Химера

«Сдавайся» Он говорил мне это так часто, что в какой-то момент я потерял смысл этого слова. Но я не мог просто взять и сдаться, не знаю почему... просто мне казалось, что когда он говорил «сдавайся», он имел ввиду «борись, до самого конца». Кто бы мог подумать, что этот конец мы обретём вместе. Наша последняя битва была мучительной – мы бились не против друг друга. Я знал, что настанет момент, когда нам придётся сражаться по одну сторону. И я знал, что это нас убьёт. Я – убийца. Неприятно, правда? Я убил своих родителей в 16, а через год брата. Меня должны были посадить ещё в 14 лет, когда я почти до смерти забил одноклассника, но родители решили замять это дело. Иронично, ведь это их и погубило, неудивительно, они всегда были тупыми. Естественно, за мной объявили розыск. Естественно, я не сильно и прятался, просто полиции было всё равно. Но всё-таки я попался. И, чёрт, лучше бы я умер, чем встретился с ним. Он – бывший боец специального назначения. Я даже выучил его организацию, хотя для меня он навсегда останется «легавым». Подумать только, он был единственный, кого не достигла моя атака – моя Химера. Моя жадная воля к битве, моё желание разорвать противника в клочья, мой безмерный пыл. Отчаяние. Кажется, мы встретились осенью, в октябре, вроде. Он знал кто я, но почему-то не сдавал меня в участок, не пытался просто вызывать подкрепление или ещё что-то. Конченый псих. Как и я. С тех пор мы каждый день сражались, потому что я хотел его убить. Этот человек был намного сильнее меня, поэтому моя жажда убить его росла неимоверно быстро. Но он не сражался в полную силу, он лишь втаптывал моё лицо в асфальт и бросал что-то вроде: «Мне незачем тебя добивать». Как это незачем? Да что с этим идиотом не так? Разве побеждённого врага не нужно убивать? Он так меня раздражал. Каждый вечер я позорно свисал на его плече, потому что не мог пошевелиться. Мы спали в какой-то каморке, питались лапшой и носили шмотки из секонда. По сути, он меня полностью обеспечивал, если это можно так назвать. Мне было плевать откуда он всё это достаёт, мне было важно одно – убить. «Воспылай, Химера». Снова я лечу лицом в бетонную стену. Руки трясутся, а ноги совсем не держат. Да откуда в нём столько силы! Он не человек! Я прекрасно фехтую, моя катана бьёт без промаха и ранит точно в цель! Но чёрт, этот грёбаный псих как-будто не чувствует боли. Сколько бы я не наносил ударов, он даже не дрогнул! Бесит, как же бесит. Почему я не могу быть таким сильным? Я ведь желаю, моё животное желание сильнее всего на земле. «Да сдавайся ты уже». Подошва тяжёлых берц с хрустом приземляется на мои рёбра. Не дождёшься, урод, я не сдамся. На этот раз я впервые решил опозориться и действовать хитростью, вонзив в икру этого ублюдка нож-бабочку. «И ты думал навредить мне этим? Ну и идиот». Как же я его ненавижу, ненавижу, ненавижу. Да его хоть что-нибудь вообще может убить?! Бесит его идеальное лицо, волосы, тело. Его спокойный голос в любой ситуации, бесит, когда он обрабатывает мне раны, которые сам же и нанёс. Бесит, когда кормит меня, потому что я постоянно ломаю пальцы на руках. Бесит, что два месяца назад он так нежно касался моего тела... и моих губ. Его прикосновения похожи на море – тёплое и нежное. Я каждой частичкой тела чувствовал его вязкую нежность, откуда только её столько в этих разбитых руках. Кажется, что когда он целовал мои губы, то бесконечно извинялся за раны на моём теле. И я почему-то извинялся в ответ. Моё тело с головы до ног покрыто рубцами и синяками, но он, кажется, ощущал его по-другому. Странно, ведь я даже не сопротивлялся ни одному его движению, хотя должен был! Должен был, чёрт возьми! После того дня, мы почему-то стали меньше сражаться, и почему-то меня это совсем не бесило. Точнее, наши сражения стали похожи на тренировки. Он исполнил мою мечту – я стал сильнее. Я стал гораздо сильнее, я стал настолько силён, что смог нанести ему рану. Наверное, ему было невероятно больно, но в его глазах была такая теплота, когда он видел мою радость от маленькой победы над ним. Он точно был психом. «Реви, Нуэ» Нас нашли. Мы сражались, кажется, целую вечность. Голыми руками я убил пятерых легавых, а он, наверное, раза в два больше. Но у этих тварей было преимущество – большое количество оружия, которого не было у нас. Он столько раз защищал меня своим телом, что мне самому захотелось прикончить его. Я не настолько слаб, чтобы меня защищали! Так отчаянно я ещё никогда не бился, моя Химера сметала всё, но я всё равно проиграл... Я проиграл! Я подвёл его, ведь кажется я понял, что всё это время он готовил меня к этой битве. Но я не смог. Я отчаялся. Я проиграл. Ему прострелил левый глаз, да так, что после этого он носил повязку. Мне стало его жаль. Отвратительно, ведь жалость ужасное чувство... Из-за моей жалости он пропустил ещё один удар, который оказался последним. *** Бесконечная беготня и бубнеж медсестёр. Трупы, горы трупов. Больничные койки были забиты так сильно, что некоторые тела уже просто лежали на полу. Кто знает, живые они были или мёртвые. Врачей это уже не волновало. Тех, кого ещё можно было спасти, относили на отдельную койку, а тех, у кого шансы были ниже, кидали по двое или трое человек на койку. В день, когда их поймали произошёл ещё один теракт. Поэтому этих парней перепутали с пострадавшими и отправили в больницу, а не в участок. Парень кое-как открыл глаза, точнее глаз. Левый глаз был наглухо залит кровью, которая из-за мороза на улице успела застыть и покрыться коркой. На груди были два широких пореза, на бедре пулевое ранение. Напротив лежало тело поменьше, с разбитой головой. Рана начиналась где-то на макушке и заканчивалась у переносицы, на которой была как застывшая кровь, так и свежая дорожка крови. Рана была настолько глубокой, что кровотечение не останавливалось до сих пор. Да он вообще живой? Слабое дыхание ощущалось на груди парня по имени Ли Минхо. Он провёл рукой по чёлке, которая упала на испачканный кровью нос, и два беличьих глаза тут же распахнулись. Сначала он увидел в них удивление, а затем боль. Паренёк напротив истошно завопил, извиваясь и дёргаясь. Минхо пришлось постараться, чтобы он не рухнул вниз. Рука старшего крепко сжала плечи парня. – Джисон. На мгновение его сосед замер, а затем начал задыхаться. Он так испугался. Так испугался, что Минхо умрёт. Раны невероятно болели, если честно, ему хотелось блевать. Про голову и говорить нечего, кажется, что он и до завтра не доживёт. – Отвали от меня. Парень хотел ударить по груди напротив, но не смог и пальцами пошевелить. Боль отдавалась по всему телу так сильно, что даже кричать не было сил. Минхо это чувствал, он как мог, старался успокоить младшего. Но его раны тоже давали о себе знать, рука Джисона несколько часов тянулась к его груди и наконец достигла его. – Я тебя ненавижу, я всем сердцем тебя... ненавижу. Непонятно зачем изо рта парня вылетали эти лживые фразы. Так много нужно было сказать друг другу, они понимали это, читая по глазам. Сил говорить совсем не было. Кажется, прошло часов десять с того момента, как они оказались на этой несчастной койке. Джисон без конца бился в судорогах от пронзающей боли. Ли положил свою руку, на которой осталось всего три пальца, и начал гладить окровавленные волосы младшего. Они были невероятно мягкие, даже в крови и грязи, они были мягкие. Вскоре Минхо увидел, как Джисон уснул. Он просто уснул, тихо сопел, не бился от боли. Сердце старшего наполнилось спокойствием и теплотой, он тоже прикрыл глаза, погружаясь в сон. Они спали вдвоём, лёжа почти друг на друге, как их и кинули врачи. Но уже через несколько часов, Минхо почувствовал, как в горле начинает бурлить тёплая жидкость. Это была его же кровь. Он мог начать закашливаться, а значит мог разбудить Джисона, который наконец-то смог нормально уснуть. Парень через огромную боль подавил кашель, дрожащими руками обнимая Хана. – Они бросили нас здесь помирать. – шипит Джисон. – Похоже на то. – Тогда... давай умрём вместе. Пообещай мне. – Пообещать? Я похож на того, кто держит обещания? Минхо получает едва ощутимый пинок в ногу и слабо улыбается, соглашаясь на просьбу младшего. Он из последних сил прижал к себе ослабевшее тело, чувствуя ладони на плечах. Они почти одновременно закрыли глаза на пути в лучший мир. Пролежав почти два дня в изоляции от мира, в этой дурацкой койке. Раны их ужасно гноились, принося невыносимую боль. Но им не было больно, их души уже давно не болели, потому что они нашли успокоение друг в друге. *** Яркий противный свет лампы слепил глаза. Вокруг невыносимо воняло плотью и спиртом. Парень как и в прошлый раз с большим трудом открыл глаза. Бесконечное пиканье аппарата ужасно раздражало, но самое главное... – Я и не думала, что с такими ранами он выживет. – Это точно, у парня рядом шансов на первый взгляд было куда больше. – О, смотри! Он очнулся! Парень моргнул и в глазах сразу же поплыло. А врачи начали раздражающе мельтешить. Рана на голове была еле как прооперирована, однако остановить кровотечение врачам удалось. – А ну, не умираем. Давай я дам тебе обезболивающее. – Всё в порядке. Его нет. Минхо нет. Хан резко повернулся, чтобы увидеть тело старшего рядом с собой, но его не было.Первая мысль, которая пронеслась в голове. Может, он сейчас в другой палате? На койку бросают двоих, чтобы они умерли, но может быть им повезло? Может он сейчас тоже жив? Сколько он вообще здесь лежал? Сколько Джисон лежал в этой дурацкой палате. Минхо нет. Он же обещал, что не умрёт. Он обещал. В груди неприятно защемило, а аппарат начала противно пищать. Медсестра всё бегала и бегала, говоря Джисону, чтобы он успокоился. Боль от мысли, что дальше ему придётся идти одному, отдавалась по всему телу. Почему он просто не умер вместе с ним? Почему? Тысячи почему и зачем бегали в голове парня, но ни на один из этих вопросов у него не было ответа. А Минхо вообще был? Может это больная фантазия парня придумала его? Нет... он точно помнит эти тёплые руки, которые обнимали его перед вечным сном. Он помнит, как губы Минхо грели его простыми словами и своими приключениями. Джисон посмотрел в потолок. Идиотский синий потолок, который был так похож на небо. Он представил, как пройдёт его жизнь: тускло, серо, холодно... без Минхо. Как его, скорее всего, отправят в тюрьму на внушительный срок, а ведь он так и не успел ничего узнать о Минхо... Собственный мозг подкидывал самые худшие варианты, из-за этого в горле ощущался неприятный комок слёз, который просился наружу. Нельзя. Минхо учил его не плакать и не сдаваться, и ему придётся не сдаваться. Он будет бороться и будет жить, потому что этого бы хотел Минхо. Наверное, это была его очередная тренировка. Теперь Джисон будет тренироваться жить без Минхо. Он не знает, сколько продлится эта жизнь, может быть десятки лет, а может быть несколько минут, потому что голова болела адски. «Интересно... смогу ли я угнаться за скоростью мира, в котором тебя нет.» Думал Джисон, смотря в потолок. Где-то глубоко в сердце он чувствовал, как теплится... любовь? Можно ли было назывть так это чувство? А может быть это была и не она. Какая разница. Минхо нет, никто не подскажет ему правильный ответ и никто не покажет ему правильный путь. «Прощай, Ли Минхо... Ты был больше, чем целое небо»