Вы не знаете, что такое любовь. Вы не знаете, что я могу дать вам. Любовь, безудержную и безрассудную, как потерянная надежда. Любовь неистовую и тихую: неистовую, как преступление, и тихую, как сон.
Олдос Хаксли «Контрапункт».
***
Внутри стен экспресса царила непривычная оживлённость: дождь, неожиданно посетивший Лофу, вынудил всех собраться за общей беседой, заполнив людьми общий вагон, как стихийным бедствием. Март сновала туда-сюда с фотоаппаратом, Химеко, господин Янг и несколько гостей вели приятную беседу за чашкой горячего, крепкого кофе. Келус поëжился. Несмотря на божественный запах, воспоминания о горьком напитке до сих пор вызывали приступ тошноты, а вместе с ней горечи, обжигающей горло и сводящей судорогой язык. Но если отбросить мелочи… Ему нравилось, что тишину разбавляли звонкие голоса, что он обрёл так много друзей во время нелёгкого путешествия, что все интриги наконец-то раскрыты и до новой миссии первопроходцев осталось совсем недолго. Как бы он не радовался спокойным денькам, жажда освоения других миров тянула бороздить космические просторы, рассекая пространство и время. Наверное, именно такое сладостное предвкушение испытывал Акивили, прежде чем известить Вселенную о своей гибели. Парень отвернулся к иллюминатору. В отражении стекла каждый виделся как на ладони. Все, кроме одного человека. Келус неосознанно пробежался взглядом по пëстрым макушкам, не находя полюбившийся чëрный шëлк. Куда же он мог запропаститься?.. Растерянность сжала гипотетически существующее сердце. В последнее время видьядхара и без того слишком скрытный и тихий. Голубоватая сталь перестала сиять как прежде, в уголках глаз затесалась отчётливая печаль. Парню бы хотелось составить другу компанию, чтобы хоть ненадолго стереть траур, лëгший на лицо неотъемлемой тенью, и стряхнуть чувство вины, следующее за ним по пятам, точно неразлучный с планетой спутник. Он вновь обеспокоенно оглянулся. Тщетно. В общем вагоне его точно нет. Тогда, может, следует поискать в спальном?.. В архиве Кел также не обнаружил Дань Хэна. Он неспешно прошёлся по комнате, цепляясь взглядом за каждую мелочь: парящие частички пыли успели осесть на компьютерный монитор и книжные полки, чернила в тетради высохли и потемнели, системный блок остыл, смятое одеяло, брошенное комом, больше не хранило чужое тепло. Похоже, видьядхара не появлялся здесь с раннего утра. Озадаченный, Келус сел на пол, переливающийся отблесками лазурной воды, массируя виски, уходя пальцами в волосы, случайно натягивая разлохмаченные пряди. Куда же мог отправиться дракон, если на улице чуть ли не с рассвета льёт как из ведра и периодически раздувается шквальный, пронизывающий до костей, хоть и не сильно холодный, но колючий ветер? Погодка для прогулок не шибко удачная. Он написал несколько сообщений, но, как и ожидалось, на Лофу связь по-прежнему оставалась до смешного отвратительной. Вот тебе и продвинутые технологии… Первопроходец выждал пару минут. Дань Хэн не ответил. Мысли неслись неуправляемым поездом — парень перебрал все места, которые бы, возможно, захотел посетить видьядхара перед отправлением на другой край Вселенной. Поднявшись на ноги, Келус решительно направился в кладовую, попросил у Пом-Пом зонтик и, вооружившись забавной вещицей, вновь показался в общем вагоне, направившись прямиком к Химеко. Пытливые золотисто-медовые глаза светились от любопытства. Женщина чуть прищурилась, как будто бы уже догадавшись, что у него на уме. На её лице появилась нежная, по-матерински ласковая улыбка. Прежде не знающий, что такое сомнение, первопроходец замялся, неуверенно перебрав пальцами промасленную бумагу, не понимая, от чего так внезапно разнервничался. Наверное, всему виной проницательный взгляд и нагнетающее беспокойство, рисующее жуткие картины того, что могло произойти с драконом, несмотря на то, какой недюжинной силой он обладал. — Когда отправление? — на одном дыхании выпалил парень, крепче сжав зонт. Идея покинуть уютный экспресс во время проливного дождя ещё никогда не казалась столь привлекательной. — Через пару часов. Хочешь напоследок куда-то сходить? — Дань Хэна нигде нет. Думаю, я знаю, где его можно найти. Женщина глухо рассмеялась. Почему-то её добродушный смех был до странного успокаивающим. Келус почувствовал, что весь надуманный страх растворился так же быстро, как маршмэллоу в какао. Волнение, державшее сердце в железных тисках и вынудившее трепетать Стелларон, отступило, напоследок мазнув стыдом по щекам. В самом деле, и чего он так распереживался, да ещё за того, кто с завидной лёгкостью способен манипулировать жидкостью? — Хорошо, верни Дань Хэна домой. Жар ущипнул затылок и уши. Бесспорно, Химеко пошутила, сыграв на его с Март опасении, что видьядхара мог предпочесть их маленькой, дружной семье родные места. Жестоко, ведь в тот момент это и вправду было единственным, что взволновало настолько, что не держали ноги и подводили голосовые связки… Он не помнил, что бросил в ответ на прощание, прежде чем как ошпаренный выскользнул из вагона, позабыв обо всём на свете. С каждой секундой ливень усиливался, всё больше напоминая водопад в непередаваемых, космических масштабах. Дальше вытянутой руки обзор искажался, теряясь в белоснежных осадках, образовавших мнимую дымку. Брызги сразу же окропили брюки и плащ. Разбиваясь об зонт, дробясь на миллионы осколков, небесная вода напевала умиротворяющую мелодию. Замершая природа очаровывала безмолвием. — Келус! — парень вздрогнул. Поражённый величием непогоды, он не услышал, как позади скрипнула дверь и раздались торопливые шаги. Девушка выглядела обеспокоенной, как будто немного обиженной. Он поспешил защитить её от ледяных капель, наклонив купол, не заботясь о том, что дождь мгновенно промочит оставшийся без защиты рукав. Ну и пусть. Зато совесть будет спокойна, что пушистые, невесомые локоны, похожие на сахарную вату, останутся, как и прежде, сухими. — Куда ты уходишь? Подожди меня! Щемящая боль сразила грудную клетку межрёберной невралгией. Её встревоженный голос, растерянный вид, суетливые, бессмысленные движения — каждая мелочь молила остаться, помедлить ещё чуть-чуть. Девушку не испугали ни холод, ни грязь, и даже промозглой сквозняк, сводящий судорогой пальцы, оказался не в силах остановить еë. Март подошла вплотную, схватившись под руку, тем самым спасаясь от ветра и сырости. Келус ловко перехватил зонт, накинув часть плаща на дальнее от него плечо подруги и закрыв её от косых осадков. Девушка чуть смутилась. Тепло Стелларона мягко и слишком уж по-домашнему щекотало оголённые ключицы. — Извини, Март, но сегодня я хочу побыть в одиночестве, — парень бережно положил ладонь на розовую макушку, растрепал непослушные волосы. — В качестве компенсации принесу тебе что-нибудь вкусное. Возвращайся, иначе промокнешь. Согласись, мало приятного, — уголки губ расплылись в лëгкой, покровительственной улыбке. Во взгляде взрывоопасный цезий распался до мягкого золота. — Нечестно! Ты стал так много внимания уделять Дань Хэну, даже сейчас идёшь искать его, несмотря на такую погоду. А ведь обещал сыграть со мной в монополию… Неожиданно для себя Келус расхохотался до влаги, защипавшей глаза. Едва отдышавшись, он отстранился от девушки, протянув ей руку: — Не дуйся. Клянусь на мизинчике, как только вернусь с Дань Хэном, первое, что мы сделаем — сыграем с тобой. Согласна? Девушка раздосадовано топнула ножкой, подняв в воздух воду из удачно подвернувшейся лужи. Торнадо из оловянных брызг со шлепком разбилось об землю, выразив негодование ярче, нежели смогло бы богатство любого из существующих языков: —… Уговорил, — недолго думая, она взяла с него обещание. — Только быстрее! — Понял. Он проводил её до двери, убедившись, что она не успела промокнуть, лишь затем развернулся и устремился в туман, искусственно созданный водной завесой. Морозный воздух пощипывал лëгкие, покрывал ледяной корочкой руки. Отсыревшие перчатки ничуть не спасали. Ветер свободолюбиво гулял в пепельных волосах, раздувая по бокам чёлку, бьющую по лицу. Зонт тяжелел, ливень, расшибаясь об купол, тяготил его книзу. Серое неоднородное небо, разорванное пластами сплющенных туч, давило на голову, навевая томную меланхолию. Водная пудра, мерцающая в тускло-серебристом рассеянном свете, с нежностью касалась обветренных губ, холодила ментолом забитую ватой голову. Стелларон умиротворяюще трепетал, больше напоминая колышущуюся кувшинку, нежели семя разрушения или сверхбомбу. Идя по размокшей, чавкающей земле, Келус перебирал воспоминания, ненавязчиво улыбаясь от неловких, но забавных моментов. Как здорово, что он не остался на космической станции и попал на экспресс, и сейчас знает о том, что такое дождь, слышит гул крон деревьев, чувствует вибрацию, распространяющуюся по всему зонтику вплоть до кончиков пальцев, ощущает каждым рецептором и органом чувств обволакивающую влагу, проникающую под кожу, растворяющуюся в теле неуловимой лëгкостью и свободой. Даже дышать стало как будто бы проще. Вокруг — ни души, каждый житель спрятался от очаровательной непогоды, словно дождь — нечто ужасное. А он бредёт прогулочным шагом вдоль пустых улиц, подставляя лицо стекающим вдоль спиц каплям, радуясь, словно ребëнок, вытягивая руку навстречу, в попытке ухватиться и не упустить небесные слëзы, так и норовящиеся просочиться сквозь пальцы, пощипывающие и адски горящие из-за окоченения. Ну и пусть!.. Эта детская, невзрачная боль придаёт ценность моменту, который, возможно, никогда больше не повторится. Кто знает, что ждёт дальше на пути освоения? Изо рта вырвалось клубящееся облачко. Пар вихрем полупрозрачных лент взмыл навстречу вечерней прохладе, прежде чем бесследно исчезнуть. Удивительно, как сильно и резко изменилась температура. Интересно, как долго мог бы блуждать Дань Хэн, прежде чем вернуться в тепло? Как мëрзнущий без причины, он поразительно долго держится. Наконец-то парень добрался до пляжа. Шум прибоя мягко вклинился в песнь дождя. К свежести воздуха примешался соляной запах. Ботинки увязли в потемневшем песке, поблёскивающем алмазной крошкой. Он замер на месте — сквозь водную занавесу проглядывался знакомый силуэт. Очертания его фигуры Келус никогда, ни за что в жизни не спутает с кем-то другим: крепкие плечи, опущенные от внезапно навалившейся, невидимой тяжести, безукоризненно ровная спина, изящно склонённая вбок голова. В этой статике всё — от беспросветной печали, отрешённости и задумчивости до удивительного спокойствия, хладнокровного терпения и веры. Не шевелясь, Дан Хэн величаво сидел на огромном корне, обросшем со всех сторон мхом. И сам он, по ощущению, как будто перенял его часть, опустошённо всматриваясь в накатывающие почерневшие волны. Сердце пропустило удар. Чем дольше бездействовал Келус, тем труднее удавалось сдерживать растущее оцепенение, заменившее тёплую кровь на ледяной, горный ручей. Что-то липкое и горькое стекало по горлу, застревая комом. Наверное, это одиночество, передающееся воздушно-капельно. Приглядевшись, первопроходец заметил, что ни одна из дождевых капель не касается видьядхары, отскакивая в стороны, как будто от перьев птицы. Безупречная сухость и чистота, неосквернённая водными кляксами. Ладно осадки, но неужели дракона не берет даже промозглый сквозняк?.. — Дань Хэн? — тихо-тихо, практически неуловимо прошептал Кел, ненароком боясь испугать внезапным появлением. Он подошёл ближе, закрывая друга зонтом, пускай в этом и не было необходимости. Купол ненавязчиво навис над головой, разбавляя печаль заботой. — Я слышал тебя, — кратко, лаконично и безэмоционально ответил парень, не шелохнувшись. Келус ловко взобрался на корень, потеснив неразговорчивого юношу. Удивление так и застыло в жёлтых глазах, безмолвно спрашивая, что за внезапная хандра нарушила душевное равновесие. Пристальный взгляд буравил насквозь, обжигая электрическим разрядом кожу, вынудив сотню мурашек разбежаться вдоль позвоночника до самого копчика. — Извини, что заставил переживать. Мне необходимо было побыть одному. — Ага, — первопроходец отвернулся, равнодушно уставившись на пласты вздымающейся и пенящейся тëмно-синей воды, превращающейся в мутную взвесь по мере приближения к мрачнеющему горизонту и сливающейся с ним в густой антрацитовый мрак. Дождь продолжал упрямо хлестать, перебивая шумом раскаты грома. — Будешь скучать по Лофу? Смоляные брови обрушились к переносице, выразив отвращение лучше слов. Дань Хэн раздражённо насупился, даже не попытавшись сдержать вырвавшийся разочарованный вздох. В груди лихорадочно заклокотало негодование в унисон сверкающим молниям: —… Нет. Ничего в отношении этого места не изменилось после отмены изгнания. — Тогда… Будешь скучать по морю? — бесстрастный голос покрылся льдинками. Как бы ни хотел понять Келус от чего, глядя на ревущую, беснующуюся стихию, всякий раз перехватывало дыхание, он никогда не сможет сполна прочувствовать то, что она вызывает в душе дракона, какой хаос творит в его разрозненных мыслях, почему очаровывает своей непокорностью и от чего страстно манит в неизведанные глубины. Но невежество не мешало признать, как тесно она переплетена с жизнью Дань Хэна и какое особое место в ней занимает. Как бы долго он не убегал от прошло, сущность видьядхары всегда тянула обратно к родным просторам. Может быть, это и есть причина, почему в глубине серо-голубых глаз навеки поселилась едва приметная тоска?.. Юноша встрепенулся, оторвавшись от созерцания: — Вероятно. Такое странное ощущение, когда смотрю на него… — он робко протянул руку за пределы досягаемости зонта, позволив холодным каплям неуклюже разбиться об ладонь. Мраморная кожа побледнела ещё сильнее. — Давай немного пройдёмся. Ты не против? Не промок? — сквозь пелену отрешённости пробился первый росток беспокойства, дурманящий разум Келуса из-за внезапного облегчения с примесью радости. Наконец-то его Дань Хэн, к которому он так сильно успел прикипеть, вновь вернулся. — Немного. Дракон развернулся в пол-оборота, сосредоточенно рассматривая налипший на плечо плащ. Пару секунд и частицы воды, как по волшебству, взмыли к небу, позабыв о гравитации. Высохшая ткань из тëмно-серого приобрела привычный дымчатый цвет. Окаменев, Кел заворожённо уставился на парящие, переливающиеся цианово-лазурным капли, невольно вызвав ненавязчивую улыбку и тень румянца, робко коснувшегося бледных щëк. Быстро сменившее удивление любопытство побудило желание прикоснуться к дождевым бусинам, играясь с податливым веществом, придавая жидкости очертания кривых, дрожащих звëзд. Повеселевший Дань Хэн беззвучно рассмеялся, утратив концентрацию и, как следствие, расплескав «звëзды». — Пойдëм, — с нескрываемой теплотой произнёс он, протянув руку первопроходцу и подняв того на ноги, бережно поддерживая. — Будь ближе, зонт маленький, — не теряя ни секунды, Келус теснее прижался к боку, хватаясь за нижнюю треть плеча. Раньше он и не замечал, насколько рельефные, крепко сложенные мышцы имеет дракон. Поразительно… Зонтик качнулся, плавно перекочевав на совесть смутившегося, но промолчавшего брюнета. Заострённые уши невольно покрылись румянцем. Он слишком близко. Настолько, что дыхание непроизвольно щекочет, обдавая жаром, вырывающимся из глубины грудной клетки. Как назло из-за промозглой погоды все рецепторы сходят с ума. Теперь даже такая пустяковая мелочь ощущается слишком интимно. Парень неохотно отвёл глаза от любезно предоставленной руки, присматриваясь к лицу видьядхары. Взрывоопасный цезий волнующе размягчился, стоило только Дань Хэну приложить немного усилий, расплавляя привычную пустоту, застывшую в проницательном взгляде, невзрачной улыбкой, едва теплящейся в уголках губ. Этого вполне достаточно, чтобы в янтарь вклинилась обволакивающая нежность. Слишком противоестественная даже для их близкой дружбы, однако отчаянно желаемая. Жаль, что столь редкие моменты можно буквально пересчитать по пальцам. Первопроходец замер на месте, с хриплым обрывком смеха потянувшись к порозовевшей мочке ледяными подушечками, обжигая статическим током, аккуратно дёрнув за ухо и, в качестве компенсации за причинённый ущерб, скользнув по вискам, зарывшись в волосы. По щеке и шее пробежался разряд, сводящий все мысли на нет и кружащий голову. Не осталось сил даже на то, чтобы перехватить наглую руку или выразить недоумение. Мозг просто расплылся и вытек от натиска приятных поглаживаний. — Что на тебя нашло?.. — Ничего. Просто чувствую себя особенным, когда ты так на меня смотришь, — прищурившись, парень хитро улыбнулся, смакуя смущение, заставшее Дань Хэна врасплох, подобно цунами. — Как будто я единственный в мире, кто по-настоящему для тебя важен. Уверен, Март бы не удостоилась такой чести. Может, я для тебя значу нечто больше, чем просто друг? — прямолинейность резала по оголившимся нервам, спевшись с бесстрашием, честностью и бесстыдством. Пощады от Келуса, буравящего взглядом сквозные дыры, на этом поприще не дождёшься. Зонтик вывалился из ватных рук, неуклюже шлёпнувшись в чавкающий, расползающийся под ногами, поблёскивающий влажный песок. Ливень, более не сдерживаемый алым куполом, обрушился градом на плечи, нанося серию из точечных, хаотичных ударов по окаменевшим мышцам. Тяжёлые, холодные капли беспрестанно падали и разбивались об кожу, одежду, волосы, мгновенно пропитывая влагой. Но, несмотря на пробирающую до костей сырость, ледяная вода казалась практически кипятком, благодаря жару тел и обострившимся ощущениям. Белая завеса скрыла их от всего мира, огорошив и оставив наедине. Приближающийся штормовой гул, тянущийся рябью вдоль накатывающих на берег волн, швырял солëные брызги в лицо, бился об налипшую, насквозь промокшую в одну секунду ткань, вынуждая подрагивать. Оба первопроходца молчали, ослепнув, оглохнув, на пару мгновений лишившись контроля над восковым телом. Всякие зачатки мыслей молниеносно разлетались в осколки, оставляя в блаженном безмолвии. Сколько бы Келус не пытался отвести взгляд, глаза упрямо прожигали растрескавшиеся губы с размокшими корочками. Терпеть оказалось невыносимо. Его непроизвольно шатнуло, повело в сторону, остановив в жалких миллиметрах от лица видьядхары. Он с надеждой посмотрел в голубую сталь, желая отыскать ответ на вопрос, нагнетающе повисший в воздухе. Под пристальным взором любопытного янтаря сердце дракона медленно плавилось, толкая на необдуманные поступки. Запредельно расширившиеся зрачки, нервный, размашистый тремор и рваное дыхание говорили гораздо громче любых из существующих на Сяньчжоу слов. Руки первопроходца мягким одеялом легли поверх плеч, чуть сжав, притянув ещё ближе. До соприкосновения носов. От ощущений кружило голову. Небо, море, песок — всё слилось в единую кашу. Кроме Келуса ничего больше не существовало. Дань Хэну до безумия захотелось сократить разделяющее их дистанцию, несмотря на вопиющую абсурдность идеи. Страх и опасения бились где-то под корой мозга, и всё-таки не могли удержать от рывка. Наверное, всему виной природный магнетизм Стелларона и терпеливое, подталкивающее ожидание, застывшее в жёлтых глазах. Уничтоженное расстояние мягко пульсировало на разгорячённых губах, попеременно сминающих друг друга под натиском вырвавшихся на свободу чувств. Оказывается, если дать им даже крохотный шанс, они тут же расцветут пышным букетом. Нежность, вложенная в каждое прикосновение, опьяняла до дрожи в коленях, вынуждая захлëбываться и задыхаться. Дракон и не подозревал, что невинные поцелуи способны довести до истомы, подарив за спиной крылья. Трясущиеся руки робко скользнули вниз, точно спрашивая разрешение, можно ли. Хотелось крепко обвить всего Келуса, прижавшись так тесно, чтобы возникло одно лихорадочное сердцебиение на двоих. И чтобы клокочущий орган больше не пытался вырваться прочь. Парень ловко перехватил одеревеневшие пальцы, уверенно разместив их талии, беззвучно взывая быть храбрым. Приветствовалась и небольшая, игривая наглость. Стиснув Кела крепче в объятиях, Дань Хэн отстранился, не смея отвести взгляд от раззадорившегося золота. Серебряная ниточка слюны, повисшая между ними, разорвалась, перетянув на себя всë внимание. Заострённые уши мгновенно вспыхнули. И всё-таки, несмотря на всепоглощающее смущение, это был самый восхитительный первый поцелуй… Стихия не на шутку взбесилась. Гром ревел прямо над головой, грозясь разорвать барабанные перепонки. Молния белой ломанной ударила в буйные чёрные волны, обрамлëнные пеной и мелкой рябью. Разрываясь на части, серое небо полыхало огнëм, хлыстая осадками, точно градом. Пронизывающий, ураганный ветер сбивал с ног, обдавая налëтом из соли. Оставаться и дальше становилось опасным, но они не могли заставить себя сделать ни шагу прочь от песчаного берега: обоих накрыло парализующими эмоциями. Келус, даже не пытаясь скрыть довольной ухмылки, в открытую наслаждался, смакуя привкус моря, оставшийся на губах. В хитром, насмешливом взгляде не было ни намëка на мимолётное удивление, как будто он только и ждал, когда самообладание Дань Хэна треснет по швам. Это… Чертовски смущало. Казалось, сама земля ходуном ходит, а это всего лишь мандраж и тремор вынудили дрожать ватные ноги. — Ещё, — раздосадовано, требовательно, властно, не терпя возражений прозвучало в ответ. Вцепившись в ворот плаща, парень с невиданной силой потянул на себя остолбеневшего видьядхару, ловко и нагло перехватив инициативу. Он целовал быстро, отрывисто, вспыльчиво, неудержимо, осыпая мëлкими ожогами. Везде, где касались его обветренные губы, краснело, горело и жгло. Кипяток разливался прямо под кожей, пощипывая от непривычки. Всё лицо, каждый его сантиметр зарделся, покалывал от обрушившегося натиска. Дань Хэн с трудом выставил руку, спасаясь от сводящего с ума напора. Келус остановился, напоследок поцеловав и внутреннюю часть ладони, озадаченно вглядываясь в серо-голубые, потемневшие под стать стихии, чуть испуганные глаза. Дракон беспорядочно втягивал воздух: из-за играющего в крови адреналина отдышаться никак не получалось. Дрожа, он бесконтрольно сжал плечо первопроходца, как будто боясь, что сейчас рухнет. Приступ нестерпимого смущения и одновременно странно стягивающего грудь удовлетворения обратил кости в свинцовую вату, ударив под дых и сведя судорогой диафрагму. Он совсем забыл, как дышать. Исступление, восторг, воодушевление, проснувшаяся и нагрянувшая океаном влюблённость, радость, стыд, волнение, страх — всё сплелось воедино, гремя дымящейся кровью в висках. — Что случилось?.. — с таящей нервной улыбкой спросил Келус, прильнув лбом к третьему межреберью и вслушиваясь в клокотание сердцебиения, оттягивая момент, когда его неминуемо оттолкнут. Надежда медленно тлела, вынуждая прежде уверенный и звонкий голос хрипеть. — Ты жалеешь, что позволил?.. — Ничуть, — в обычной, слегка отрешённой манере ответил дракон, вернув привычную невозмутимость и контроль. В глазах — вновь океан спокойствия и затаившаяся на дне тоска. В этот раз, однако, чем-то разбавленная. Юноша едва уловимо приподнял уголки губ, аккуратно положив руку на пепельную макушку и невесомо, нежно погладив. — Пойдём, иначе простынешь. — Дань Хэн. — Я знаю. Не беспокойся. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться в… — дракон шумно выдохнул, облизнул губы, на которых по-прежнему сохранился вкус необъятной вселенной и звëзд. — Но знаешь… Это взаимно, — заострённые уши нестерпимо заполыхали, несмотря на болезненную бледность лица. Изнутри искрами бил мелкий тремор. Расплывшись в улыбке, Келус взял видьядхару за руку и крепко переплёл пальцы, вложив в незамысловатое прикосновение всю нежность, накопившуюся за десятки дней, проведённых бок о бок, и плещущеюся в душе, подобно морским волнам, оставшимся за спиной. Парни не спеша двинулись в сторону экспресса, забыв про зонтик, который так и остался лежать на мокром песке. Дождевые капли, мерцая алмазной пудрой, как по волшебству, отскакивали теперь не только от Дань Хэна, но и первопроходца.