Кладбищенская карга

Я помню, как однажды подслушала разговор двух пьяных студенток на старом кладбище, где тени танцевали в свете луны. Их слова заполнили воздух тревогой, и сердце моё сжалось. — Я читала интервью, — произнесла одна, — говорят, в городе орудует маньяк. После того как его выпустили, он снова начал мстить. — Страшно это, — ответила другая. — Особенно, когда пропадают только женщины и молодые девушки. — Лучше не выходить поздно, — подытожила она, и в её голосе была настороженность, от которой мне стало не по себе. Они были правы. Поздно бродить одной — это как играть с тенью, которая может оказаться чем-то больше, чем просто темнота. Я огляделась вокруг: могилы, покрытые мхом, стояли как призраки, будто в ожидании чего-то зловещего. Каждая из них хранила тайны давно ушедших душ, и я знала, что их шепот может быть опасен. Тишина на кладбище была такой густой, что казалась живой. Я делала шаг за шагом, и каждый из них отзывался эхом в мрачной пустоте. Шорохи маленьких существ разрывали этот мрак, но они лишь подчеркивали, как одиноко здесь. Передо мной открывались неаккуратно закопанные могилы, их покрывала трава, как старая пелена, и в сердце затаилась тревога, полная загадок. В этом заброшенном месте я почувствовала, как мрак накрывает меня, словно холодное одеяло, и, может быть, я не одна. Может быть, кто-то или что-то наблюдает за мной из-за тени, жаждет моего страха, и эта мысль заставила меня ускорить шаги, хотя бы к выходу, где мрак не мог меня достать. Я стояла среди могил, которые выстроились рядами, словно молчаливая армия забытых душ, покинувших этот мир. Каждый памятник, изящный крест или скромная стела, казался мне хранителем печальных тайн, скрытых под земляными холмами. Их молчание было таким же тяжёлым, как груз ушедших жизней, и я чувствовала, как эти безымянные свидетели ждут, когда их истории будут вновь услышаны. Подойдя к одной из маленьких могил, я пыталась прочитать слова, оставленные любящими руками на изношенной плите. Чтение давалось мне с трудом — буквы плясали перед глазами, словно тени, которые прятались в паутине времени. Я с трудом распознавала их, и мне казалось, что природа забрала память с собой, оставив лишь смутные очертания. Внутри меня росло чувство тревоги и недовольства. Каждый день приносил осознание, что что-то идёт не так. Моя мама, стараясь успокоить меня, говорила, что всё будет хорошо, но я знала: где-то рядом таилась скрытая угроза. Мне не было страшно бродить среди старых могил. Я смотрела, как редкие посетители приходят сюда, прячутся от живых. Мама всегда строго говорила, что не стоит уходить далеко от дома, и я послушно оставалась в рамках, которые она мне задавала. Наш полусгнивший дом с облупившимися стенами стал для меня настоящим убежищем. Мама нашла его после того, как мы остались без крыши над головой. Каждый раз, возвращаясь туда, я чувствовала, что защищена от всего, что было вне. Внешний мир казался опасным и холодным, как мрак, окутывающий кладбище. Мама приносила домой одежду — разноцветную, разных размеров. Иногда она была слишком большой, иногда слишком маленькой, но всегда находила применение. Когда я спрашивала, откуда она это берёт, она лишь улыбалась и говорила, что это из волшебной коробки. Я никогда не могла понять, что она имела в виду, и мои попытки уговорить её отвести меня туда встречали только гнев. Сейчас, бродя по кладбищу и поглядывая на маленькие розовые часы, показывающие два часа дня, я знала, что у меня ещё полчаса свободного времени. Я запомнила, когда мама уходит и когда возвращается. В этом мире, полном призраков, я могла немного поиграть с тенями, прежде чем вернуться в своё укрытие. Из-за строгого запрета выходить из дома без маминого сопровождения я тщательно следила за временем. Каждая минута могла стать решающей, ведь, вернувшись поздно, я рисковала быть замеченной. В такие моменты я представляла, как её длинные острые ногти вонзаются в мои волосы, оставляя за собой следы страха и гнева. Стоило мне лишь раз ошибиться, и её ярость обрушивалась на меня, как буря. Фиолетовые пятна на коже становились напоминанием о моих проступках, и я знала, что они останутся надолго. Я всегда пыталась угадать, что снова вызовет её гнев, но это было непросто. Каждый шорох, каждый вздох казались потенциальной причиной для её возмущения, которое поглощало меня целиком. В такие моменты мне нужно было найти способ успокоить её, чтобы избежать новой вспышки, ведь страх её ярости был глубже, чем любой ужас. Стрелка часов приближалась к трём, когда я вдруг услышала детский плач. Любопытство овладело мной, и я пошла на звук, остановившись у небольшой группы. Там стояла светловолосая женщина, обнимающая маленькую девочку и шепчущая ей что-то на ухо. Мне показалось, что она стремилась слиться с девочкой в единое целое, как будто это было единственным способом успокоить её. Плач постепенно стих, и девочка вытерла лицо, кивнув. Неподалёку, прислонившись к дереву, стоял высокий парень с тёмными волосами. Внутри меня появилось странное чувство, похожее на страх и любопытство одновременно. Я никогда не испытывала ничего подобного, и меня охватило смятение. Подойдя ближе, я услышала их разговор. — Зачем она пошла через это кладбище? Кто ей говорил сокращать путь? — прорычала светловолосая женщина. — Не знаю, видимо, очень хотела домой, — ответил парень с тяжелым вздохом. — Где-то же должен быть её телефон. — Ты уверена, что его не забрали? — спросил он, и в его голосе послышалась нотка тревоги. — Я слышала, как кто-то приказал выключить его. Но видно, второй забыл, потому что звонок продолжался. Парень тяжело вздохнул. — Ищи! — Приказала женщина. — Мы тут уже всё обыскали, всё кладбище обошли, его нет нигде, как и следов. — Парень достал из кармана штанов телефон. Медленно, но к ней стало приходить осознание всего произошедшего. Если бы она сейчас не вернулась и не забрала бы красную безделушку, как её всегда называла мама, эти люди забрали бы телефон себе. Мама постоянно просила забирать их, после чего ломала их дома молотком. — Я хочу к маме, где моя мама? — Завыла девочка. Ребёнок вновь заплакал, и я увидела, как лицо женщины резко изменилось. Я заметила, как и из её глаз потекли слезы. Девочка вновь прижалась к полной женщине. И вновь я увидела, как их тела соединяются в одно. Это было странно, но казалось, каждой из них это помогает. — Ублюдок, что сделал это, заплатит по полной. — Прорычал парень. — Нападать и похищать людей бесчеловечно! От сказанных им слов в груди кольнуло. Меня охватило неприятное чувство, оно сжималось и витало внутри меня, как плотный туман. Чувство вины неумолимо приближалось, окутывая меня все сильнее и сильнее. Мои попытки убежать от этого ощущения были провальные. К горлу подступил ком, предупреждая о грядущей опасности. Я сидела и наблюдала за этими людьми, не понимая, что происходит со мной. Они говорили о той женщине, которую мы ночью принесли домой. Мама тогда много ругалась, обзывая женщину дрянью и падалью. Из-за неё у мамы было расцарапано всё лицо и порвана одежда. Она ударила маму током при помощи какой-то штуки, после чего её тело ещё долгое время дрожало. Мне пришлось несколько раз ударить женщину молотком, чтобы она упала на землю, и мама смогла усыпить её. Часто по дороге домой мне приходилось помогать маме встать, из-за той штуки ей было тяжело идти. — Хочу к маме! — Вновь завыл ребёнок. — Она же не умерла? — Нет, конечно нет, дорогая моя. Просто твоя мама с кем-то видно поругалась, скоро мы её найдём. — Щебетала женщина с какой-то неуверенностью в голосе. Умерла? Да. Части её тела мама вчера приготовила нам на ужин. Благодаря этой женщине у нас было что покушать. Казалось, что всё идёт своим чередом, что всё нормально. Только почему-то эти люди были так удивлены и боялись этого слова «Умерла». Так странно. Они ведь тоже так делают, так почему в их голосе столько боли и печали? При вопросе о боли я почувствовала, как мои волосы натянулись, а рот накрыла холодная грязная рука. — Дрянь мелкая, — прошипел знакомый мне голос. — Ты как вылезла из конуры? Я промолчала, не желая говорить ей, что давно научилась открывать замок. — Не важно. За мной. — Она дёрнула меня за ошейник, затянув его потуже. Дышать стало тяжело, однако приложенный мамой палец к губам заставил меня терпеть и молча идти. По пути она постоянно оборачивалась, дёргалась от каждого шороха и вечно подгоняла меня. Из головы не выходил разговор тех людей. Хоть они и стояли далековато, мама не стала, как обычно, душить меня и кричать. По дороге домой я всё пыталась понять её такое поведение, однако на ум ничего не приходило. Странные были они, люди эти. Из-за обычной смерти другого человека так расстраиваться. Вернувшись домой, мать рукой указала на деревянное сооружение, в котором я всегда сидела, когда совершала какую-нибудь провинность. Стоило мне залезть внутрь, как спина сильно заболела. Я не любила здесь сидеть, поздней осенью всегда холодно, и сидеть в конуре мне не хотелось. Но из-за того, что я сегодня утром разбила единственную кружку в доме, мама отправила меня сидеть сюда. Пару лет назад у меня была своя собственная комната, но тогда ещё был жив папа. Мои родители развелись, когда мне было три года. Отец пил и бил маму почти до смерти. Мама постоянно молилась, чтобы он сдох. В его адрес постоянно летели грубые слова. Всякий раз, когда мама таскала меня за волосы по нашей старой однокомнатной квартире, отец кричал на неё. Так всегда и получалось, мама била меня, а отец бил её. Он искренне любил меня, ибо я помню, какая добрая и светлая у него была улыбка. Я часто плачу в одиночестве, приговаривая: «Если бы папа был рядом, он бы спас меня от мамы». Но после его смерти мама словно с цепи сорвалась. В тот день она одела меня в первое, что нашла. В одной руке у неё было два пакета с какими-то вещами, а второй рукой она держала мою руку. На мои вопросы, куда мы и где папа, она не отвечала. А потом и вовсе стала бить меня за любые вопросы, касающиеся нашей прошлой жизни. Из головы до сих пор не выходил тот крик девочки. Она так кричала и желала увидеть свою маму, что мне в голову пришла отличная, как мне показалось, идея. Если она увидит части тела своей матери, возможно, успокоится? Если она ей так дорога. Пробраться тайком в дом мне не составило труда. Мама в это время обычно ложилась спать. Надеюсь, те люди ещё не ушли. На кухонном столе лежал черный пакет, я точно помню, что там лежала правая рука женщины. Её должно хватить, девочка должна узнать. На цыпочках, крадучись, мне удалось подойти к столу. Моя рука уже потянулась к пакету, как на глаза попалась газета. На главной странице была фотография пропавшей женщины. Из написанного мне удалось понять, что пропала она вчера и её ищут. Также на глаза попадались такие слова, как: «Похищение», «Убийство», «Дома ждут», «Ждёт наказание». В висках заболело. Руки по неизвестной причине задрожали. Я повернула голову, видя спящее лицо своей матери. Её грязное лицо было всё в ссадинах. Руки были покрыты синяками, поперек вен красовались следы от глубоких порезов, которым когда-то мама шантажировала папу. Всё внутри сжалось. Я вновь посмотрела на черный пакет, никак не решаясь взять его. Однако вновь вспомнила крик и слезы той девочки. Мне не составило труда понять её боль, ведь я также плакала и пока мама не видела, кричала, чтобы он вернулся. Выяснить, что с ним случилось и почему до сих пор не вернулся за нами, мне не удалось. Но, возможно, ответ лежит на поверхности, просто я его не вижу или отказываюсь признать это. Взяв пакет, я прокляла всё на свете. Ибо, задев им тарелку, звук бьющегося стекла разбудил маму. Последнее, что я увидела, были её удивленные, озлобленные глаза. — Прости… — Прошептала я, пятясь назад. Сорвавшись с места, я рванула на улицу, слыша позади себя истошный крик и грохот в доме. До ушей добрался звук резко открывшейся двери и дикий вопль. Угрозы смерти, если я не остановлюсь, доносились до моих ушей. Пару раз оглянувшись назад, я видела её, бегущую за мной. Её глаза горели, ещё никогда в жизни мне не доводилось видеть её такой злой и испуганной. Из-за того, что её тело ещё дрожало от вчерашней штуки, которой ударила её та женщина, мама не могла бежать так быстро, как умела. Это давало мне фору. Наконец, когда она стала нагонять меня, я перестала оборачиваться, глядя только вперед. Я надеялась, что те люди ещё не ушли, ибо они были моей последней надеждой на спасение. Когда до нужного места оставалось совсем чуть-чуть, я почувствовала, как мне в спину попало что-то тяжелое. Упав на землю, я увидела рядом лежащий камень. В нескольких метрах от меня стояла мама. Её лицо горело, а тело тряслось. Она быстрым шагом двинулась в мою сторону. Схватив пакет, я попыталась встать, но её рука уже успела закрыть мне рот, повалив на землю. — Сучка! — заверещала она, ударив свободной рукой меня по лицу. — Ты что творишь?! Дрянь! — она продолжала бить меня по лицу, пока из моего носа не потекла кровь. Она несколько раз ударила меня головой о землю, сев на меня сверху. Дрожащими руками она наносила удары, точно зная, где достать, чтобы нанести наибольшую боль. Кулаком она продолжала бить меня по лицу. Раздался глухой хруст, и я ощутила острую боль, которая заставила меня закричать. Мама закрыла мне рот рукой, свободной рукой схватив за волосы, начав вновь бить о землю. — Ты не доживёшь до утра, я тебе обещаю! — Шипела она, заставляя поверить каждому её слову. Последнее, что я помню, было расплывчатое лицо матери. Звериный оскал, с которым она избивала меня, четко отпечатался в моей памяти. *** На ужин сегодня были макароны с домашними котлетами. Стоило мне доесть вторую порцию, как подошедшая ко мне бабушка сразу же забрала пустую тарелку у меня из-под носа. — Не лопнешь? — Старушка мило улыбается, гладя меня по голове. — Нет! Ты очень вкусно готовишь! — Прощебетала я, спрыгивая со стула. — А теперь иди умывайся и ложись спасть. Уже одиннадцатый час. — Конечно. Мой взгляд упал на массивный стол, сделанный из надежной древесины. На нем лежала белая скатерть, которую бабушка очень любила. Стол переносил на себе груз кулинарных шедевров этой чудесной пенсионерки. Запах вареников, пельменей и борща всегда стоял на этой маленькой, но очень уютной кухне. После всех процедур я отправилась во вторую комнату небольшой квартиры. Потертые обои и висящий на стене ковер с разными узорами радовал мой глаз. Здесь было так тепло и просторно, у окна стоял мой личный письменный стол, а у стены был деревянный шкаф. С тех пор как я переехала к бабушке, у меня появилась новая одежда и игрушки. Мне больше не приходилось кутаться в одежды, чтобы согреться. Бабушка никогда не поднимала на меня руку, отчего моё тело позабыло, что такое ссадины и синяки. Я помню, как проснулась в больнице, а рядом сидела заплаканная бабушка. В руках она держала папки с какими-то документами. Пока она не видела, я успела подсмотреть, что там. И увидела фотографии моей мамы и лица всех тех, кого она приносила домой. Все листы были исчерканы красной ручкой, там было много мелких слов и много печатей. Я так и не смогла прочесть, что там было. А на вопросы, где моя мама, мне лишь отвечали, что больше она меня не обидит. Шло время, и я стала забывать её черты лица, из памяти исчезли жуткие воспоминания. Но отчего-то меня постоянно мучили кошмары. В каждом таком сне я видела те горящие глаза и угрозы, что были адресованы мне. Лежа лицом в подушку, не в силах уснуть, уже который час, до моих ушей донесся скрип старой входной двери. Я знала, что бабушка никуда не выходила, а ключей от её квартиры больше ни у кого не было. По телу пробежали мурашки. В коридоре я услышала чей-то шепот, до боли знакомый мне шепот. Я слышала крадущие шаги, что приближались к моей комнате. Следующее мгновение и шаги стали уверенными, казалось, кто-то мчится в мою комнату. Я зажмурилась, узнав, кому принадлежат эти шаги. В голове вновь прозвучало данное ей обещание. Всё тело напряглось, и мысленно я прощалась с жизнью. У двери шаги стихли, но я слышала тяжелое дыхание за дверью. Она ногтями провела по двери, наверняка чувствуя, что я не сплю. Отдаленно, совсем тихо, я слышу её голос. — Привет. Голова закружилась, и тело обмякло. Солнечные лучи, что прокрались в мою комнату через не задёрнутые шторы, заставили глаза открыться. В коридоре я услышала голос бабушки, что ходила по коридору. Выбежав из комнаты, я заметила её, одетую в легкий летний цветочный сарафан. — Ой! — Воскликнула старушка, посмотрев на сонную внучку. — Ты чего так рано встала? Обычно до обеда спишь. — Солнце очень ярко светило, вот и проснулась. — Вот как, ну хорошо. А я как раз из магазина вернулась, сейчас блинчики жарить буду. — Бабушка прошла на кухню, неся в руках два легких пакета. — А ты беги умываться, завтракать будем, как раз купила сгущенки, как ты любишь. Непроизвольно на моём лице просияла улыбка. Сделав шаг в сторону бабушки, я заключила её в объятия. Я не видела выражение её лица, но чувствовала, что она удивлена и очень рада такому жесту. Я почувствовала на себе её мягкие и теплые руки. Мне не было страшно, когда она прикоснулась ко мне, мне было спокойно.