Красивые

      Родион затаился в каких-то красивых кустах, чтобы посмотреть. Невероятно глупо и по-детски. Но оно того стоило. Днепровский увлечённо читал в беседке и совсем не чувствовал, что кто-то смотрит на него с восхищением и любовью. Родион не знал, считал ли Дмитрий себя красивым, но Чернобыля он точно восхищал. Особенно глазами. Да, глаза у Дмитрия самые замечательные. Такие живые и мудрые. Не часто такое встретишь. Дмитрий весь был какой-то уникальный и замечательный. Конечно, он многое потерял с тех времён, когда Родион был ребёнком, но он не стал ничуть хуже. Может быть, даже лучше. Чернобыля всегда необъяснимо тянуло к Киеву. Просто всё в Митеньке было великолепно.       — Только вернулся к нам, а уже позволяешь себе вольности? — прошептали на ухо.       Родион испуганно обернулся, но, увидев, что это всего лишь Московский, расслабился.       — Я просто смотрю… Михаил Юрьевич, — ответил Родион посмеиваясь.       — Ты уже несколько веков смотришь… Родион Всеволодович, — Москва старался выглядеть серьёзно, но не мог не улыбаться. — Просто поговори. Всё равно он тебя целовать не будет.       — В этом-то и проблема, Миш. Почему он такой? — вздохнул Родион.       — А ты хочешь, чтобы он тебя мелкого целовал? — возмутился Миша. — Он ведь старше нас значительно. И тебя, и меня детьми помнит. А что может быть хуже для учителя, когда ученик выдаёт что-то такое?       — Это ты про Романова? — поинтересовался Родион.       — Про кого же ещё? Был помладше, хоть немного слушал на уроках. Сейчас только смотрит, — проворчал Московский.       Родион сдавленно хихикнул:       — Я его понимаю. У вас же вся семья, как на подбор красавцы.       — Да-да-да, — пробормотал Московский. — Ладно, у нас с ним сейчас арифметика будет. Пожелай мне и ему удачи с ней.       Миша резко поднялся и оставил Чернобыля одного. Наверное, Родион так и продолжил бы просто осторожно наблюдать, если бы Днепровский не засобирался уходить.       — Дмитрий Олегович! — Родион тут же бросился к беседке и схватил старшего за руку. — Я так давно вас не видел!       — Здравствуй, — Киев тепло улыбнулся. — Слышал, ты вчера в столицу приехал, но не стал беспокоить с дороги.       — Лучше бы беспокоили, — возразил Родион. — Ну, в том смысле, что разговор с вами и просто вы не можете вызвать беспокойство. Вы просто такой хорошенький во всём, что с вами вся усталость уходит на второй план.       От Родиона не укрылась смущённая улыбка бывшего учителя.       — Льстишь мне, Родион, — проговорил Дмитрий, разглядывая бывшего ученика. — Соскучился?       — По вам невозможно не скучать! — заверил его Родион. — Ни разу ещё не встречал столь интересного собеседника. Ну, может Миша и Коля ещё, но и это тоже ваша заслуга!       — А я ни разу не встречал того, кто столько комплиментов мне говорил, — Дмитрий поднялся со скамьи. — Пройдёмся?       — Если позволите, — Родион схватил Киева за локоть. Старший кивнул, и они пошли дальше по саду.       — Как тебе новая столица? — поинтересовался Дмитрий.       — Здесь красиво, но Мишу жаль, — пожал плечами Чернобыль. — Я думаю, ему было тяжело.       — Как видишь, он справился, — ответил Киев с нескрываемой гордостью.       Они шли дальше. Киев, видимо, окончательно окунулся в собственные мысли. Родион ещё в детстве заметил, что в такие моменты Дмитрий всегда хмурился и кусал губы. А ещё он переставал воспринимать всё, что его окружает.       — Дмитрий Олегович, — Родион осторожно сжал чужую ладонь, но, увидев, как Днепровский вздрогнул, немного растерялся. — Извините. Я просто хотел спросить, как вы себя чувствуете. Вам ведь пришлось тяжело, когда… Вам ведь было очень тяжело в прошлом.       — Родион, неужели тебя правда до сих пор это беспокоит?! — удивился Дмитрий. — Прошлый я уже никогда не вернусь, но мне намного лучше. Благодарю за заботу.       Чернобылю вдруг стало невероятно грустно слышать подобное. И захотелось обнять Киева. Наверное, обнимать его — одно удовольствие. Также уверенно, как Миша, прыгать в объятья милого Митеньки и прижиматься всем телом.       — Вы стали ещё сильнее, чем были раньше, Дмитрий Олегович. И… я горжусь вами. И хочу, чтобы вы тоже гордились собой, — проговорил Родион, сокращая расстояние между городами.       — Не смущай меня так, — Дмитрий сделал шаг назад. — Тебе надо меньше с Мишуткой общаться.       Киев пошёл дальше, а Чернобыль остановился на долю секунды. Он не знал, рассмеяться ли ему с того, что Москва до сих пор носил гордое звание Мишутки, или обидеться, что Дмитрий откровенно отшивал его.       — Ты очень повзрослел, Родя, — сказал Киев, как бы между делом. — Ты уже не тот маленький мальчик, что тянул в рот всякую гадость и бегал за мной хвостиком. Ты — красивый юноша, идеально вписывающийся в стандарты. Пожалуйста, будь осторожен. Никогда не знаешь, какие у людей могут быть намерения.       — Я буду, конечно, но… — Родион схватил Дмитрия за рукав. — Почему же тогда вы не бережёте себя? Вы — невероятно красивый. И любой, увидев вас, захочет быть ближе. Поэтому и вы лучше берегите себя, Дмитрий Олегович, или позвольте мне беречь вас.       — Вторая заповедь, Родион, гласит: «Не создавай себе кумиров, то есть не поклоняйся твари, но Творцу», — процитировал Киев. — Я думал, ты перестал восхищаться мной, как раньше. Тем более, я не обладаю какой-то особенной красотой.       — Нет! — возразил Родион. — Ты самый особенный. И не спорь. Ты очень-очень красивый. А глаза у тебя особенно прекрасные.       — Глаза? Не глупи, — Дмитрий вздохнул. — Они какие-то тусклые. И мне совсем не нравятся. У вас у всех они красивее.       — И у тебя красивые! — Родион приложил ладонь к лицу Киева. — Они самые волшебные, самые лучшие. Твои глаза видели многое, а я не видел ничего прекраснее их.       Днепровский смутился, но на этот раз не отстранился. Они ещё какое-то время стояли в таком положении, сохраняя какую-то особую связь, возникшую между ними в этот момент. А потом Киев осторожно убрал руку Чернобыля со своего лица и, нежно улыбаясь, сказал:       — Спасибо тебе, Родя.