Геометрия

      Чанель понятия не имеет, когда это все началось и как они до этого дошли, да ему и не интересно. Для того, чтобы выносить мозг себе и окружающим, хватит и того, что есть. Этой гребаной реальности, в которой их трое. Геометрия его жизни, нарушить которую он и не может, и не хочет. Как и отказаться хоть от одного из них. Он знает, пытался, и не раз. И не он один. В их треугольнике только его основание — Бен Бэкхен — не делал ничего. Не потому что его все устраивало. А потому что по факту в этом не было смысла. Выбрать он не мог. Послать подальше их обоих — они были не согласны. И вот так жили, и маялись, и ревновали, и тосковали, но жили и даже были счастливы. Через слезы, нервы, истерики, угрозы, уходы…       — Опять свои копыта раскидал, — Кенсу ворчит, почти на автомате перешагивая через его длинные ноги и даже не отрываясь от телефона. Чанель поспешно подбирает конечности и закрывает глаза. В гримерке полно народа, где-то ходит оператор с камерой, но Чанель вне камер вовсе не тот «вирус счастья» и внезапно не улыбается двадцать четыре на семь. А еще он чудовищно устал, и нет, отношения и чувства в этот раз почти ни при чем. Слишком много дел, мелочей, в которых он должен разбираться, а еще музыка, которую он никак не может закончить, шлифуя снова и снова.       — Прости, Кенсу-я, — произносит он спустя почти двадцать секунд извинение, которое никто не ждет, и почти физически ощущает недоумение Кенсу. Но тот молчит, не задавая вопросов, и Чанель ему за это даже благодарен. С другого конца гримерки доносится смех Бэкхена, и Чанель не может сдержать немного болезненную улыбку. Он тоже хочет смеяться, но не может. Не хочет. Он словно выгорел. Или это просто осень…       …Кенсу заходит последним и уже на ходу начинает сдирать с себя сценический костюм. Не то, чтобы он ему не нравился, просто вот именно сегодня его бесит все. Сасэнки, орущие фанатки, менеджер-хен, Чанель со своими длинными ногами, а в особенности — Бен Бэкхен, в очередной раз повисший на Сехуне, словно тот — его личная вешалка. И Сехун его тоже бесит, кстати, потому что не сопротивляется, словно Бэк на нем — это так и надо, и вообще в порядке вещей. Кенсу бесит даже сам себя, потому что знает, что да, это в порядке вещей, потому что ну это же Бэк, а это Сехун, который за годы нахождения рядом на сцене чего только от старшего не видел, слышал или терпел. И это вот «висение» для него, после стольких лет вместе, относилось к «так и надо». И в любое другое время Кенсу бы и внимания на это не обратил, но он так заебался… Он устал засыпать и просыпаться один, устал от того, что график снова вошел в крутое пике, и все, на что хватает времени — просто посидеть в углу, наблюдая, как наносят мейк/делают прическу/подгоняют костюмы/вставить свое. Ему хватило бы простого касания руки, но он не Сехун, чтобы на нем висели, не Чондэ с Минсоком, он не… Он До Кенсу, который десять лет не может определиться, зефирка он все-таки или «Сатансу». Тот, кто то отталкивает, то цепляется, не отпуская и шокируя окружающих и самого себя.       В другом конце гримерки тихо взвизгивает Бэк, шутливо отбиваясь от Чонина, что сгреб его в охапку, словно кот, наконец поймавший мышь, и Кенсу разве что не рвет замок ни в чем не повинной осенней куртки. И уходит, хлопнув дверью, отрезая окрик менеджера в спину…       …Перелет забирает оставшиеся силы, но Чанель даже рад этому фанмиту. В самолете Кенсу сопит у него на плече, и лучше было бы только если бы другое было занято Бэкхеном, но того утащил Чонин, и теперь Чанель даже не видит его макушку из-за высокой спинки кресла. Но с ним хотя бы Кенсу, и это хоть немного, но делает жизнь легче, а глядя на яркое голубое небо, можно не думать что там, под крылом, давно облетели листья и ветер пробирается под одежду. Но не думать не получается. И Чанель поворачивает голову, утыкаясь подбородком в висок Кенсу. Тот еле слышно вздыхает, тянется во сне, почти-обнимает, и Чанель прячет улыбку в его отросших волосах. Это не первая осень, ее нужно только пережить…       …Кенсу не просыпается до самой посадки, но все равно чувствует себя разбитым. Хотя расслабляться нельзя: впереди аэропорт.       Он покидает самолет вслед за Чанелем, больше всего мечтая спрятаться за его широкой спиной, но это последнее, что он может сделать сейчас. И, как только формальности с визами и паспортами заканчиваются, а двери в зал распахиваются, он ускоряет шаг и оказывается за спиной Бэкхена. Толпа фанатов, сасэнов и журналистов похожа на раскрывшего пасть дракона, и к этому невозможно привыкнуть. Бэкхен выходит к ним первый. Почти всегда. Как щит, принимающий на себя первый удар. Визг оглушает, и Кенсу передергивает от страха, не за себя, за Бэка, к которому тянутся сотни рук. Он не понимает, как тот вообще решается на эти выходы, хоть и понимает, почему. Отвлекая внимание, он ведет большую часть толпы за собой и тот же Чондэ проходит, не слыша злобного шипения в спину, а Минсок со своей легкой фобией толпы, имеет шанс дойти до машины, не заработав еще один кошмар.       Но самого Бэкхена прикрывать некому, поэтому Кенсу, который слишком хорошо умеет быть незаметным, идет следом, касаясь плеч или руки. И пусть он не такой высокий, как Чанни или Сехун, и его плечи не сравняться с плечами Бэка, но он все еще До Кенсу, и его фирменный взгляд все еще с ним.       …В машине Бэкхен забивается в уголок, как только захлопывается дверца, и сползает по сидению, позволяя себе расслабиться. Морщится, щупая горло, и вдруг застывает. Вскидывается, тянет к себе сумку и матерится сквозь зубы, даже не замечая, что машина тронулась с места, а рядом с усталым выдохом опустился Чонин.       — Что случилось, хен?       — Таблетки забыл, — Бэкхен поджимает губы. Это не смертельно, но неприятно.       — Таблетки? — Чонин чешет кончик носа и вдруг тянется вперед, туда, где впереди сидит Кенсу. — Хен, ты же взял таблетки?       Кенсу тут же оборачивается, смотрит на Бэкхена напряженным взглядом, и кивает.       — В отеле отдам.       Бэкхен улыбается, ерошит благодарным жестом волосы Чонина, который тут же сгребает его, как любимую игрушку, и снова расслабляется. На глаза наворачиваются слезы, и Бэкхен опускает веки. Он не заслужил их. Их всех…       …Кенсу всегда умел расставлять приоритеты. Но далеко не всегда действовал в соответствии с ними. И все чаще вместо разумного решения шел на поводу у сердца. Вот и сейчас, вместо того, чтобы после душа отдохнуть, он берет таблетки, таскать которые привык с того дня, как Бэкхен свалился в обморок сразу после того, как спустился со сцены в Мексике, и идет до самого последнего номера на этаже.       Дверь открывается еще до того, как он поднимает руку, чтобы постучать, но вместо Бэка на пороге стоит Чонин, собравшийся, по-видимому, уходить. Увидев Кенсу, он вздрагивает от неожиданности, а потом улыбается и выходит из номера, давая ему возможность зайти внутрь. Кенсу захлопывает дверь за собой и наконец видит Бэка. Тот лохматый, с еще мокрыми после душа волосами, уставший, такой беззащитный и хрупкий сейчас, что Кенсу даже не пытается сдержаться. Он берется за ворот его халата, тянет на себя и целует. Целует голодно и жарко, как дорвавшийся до источника умирающий от жажды. Сам не замечает, как падают на пол таблетки из разжавшихся пальцев; не слышит, как стонет тихо. Бэкхен покорный, податливый, безропотно отдающий ему инициативу. Кенсу соскучился… По его губам, дыханию, ощущению рядом. И сейчас наконец дорвался.       Он вжимает его собой в стену, проникает рукой под полы халата, прикусывает губы от понимания, что белья на Бэке после душа нет. Что он горячий, расслабленный, уже немного возбужденный. И как-то становится все равно, что еще не все угомонились, и в любое время может кто-то прийти, что, наверное, надо хотя бы поговорить или отдать таблетки… Кенсу соскучился настолько сильно, что ему плевать, даже если окажется, что его снимает скрытая камера.       Он прикусывает припухшую губу, буквально слизывает с длинной шеи запах Бэкхена и выгибается, почувствовав его руки на своей спине. На пальцы Бэка молится весь фэндом, и Кенсу не исключение, это его личный и совсем не тайный фетиш, он вообще готов кончить только от того, как они его касаются.       — Бэк… — выдыхает он почти отчаянно, немного обреченно. Если они продолжат так, все закончится слишком быстро. Но, может, так и надо, потому что не время, не место, не…       Под сомкнутыми веками рассыпаются искры, когда Бэкхен кончиками пальцев проводит по ягодицам, бедрам, бокам. Возбуждение сильное, почти бешеное, они так давно не были друг с другом… Кенсу кончает почти больно, резко, зубами впиваясь с плечо Бэка, стоит тому просто провести по чувствительной головке. А потом вот так, прижимаясь к нему, соскальзывает на пол. Потому что ноги плохо держат, потому что у Бэка тоже стоит, а губы Кенсу, так же, как и пальцы Бэка, созданы для удовольствия. Бэкхен вжимается спиной в стену, глухо стонет, но вплетает руки в волосы Кенсу почти нежно. И да, у него тоже давно никого не было, поэтому кончает он слишком быстро. Кенсу вылизывает его всего, на мгновение зарывается лицом в пах, чтобы почувствовать самый яркий и сильный запах его тела, и вскидывает голову, глядя на Бэка вот так, снизу вверх. А тот улыбается слабо, тепло, чуть ехидно.       — Такая себе замена ужина, Су, — он насмешничает, и Кенсу поднимается с пола, не без его помощи. Ему все равно, насколько ехиден Бэкхен, Кенсу просто шагает к нему и целует. На этот раз без напора, хотя страсть и желание еще не улеглись, почти нежно и невероятно сладко. И жить становится чуточку легче…       …Машина Чанеля, Сехуна и Минсока попадает в пробку, и до отеля они добираются позже всех. Чанель устал, и распорядок уже успел выучить наизусть, так что без зазрения совести сразу после душа валится в кровать, отстраненно думая о том, что скучает по тем временам, когда они все жили максимум в трех номерах и ютились на одной кровати, а то и на полу. Но привычки отмирают долго, а у них, наверное, никогда, поэтому и спустя десять лет они все равно кочуют из номера в номер, заваливаясь друг к другу в халате и тапках, снимают видео, дурачатся, пьют или говорят по душам.       И, словно в подтверждение, телефон звякает уведомлением о начавшейся трансляции. Лениво гадая, кто в этот раз, он берет телефон и замирает, глядя на Бэкхена и Кенсу, что лежат на одной кровати, тесно прижавшись друг к другу. Слишком расслабленные, довольные, и Чанелю даже не нужно быть ясновидящим, чтобы знать причину… У Чанеля сжимается сердце от привычной боли и ревности, но отложить телефон он не в состоянии. Он так и лежит, пялясь в экран и даже когда парни заканчивают трансляцию, он еще с несколько секунд держит гаджет в руках, глядя на потухший дисплей.       Впрочем, почти сразу он загорается снова пришедшим сообщением, от которого сердце начинает биться в истерике…       …Они еще долго лежат в постели, просто целуясь, лениво и сладко. Того, что было, им мало, но рисковать никто из них не хочет. Под кожей волнуется кровь, и оба знают: еще пять минут такого вот — и их никто не удержит. Поэтому Бэкхен, вытянувшись на кровати, запускает трансляцию в инстаграмме. Улыбается, ехидничает, чувствуя тепло прижавшегося Кенсу. Краем глаза ловит значок подключившегося к трансляции фейкового аккаунта Чанеля и на миг дыхание перехватывает. По нему Бэк соскучился тоже, да и Кенсу, как бы не делал вид, что ему все равно, особо скрываться не умеет. От Бэкхена, по крайней мере.       Так что Бэк заканчивает трансляцию довольно быстро, прощается со всеми и пишет Чанелю.       «Мы тебя ждем».       На другом конце этажа Чанелю кажется, что он умрет от разрыва сердца, а Кенсу, видя и текст, и адресата на телефоне Бэкхена, ревниво фыркает и прижимается к нему еще ближе. Он еще больший собственник, чем Чанель, но Бэкхен слишком хорошо его знает. И его, и все те мысли и чувства, что увидеть можно, только если знать, где и куда смотреть. Бэкхен знает. И видит все эти неосознанные взгляды вслед одной ушастой башне, и его беспокойство, и то, как глубоко цепляют слова этой самой башни. Просто Кенсу так удобней. Спокойней. И можно не считать себя кем-то неправильным, свалив и объяснив свои чувства на «раз Бэкхену так нужно, то пусть так и будет». Бэкхен не против. Он ведь и правда не может выбрать кого-то одного. Они разные, но все вместе словно становятся одним целым. Где-то в глубине это понимает и Кенсу, но упорно хоронит это понимание глубоко внутри. Поэтому сейчас он фырчит, льнет к Бэку, но не протестует, хотя мог бы, и неосознанно прислушивается к шагам за дверью. Бэкхен ерошит его волосы, прижавшись подбородком к его виску, и улыбается: как все большие люди, Чанель умеет быть незаметным и бесшумным, когда это хочет. Кенсу его не услышит.       …У Чанеля подрагивают пальцы, и это так глупо, что он зажимает ладони между колен, пытаясь взять под контроль расшалившиеся нервы. В его весьма бурной личной жизни до этого вечера было все относительно предсказуемо. С Бэком был либо он, либо Кенсу, и в общей постели они пересекались редко. Но сейчас… Слишком долго у него никого не было. Еще дольше они не были все втроем. Если честно, эти разы вообще можно было по пальцам пересчитать. Хотя и «втроем» это можно было назвать с большой натяжкой.       Чанель сглатывает, облизывает пересохшие губы и поднимается. Быстро переодевается в домашне-отельную одежду и застывает у зеркала. После душа волосы разве что в колечки не завились, уши торчат, как обычно, синяки под глазами… Да уж красавчик… Но сейчас он хочет думать об этом меньше всего.       Из номера он выходит, не таясь, но стараясь быть как можно тише. Никто не удивится, но попытаются затянуть к себе, а это последнее, что ему сейчас нужно. На его счастье, в коридоре ему не попадается даже горничных, так что до номера Бэка он добирается без проблем. На секунду замирает, снова перечитывает сообщение Бэкхена, словно для того, чтобы убедиться, что оно ему не примерещилось, и стучит. Коротко, не слишком громко. Где-то в глубине души он уверен, что ему не откроют, поэтому, когда дверь распахивается и его бесцеремонно втягивают внутрь, он теряется.       …Кенсу фыркает неожиданно для самого себя. Но такой вот Чанель невозможно смешной и милый. Торчащие прядки-пружинки, такие же торчащие уши, широко распахнутые глаза, в которых слишком много всего, но преобладает растерянность. Он бы даже посмеялся, но внутри него почти такой же клубок эмоций, разве что времени на то, чтобы подготовиться морально, было на несколько минут больше.       Бэкхен никогда раньше не собирал их так сам. Большей частью это выходило случайно. Но сейчас случайностями и не пахнет, и это немного нервирует. Словно это может что-то изменить. Словно Кенсу наконец признается хотя бы сам себе…       Что ему нравится эта дылда с наивными глазами и заразительной улыбкой, его эмоциональность и грубоватые манеры. Ему нравится его рост и сила, и он солжет, если скажет, что никогда не заводился, представляя себя в этих руках. Представлял, заводился. Но далеко не так, как заводился, стоило только вспомнить Чанеля с Бэкхеном. Да, иногда они оказывались в одной постели втроем, получали каждый свое удовольствие, но гармоничным взаимодействием это назвать было сложно.       Кенсу резко выдыхает, когда Бэкхен тянет Чанеля на себя, заставляя склониться, и целует. Пока без выносящей мозг страсти, почти осторожно, но тот отвечает, почти нежно, словно боится сломать Бэкхена. Впрочем, возможно, так и есть, но Кенсу думает об этом лишь краем сознания. Потому что то, что он видит, лишает его воли и связных мыслей. Сейчас он завидует им обоим, но даже не знает, кому больше. И невольно вздрагивает, когда Бэкхен отстраняет Чанеля и, взяв его за руку, ведет к постели. А тот, все еще растерянный, почти испуганный, идет следом.       На широкую постель размера кинг-сайз, Чанель почти падает от сильного толчка Бэкхена. Кенсу морщится от того, как проседает матрас, но уже в следующую секунду все мысли окончательно вылетают из его головы: Бэкхен седлает его, Кенсу, бедра, обеими руками зарывается в волосы, тянет пряди, а потом целует. Сразу глубоко, жадно, так, что Кенсу не сдерживает стона, отвечая. И уже сам подтягивает Бэка ближе, стискивает плечи, царапает спину, слепо шаря по его телу в попытках унять свой голод по нему. Он знает, что они не одни, остро чувствует Чанеля рядом, ему хочется посмотреть на его реакцию, но оторваться от Бэка он пока не способен. Он безумно соскучился, а тех нескольких минут ему было мало.       Он отпускает Бэкхена, когда им обоим перестает хватать воздуха, скользит взглядом по замершему Чанелю и тот вдруг оживает. Как завороженный, тянется к ним, к нему, Кенсу… И с тихим «иди ко мне» целует сам. И это, твою мать, их первый настоящий поцелуй. Он странный, немного неловкий, но такой же жадный, и Бэк довольно урчит, ероша пальцами волосы их обоих…       …Бэкхен улыбается уголком губ, глядя на них. Может, сегодня, наконец, что-то изменится, и эти двое признают, что неровно дышат друг к другу очень давно, и Бэкхен, как связующее звено им больше не будет нужен. Нет, он далек от мысли, что их странный треугольник распадется, но, может, из равнобедренного наконец станет равносторонним. Он смотрит, как целует Чанель Кенсу, на то, как тот льнет к нему, и чувствует себя довольным. Пользуясь тем, что эти двое отвлеклись, он осторожно освобождает бедра Кенсу, тот напрягается, но Чанель тянет его на себя, отвлекая, и Бэкхен встает с кровати. Ошибка…       — Бэк? — они вскидываются одновременно и так похоже, что Бэкхен невольно умиляется.       — Я здесь, — он склоняется над ними, целует Чанеля, лижет приоткрытые губы Кенсу. — Вы красиво целуетесь, хочу посмотреть еще. Вы же не откажете мне в просьбе?       Кенсу краснеет, Чанель на миг теряется, но уже через пару мгновений они снова тянутся друг к другу, а Бэкхен выпрямляется. Несмотря на собственное возбуждение, он абсолютно точно подождет…       …Целоваться с Чанелем приятно и странно. До сих пор центром их ласк всегда был Бэкхен, но сейчас все по-другому. Бэк рядом, Кенсу чувствует его каждым позвонком, и это добавляет градуса в его и без того кипящую кровь.       У Чанеля твердые губы, он порывистый и жадный; рядом с ним Кенсу чувствует себя маленьким и хрупким. Стальные мышцы, чуть обветренная кожа — Кенсу изучает его тело почти с детским интересом, и ему определенно нравится. У Чанеля большие и горячие руки, и где-то на краю сознания Кенсу думает о том, что теперь понимает Бэка, который не хочет отказываться от этого. Чанель порывистый, страстный, и Кенсу сам не понимает, как оказывается распластанным на кровати на спине. Чанель нависает над ним, смотрит в глаза с удивлением, шоком, надеждой и чувством таким горячим, что у Кенсу начинают зудеть губы.       Он сам тянется к Чанелю и тот, словно получив разрешение, накрывает его собой. Этот поцелуй уже другой. Не такой торопливый, но глубокий, мокрый, жаркий. Кенсу впускает чужой язык, легко прикусывает, играет, вызывая сдавленный стон. Он не особо понимает, когда и в какой момент чувствует твердость чужого члена, прижатого к его бедру, но отстраниться не пытается. Он давно готов, давно хочет и не против, и бедра раздвигает, даже не особо сомневаясь…       …Чанель вспыхивает весь. Как сухая трава от искры, загорается весь до кончиков волос. Из головы вылетают все мысли, он даже не пытается думать, его ведут только инстинкты и желания. Он хочет Кенсу, до конца и полностью. В их редкие совместные встречи в постели на троих Бэк был их центром, но Чанель вздрагивал каждый раз, когда касался случайно Кенсу. Когда их пальцы сталкивались на спине или бедрах Бэкхена, когда взгляд невольно скользил по нежным изгибам, которые Кенсу так тщательно прятал под одеждой.       Чанель помнит каждый такой момент, иногда перебирает в памяти, словно жемчуг, но теперь перед ним весь Кенсу. Не морщит лоб, не фырчит, только проникновенно и доверчиво смотрит в глаза, разрешая. Чанель не может сдержать дрожи, когда, отпустив его губы, касается поцелуем его щеки, подбородка, ключицы, зарывается лицом в шею и сплетает их пальцы. Кенсу податливый, чувствительный, весь какой-то нежный и хрупкий по сравнению с самим Чанелем, и эти его губы… Пухлые, мягкие, фанаты и отдельно Пак Чанель готовы воздвигнуть им алтарь, так же, как рукам Бэкхена. Чанель едва заметно вздрагивает, вспоминая, что их всегда было трое, и что Бэка рядом нет. От мгновенного укола страха его большие глаза становятся еще больше, но Кенсу не дает ему повернуться и посмотреть. Он берет лицо Чанеля в ладони, вынуждая смотреть только на себя.       — Нет, Ёлли, — его голос, чуть хриплый и мягкий, тем не менее, звучит почти жестко. — Сейчас только я.       …Кенсу знает, что делает, но как донести это до Чанеля — не понимает. Несмотря на многолетнюю дружбу и не только, лучше всего Бэкхена знает все-таки он, а не Чанель. И сейчас он знает, что Бэк не зря оставил их только вдвоем. И то, чего так сильно испугался Чанель — разрыва со стороны Бэкхена — не будет.       — Ёлли… — Кенсу гладит подушечками пальцев его щеки, скулы, задевает губы. — Доверься мне, все будет хорошо.       А потом, не особо веря в силу воздействия своих слов, тянется и втягивает Чанеля в поцелуй. Тот обмякает, и Кенсу толкает его, опрокидывая на спину, и садится на его бедра сам. Наклоняется, губами прослеживает спинку носа, зарывается пальцами в еще чуть влажные кудряшки. Лопоухий, слишком высокий, бесячий Пак Чанель с лучистыми глазами. Почти что солнышко в эту промозглую осень.       А еще Чанель горячий. Как печка или открытый огонь, рядом с таким не замерзнешь. И руки его на бедрах и боках почти обжигают. Кенсу невольно выгибается, подставляясь под незатейливую и сильную, почти грубую ласку. Ему нравится, очень нравится.       Кенсу легко прикусывает губу Чанеля и сползает ниже. Не то, чтобы у Кенсу вдруг просыпается совесть за все те пинки, что он отвешивал ему предыдущие одиннадцать лет, просто он слишком часто ловил откровенно залипнувший взгляд Чанеля на своих губах…       …Чанель не сдерживает стона и зажмуривает глаза, чтобы не смотреть, как медленно и сладко принимает его Кенсу в свой блядский рот. Как эти пухлые губы обнимают его самое чувствительное и драгоценное, пытая горячей влажностью и неторопливым ритмом.       — Кенсу… — хочется остановить, но получается только беспомощно выдохнуть. Чанель на инстинкте зарывается пальцами в черные волосы Кенсу, но инстинкт самосохранения удерживает его от того, чтобы сжать или дернуть. А Кенсу только хмыкает, отстраняется, несколько секунд откровенно любуется блестящей от его слюны, налитой плотью и подтягивается повыше. Смотрит прямо в пьяные глаза Чанеля, полные возбуждения и удовольствия, и криво улыбается.       — Хочешь?       — Да, — Чанель честен, как всегда.       — Давно?       — Не помню, — он улыбается почти виновато. — Мне кажется, что всегда.       «А как же Бэк?» Кенсу прикусывает на кончике языка в последний момент. Потому что сам не лучше. Потому что это Бэкхен, отказаться от которого он тоже не в силах, как и Чанель. У них и правда все сложно, но это не новость. Хотя, может, после сегодняшней ночи станет чуть проще. Или еще сложнее…       Кенсу тянется к изголовью кровати, туда, где Бэк обычно прячет все необходимое, и несдержанно стонет, когда Чанель не упускает шанс и кончиком языка лижет самую вершинку соска, появившегося прям перед глазами. Кенсу содрогается от внезапного и острого удовольствия, и не успевает сдержать дрожащее…       — Еще…       …Чанеля не нужно просить дважды. Он обхватывает Кенсу, опрокидывает его на спину и накрывает ртом торчащую вершинку. Сминает губами, оттягивает, посасывает, лижет, и Кенсу захлебывается в стонах, мгновенно растеряв весь контроль и сдержанность. Мечется, путая пальцы в упрямых кудряшках, прижимая к груди голову Чанеля в инстинктивном жесте.       А тот улыбается про себя, и мучает-мучает-мучает, сладко мстя за видимую холодность временами, щипки, тычки и шипящее «отстань». Кенсу такой возбужденный, открытый, такой откровенный в своем удовольствии, что удержаться нереально. И Чанель раз за разом приникает то к левой горошинке, то к правой, мнет, целует, дует, вырывая у Кенсу задушенные всхлипы. И кто бы сказал, что довести его до такого состояния окажется так легко.       — Ёлли… — Чанель пускает в ход зубы, принося легкую боль, и Кенсу стонет почти жалобно. У него стоит так, что больно, он хочет кончить прямо сейчас и трется истекающим смазкой членом о покрытое пушком бедро Чанеля, но это делает все только хуже.       — Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, — Чанель боится сделать что-нибудь не так, но Кенсу в ответ только матерится. И тогда Чанель принимает решение сам. Он дотягивается до того, до чего не добрался Кенсу, наскоро наносит смазку на пальцы и нерешительно замирает.       — Кенсу…       — Да сделай ты это уже! — Кенсу разве что не рычит. Перехватывает его руку, и сам насаживается на смазанные пальцы. Стонут оба. Один — от жаркой тесноты, второй — от боли. Пальцы Чанеля — не тонкие пальчики Бэкхена и это действительно больно, но Кенсу только стискивает чужое запястье сильнее, не давая ни двинуться глубже, ни вытащить наружу.       Кенсу требуется десять ударов сердца, чтобы заставить себя расслабиться так, как нужно. Его тихое «можно» прокатывается ознобом по позвоночнику Чанеля. Он двигает пальцами во все еще слишком тугом теле медленно, аккуратно, то и дело облизывая сохнущие губы и не отводя взгляда от покрытого румянцем и испариной лица Кенсу. Чанель знает, что слишком порывистый, помнит, как сделал больно Бэку в первый раз, и не хочет повторения, но удержаться так сложно: собственное возбуждение на самом деле мутит рассудок и вот-вот лишит последних остатков контроля.       Но Кенсу все решает за него. Отбрасывает в сторону его руку, переворачивает на спину и насаживается на него сам. Медленно, аккуратно, не отводя кажущимися совсем чернющими глаз. Чанелю кажется, что он кончит вот прямо сейчас, так хорошо, узко и жарко у Кенсу внутри, и удерживается, кажется, последним усилием воли. А потом все мысли окончательно исчезают из его головы…       …Кенсу распирает изнутри, и он даже не пытается сдержать коротких злых стонов. Он не знает, чем его так бесит и привлекает Чанель, но кому какая разница, если здесь и сейчас Кенсу видит его расширившиеся еще больше глаза, чувствует его ласку, его желание, обращенное только на него, Кенсу.       Они быстро находят общий ритм, но Чанеля хватает ненадолго. Он сжимает бедра Кенсу, бока, убыстряясь, двигаясь резче, в такт шумному и неровному дыханию. Кенсу вздрагивает от каждого его толчка, прижимает широкие, с отметинками микрошрамов от струн руки к своей груди, стонет от острого удовольствия, погружаясь в него все глубже. Чанель большой, везде большой, он распирает, растягивает, через раз попадая по самому сладкому месту. Случись это час назад, Кенсу бы кончил еще на стадии прелюдии, но у Чанеля такого недо-секса у стены, как у них не было. И когда Кенсу инстинктивно сжимается на особо резком толчке, Чанель не выдерживает.       И да, Кенсу нравится чувствовать, как обжигает внутри чужое семя, как кривится рот Чанеля, и как садится его голос от сдавленного, почти болезненного стона. Это красиво, горячо, но Кенсу всего этого слишком мало. Он ждет, пока Чанель внутри него не обмякает и, с трудом приводя в порядок дыхание, снимается с него. Он все еще возбужден, и это все еще больно, потому что Чанель здорово раздразнил его, и он отлично знает, чего, а, вернее, кого хочет прямо сейчас.       Бэкхена…       Кенсу находит его взглядом чуть в стороне и зло, почти отчаянно стонет от огнем разлившегося по венам возбуждения. Бэкхен сидит в кресле, закинув ноги на соседнее, халат плотно запахнут лишь от пояса вниз, ворот сполз, обнажив плечо, но даже не это сводит Кенсу с ума. Пальцы… Его проклятые пальцы, кончики которых Бкэхен закусил зубами. Твою-мать-Бен-Бэкхен…       Кенсу едва соскребает себя в кучу и встает с кровати. До Бэка всего пара шагов, но ноги дрожат слишком сильно. Он точно рухнул бы на пол, но Бэкхен успевает раньше. Подхватывает, пятнает жаром ладоней спину и бок. Кенсу вскидывается, шипит и толкает Бэка обратно в кресло. Седлает его бедра и, сжав запястье, тянет руку в рот. Он мог бы стать президентом фан-клуба пальцев Бен Бэкхена, и ему даже не стыдно от того, как пошло он звучит, когда облизывает и посасывает эти самые пальцы. Словно самую вкусную в мире конфету, он прикусывает зубами подушечки, языком щекочет кожу между пальцами. Влажно, пошло, с громкими звуками. Он заканчивает свою пытку для них обоих, длинным жестом лизнув ладонь, а потом накрывает ею свой член. Бэкхен все понимает, сжимает пальцы, и Кенсу с протяжным стоном подается в этот плен, сам накидываясь на его шею. Оставлять следов нельзя, но Кенсу знает, как завести Бэка одними только поцелуями. И пусть хочется впиться зубами и оставить свою метку, Кенсу касается кожи едва-едва, увлажняя и слегка дуя следом. От этого Бэкхена пробивает дрожью, и Кенсу с неохотой отстраняется. Все это хорошо, но мало.       — Тебе понравилось наблюдать за нами? — он ерзает на его бедрах, шумно выдыхает, чувствуя, когда от этого полы халата расползаются, и в задницу упирается почти каменный стояк. — Понравилось… Выеби меня, Бэкхен… Ну же…       — Видели бы тебя сейчас твои фанаты, Су-я…. Маленькая развратная дрянь… —       Кенсу любит грязные разговоры, и Бэк отлично это знает. Знает и потакает этой его слабости. Кенсу вздрагивает, стонет, покусывает кончик его уха, ерзает все сильнее. Пока не добивается своего и не оказывается лежащим на полу, на сдернутом покрывале. После Чанеля ему не нужна подготовка, так что он тянет Бэкхена на себя и с коротким, немного болезненным стоном принимает его в себя. Тот не такой большой, как Чанель, но тоньше и длиннее, и Кенсу стонет от того, насколько глубоко Бэк оказывается в нем. О, да…       …Чанель сам себе кажется кучкой маленьких мармеладных чанельчиков, но ему даже не стыдно. Он счастлив, и счастье никуда не девается, когда он сначала словно сквозь пелену после шикарного оргазма, а потом и вполне осознанно наблюдает за творящимся в кресле и на полу, и понимает, что о нем забыли. И нет, ему вовсе не обидно, потому как теперь он всегда может напомнить о себе. Но он остается на кровати, потому как наблюдать за этими двумя оказывается ничуть не хуже. Они оба почти одного роста, гибкие, горячие, возбужденные. Он видит, как Кенсу сам трахает свой рот пальцами Бэка, и как подается навстречу каждому его толчку. Они стонут глухо, невозможно сладко, и Чанель почти обреченно понимает, что снова возбужден. Как будто ему снова семнадцать, когда стояло на все, что шевелится.       Обжигающей волной накрывает, когда он ловит взгляд Кенсу. Темный, почти черный, и видит, как раздвигаются в опасной улыбке его опухшие губы. Он еще не понимает, что тот задумал, но тело само сползает с кровати на пол, стоит только Кенсу остановить Бэкхена. Тот вздрагивает, оборачивается, поводит бровью, и Чанель, тяжело сглотнув, тянется к отброшенному тюбику. «Ты позволишь?» даже не звучит, обозначенное лишь воздухом и движением губ, но Бэкхен понимает. Коротко кивает, и Чанель подбирается поближе. Тянет халат с него прочь, спускается короткими жалящими поцелуями по позвоночнику вниз, краем сознания фиксируя шумные выдохи и звук непристойного мокрого поцелуя. Чанель коротко улыбается от того, как Кенсу почти хнычет, когда Чанель тянет Бэкхена на себя, вынуждая выйти из разгоряченного тела. Но уже в следующую секунду тонко вскрикивает от того, как Бэкхен пальцами начинает ласкать его слишком чувствительные соски. Кенсу выгибает почти в дугу, короткими ногтями он пытается вцепиться то в пол, то в руки Бэкхена. Чанель почти заворожен этим зрелищем, и Бэкхен шипит: забывшийся в чужом удовольствии Чанель действует слишком резко.       Чанеля обдает волной вины, он склоняется над спиной Бэкхена, легкими поцелуями прося прощения и действуя гораздо аккуратней. Бэкхен узкий, бархатный внутри, и у Чанеля кружится голова от недостатка кислорода. Легкая испарина, выступившая на коже, делает ее чувствительней, и Бэкхен едва слышно стонет, стоит только Кенсу пройтись ноготками там, где только что побывали губы Чанеля. Они оба хорошо знают Бэкхена; знают, где можно приложить силу, а где нужно быть нежным, и совсем скоро тот становится нетерпеливым. Тяжело дышит, выгибается и, почувствовав тяжелую плоть Чанеля, улегшуюся меж ягодиц, с рыком подтягивает Кенсу ближе. Тот подается охотно, раздвигает бедра, давая максимальный доступ, и не сводит глаз с лица Бэкхена, ловя малейшие эмоции. И когда проникновение Чанеля становится болезненным и дискомфортным, сам насаживается на истекающий член. Чанель входит до конца в ту же секунду, и Бэк кричит….       …Бэкхену больно от размера Чанеля и просто охуительно от жара и узости Кенсу. Они никогда не делали ничего подобного, и Бэкхен чувствует себя, как в гребаном порнофильме. Он беспомощен, не способный повлиять ни на что, и одно понимание этого выбивает дух. Чанель дышит в затылок загнанно и жарко, Кенсу вылизывает губы, целует, прикусывает подбородок, и это на самой грани того, что он может вынести. Он уже почти готов грязно ругаться, когда Чанель мягко выходит из него, вынуждая покинуть тело Кенсу почти полностью, а потом возвращается снова. И снова. И снова. Он бьет безжалостно, сильно, загоняя Бэкхена в Кенсу до упора.       Это грязно, горячо, в этом нет мыслей, одни только желания и инстинкты. Кенсу целует его, потом Чанель целует Кенсу через плечо Бэкхена, а потом они оба расплющивают Бэкхена меж собой. И уже плевать, что они в отеле, что за стеной, скорее всего, кто-то живет. На. Все. Плевать.       Кенсу кончает первым. Бьется под Бэком, царапает плечи, пачкает живот. Хнычет, когда Чанель дергает Бэкхена на себя, заставляя выпрямиться и, переворачиваясь, подползает ближе. У него с головой явно не все в порядке, но ему нравится смотреть на то, как стискивает Чанель Бэкхена, как растягивает вход в его тело, срываясь в бешеный ритм, как обвисает в его руках безвольной куклой Бэкхен, как кончая прямо на подставленный язык Кенсу…       … — Вы психи… — Чанель стонет болезненно и глухо прежде, чем аккуратно опустить Бэкхена на окончательно пришедшее в непригодность покрывало.       — И скажи еще, что тебе что-то не нравится, — Кенсу, успевший немного отойти от своего оргазма, морщится и тянет Бэкхена на себя, привычно устраивая его голову на своей груди. Бэкхен дышит неровно, он все еще в своей неге, и Кенсу поглаживает его по влажным волосам.       — Не скажу, — коротко отвечает Чанель и подбитой кеглей валится по другую сторону. У него тоже проблемы с дыханием, но это и не его ублажали с двух сторон одновременно. — Но вы все равно психи.       — Мы психи, — сипит Бэкхен, и Кенсу пугается, что тот сорвал голос. Но словно почувствовав его тревогу, Бэкхен накрывает его грудь с той стороны, где заполошно бьется сердце. — Тише.       — Нам надо обо всем этом поговорить? — осторожно спрашивает Кенсу спустя долгое мгновение тишины.       — А ты хочешь? — подает голос Чанель, и Бэкхен недовольно урчит, чувствуя, как он напрягся.       — Я хочу быть уверен, что это не разовая акция и не жест дружеской помощи.       — Идиот! — Кенсу дотягивается до него через Бэка и с чувством стукает Чанеля по голове. — Башня ты тупая!       Чанель взвывает, а Бэкхен тихо и очень счастливо смеется.       Как хорошо, что что-то в этом мире не меняется. А со всем остальным они справятся.