с Хайдом не виделись десятки лет. Тишина всё не отступала.              Карл минуту молчал, поглядывая на пустую пивную банку в своих руках — тишина тоже еще звенела в его ушах. Было уже совсем невыносимо. Он не спеша отвечает.              — Вчера Тайлер выучила несколько аккордов на гитаре. Безумно счастливая — бегала и вопила «папа, я смогла это! Папа я смогла это!»…              — Узнавал как поживают мои уэльские Луиза и Мередит.       — Твои подружки?       — Две коровки на моей ферме близ студии. Кажется, вы знакомы…              — На недавней выставке Джон оккупировал мой мобильник для пары фотографий. Теперь завидует, что у меня камера снимает в разы лучше, чем на его японской аппаратуре…              — Иногда я скучаю по Даррену.       — Ты сейчас об Эмерсоне?.. Или Прайсе?       — О втором конечно же.       — Видел его в каком-то уэльском клубе. Парень достиг больших успехов.       — Ты об Эмерсоне или Прайсе?       — О первом конечно же…              — Иногда интересно вот так взять и сходить в органный зал, послушать и проникнуться церковным хором.       — Я включил вчера «Another Day on Earth» — и уснул сном младенца на минуте двадцатой. Не думаю, что продолжительное прослушивание музыки это моя стихия.       — Удивительно, вы ведь хотели записать с ним пару песен.       — Видимо не сегодня.       — Он профессионализируется на жанре эмбиент.       — Не дорос значит я до этого, как-нибудь в следующей жизни…              Они всё говорили и говорили. Темы перемежались, сменяя друг друга. Голоса наполняли небольшую комнату, отталкивая гнетущую тишину. Голоса оживляли гримерку, наполняя ее новыми звуками.              Карл засмеялся, очень тихо, но достаточно слышно, и принялся рассказывать какую-то очередную историю. Всё стало вмиг таким непринужденным. Ричард слушал, обнажив зубы в приятной улыбке; он поправлял на носу очки и что-то в ответ иногда говорил.              После очередной истории, Хайд усмехнулся, вздохнув, и взгляд его опустился к будильнику на полу. Сорок пять минут наедине, — интересно, кто из них двоих додумался до этого забавного ритуала? Смит продолжал что-то говорить, но переменился в лице, когда Карл спросил о том, что заставило его так глубоко задуматься и отвлечься на часы. Оказалось, что и Ричард плохо помнит день, когда они придумали этот ритуал перед выходом на сцену.              В ушах дальним эхом запульсировал техно-бит — где-то далеко и чертовски близко. Густой звук бита погружал в мысли, и оба музыканта, уставившись друг на друга, начали вспоминать былое.              

***

      Бит усиливался. Глубокий и обволакивающий, он гудел за потрепанной серой дверью — там, за ней, раскинулась открытая сцена, светили огни прожекторов и выла толпа. Какая-то группа выступала, играя на разогреве, организовав сет из ремиксов и собственных композиций.              Рик выкуривал уже третью, наверное, сигарету. Он заметно нервничает. А вот развалившееся в кресле напротив него тело не проявляло абсолютно никакой тревожности: Карл, кажется, и не думал хоть немного протрезветь, даже для этого выступления. В кресле он был почти неподвижен, буравил тяжелым взглядом дверной косяк, пытаясь собрать разрозненные мысли воедино. И это дело получалось у него не особо хорошо.              Рик посмотрел на наручные часы, прикидывая, сколько им еще осталось до выступления. Он не помнил точных цифр — от волнения всё стерлось в голове. Оставив Хайда одного, Смит открыл дверь и выглянул в коридор.              — Сколько ещё осталось до нашего выхода, Даррен? — послышался вопрос клавишника. Голос тонул в пульсирующих мелодиях.              — Ровно сорок пять минут, парни, — спустя какое-то время последовал ответ.              Ровно сорок пять минут. Ричард закрыл дверь, неспешным шагом подошел к креслу, где валялся Карл. Тяжело вздохнул. За это время им предстоит морально собраться и настроиться на музыку. Готов ли Карл к этому?              На полу, среди разложенных вещей, раскиданных из сумок, выглядывал маленький старый будильник. Интересно, кто взял его и небрежно оставил тут. Удивленный, Рик поднял его и поставил на таймер.              — Ты помнишь что должен исполнять на сегодняшнем выступлении? Слова песен? — после щелчка кнопки послышался тихий голос Смита. Он встал напротив Хайда — сохраняя мнительную дистанцию во избежании неоправданных обстоятельств — и положил на пол, между ними, тикающий будильник.              — Кажется, это не было оговорено, — Карл старательно избегал слова «мы». Его недоверие подкреплял выпитый алкоголь и навязчивые мысли. Страх. Но слова в песнях он знал чуть ли не наизусть. — Я лишь что-то кричал и выл под испускаемые синтезаторами мелодии.              — У нас не было возможности собрать все это в нормальные тексты, — признал поражение Ричард.              — Потому что я боюсь долгого пребывания в студии. Ты понимаешь, о чем я.       Конечно же Рик понимал почему. С этим пониманием он вздохнул, взял раскладной стульчик, сел рядом, близко, нарушив собственную же дистанцию, которую создал. Карл оживился, боязливо дрогнув — чужие глаза устремились прямо в его душу.              — Признаться честно, — Рик опустился до невнятного шепота, приблизившись к Карлу еще ближе, — я тоже его побаиваюсь.              — Эмерсона-то?              — Да. И всех его пьяных дружков. Боюсь, как и ты.              И тут будто бы тяжелый груз пал. Карл еще несколько минут изучал серую ухмылку Смита, собираясь мыслями. И напряжение неожиданно спало — злые мысли отступили.              Послышался вздох.              — Как же я понимаю тебя, — произнес Карл, — мне казалось, что у вас общий сговор, явно против меня, — Хайд растерянно усмехнулся и отвел взгляд, делая вид, что изучает свои ногти. Ему сейчас был тяжел и неприятен зрительный контакт со своим коллегой. — Я стал лишним звеном со своим эгоизмом, гитарой и текстами.              — Но вот эти тексты впечатлили толпу.              — Это огромный текст, с кучей маленьких и небольших историй. Он был написан толпой.              — Не хочешь добавить кусочек одной небольшой истории? — предложил Смит, указывая окурком на тикающие часы. — Она займет всего сорок пять минут нашего времени. Или… даже меньше.              — Я даже не знаю, что говорить.              — Эта история не обязательно должна быть нами озвучена, — объясняет Ричард. — Главное, чтобы мы поняли друг друга. Побыли наедине. Эта маленькая история о нас, и она будет написана именно нами.

***

      Время медленно заканчивалось. Былая тишина, что так давила на Карла, пропала бесследно. Звуки поглотили ее. Всё наполнилось ими. Свое и чужое дыхание, тихий вздох, легчайший шорох одежды, подошвы касающейся гладкого пола, треск жестяной банки когда собственные пальцы сжимали ее слишком сильно — звуки слышались и доносились куда отчетливее и громче. Спокойное сердцебиение сливалось с глухим битом, доносившимся за дверями. Где-то там крики толпы, признание и песни. Здесь же едва уловимые, но важные, личные мелодии.              — В первый раз мы просидели так, в тишине, все сорок пять минут, — усмехаясь, вспоминает былое Карл. В памяти наконец появились воспоминания самого первого их ритуала.              — Да, — подтвердил Ричард, — а потом ты пошутил про секс.              — Потому что ты мне тогда затрахал мозги, — засмеялся Хайд, — даже молча, в тишине.              — Не шути так, умоляю.              — Почему же? — В глазах загорелся игривый огонек.              Смит едва сдерживал улыбку и смех, помедлив с ответом. Потом состроил на лице мнимое недовольство.              — Смущаешь.              — Как на том выступлении «The Devil And Darkness» в восемьдесят седьмом?              — Мне казалось, что там смущал тебя как раз-таки я.              В этот момент будильник громко затрезвонил, не дав Карлу озвучить свои аргументы против Ричарда. Время вышло, так быстро и почти незаметно.              — Что ж, вот и наш час пришел, — возгласил Карл, поднимаясь с кресла.              — Действительно, — подтвердил Ричард, — пришел.              Они переглянулись — так, будто идут выступать в свой последний раз. Карл остановился у приоткрытых дверей.       — Сегодня импровизации воспрещаются, — с усталой улыбкой, напоследок, сказал он.              Ричард кивнул.              — Сегодня мы слишком устали.              — Выпьем потом что-нибудь? Согласен?              — Мне никогда не понять тебя и твою тягу к спиртному. Но, конечно, я согласен. Только сильно не увлекайся…              Последняя фраза утонула в пульсирующих электронных мелодиях вырвавшихся из открытой двери. Раздалось звучное приветствие — «Underworld!» — и музыка с песнями заполонили все пространства: вокруг и в внутри сознания.