Часть 1
1 декабря 2023 г. в 17:13
Вы знаете, что такое катастрофа? Да ни черта вы не знаете, что такое катастрофа. Сириус вот тоже не знал, пока она не произошла.
Любая катастрофа, будь то ураган, магическая война или даже просто испорченная прическа, начинается с чего-то маленького. Крошечного. Чего-то, на что можно взглянуть и сказать: «Да ладно, никто не заметит!» И махнуть рукой. Ну или что-то вроде того.
Эта катастрофа — даже не так: катастрофища — тоже началась с совсем безобидного, казалось бы, предложения. А почему бы не провести теплый осенний денек под самой Ивой с книгой в руках? Действительно, почему бы нет? Ничего же не случится, да, Ремус?
— Это ужасная идея.
— Да брось, Бродяга, идея что надо! — Джеймс ободряюще похлопал друга по плечу.
— Я вам девчонка — с книжкой под деревом сплетничать? — тяжко вздохнул Сириус. И смиренно направился через поляну к пригорку, на котором грозно возвышалась Ива.
— А что будем читать? — как ни странно, спросить об этом додумался только Питер. А спросить следовало намного раньше: если дать волю Ремусу, то… То катастрофы не избежать.
Ремус таинственно улыбнулся. Не говоря ни слова, он выудил из своей видавшей виды сумки, чудом не выронив ни одной важной-преважной Бумажки Старосты, которых там хранилось великое множество, потрепанную бледно-желтую книжку. Питер взглянул на нее и вежливо промолчал. Ремус вздохнул.
— Неужели не видели никогда? Вы британцы или кто? — Питер потупился. Джеймс засвистел. — Я так и понял. Это же «Властелин колец», можно сказать, национальное достояние! Вы серьезно не слышали о нем? — Где-то на пути к Иве содрогнулся Сириус. Он и не представлял, какого презрительного взгляда избежал. До поры до времени.
Конечно, Сириус был против этих абсолютно девчачьих посиделок под Ивой. Настолько против, что уже неделю спустя сам дергал Ремуса, по самые уши заваленного домашними заданиями, за рукав, чтобы тот забросил куда подальше учебники и вытащил драгоценную книгу из своего необъятного тайника Очень Ценных Вещей Которые Нельзя Трогать Если Не Хочешь Быть Проклят Особо Страшным Способом. Хотя погода с каждым днем становилась все холодней и противней, Сириус упорно тащил всю компанию к Иве, потому что «там атмосфера подходящая, почти как в Лотлориене! И нечего так хихикать, Сохатый!» Очень скоро по Хогвартсу поползли странные слухи о том, что Сириусу не хватает материнской ласки. Питер странно ухмылялся каждый раз, когда что-то об этом слышал, и только Джеймс изо всех сил пытался спасти свою рушащуюся прямо на глазах репутацию курицы-наседки (должна же Лили признать, что он заботливый и самостоятельный!). Да, весь Гриффиндор знал, что среди Мародеров мать вовсе не Ремус, как думали все непросвещенные. И только немногим была известна ужасная и шокирующая истина: единственная роль в семье, которая подошла бы Ремусу — роль дядюшки, вечно травящего какие-то сомнительные байки. И если ваш дядюшка обычно делает это под баночку пива, чтобы списать все на хмель, то абсолютно бессовестный Ремус был способен глазом не моргнув рассказать любую чушь в совершенно трезвом уме и светлой памяти. Пару раз его ловили за пересказом криминальной хроники из маггловских газет. Со всеми подробностями. Особенно ему нравились маньяки. Его аудитория, состоявшая в основном из чистокровных первокурсников, была в восторге. Зато Лили этих восторгов отнюдь не разделяла. Джеймс клялся, что в тот день в ее прекрасных рыжих кудрях ему привиделись змейки. Что примечательно, после этого инцидент повторялся не раз — и всегда с подачи первокурсников.
Но, пожалуй, вернемся к Сириусу, отчаянно ищущему материнской ласки и тепла… То есть, пардон, — всячески изыскивающему возможность послушать еще одну главу из «Властелина колец». Пару раз Ремус предлагал ему почитать самостоятельно, «если уж так неймется», но Сириус отказывался наотрез:
— Ты не понимаешь! А как же твой глубокий бархатный голос и валлийский акцент? У него совершенно особое звучание! Как я буду представлять, что мне читает Арагорн?
Позволить Сириусу заявлять подобное на всю гостиную, где их могла подслушать любая первокурсница замедленного действия, было чревато — слухи про материнскую ласку грозились трансформироваться во что-то совсем уж чудовищное. А посему Ремус, закатив глаза так, чтобы даже Сириус увидел, и обязательно наградив приятеля хорошим подзатыльником «за то, что мне снова придется делать домашку ночью, бессовестная ты псина!», отправлялся за книжкой и далее прямо к Иве. А куда деваться? Вы когда-нибудь имели дело с лабрадором, который хочет гулять? Его не удержать. И не важно что Сириус (вы главное не разболтайте) на самом деле волкодав.
Таким образом, пару недель спустя Сириус уже заламывал руки в беспокойстве за маленьких хоббитов, оказавшихся в плену у орков.
— Ну как так? — восклицал он, в очередной раз перебивая Ремуса. — Ну я же точь-в-точь Мерри! С ними же ничего не случится, да? — Затем он строил щенячьи глазки, пока Джеймс в сторонку шептал:
— Ага, как же, Мерри… Держи карман шире! Самый настоящий Пиппин.
Ремус только загадочно поводил бровью. Он все время так делал, доводя Сириуса чуть ли не до бешенства, а потом невозмутимо предупреждал, что если его так и будут перебивать, то он «бросит всю эту чепуху к чертям собачьим». Сириус быстренько умолкал и на ближайшие пять минут становился как шелковый. До нового проявления орочьей гнусности.
Наконец, в одно особенно теплое для конца сентября утро, хоббиты добрались до Фангорна, и Ремус приготовился вздохнуть с облегчением, предвкушая то, как Сириус успокоится и перестанет беспардонно прерывать чтение, которое сам так долго выклянчивал.
— «Хррум, ну и ну, — пробасил голос, — так тебе сразу и скажи, кто я. Ладно уж я — онт, так меня называют. Так вот и называют — онт. По-вашему если говорить, Главный Онт. У одних мое имя — Фангорн, у других — Древень. Пусть будет Древень». Все, Сириус, теперь доволен? Они в безопасности!
— Как это в безопасности?! А вдруг этот древень задумал что-то нехорошее? Мерри в обиду не дам!
Вдруг Сириуса что-то ударило по спине — в своем запале он и не заметил. Возможно, подумал, что ему померещилось? Или ветки Ивы просто зашелестели от ветра. Не суть важно. Важно другое: все Мародеры дружно упустили первый звоночек катастрофы.
— Да задери тебя мантикора, Бродяга, сколько можно? — вознегодовал Ремус, совершенно забыв о том, что вообще-то он первый прервал чтение. — Я же могу бросить, и читай себе сам — у меня еще дел невпроворот, мне, в отличие от вас, надо уроки делать.
Сириус мгновенно замолчал и притворился, что все это время вел себя как шелковый. Покладисто сложил руки на коленях и уткнулся взглядом в книгу — все молча. У Ремуса не оставалось выбора. Да и как тут не продолжить читать?
— «…Деревья — наоборот, они все больше деревья как деревья, а некоторые, и таких многовато, пробуждаются»… Ай! — что-то тяжелое стукнуло Ремуса по затылку да так, что он едва не выронил драгоценную книгу. — Так, ну все, это уже не смешно — кто из вас это сделал?
— Что сделал? — Сириус непонимающе уставился не него: он все еще был сосредоточен на книге, на голосе своего Арагорна и вновь пропустил сигнальный колокол, который сулил огро-о-омные неприятности.
— Да это ветка просто, Лунатик, ты чего? — Джеймс наоборот сканировал пространство, как самый настоящий разведчик — ранее днем его маленькие пташки передали, что Лили собирается прогуляться в это самое время в окрестностях Ивы.
— Ты от любви совсем ослеп? — язвительно поинтересовался Ремус, потирая ушибленный затылок. — Где ветки и где я!
— А может, она обломилась? — неуверенно предположил Питер, на что Ремус закатил глаза:
— Да, и где же она тогда? — он демонстративно оглядел траву вокруг. — Что-то я ничего не вижу. Ау, мадам Ива, вы не роняли случайно веток мне на голову?
— Да вот же, смотри! Опять шевелится… — Джеймс замолк на полуслове. Ива совсем разбушевалась, ее качало из стороны в сторону, ветки еле поспевали за стволом. Раздался треск и скрип.
— Я о-о-онт.
Сириус побледнел, и трясущейся рукой указал куда-то. Друзья проследили за его взглядом и увидели щель. Ремус пораженно протер глаза, проморгался. И смачно, со вкусом, выругался.
— Ой, мама! — Он оглянулся на Питера и пораженно осознал, что пропищал вовсе не он. Сириуса трясло. — Это не хорошо, это вообще не хорошо!
— Я говорил тебе, что ничем хорошим это не кончится…
— Это я говорил, что это ужасная идея! — запротестовал Сириус.
— Да ладно вам, может, нам показалось, — принялся рационализировать произошедшее Джеймс, — она просто дупло решила отрастить, нам померещилось. Все хорошо!
— Мадам О-о-онт! — Заскрипела Ива еще отчетливее, опровергая все сказанное. Ремус торопливо отполз на безопасное расстояние, потянул за собой Питера.
— Хорошо, хорошо, мадам, как скажете, мадам! — послушно согласился он, таращась на Иву круглыми от ужаса глазами. — А эм-м, вы не могли бы больше нас не бить?.. Бродяга, — шикнул он на порядок тише, — Сохатый, ползите, блин, сюда! — друзья находились в опасной близости от особо узловатого сука, который самопровозглашенная Мадам Онт в любой момент могла обрушить им на головы.
Сириус, который и так не ожидал от Онтов ничего хорошего (он пока еще не знал, что Древень станет одним из его любимых персонажей), замер в страхе. Джеймс от паники не страдал. Не церемонясь, он уцепил Бродягу за шкирку, как нашкодившего щенка и потащил под градом пуль (ощущалось это именно так) подальше, в безопасность.
Необходимо было отступить, перегруппироваться и понять, а что же, собственно, означает это неожиданное преображение Мадам Онт?
Что бы ни означало неожиданное преображение Мадам Онт, ничего хорошего Мародерам оно не сулило. Они это поняли уже через неделю, когда о произошедшем узнал весь Хогвартс. Случилось это так: Лили Эванс, девочка прогрессивная и очень даже спортивная, смогла убедить своих соседок, что самый настоящий Эликсир Жизни — бег. Особенно по утрам. Соседки сопротивлялись как могли. В ход шли сонные чары, убеждения, рыдания. Непреклонную Лили сломать им все равно не удалось.
Маршрут пробежки проложили по берегу Черного Озера, к Иве и оттуда напрямик к замку. «Коротковато, но для начала сойдет!», вздыхала Лили. День Хэ наступил. Посмотреть на происходящее собрались все шестикурсники Гриффиндора: Бодрая Лили бежала задом наперед, не переставая подбадривать жертв ее деятельной натуры. Жертвы деятельной натуры изо всех сил пытались поспевать, но спотыкались на каждом шагу, задыхались и прочими жестами подавали сигналы «СОС» всем зевакам. Зеваки не поддавались. Шоу должно продолжаться!
Наконец процессия кое-как добралась до Ивы. Мародеры там не были после происшествия (чтения переместились на опушку Запретного Леса возле хижины Хадрида. «Не Лотлориен, но почти Фангорн», вздыхал Сириус). Лили, все еще бежавшая задом наперед, чуть не напоролась на недружественную ветку. Ива стерпеть не смогла. Пораженные зеваки оказались ранены в самое сердце:
— Уж е-е-если собира-а-аешься вреза-а-аться пя-я-ятой то-о-очкой, то вреза-а-айся в По-о-оттера, он оце-е-енит!
Лили завизжала. Джеймс тоже. Их вопли слились в один леденящий крик, который прекрасно выражал отношение всех обитателей замка к новому развитию событий: дурдом.
А когда все узнали, кто виноват в этом дурдоме, визжать — точнее, выть — пришлось уже Ремусу. Каждый из студентов считал своим долгом упрекнуть беднягу в том, что он разбудил своими чтениями и дурацким акцентом какую-то Глубинную и Очень Опасную Магию, ты понимаешь, что ты наделал, Ремус? И напрасно Ремус пытался оправдаться, бормоча о том, что это все Сириус, и вообще, не виноватый он! Весь Хогвартс осуждал Ремуса — за исключением преподавателей, эти, кажется, только посмеивались. А Ремус, в свою очередь, не давал житья Сириусу. В конце концов, кому не сиделось в теплой спальне, кто таскал их под сраную Иву?
— Это все ты виноват, — ворчал он за завтраком, давясь овсянкой и тыкая ложкой в Сириуса, — да, ты, и нечего строить щенячьи глаза, не прощу.
Сириус не сдавался и усиливал интенсивность щенячьих глазок — своего ультимативного оружия.
— Ну, Ремус, нам же было так хорошо, откуда я мог знать, что все так закончится… — Ремус на него только замахивался — первокурсницы замедленного действия все еще бдели.
— Очень хорошо — в такой-то холод! Это ты можешь шерсть отрастить, а я мерзнуть должен, как волчий хвост! Я говорил, я просил, но нет, Сириус же у нас самый умный, ему видней, где нам, дуракам, угнаться за его гениальной мыслью… Пошли, Питер.
Сириус, как и всегда в таких случаях, не желал оставаться крайним, а потому хватал Джеймса под руку и тоже скорбно убредал в другую часть замка. Джеймса никто не спрашивал — он вообще смотрел на мир пофигистично. По-другому дружить с Сириусом Черт Возьми Блэком не получалось.
Профессор Дамблдор спохватился очень быстро, а все-таки не смог заставить ее замолчать. Наложил заклятие для того, чтобы она не разболтала никаких школьных тайн, и на этом умыл руки. Ива, которой жить было крайне скучно, оказалась страшной сплетницей. Страдали от этого все. Впервые в истории Хогвартса в библиотеке начали собираться очереди — ученики по-честному пытались решить проблему. Проблема не желала умолкать.
— А вы-ы-ы зна-а-али, что о-о-от бе-е-еготни за Э-э-эванс ра-а-астут ро-о-ога? Спро-о-осите у По-о-оттера, у не-е-его на голове-е-е цела-а-ая ви-и-ишня вы-ы-ыросла уже-е-е!
Джеймс во всех библиотечных очередях конечно же стоял первым. Следом за ним обычно стояла Лили. Ярость струилась в ее венах, да такая, что время она коротала за беседой с виновником несчастий — возможно, поэтому библиотека Джеймсу никак и не надоедала.
Ремус и Сириус не отставали и таскались за несчастной парочкой. У Сириуса на Иву тоже был зуб: вечнозеленая и вечноязвительная сплетница на корню губила его годами выстраиваемую репутацию.
— Ме-ежду про-очим, — делилась она с девочками, которым не повезло проходить мимо, — а вы зна-аете, что ваш круто-ой панк Сириус рыдал в три ручья над «Бэ-эмби»? Ремус неделю жилетку от его сопле-ей отсти-и-ирыва-а-ал!
Доставалось и Ремусу, конечно. Тем более, что ему приходилось лицезреть Иву в непосредственной близости каждый месяц, и та просто не могла не пройтись по нему лишний раз:
— А Лю-ю-юпин ваш — блоха-а-астый, между-у-у про-о-очим! Во-о-он, Блэ-э-эк его выче-е-есывает по ноча-а-ам!
Первокурсницы не дремали и все чаще их стайки гнездовались неподалеку от Ивы. Ну а вдруг еще какие-нибудь интересные сведения всплывут?
Что еще хуже, с каждой неделей Ива разговаривала все лучше и лучше. Дошло до того, что она совсем перестала растягивать слова, и сплетни из нее летели быстрее, чем пули из пулемета.
— Девчонки тут обсуждали, — говорила Ива уже совсем по-человечески, — что размер носа соотНОСится с размером другой части тела. Интересно о чем это они? Вот у Снейпа нос огромный! И что это значит?!
Уровень женского внимания к Снейпу… нет, не взметнулся до небес, но определенно подрос. Что повергало в ужас и отчаяние Сириуса, на которого теперь девчонки смотрели с плохо скрываемыми улыбками.
— Где справедливость, Лунатик? — патетически восклицал он на всю библиотеку, отшвыривая в сторону очередную книжку и не подозревая, что по его душу уже идет мадам Пинс. — Ты скажи мне, где справедливость? Почему он, а не я?
Ремус не отвечал и только глубже зарывался в книжки, ероша волосы точь-в-точь как Джеймс: с некоторых пор у него постоянно чесалась голова, и он начинал подозревать, что возможно, Ива была не так уж и не права на его счет.
Разумеется, только Мародерами да Снейпом с Лили она не ограничивалась. Очень скоро ученики поняли, что от нее не спрятаться — даром, что Ива торчала на одном месте в доброй полумиле от замка. Джеймс придерживался теории, что сплетни ей носят птицы и мыши. Как бы то ни было, но о любой мало-мальски «интересной» истории ей становилось известно практически моментально. Попало как-то раз даже Фрэнку Лонгботтому — в высшей степени приличному (не сказать: скучному) человеку.
— А-а-а-а Фрэнк с Алисой целова-а-ались за теплицами-и-и! Фрэнк с Алисой целовались, Фрэнкс с Алисой целовались! — радостно повторяла Ива.
— И вам не стыдно? — сердито интересовалась Лили, изменяя своему правилу не разговаривать с Древним Злом. Ива неприлично хихикала в ответ:
— Да тебе просто завидно, потому что Поттер с тобой не целуется!
Единственным, кого Ива не трогала, был Питер. Остальные Мародеры тихо — а кое-кто очень даже громко — ненавидели его за это. Питер только пожимал плечами:
— Ну, ребят, а по-моему, у нее неплохое чувство юмора. — После этого ему обычно приходилось превращаться в крысу и делать ноги, пока Сириус не швырнул в него чернильницей.
Однако, как скоро выяснилось, это были еще цветочки, потому что в одно прекрасное утро Ива начала ругаться матом. Причем довольно умело — и с явным удовольствием.
— Пидор ваш Дамблдор, мамой клянусь, бля буду! И Гриндевальд тоже пидор, вместе запидорасились, голубки!
Внезапно в очередях начал появляться и крайне смущенный Господин Директор. Ученики ничего ему не говорили, но улыбались крайне выразительно.
— МакГонагалл, старая пизда, котят принесла!
Профессор МакГонагалл появлялась на лекциях с нечитаемым выражением лица. До библиотеки она не опускалась. На корзинки с кошачьими принадлежностями, появлявшиеся под дверью ее кабинета с завидной регулярностью, она тоже не обращала никакого внимания. Всегда такая строгая, но справедливая, теперь Декан Гриффиндора самым очевидным образом мстила. Все шампуни Сириуса чудесным образом пропадали, а сам он пропах кошачьей мочой. Профессор валила все на Миссис Норрис, но, круглосуточно умиравший со смеху Ремус точно знал, что ночью на лестнице он видел никакую ни кошку завхоза.
Но и это не могло продолжаться вечно. В один прекрасный день Ивы выдала совершенно невозможную конструкцию:
— Вот же тримбоблядская пиздохуевина, ебись оно все конем, блять! — высказалась она, когда чья-то наглая сова без всякого инстинкта самосохранения решила, что поточить клюв о ее ствол — отличная идея.
Случилось это за обедом. Слышно Иву было просто превосходно. Весь гриффиндорский стол как по команде обернулся к Ремусу. Тот стал красным, как его галстук, и закрыл лицо руками. Немедленно вскрылась страшная правда: тихий староста, отличник и вообще пай-мальчик Ремус Люпин матерился как сапожник буквально на каждом шагу. И только он умел выдумывать такие многоэтажные конструкции. Уровень всеобщей ненависти к нему достиг апогея. Больше всех смерти Ремусу желал Снейп — Ива все чаще отпускала какие-то весьма подозрительные намеки:
— Е-ебушки-воробушки, это что ж это делается-то, а? — шумела она, и щель, заменявшая ей рот, кривилась во вполне человеческой ухмылке. — Эванс, ну ты совесть поимей — разводите с Поттером свои игрища молодых оленей у всех на виду. И не стыдно тебе?
Снейп скрипел зубами, водил своим длинным (слухи еще не стихли) носом из стороны в сторону и отказывался давать комментарии. В конце концов вдобавок к тому, что Ива шутила про Парочку Гриффиндорских Ланей, появился еще и слух про самый здоровый кофе — кофе Снейпа. Теперь с зубной эмалью!
Сплетни, матершина и прочие непотребства перешли уже всякие границы. Мародеры, в свою очередь, перешли в режим убийства и хотели было решить дело радикально — спилить ее к чертям собачим, но потом подумали о шуме который Ива без всяких сомнений поднимет. Кроме того — а кто же будет охранять вход в Хижину?
— Я понял! — закричал взъерошенный (только представьте себе ужас ситуации) Сириус. — Она от чар не затыкается потому, что их на кору накладывают! А надо на сердцевину, смекаете?!
— Да хуйня это все, — отмахнулся Ремус. С тех пор, как его уличили на глазах у всех, он перестал сдерживаться и открыто крыл все и вся матом, вслед за Ивой. — Вся проблема в корнях. Не удивлюсь, если там под землей у нее мозги вырасти успели. Выкорчевать бы ее нахер… Пока она сама не выбралась и не ушла, — добавил он, вспомнив про Древня, и содрогнулся.
— Ну так проход у нее между корнями! — вдруг загорелся идеей Джеймс, — предлагаю одновременно кору, корни и сердцевину колдануть. Попытка не пытка!
— А вот это, пожалуйста, без меня, — Ремус подавил зевок и потер глаза, под которыми у него чернели огромные круги. — Мне по этому проходу еще год туда-сюда мотаться, если она меня потом придушит корнями — я вас с того света достану.
Джеймс только молча переглянулся с Сириусом. Вдвоем они требовательно уставились на Питера. У Питера не осталось выбора.
Прошло еще две недели, прежде чем план было решено воплотить. За это время Ива всем (во всех подробностях) рассказала о том, что бывает, когда цепляешься волосами за куст дикого репейника (Да-да, Сириус не просто так решился наконец подстричься!), как именно проходят свидания Поттера и Эванс (Лили сама к нему с поцелуями лезет! Бесстыдница!!!) и множество других не менее примечательных слухов.
Сириус, оскорбленный, но не сломленный, приступил к делу засучив рукава и вздернув нос. Тем более что теперь ему не мешала челка, которая когда-то так старательно лезла в глаза.
Подробностей той ночи Мародеры так никому и не раскрыли — но крайне побитые и счастливые, они моментально стали героями всего Хогвартса. По показаниям очевидцев, от вестей о немоте Ивы радостно улыбался даже Снейп.
И, хотя злые языки утверждали, что это ненадолго, дайте только срок, свое дело Мародеры выполнили на совесть. Ива заткнулась основательно. Год проходил за годом, из Хогвартса выпустилось уже уже не одно поколение студентов, и со временем рассказы о говорящем дереве стали походить на байки. И, наверное, так и остались бы байками, если бы в знаменательном девяносто третьем в Хогвартс не пришел преподавать последний из Мародеров — к радости студентов и ярости Снейпа. Все было хорошо до первого полнолуния. Но накануне утром, за завтраком, в открытые окна Большого Зала неожиданно ворвался скрип, от которого Снейп побелел, а Ремус вздрогнул и опрокинул на себя чашку с кофе.
— Ой, — Ива была в прекрасном расположении духа, словно не проторчала пятнадцать лет в удручающем молчании, — а вы знаете, что профессор Люпин уже неделю по вечерам заглядывает в подземелья? Интересно, чем это они там с профессором Снейпом занимаются? Кстати, Люпин, ты блох-то в итоге вывел или нет?
Все студенты шокированно смотрели на преподавательский стол. Ремус и Снейп переглянулись. Сложно было сказать, у кого сильнее дергается глаз.
— Северус, — тихо поинтересовался Ремус, — а вы не знаете, у Хагрида не найдется топор?
— Я точно знаю, что у него найдется еще и пила, — Северус кровожадно улыбнулся. — Жду вас через десять минут у Ивы, Люпин.