Мяу 3. Рождественское

23 мая 2002. Четверг. День – Ну, как твоя практика? – Нормально, – сухо отозвался Юра, глядя в тарелку. – Смотрели электрощитовую. Завтра будем изучать чертежи. Ольга скривилась. Приехавший на побывку братец за годы учебы стал еще бóльшим занудой. Схемы, чертежи… и на это он променял их отцовскую науку? Парни с завода тут же побросали бы свои детальки, если бы им предложили заняться магией – а этот уперся, мол, хочу быть нормальным. Природа дала ему мозги и лучшего в мире учителя, а он решил спустить все на судьбу простого инженера. – Хорошо, – ласково ответил отец и занял свое место. Его Ольга не понимала – и чего он возится со своим Юрочкой, неужели еще надеется, что он образумится? Мы должны уважать его выбор, говорил отец, а сам ведь только и ждал момента, чтобы спросить. – Не передумал еще? Ты ведь знаешь, твои мозги в организации… – Я уже сказал, что не хочу, – Ольга поражалась, как он терпит это ослиное упрямство. С тех пор, как мамы не стало, он как-то особенно нежничал, будто боялся, что всегда тихий приблудыш неожиданно сорвется. И вообще вел себя так, будто это Юрина потеря, хотя это была мать Ольги, которая до конца жизни притворялась, будто он что-то вроде подобранного щенка. Даже в горе оказалось, что отцу Юра ближе. – Ну, ты еще подумай, – пробормотал отец. Юра ничего не ответил, а Ольга до дрожи в пальцах стиснула вилку – хотелось воткнуть ее в Юру, куда-нибудь побольнее, чтобы перестал корчить важность и хоть раз дал волю чувствам. Она ни разу не видела, чтобы он плакал. Он даже улыбался редко, и всегда этой своей ухмылочкой, будто знает больше других. Когда-нибудь в этой любимой электрощитовой его дернет током, злорадно думала Ольга, и тогда ему придется отреагировать. Хотя с него станется даже тогда пожать плечами и сделать вид, будто ничего не случилось – словно отец робота подобрал, а не ребенка. – А знаешь, я рад, что ты приехал… – снова завел отец свою жалкую речь, но сорвался на полуслове. Он подскочил, подбежал к буфету, схватил лежащую на полке газету и спешно затолкал ее в ящик. – Если хочешь, завтра я приготовлю котлеты, – продолжил он, делая вид, что ничего не произошло. Когда Юра отправился к себе – отец все еще держал их старую комнату нетронутой, хотя никто из них уже там не жил, – Ольга вытащила газету из ящика. – Что ты там прячешь? – Спросила она отца. – Ничего я не прячу. – Я все видела. Ты специально ее убрал, когда заметил. Что там? Отец молчал, как партизан, пока Ольга не пролистала всю газету и не нашла на последней странице небольшую заметку. В разделе «Проба пера» был чей-то ученический текстик о малоэтажке, в которой произошел взрыв газа. Автор явно дал волю воображению и собрал все городские легенды, снабдив собственными домыслами – то, что получилось, скорее напоминало фантастический рассказ, чем статью. – Это о его доме, да? Думаешь, он увидит эту чушь? – Да, увидит, – раздраженно ответил отец. – Я не хочу, чтобы он снова вспоминал. – Но это же ерунда, – фыркнула Ольга. – Подумаешь, какой-то дурак решил раскопать старые тайны. – А что бы ты сказала, если бы кто-то решил написать что-то подобное о твоей матери? Это был запрещенный прием – и тем больнее, что сказал это отец. Это нельзя было сравнивать – ее горе было свежим, так и не выстраданным, потому что всегда были задания, на которых нельзя страдать… за Ольгу рыдали ее големы, которых она потом в бессильной ярости протыкала ножом. – Юра! – Крикнула Ольга, глядя на отца злыми глазами. Тот мгновенно изменился в лице. – Юра, иди сюда, мне надо кое-что тебе показать! – Не смей, – прошипел отец и попытался отобрать газету, но Ольга была ловчее и выскочила в коридор. – Чего тебе? – Буркнул Юра, выходя из комнаты. – Смотри, тут про твой дом… в газете написали, – Ольга сунула заметку ему под нос. – Оказывается, там не все чисто, есть много разных версий, может, это и не взрыв газа… – Мне не интересно, – прервал он ее. Ольга опешила. – Как это? – Вот так. Я давно решил, что не хочу об этом думать. И мне все равно, что об этом написали. Вот же бесчувственный чурбан, подумала Ольга, когда Юра закрыл дверь перед самым ее носом. Будь она на его месте, непременно прочитала бы, и наверняка провела полночи, рыдая в подушку. Но у любимого папочкиного зверька в голове, видимо, были только его любимые схемы, потому что не мог живой человек быть так равнодушен к гибели собственных родителей. Ольга ушла домой, расплевавшись с отцом, как с врагом – а вечером Юра пришел к ней. – Я хочу сходить на то место, – сообщил он. – Ты можешь сходить со мной? Теплое закатное солнце высвечивало пустырь, очерченный домами. Ольга стояла чуть поодаль, глядя на Юру – она никогда не умела утешать, и сейчас предпочитала держаться подальше. Он был не способен на истерики, а на глубокое понимание его внутреннего мира она не претендовала. В конце концов, их трагедии действительно не были похожи: ее мать угасла постепенно и очень понятно, а он остался сиротой вдруг и странно – даже Ольга, не зная истории в деталях, удивлялась, что это за газ, который взорвался так аккуратно, что не тронул чужие квартиры? Юра долго ходил туда-сюда, а потом обернулся. – Подойди сюда, – сказал он, и Ольга нехотя сошла с тропинки. – Чувствуешь? – Юра стоял, задрав голову в небо, но Ольга не чувствовала ничего. – Запах. Такой… тяжелый? Ольга принюхалась. Отец всегда учил их различать запахи: учил, что каждый индивидуален, что можно их извлекать, копить и вычислять по ним людей в толпе. Но ей не достался чуткий нюх – она хорошо знала технологию и помнила всех, чьи образцы хранила, но чтобы вот так выхватить случайный, да на пустом месте… но постепенно она почувствовала, о чем говорил Юра. Над пустырем плыл тягучий дух, похожий на запах падали, тщетно замаскированный дешевым одеколоном. – Кажется, да. – Мне кажется, я не впервые его чувствую. – Брось, Юра, – возразила Ольга. – Откуда ты можешь знать? Отец же говорил, что воспоминания формируются… – А еще отец говорил, что тяжелая магия сохраняется долго. – Это пустырь. Тут кто угодно мог ходить. Откуда ты знаешь, чей это запах? – Это магия, Ольга. А пустырь просматривается со всех сторон. Не лучшее место для ритуалов. – Ну допустим, – Ольга почти сдалась. Спорить с Юрой всегда было гиблым делом. – И что дальше? Юра помедлил и ответил: – Я передумал. Я хочу знать, что здесь произошло. Я хочу знать, как погибли мои родители. *** 24 декабря 2011 года. Суббота. Вечер Юру оказалось поймать тяжелее, чем Ольга думала – он не сидел на месте. Она извела все зелье, гоняясь за ним по Киеву. Сначала вонючая забегаловка, в которой даже нельзя было понять, где именно он сидел и как давно ушел. Потом – подпольная травяная лавка, полная местных ароматов – и тоже ничего. Старичок за прилавком покосился на нее с недоверием, когда она показала ему фотографию Юры из досье. Ольга молча вытащила удостоверение и положила его рядом с фотографией, и тогда он нехотя сообщил: – Ага, знаю. Часто ходит. Сегодня был аж два раза. Вернее, три – один раз зашел, увидел какого-то лохматого и тут же поскакал за ним на улицу. – Какого лохматого? – Да обычного такого… роста среднего, куртка такая простенькая… – А зачем? – А я почем знаю… но он через пять минут обратно залетел. Нервный был, жуть. Когда расплачивался, два раза обсчитался. – А что покупал? Старик нагнулся куда-то за прилавок и вытащил оттуда старомодную пику на деревянной подставке с насаженными на нее листками. Отсчитав нужный, он подслеповато сощурился и прочитал: – Дудник, цветки аниса, бузина, медная плошка и ягоды можжевельника. А, и еще… – он отставил листок подальше, будто не мог разобрать. – А, вот. Презервативы и смазка. – Чего? – Не удержалась Ольга. Она присматривала за Юрой все эти годы и не разу не видела, чтобы он обзавелся пассией. Отчего-то сразу захотелось оттаскать старика за бородку за такие признания, но она взяла себя в руки и добавила невозмутимо: – Вы и таким торгуете? Старичок молча ткнул пальцем в дальнюю витрину в самом темном углу, где висел неприметный шкафчик, занавешенный ширмой. Больше он ничего не вспомнил, как Ольга его не расспрашивала, и ей оставалось только уйти. Она сидела на водительском сидении и задумчиво вертела в руке последнюю пробирку с поисковым зельем. Юра явно что-то мудрил. Носился по городу, как угорелый, плутал следы – иначе черт не понес бы его в дыру, пропахшую жареными котлетами, – покупал какие-то ингредиенты и зачем-то презервативы. Кто, обнаружив слежку, собирается на свидание, прихватив ингредиенты для зелья, которое временно снимает заклятия? Что за лохматый заходил в лавку, и зачем Юра за ним погнался? Куда он, черт побери, собрался?! В молодости она постоянно боялась, что этот момент наступит. Но чем дальше, тем больше в ней крепла уверенность – люди Юру не интересуют. Он жил, как и в детстве, носом в книги, отвлекаясь только на дела, вот только обзавелся големом и щегольскими штиблетами. А теперь, на четвертом десятке, в нем проснулся авантюризм – да еще и в такой неподходящий момент. Если бы Ольга могла, то признала бы сейчас – она ревновала. Но это не укладывалось в голове. Она всегда считала Юру подкидышем, который из-за насмешки судьбы стал папиным любимцем; отцовской придурью, ручным зверьком… и даже то, что она собиралась сделать, было вовсе не для того, чтобы он обрел душевный покой – а чтобы перестал ее мучить своим расследованием и появляться там, где его не ждут, чтобы занялся уже, наконец, работой… он ведь вертелся под ногами, выслеживая ведьму, которая работала на них. И дело было только в этом, а совсем не в том, что он не может позволить себе человеческую жизнь, пока не отомстит за родителей. Вот только теперь Ольга сомневалась – если освободить его от бремени, что он будет делать? Неужели найдет себе пару, заживет размеренной жизнью? Не для такого их растил отец. Они были созданы для большего. Кроме Юры, у нее не было никого. Предатель-муженек, назначенный ей организацией, всегда был просто еще одним заданием. До этого дня и у Юры никого не было – и, как бы Ольга не презирала его выбор, ей нравилось знать, что она и Юра связаны навсегда. А теперь слепой старик в грязной лавке сообщает ей… о таком. Хотелось позвонить, подобно обманутой жене, и закатить скандал – где ты, с кем ты, немедленно говори, – но Ольга сдержалась. Все было слишком сложно – Юра, его экземпляр, запахи тех двоих у него дома, ингредиенты для зелья и какой-то подозрительный лохматый тип из лавки… ей нужно было застать его врасплох, чтобы знать наверняка. Ольга прищурилась, разглядывая тягучую темную жижу в пробирке. У нее оставалась последняя попытка, и теперь она боялась ею воспользоваться. Кто знает, что она найдет – может, это ей вовсе не надо видеть. Но она всегда шла до конца, и поэтому решительно достала блокнот и вылила зелье на свежую страницу. Праздничные дороги всегда напоминали ад, увешенный фонариками. Коктейль из зимней усталости, предновогодней суеты и порой других, самых обыкновенных коктейлей превращали людей в непредсказуемых существ: кто-то бешено шнырял, бросаясь под колеса, кто-то наоборот, плелся, как недоенная корова, а кто-то успешно сочетал оба стиля. Все три типа приводили Ольгу в бешенство. Хуже всего были таксисты – они старались посильнее навариться в эти дни и оттого были повсюду. А самым большим злом были частники без шашечек, потому что их было не отличить от остальных. По долгу службы Ольга сталкивалась с разной хтонью, но эти были самые жуткие. Тот тип, который выскочил на красный ей наперерез, точно был частником, и Ольга пожалела, что она не умеет накладывать проклятия. Резко ударив по тормозам, она сжала руль. Такси проскочило впереди и испарилось, и Ольга почти обрадовалась. Но не тут-то было – сзади раздался тихий глухой толчок. У того, кто ехал сзади, оказалась плохая реакция. Из последних сил стараясь не сорваться, она выбралась из машины. – Ты права купила что ли? Какого хрена тормозишь?! – Тут же налетел на нее урод, врезавшийся сзади. – А ты про дистанцию вообще слышал? – Огрызнулась Ольга. – Или у тебя глаз нет? – Какого хрена… – начал было водитель, но в Ольге проснулся зверь: – Слушай, ты! – Заорала она, схватив его за воротник и с силой рванув на себя. – Мне только тебя, козла, сейчас в жизни не хватало! Мне плевать, что сегодня Рождество – если ты еще хоть слово вякнешь, я тебе шею сломаю, понял? Будешь до конца жизни на свое корыто задом наперед садиться, потому что башка назад смотреть будет! Понял меня? Водитель потерял дар речи, зависнув своим мощным телом в ее хрупкой ручке. Ольга перевела дух, и тут увидела маленькую девочку, прилипшую на заднем сидении носом к оконному стеклу. Этот тип вез ребенка – а она только что угрожала свернуть ему шею на глазах его дочки. – Я понял, понял… – забормотал он. – Еще и с ребенком… глаза себе вставь куда полагается, а потом езди, – зло добавила Ольга и разжала руку. Не дожидаясь, пока до бедняги дойдет, что случилось, она юркнула в машину и дала по газам – черт с ним, с разбитым задом, нужно было убираться отсюда как можно скорее. Шок отпустил Ольгу, лишь когда она добралась до нужного адреса. Это оказалась гостиница. Она замерла, разглядывая через ветровое стекло светящуюся вывеску. Только сейчас до нее дошло, что она творит. Ей нельзя нападать на людей, нельзя тратить подотчетные зелья на личные дела, нельзя допрашивать лавочников и тем более махать удостоверением. Это все оставляет след – если кому-то придет в голову узнать, что она делала, кого и зачем выслеживала, то весь ее тщательно продуманный план рассыпется в труху, а саму ее сошлют к черту на рога к бесправным обезьянкам, где она до конца жизни будет плести кружевные воротнички. Даже если она прямо сейчас зайдет в гостиницу и обнаружит там Юру, то сделает только хуже. Он поймет, что она за ним следила, разозлится, и тогда уже ни во что не поверит. Все, что она провернула – все будет зря; и если она так подставилась, но нужно хотя бы сделать так, чтобы все было не напрасно. Последний раз взглянув на вывеску, она тихо завела машину.