Back To Black — Amy Winehouse
Мелкий гравий хрустит под весом автомобилей. Тонированные стёкла не дают солнечному свету пощекотать аристократично бледные щёки. Свободная шёлковая рубашка, наконец, не жмёт в плечах — этикет позволяет не надевать то, что к концу вечера мечтаешь только сжечь на заднем дворе. Водитель объезжает главный фонтан и тормозит у лестницы, по которой плавно, словно лебедь, сбегает женщина с роскошными седыми волосами. Тэхён смотрит на неё сквозь тёмное стекло и теребит жемчужное ожерелье на своей шее. — Как думаешь, в этот раз она тоже попытается тебя с кем-то сосватать? — Шарлотта, сидящая на переднем сидении, смотрит на Тэхёна сквозь маленькое зеркало, зажатое в её руке, и этот её взгляд ему совсем не нравится. — Надеюсь, это будет какой-нибудь богатый фермер или бизнесмен. И лучше бы ему иметь брата, — девушка захлопывает зеркальце и поворачивается к Киму всем телом, стреляя карими глазами. Тётушка Софи неудержима, когда дело касается её любимого племянника, которого она в каждую встречу на своём дне рождения пытается выдать замуж. Шарлотта выходит из автомобиля первой, как только дверь открывает шофёр, и принимает первые лести долгожданной встречи на себя. Тэхён коротко вздыхает, смотря на последние блики солнца в воде фонтана, и, провожая взглядом диск заходящего за горизонт солнца, нехотя выползает из автомобиля, когда дверь открывают уже ему. Начало сентября жаркой Италии ожидаемо встречает влажным воздухом, из-за которого рубашка неприятно липнет к коже на спине. И пусть уже вечер, тёплый ветер обдувает лицо, ударяя в нос ароматом апельсинов. Ким медленно скользит взглядом по двору, где туда-сюда бегает прислуга, украшая всё к празднику: садовники стригут кусты, уборщицы помогают оформить арку в ленты и цветы. Тэхён не смог уговорить тётушку не украшать всё в безвкусные белые розы и бежевые ленты, но кто его послушал? — Мой Тэхён-и уже такой взрослый мальчик. — Мужчина, Софи. Я давно мужчина, — фыркает Тэхён, но позволяет женщине коснуться щеки крашенными в тёмно-бордовый губами, обхватив руками его голову. — Устали с дороги? — Не слишком. Матушка настояла на том, чтобы мы всей семьёй сделали остановку в Германии, прежде чем двинуться сюда. — Ну ещё бы, — недовольно поджимает губы Софи, от чего вокруг её рта появляются заметные морщины. — Сара никогда не любила спешку и жизнь в дороге. Ты весь в неё, — вздыхает как-то даже чересчур мечтательно. Тэхёну хочется засмеяться, потому что от матери он унаследовал только две вещи: любовь к шёлку и мужчинам. — Твоя комната уже готова. Джесс убирает там прямо сейчас, — взяв племянника под руку с одной стороны, а Шарлотту — с другой, Софи ведёт их в сторону лестницы, приказав шофёру отнести багаж в дом. — Я напоминаю, что… — Да, с этого момента ты убираешь в своей спальне сам, я помню, дорогой. Не понимаю, зачем тебе эта морока, если Джесс твоя личная помощница, пока ты здесь, но как тебе будет угодно. Тэхён подавляет улыбку с усилием воли и открывает Софи входную дверь особняка. Ей не обязательно знать все его секреты. — Ужин будет готов через полчаса. Я не ждала вас так рано, — нарочито-недовольно звучит за спиной. — Ваши родители решили от вас избавиться? — повернувшись, она испепеляет их взглядом по очереди. — Наши родители в свои почти пятьдесят живут полноценную жизнь, тётушка. Мы решили дать им отдохнуть, — Шарлотта поджимает губы и кидает на Тэхёна короткий взгляд. Софи тихо смеётся, поправляя длинные седые волосы лёгким взмахом руки. Она на голову ниже Тэхёна, и это определённо точно сбавляет ей десяток лет. — Я проведу вас в ваши комнаты. — Не стоит, я сам, — прерывает её Ким, махнув рукой. — Пусть Даниель отнесёт мой багаж в спальню. Я переоденусь и спущусь как раз к ужину. Софи согласно кивает и отходит к зашедшему в дом шофёру, который не без труда затаскивает два чемодана, застопорившись в дверях. Тэхён пользуется моментом и быстро оглядывает просторный холл. За последний год ничего не изменилось. Впрочем, за все почти двадцать лет, что он ездит сюда, здесь не менялось ничего, кроме прислуги, цвета штор в гостиной и наборов посуды, которые тётушка любит менять каждые два-три года. Если на посуде есть трещина или откол, от неё непременно нужно избавиться, — так она говорит. Перфекционизм ещё никому не облегчал жизнь. Шарлотта вновь кидает на Тэхёна быстрый взгляд и отходит к тётушке. Говорит что-то на ухо и, дождавшись свою помощницу, уходит с ней наверх. Сумерки стремительно опускаются на небольшой посёлок в самом центре Тосканы, и яркая люстра, увешанная камнями, светится даже слишком ярко. Мраморный бежевый пол отражает каждую деталь интерьера: микровелюровые шторы перламутрового цвета, резные вставки в застеклённых дверях, позолоченные светильники и расписной потолок в стиле недорококо — уж больно Софи любит мелкие цветы в качестве узора и нежно-розовый цвет. У Тэхёна кружится голова. В этом доме всегда было слишком много всего, но назвать его безвкусным не поворачивается язык. За год жизни в мегаполисе, с его вечным движением и спешкой, в квартире, где преобладает черный и тёмно-серый, — иногда приятно окунуться в отдых в богом забытой деревне, где только несколько таких же особняков с плантациями апельсинов и винограда. С детства родители привозили его с Шарлоттой сюда на летние каникулы, оставляя практически на весь сезон и забирая только ближе к началу учёбы: вырывав из жаркой Италии в шумный, задушенный Сеул; меняя запах цитрусов на выхлопные газы. — На тумбе у кровати тебя ждёт подарок, — лукаво щурясь, Софи нагоняет его уже на лестнице, кротко трогая за предплечье. — Тётушка… — Ничего не хочу слышать. Я уверена, что тебе понравится, — и хитро улыбнувшись, она сбегает вниз по лестнице, принимаясь раздавать новые поручение зашедшей с улицы прислуге. Тэхён хмыкает, качая головой, и поднимается на второй этаж, медленно идя по коридору до своей спальни на ближайшие две недели.* * * * *
В комнате темно и пахнет травами. Открытая дверь балкона впускает ночной воздух, который, мазнув по полу прохладой, колышет белоснежные занавески. Тэхён отправляет Даниеля отдыхать и сам ставит свой чемодан в центр комнаты, обещая себе разложить вещи завтра утром. Яркая луна заглядывает в дверной проём балкона и лениво гладит лучами отрезок пола и часть кровати. Тэхён подходит к прикроватной тумбочке и включает стоящий на ней торшер с золотистыми кисточками из крупных ниток. Мягкий жёлтый свет освещает половину спальни, не доставая до большого зеркала у комода: Ким смотрит в своё отражение, а после тянется к пуговицам на рубашке и медленно расстёгивает одну за другой, давая шёлковой ткани упасть с покатых плеч прямо на деревянный пол. Свет торшера огибает фигуру по контуру, чётко очерчивая каждую неровность — Тэхён любит подолгу смотреть на своё тело, но вовсе не потому, что считает его идеальным или достойным особого внимания. Просто он считает тело — особым видом искусства, в своей чистой, невинной наготе. Расстегнув ремень, Ким стягивает брюки до щиколоток и, переступив через одежду, снимает лёгкий шёлковый халат с крючка у двери в ванную комнату, накидывая на плечи. Тело покрывается мурашками от приятной ткани и прохлады, сгущающейся с каждой минутой. Тэхён выходит на балкон и делает глубокий вдох: травы, отдалённый запах апельсинов близлежащей плантации, ни с чем не сравнимый аромат воздуха Италии и душистых красных роз, кустами высаженных прямо под балконом, дурманят голову сильнее самого дорогого вина. Босые ноги холодит плитка, успевшая остыть за приблизившуюся ночь. Ким оглядывает родные земли и вздыхает, упираясь ладонями в каменные перила — его балкон выходит на переднюю часть двора, который прислуга почти полностью украсила в цветы и ленты. Где-то в траве стрекочут цикады, а лёгкий, почти неощутимый ветер колышет ветви деревьев с другой стороны особняка. — Не спишь? Тэхён поворачивается на голос, заставая Шарлотту в дверях балкона. Мотает головой в отрицании и жестом приглашает присоединиться к безмолвному созерцанию природы. Уже переодетая, девушка стоит в домашних шортах и футболке, с собранными в хвост волосами. Она всего на два года младше Кима, но выглядит такой хрупкой, что для Тэхёна ей всегда будет семнадцать. — Волнуешься? — По поводу? — Завтра приедут гости. Тэхён поворачивает к ней голову и вопросительно хмурит аккуратные брови. Шарлотта облокачивается о перила локтями, чуть согнувшись в спине, и устремляет взгляд в сторону темнеющего горизонта. — Софи сказала, приедет много людей, которых мы не знаем. За прошедший год она увеличила поставки, и теперь в её окружении прибавилось статных людей от мала до велика, — повернувшись в сторону старшего брата, девушка поджимает губы в улыбке. — Она точно тебя будет с кем-то сватать. — Тебя тоже. Шарлотта тихо смеётся, качая головой, и разворачивается, упираясь в перила поясницей. — Только я этого хочу, а ты — избегаешь, — она долго смотрит в профиль Тэхёна, который намерено не глядит на неё в ответ, и, положив руку на плечо, сочувствующе произносит: — Прошлое не должно тяготить тебя так долго. Может, другому человеку всё-таки получится подарить тебе много новых эмоций, давно забытых чувств, воспоминаний. Перестань от себя бегать, Тэ-тэ, — плечо под ладонью раздражённо дёргается. Шарлотта убирает руку и, поджав губы, вздыхает: — Доброй ночи. Её шаги стихают, как только она скрывается за дверями, и Тэхён ещё долго смотрит в пустоту, понимая, что чертовски устал убегать. Может, она действительно права. Ему стоит перестать убегать от прошлого и принять его таким, какое оно есть.* * * * *
Doin' Time — Lana Del Rey
Раннее утро встречает щебетом птиц и дуновением ещё прохладного ветра из открытой двери балкона. Тэхён нехотя переворачивается на бок и щурится, смотря на часы, стоящие на тумбочке рядом. Полдевятого. Слишком рано. В Сеуле, в свой законный выходной, он бы ещё часа два спокойно спал, но сейчас приходится торопливо стянуть с себя одеяло и сползти с кровати, не утруждая себя одеванием — Тэхён ступает босыми ногами по прохладному полу и забирает лежащий у подножья скинутый ночью халат. Тело покрывается приятными мурашками. Тэхён бросает взгляд на раскрытый чемодан, который так и не успел разобрать, и вздыхает, закрываясь в ванной. Завтрак подадут к девяти, поэтому у него есть полчаса на то, чтобы привести себя в порядок. И когда Тэхён выходит из душа, минутная стрелка переползает за двенадцать — нужно поторопиться, Софи не любит, когда опаздывают. Взгляд цепляется за оставленный на комоде подарочный пакет. Тэхён поджимает губы и решает посмотреть его содержимое, хотя бы когда оденется. Достаёт из чемодана льняную белую рубашку и такие же льняные, но тёмно-бежевые брюки, быстро одевается, уже прикидывая, как будет сетовать тётушка за его опоздание, и заглядывает в пакет одним глазком. Не понимает содержимое подарка. Достаёт коробку из пакета и хмурится несколько секунд, пока открывает упаковку в золотисто-чёрном оформлении. В ладонь ложится небольшой флакон духов — Тэхён открывает крышку и подносит её к носу, вдыхая сладкий аромат. Вишня и цитрус. Он даже не удивлён. Фыркая и качая головой, Ким брызгает на шею один раз, давая каплям распылится по чистой коже, и замечает, что запах действительно приятный. Ненавязчивый, в меру сладкий, он тут же оседает на языке приторностью апельсина, оставляя шлейф терпкой вишни. Запах мужской, но лёгкий. Даже немного пошловатый. Тэхёну нравится. Оставив флакон, он идёт к дверям, кидая последний взгляд на открытый чемодан, и хмурится, возвращаясь, чтобы закрыть его и поставить в шкаф. Лучше бы ему не мозолить глаза своим существованием. У каждого свои скелеты в шкафу. У Тэхёна же они в чемодане. И не совсем скелеты. — Доброе утро, — Софи, словно лебедь, проплывает мимо, когда Ким спускается вниз, заставая тётушку в холле. Запах белых роз густо забивается в лёгкие, и Тэхёну страшно представить, что будет к вечеру. — Доброе. Я опоздал? — Тэхён, шагающий за женщиной, замечает в её руках сахарницу и банку с вареньем, и когда они заходят в небольшую столовую, замечает, что за столом сидит только Шарлотта, лениво листающая журнал. — А где родители? — Проспали, — Софи ставит сахарницу на стол и вновь куда-то убегает. — Проспали? — Тэхён провожает её взглядом, а вопрос обращает уже к сестре, недоверчиво приподняв брови. Шарлотта согласно мычит и откладывает журнал в сторону, складывая локти на стол, пока страж порядка в лице тёти не видит. — Уже спускаются, — поправив прядь волос за ухо, девушка наливает себе чай, предварительно кинув в чашку кубик сахара. — Как спалось на новом месте? Клал расчёску под подушку? — Что? — Женихи снились? Тэхён фыркает. — Садитесь, они уже идут, — Софи заходит в столовую, держа в руках вазу с белыми лилиями. Воздух начинает пахнуть ещё слаще, и Тэхён решает, что сегодня на завтрак обойдётся без варенья. — Доброе утро, — Сара лучисто улыбается, заходя в столовую первой, а за ней появляется и глава семейства Ким. Рассаживаясь за стол, Тэхён выбирает место рядом с Шарлоттой и подальше от Софи — не готов к шёпоту о том, какие прекрасные женихи его ждут. Иногда это выглядит, как одержимость. — К пяти вечера начнут съезжаться первые гости, — Софи раскладывает по тарелкам сладкие булочки в сахарной пудре и разливает чай. — Празднество начнётся в шесть ровно. В восточном крыле дома осталась ещё одна спальня — там будет спать один из гостей. Пока тётушка рассказывает абсолютно неважную Тэхёну информацию, он останавливает своё внимание только на этом факте, замечая, что его спальня также находится в восточном крыле. Завтрак проходит в умиротворённом спокойствии. Запахи дурманят голову своим множеством, и Ким сразу же, как только все решают пойти отдыхать, уходит к себе первым. Только в холле перед лестницей его за запястье останавливает Шарлотта. — С тобой рядом будет жить мужчина. — Ты что, издеваешься надо мной? Девушка лукаво улыбается и выглядит так, будто это вышло по её инициативе. Тэхён бы не удивился, если так и есть. — Перестань запугивать меня мужчинами, Шарлотта, — строго просит Ким, разворачиваясь, и замирает, когда в спину ему с резвым хохотом говорят: — Не держи трусы, Тэ-тэ! Устрой себе курортный роман! Тэхён показательно взмахивает руками и громко фыркает, не поворачиваясь к ней лицом. Просто восхитительное предложение. Он, пожалуй, откажется.* * * * *
Feeling Good — Michael Buble
— Мне нужна лента. Тэхён оборачивается на голос и подавляет в себе восхищённый вздох. Его сестра сегодня сияет. — Я знаю, что у тебя есть. В отличие от него. Тэхён стоит посреди спальни в одной красной шёлковой рубашке, которая едва достаёт до бёдер, и надевает золотые часы с тонким ремешком на запястье. — У меня… — Не ври, — не давая отказать, Шарлотта закрывает за собой дверь и проходит вглубь комнаты, ища взглядом тэхёнов чемодан. Всё-то она знает… — Я не брал ленты для волос. Ты не просила. — Я знаю, — её лицо полно решительности, как и каждое движение рук, которыми она откидывает подушки на кровати, заглядывая за каждую. И до Тэхёна доходит. — Ты что, с ума сошла? — А что? — она выпрямляется, упираясь руками в бока. Тэхёну бы её напористость. — Чем они отличаются? Никто не заметит разницы. — Я не дам тебе те ленты, Шарлотта. Девушка куксится, по-детски выпячивает губу, но даже не пытается состроить глазки — это не в её политике. Она либо заставит, либо грубо выпросит, но точно не будет наивно, жалобно клянчить. Всё же, характер у них обоих так себе. — Дашь. — Не дам. — Зануда, — фыркая, она подходит к зеркалу и поправляет жемчужные серьги. На ней шёлковое облегающее платье нежно-бежевого цвета, с тонкими бретельками и достающее до колен. Её изящные плечи покрыты тонким слоем блёсток, которые будут блестеть лишь при ярком освещении, а волосы аккуратными локонами убраны назад; на запястье сверкает тонкий бриллиантовый браслет. Ничего лишнего, только богатый лоск. Она сто́ит каждого карата. — Точно не дашь? — стрельнув глазами, она тихо хихикает, получив недовольный взгляд. — Надеюсь, сейчас ты жадничаешь не просто так и всё же воспользуешься ими по назначению, — и уходит, не обронив больше ни слова, ни взгляда. Тэхён стоит в одной рубашке и белье, с дорогими часами на запястье — подарок родителей на совершеннолетие — и пытается не закричать. Не попасть под внимание очередного недолюбовника — задача со звёздочкой.* * * * *
Середина августа, регион Тосканы, Италия. Особняк Софи Барбиери, хозяйки огромной плантации винограда, директрисе винного завода, которой в этот жаркий летний день исполняется шестьдесят лет. Двор украшен светящимися гирляндами, которые с наступившими сумерками будут смотреться особенно волшебно. Бледно-бежевые ленты и пышные бутоны белых роз украшают парадный вход — главную арку, в которую въезжают гости на своих винтажных автомобилях, и праздничный стол на заднем дворе — длинный, устланный белоснежной скатертью, со свечами в золотых канделябрах и красными астрами для акцента. Прислуга, нанятая для праздника, снуёт туда-сюда, подготавливая последние детали для идеальной вечеринки после ужина — Софи обещала танцы, а это значит, что Тэхёну не светит лечь спать ещё, как минимум, до двенадцати. Ким просидел в комнате настолько долго, насколько позволял этикет и совесть, а после, спустившись вниз, исчез в столовой, через которую повара из кухни выносили блюда на улицу. — Если ты пытался скрыться от настойчивой и шумной тёти, следовало выбрать сад или ванную комнату в своей спальне, — Шарлотта появляется из-за спины и забирает гроздь фиолетового винограда из тэхёновых рук. — Я не прячусь. — Первые гости уже приехали, — кинув взгляд на улицу через большое окно столовой, девушка причмокивает губами, раскусывая крупную виноградину, и отдаёт гроздь обратно. — Нам пора. Чем раньше покажемся, тем быстрее сможем отвязаться, — опустив подол платья немного ниже, она вздыхает и хлопает Тэхёна по плечу. — Я думал, тебе не терпится познакомиться с каким-нибудь богатым папиком. — Ты отвратителен, — фыркает Шарлотта, но её губы вдруг искривляются в заискивающей улыбке. — Но ты чертовски прав. Тэхён хмыкает, оставляя виноград на столе, и выходит за ней следом. В холле ещё тихо, все гости пока на улице, и Ким набирает в лёгкие побольше воздуха, мирясь с мыслью, что ещё несколько часов не сможет послушать тишину. — …а это мои племянники — Тэхён и Шарлотта Ким, — Софи кладёт ладонь Тэхёну на плечо, как только он подходит достаточно близко. Она улыбается, щебечет что-то о том, какие они умницы-молодцы, но Ким не вслушивается, пытаясь унять волнение перед людьми, которых видит впервые в жизни. — Познакомьтесь, это семья Риццо — с недавних пор не только мои партнёры по бизнесу, но и хорошие друзья. Тэхён бегло осматривает каждого члена семьи и поджимает губы в неловкой улыбке, выставляя руку для рукопожатия. В глаза смотрит из вежливости, стараясь не выдавать нервозности, что получается с трудом. Давид и Франческа, как представила их Софи, вполне приветливые мужчина с женщиной, выглядящие немного моложе самой хозяйки. Луиза — младшая дочь семейства, — голубоглазая блондинка, на голову ниже Тэхёна, и выглядит такой же миниатюрной, как Шарлотта. — Август, — представляется мужчина, пожимая руку Тэхёну и задерживая этот жест дольше положенного. — Рад встрече, — он подаётся чуть вперёд, будто намеревается поцеловать тыльную сторону кимовой ладони, но только улыбается, стреляя глазами цвета тёмной оливки, и смотрит непозволительно долго. Настолько, что по спине успевают пробежать мурашки, а рука в чужой ладони — дрогнуть от горячего дыхания. Тэхёну всё это уже не нравится. — Взаимно, — заторможено отвечает, уверенный в том, что это не звучало дружелюбно. Но, судя по сверкнувшим глазам напротив, мужчину это ничуть не смутило. В его пшеничных волосах путается ветер и лучи заходящего солнца; на щеках россыпь веснушек, которые сбавляют ему несколько лет. Августу двадцать семь, он юрист и фотограф (что больше для хобби); у него есть своя конюшня, которую он держит вместе с сестрой, и личная яхта в Ливорно. Всё это Тэхёну рассказывает Софи, пока удаётся урвать пару минут наедине. Ким не хочет это слушать, ему попросту неинтересно, а чужой взгляд, который он ловит на себе чуть ли не каждые десять секунд, действительно нешуточно напрягает. Если и избавляться от прошлого, то точно не так быстро. Наверное, Тэхёну для этого не хватит и десяти лет. — Чудный вечер, не так ли? Тэхён почти отшатывается, словно ужаленный, от мужчины, выросшего прямо за плечом. Отвечать не хочется. Банальный вопрос, требующий банальный ответ. Он прекрасно осознаёт, что за всем этим последует, а потому решает сделать ход конём.* * * * *
Автомобили заезжают во двор один за другим. Незнакомые лица буквально повсюду, их численность переросла тридцать человек, и Тэхён в эту минуту, пока здоровается с каждым, даже рад тому, что это занимает его каким-то делом. А это значит, что не придётся разговаривать с кем-то дольше трёх секунд. С кем-то. Август как стоял у фонтана, так и остался. Разговаривает с компанией знакомых ему людей, держит в руке бокал пузырчатого шампанского и кидает на Тэхёна долгие взгляды. Ким не смотрит в ответ, только чувствует на себе пристальность, с которой его раздевают глазами. В свободной рубашке вдруг становится слишком тесно и жарко, а солнце, успевшее за сорок минут скатиться к горизонту, греет даже чересчур сильно. — Приехал! — восторженно хлопнув в ладоши, Софи привлекает внимание всех стоящих рядом. Тэхён не уверен, что таким радостным возгласом она поступает этично по отношению к другим гостям, и совсем не понимает, кому она может быть так рада в принципе. Кроме семьи, конечно. Во двор въезжает точно такой же чёрный автомобиль, как и десяток предыдущих. Из салона выходят двое мужчин: один из них открывает багажник, доставая чемоданы, а другой — дверь переднего пассажирского. Через секунду в поле видимости попадает ещё третий: в чёрном костюме и такого же цвета рубашке, на которой расстёгнуты верхние две пуговицы. Он улыбается своему шофёру, что-то говорит и жмёт руку, а тот, обойдя автомобиль, садится за руль и выезжает со двора. Хруст гравия под ногами незнакомца перебивает гудящий рой голосов вокруг. Тэхён хмурится, смотрит на то, как тот застёгивает пуговицу пиджака, и замечает лишь, что он тоже кореец. Единственный, кроме семейства Ким, на этом празднике. Тэхёну становится интересно, как в этих краях мог затеряться этот человек, но не успевает развить вопрос в своей голове, как мужчина оказывается рядом, протягивая руку Софи. И та (внезапно, пожалуй, для всех) обнимает его за плечи, трижды целуя в щёки. — Привет, дорогой, — Софи буквально светится, и это так непривычно — видеть её такой. — Знакомьтесь с моим любимым мальчиком — Чон Чонгуком. Тэхёна оглушают приветствия и новая порция повторяющихся имён. Он ни черта не понимает. Из мыслей вырывает протянутая рука. Ким смотрит на чужую ладонь, затем переводит взгляд на лицо мужчины и заторможено моргает, протягивая свою в ответ. На него смотрят два угольно-блестящих глаза. Пристально, любопытно, с налётом усмешки, но какой-то доброй. Чонгук смотрит так, будто не пытается его завоевать. — Ким Тэхён, — мазнув языком по пересохшим губам, Тэхён чувствует, как тепло чужой сухой ладони быстро покидает его собственную. — Рад знакомству. — Взаимно, — улыбаясь, мужчина смотрит в глаза, а после, на долю секунды сощурившись, отводит взгляд, здороваясь уже с другими. Тэхён смотрит в чужое бледное лицо, успевая заметить только крупную родинку под нижней губой и округлый нос, который отдельно от остальных черт лица выглядел бы явно не так притягательно и гармонично. Смотрит и понимает, что издалека его до сих пор прожигает взгляд оливковых глаз. А ему внезапно хочется, чтобы пару тех заменили другие, угольно-чёрные.* * * * *
American Cliche — FINNEAS
Запах цветов, воска от горящих свечей и разнообразие парфюмов забилось в лёгкие так сильно, что пропал аппетит. Или же его перебила пара проницательных глаз напротив — непонятно. Тэхён изо всех сил старается не заострять на этом внимание, но получается из рук вон плохо. Август следит, кажется, за каждым взмахом его ресниц, и это напрягает. Ким мажет языком по пересохшим губам, поправляет прядь уложенных волос за ухо и вздыхает, накалывая тушенное мясо на вилку. Смотрит на него и кладёт обратно, принимаясь перекатывать овощи по тарелке, чтобы создать видимость того, что он ест. Гомон голосов стоит такой, что трудно расслышать собственные мысли. Хотя Тэхён уверен, у него в голове сейчас был такой же не опознаваемый шум. В шёлковой рубашке становится по-настоящему некомфортно и жарко. Он даже думает пойти переодеться, но это всё равно не выйдет сделать сейчас. Невежливо. Его начинает мутить от всего и сразу. — Всё в порядке? — Шарлотта наклоняется к нему, смотря в другую сторону, и продолжает улыбаться, скрывая волнение. Не за себя, а за мрачного брата. — Выглядишь белым, как бумага. — Мне дурно и некомфортно, — шипит Тэхён ей в ухо. — Ты правда побледнел. Пойди припудри носик, — смешок слетает с пухлых губ. — Я оставила сумочку в столовой, там румяна. Серьёзно, сделай с собой что-нибудь, на тебя смотреть страшно. — Мне это только на руку, — фыркает Тэхён, но всё же встаёт с места и, извинившись перед теми, кто сидит рядом, кивает Софи и уходит в дом. В холле ощущается прохлада. Свет горит точечно, создавая уютную атмосферу. Тэхёна окутывает долгожданная тишина. Он входит в столовую, находит вещь и забирает её с собой, направляясь в уборную на первом этаже. — Красивая сумочка. Ким замирает, судорожно сжимая ручку во влажных ладонях, и медленно поворачивается. Август стоит, облокотившись о стену плечом и держа руки в передних карманах брюк. Он выглядит так, будто стоит здесь минут двадцать. — Она не моя. — Правда? Вам идёт. — Делать комплименты — не ваше призвание. — Знаю, — пожав плечами, он подходит ближе. — Знаете, каково моё призвание? — обдавая горячим дыханием щёку. — Не хочу знать, — голос сходит на шёпот. Тэхён разворачивается и спешит уйти, но его беспардонно хватают за локоть. Сумочка Шарлотты едва ли не валится из рук. — Отпустите, — звучит строго, а взгляд нервно бегает по лицу напротив. — Не бегай от меня, — наклонившись ближе, Август шепчет прямо в ухо: — Ты такой красивый. — Мы не переходили на «ты». Я не позволял стирать эту границу. — Она всё равно рано или поздно сотрётся. — Самоуверенность вам не к лицу. Август улыбается. Улыбается, даже когда Тэхён безуспешно пытается вырваться из его сильной хватки. Его улыбка не сальная, но игривая, с огромным, жирным намёком. Тэхён опускает глаза, чтобы не проседать под чужим взглядом ещё больше. — Я добьюсь вас. — Удачи, — Ким вновь делает попытку высвободиться, и на этот раз у него выходит. Вот только не благодаря собственным усилиям. Просто в холле эхом звучит кроткое: — Простите, что отвлекаю, но где здесь уборная? Оба поворачиваются на голос. Август отпускает локоть Тэхёна, а Ким смотрит на зашедшего, как на спасителя. Чонгук, поджав губы, вопросительно смотрит только на него одного, игнорируя присутствие блондина, будто его не существует вовсе. — Я… — голос хрипит, и Тэхён прокашливается. — Я как раз иду туда. Провожу, — и, фыркнув, показательно разворачивается и шагает прочь, не дожидаясь Чонгука. — Держись от него подальше, — басит Чонгук, проходя мимо. Август суёт руки обратно в карманы, смотрит вслед и громко произносит ему в спину, когда Тэхён скрывается за поворотом: — Оставь совет при себе, Чонгук, иначе Тэхён случайно узнает, что ты не такой честный, каким ему покажешься. Чон стискивает зубы до скрипа, но не останавливается ни на секунду. Всем есть что скрывать. К сожалению, он не исключение. — Не помешал? — Чонгук входит в уборную, заставая Тэхёна за мытьём рук. Довольно агрессивным натиранием ладоней, стоит сказать. — Вам и вашему… — Нет, — перебивает его Ким, вытирая руки бумажными полотенцами. — И он не мой. Чонгук кивает, поджав губы. — Мы можем перейти на «ты»? Кажется, у нас не такая большая разница в возрасте… Чон почти заикается, смотря на Тэхёна через отражение в зеркале. Взгляд строгий, хмурый, такой, будто Ким вот-вот накинется на него с кулаками. — Не можем, — Тэхён сокращает расстояние и невежливо тыкает Чонгуку указательным пальцем в грудь. — Послушайте меня сюда, Чон Чонгук. Я вижу в вас точно такого же богатенького мужчинку, который не против затащить меня в постель. Я таких насквозь вижу, так что не нужно разыгрывать этот спектакль и ухаживать так, будто я принцесса на горошине. — И в мыслях не было, — беззастенчиво врёт, подняв руки в сдающемся жесте. — Вообще, я не так уж и богат, — он тихо смеётся, видя растерянное лицо, добивает: — И ухаживать я не собирался. Завоевать — вполне возможно. А насчёт «затащить в постель», — Чонгук опускает руки и наклоняется, выдыхая у виска непозволительно томное: — Я могу только уложить. Затаскивать силой я никого не собираюсь. Он отстраняется, игнорируя полное недоумение на чужом лице, и, даже не посмотрев на Тэхёна, уходит из ванной комнаты первым. Ким смотрит на себя в зеркало и понимает: румяна ему больше не нужны.* * * * *
— Ты почему так долго? — Шарлотта шепчет ему на ухо, и Тэхён впервые за вечер не видит на её губах улыбки. Помады, к слову, тоже. Ким хмурится, на секунду подвисая. — Ты когда успела? Шарлотта тихо хихикает, прикрывая рот ладонью. — Смотри туда, — она кивает в противоположную сторону, и Тэхёну приходится напрячь все свои актёрские навыки, чтобы ненавязчиво развернуться и посмотреть туда, куда ему показывают. — Видишь того мужчину в тёмно-синем костюме с бордовым галстуком? — Тэхён кивает и спешит отвернуться. — Это Джонатан Финч. Ему тридцать два, он англичанин, владеет собственным бизнесом по грузоперевозке и часто путешествует по Европе. Разведён пять лет назад, детей нет. — Ты с ума сошла? — Тэхён шипит ей прямо в лицо, а она улыбается так ярко, что слепит глаза. — Ты что, влюбилась с первого взгляда? — Со второго, вообще-то, — фыркает девушка, поправляя волосы и стреляя глазами куда-то Киму за спину. — Целуется он просто обалденно. — Безумие, — Тэхён нервно поправляет рукава рубашки, оголяя тонкие запястья, и осушает бокал шампанского за раз. Трезвость этот вечер только портит. — Что он тебе наобещал? — Пока ничего особенного. Просто забрать меня с собой, если захочу. — А ты захочешь, не сомневаюсь. — Конечно, — в подтверждение она даже кивает. Кидает в рот крупную клубничину и не стесняется говорить с набитым ртом. — Софи когда-то рассказывала о нём. Она давно его знает, он хороший. — Я очень на это надеюсь, Шарлотта. Иначе в мире на одного англичанина станет меньше. Она заливисто смеётся, привлекая внимание не только Джонатана, но и всех вокруг. Гул голосов от этого, конечно, не прекращается, и все тут же забывают о них, вовлекаясь обратно в прерванную беседу, только Тэхён чувствует на себе нежеланное внимание человека, которого предпочитает игнорировать. Пожалуй, их теперь даже двое. Чонгук сидит в противоположном конце стола, и с ним Тэхён, после разговора в туалете, пересекался глазами за весь вечер раза три-четыре, не больше. И ноль — с Августом, но не потому, что тот не смотрел. Просто на то, чтобы его игнорировать, у Кима почему-то больше и сил, и желания. — Я переживаю. — Я знаю, Тэ-тэ, — она любовно заправляет за ухо прядь его чёрных волос. — Не стоит, я уже взрослая девочка, не дам себя в обиду, — Тэхён тихо фыркает, но расслабляет плечи. — Лучше подумай о себе. На тебя запали не только те двое, поверь мне. Тебе будет из кого выбирать, — она по-доброму хмыкает, допивая белое вино в один глоток. — В том и дело, что я не хочу никого выбирать, Шарлотта. Не хочу к себе повышенного внимания. Не хочу вообще никакого внимания. Я не готов к новым отношениям. — Ты состаришься и умрёшь в одиночестве, — кивая своему умозаключению, она встаёт с места и, утерев губы салфеткой, спрашивает: — Через пять минут начнутся танцы. Ты пойдёшь? — Не думаю. — Зря. Софи расстроится, — и, закинув в рот очередную ягоду, уходит в ту сторону, где сидит её суженый. Тэхён смотрит ей вслед и вздыхает. Она выглядит такой лёгкой и счастливой, будто в её голове совершенно нет ни тревоги, ни страхов, ни горести. Ким знает все её секреты, как и она — его, а потому может с уверенностью сказать, что Шарлотта гораздо более серьёзный, рассудительный и мудрый человек, чем может показаться. Вероятно, гораздо мудрее него самого. Ведь сейчас она танцует с мужчиной, которого знает без году неделю, и выглядит такой свободной, что щемит сердце в белой зависти. Тэхёну этого не хватает. — Не желаете потанцевать? — Август нарисовывается так невовремя, что Тэхёну даже не стыдно качнуть головой с коротким «нет». — Очень жаль. На удивление, он даже не настаивает. Просто уходит в образовывающуюся толпу, желающую танцевать, и растворяется в ней, явно подыскав кого-то другого. Тэхён потом увидит, что тот танцует с Луизой: та заливисто хохочет и откидывает голову назад, подставляя лицо вечерней прохладе. — Если не хотите танцевать, можем отойти немного в сторону — музыка слишком громкая. Тэхён поднимает голову и видит Чонгука: он стоит, скрестив руки на груди, уже без пиджака, в одной чёрной рубашке. Тоже, к слову, шёлковой. Тэхён хмурится, качая головой. — Вы один за столом, это привлечёт нежеланное вами внимание. Ким поджимает губы и оборачивается, со вздохом замечая, что действительно сидит один. Он думает не дольше пяти секунд прежде, чем, допив второй бокал шампанского, встать со своего места и молча пойти за Чоном в другую от танцующей толпы сторону. Они тормозят у огромной липы, раскинувшей свои ветви на пару-тройку метров в стороны, создавая купол из тени даже в полдень. Чонгук продолжает держать руки скрещенными на груди, а Тэхён не знает, куда деть собственные — он даже не заметил, как стащил со стола бумажную салфетку, и теперь рвёт её на части. — Позвольте? — Чонгук протягивает ладонь, намекая вложить несчастную салфетку, и когда Тэхён всё же делает это, просто суёт ту себе в карман. — Сохраните на память? — хочет ответить с сарказмом, но получается как-то устало. Чонгук улыбается. — Если ничего не выйдет, то да. Как напоминание о самом красивом отказе в моей жизни. — Вы не похожи на того, кто часто получает отказ. — Льстите. Мне приятно. Это лучше, чем упрёк в том, что я желаю того же, чего желали все до меня. И на ваш вопрос я отвечу честно: вы правы, я редко получаю отказ. Но лишь потому, что редко пытаюсь с кем-то познакомиться. Тэхён всё это время смотрит в сторону танцующих людей: весёлые песни играют одна за другой, смешиваясь со звонким смехом, а Тэхёну в эту минуту не весело ни капли, но спокойно. — До вас было не так много мужчин. — Я сказал это без намёка, — Чонгук ведёт плечом, будто ему неловко от формулировки своего высказывания. — Я знаю. Он вздыхает и жалеет, что не взял с собой алкоголь. Хотелось бы найти оправдание тому, что разум дурманит чужой парфюм. Музыка внезапно меняется на более спокойную, и Чонгук ожидаемо поворачивается, задавая ожидаемый вопрос: — Хотите потанцевать медленный танец? Прямо здесь, чтобы никто не пялился. И получает ожидаемый ответ: — Не хочу. — Как знаете, — Чон вновь скрещивает руки на груди и отводит взгляд туда же, куда смотрел Тэхён всё время до этой минуты. Сейчас он смотрит в чётко очерченный профиль, с острой линией челюсти, пухлой нижней губой и короткими, но пушистыми ресницами. Его лицо гладко выбрито, а брови — аккуратно выщипаны. От него вкусно пахнет, но этот запах не перебивает его собственный, и это кажется чем-то слишком интимным. Чем-то, что Тэхён не должен был узнать так скоро. — Красивый? Тэхён вздрагивает, слыша вопрос и понимая, что Чонгук чувствовал, как на него смотрят. Недопустимо для Тэхёна изучающе и заинтересовано, пусть и неосознанно. И врать нет смысла. Ким даже не краснеет, лишь вздыхает, произнося простое: — Да. — Глаз не оторвать? — Не перегибайте. — А вот вы красивый настолько, что оторваться сложно. Вы с трудом не забрали всё внимание с именинницы на себя, — Тэхён не успевает возмутиться, слыша вопрос: — Мы правда не можем перейти на «ты»? — Не можем. — Почему? — Не вижу смысла. — А если его вижу я? Не пойдёте на уступки? Тэхён отворачивается, слушая незнакомую песню, пересекается взглядом с Шарлоттой, затем Августом, который прижимает к себе какую-то девушку, и, отвернувшись обратно к Чонгуку, обнимает себя за плечи. Вдали от свечей чувствуется ночная прохлада. — Хорошо, будь по-вашему. — По-твоему, — уточняет, не пытаясь скрыть довольную улыбку. — Да, — вздыхая. — По-твоему. — Спасибо. Тэхён удивлённо смотрит на задумавшегося Чонгука и хочет спросить «за что?», но его перебивают: — Тебе холодно. Я могу принести пиджак, или мы вернёмся к остальным. — Не хочу туда. Чонгук молча кивает и уходит, оставляя Тэхёна смотреть ему вслед. Возвращается со своим пиджаком и также молча накидывает его Киму на плечи. Запах чужого тела ударяет в нос особенно сильно, и Тэхён, пока Чон отвлекается на то, чтобы зашнуровать свои туфли, медленно и глубоко вдыхает через нос. В этом запахе хочется утонуть — это он признаёт с большим сопротивлением. И уже сидя за столом, всё также в чонгуковом пиджаке, который забыл снять и перестал ощущать на себе, с меньшим сопротивлением признаёт, что недовольный взгляд оливковых глаз напротив ему нравится. Возможно, в это можно немного поиграть. По крайне мере, пока никто не против.* * * * *
I Wanna Be Yours — Arctic Monkeys
Ночная свежесть пробирается под майку, щекочет рёбра и вызывает довольную улыбку, когда мурашки приятно пробегают по спине. В комнате темно: только одинокий лунный свет мягко распыляется по полу холодным белым; занавески колышет лёгкий ветер, и это шуршание — единственное, что нарушает тишину. На часах начало второго. Тэхён не сомкнул глаз ни на минуту. В голове ненавязчивая пустота от выпитого, а в носу до сих пор щекотно от древесного парфюма с привкусом сандала. Именно привкусом, потому что Тэхён очень явственно может почувствовать этот вкус у себя на языке. Интересно, с каким привкусом были бы губы Чонгука? Тэхён дёргается от мысли и ударяется затылком об изголовье кровати. Перед глазами немного кружится от лёгкого опьянения и возникшей мысли, которая пугает и притягивает возмутительно сильно. Так быть не должно. Ким встаёт с постели, босыми ногами ступая по деревянному полу до комода, где стоит графин с водой. Он пьёт жадными глотками, капли стекают по подбородку и шее, и Тэхён чувствует непреодолимое желание раздеться от жары — внезапно стало душновато. Он ставит стакан обратно на комод, подходит к балконным дверям и распахивает те сильнее, вдыхая воздух так глубоко, как только может. Чтобы до головокружения и покалывания в лёгких. Чтобы вытеснить кислородом из мозга всё лишнее и не думать ни о чём и ни о ком. Тэхён долго смотрит на улицу, не фокусируясь взглядом, а потому крупно вздрагивает всем телом, когда в дверь раздаётся тихий, но уверенный стук. Ровно трижды. Шарлотта стучит, но сразу заходит, не дожидаясь разрешения. И Тэхён, неосознанно облизав губы, тихо крадётся к двери, прислушиваясь к собственному дыханию, которое сбилось и не подлежит восстановлению — он убеждается в этом, когда, открыв замок, надеется увидеть там сестру, ведь дверь всё же была закрыта, но видит не её. — Доброй ночи, — шепчет Чонгук, а его глаза блестят, как полуночные звёзды. Тэхён одет, но чувствует себя голым и пытается прикрыться свободной рукой, которая не держит дверную ручку до онемения пальцев. Он смотрит секунды три, а после — просто захлопывает дверь, щёлкая замком. Прислоняется спиной и загнанно дышит, будто пробежал несколько километров. В своём сознании он только и делает, что бежит. В дверь снова трижды стучат. Уже немного тише, но по-прежнему настойчиво. Тэхён мотает головой, словно убеждает себя не повторять ошибку снова. Не открывать дверь. Ведь масштабные события состоят из мелочей. Тэхён закусывает губу, чтобы не дышать так громко, и сквозь собственное сопение отчётливо слышит шёпот по ту сторону. — Открой дверь через двадцать секунд после того, как я постучу. Меня не будет здесь, обещаю. Просто открой. Ким гулко сглатывает, прикладывая ладонь к бешено бьющемуся сердцу. Всё его существо кричит о нескольких вещах сразу, он не может разобрать ни одного. И прикрывает глаза, начиная медленный отсчёт, когда Чонгук снова стучит трижды. Один. Два. Три. Чонгук выглядел таким домашним: в шортах до колена и свободной футболке с подвёрнутыми рукавами. Волосы растрепались на макушке — должно быть, он тоже был в постели перед тем как прийти. Четыре. Пять. Шесть. Тэхён облизывает пересохшие от частого дыхания губы и разворачивается, утыкаясь в деревянную поверхность лбом. Семь. Восемь. Девять. Десять. Прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Непонятно, откуда в нём такая уверенность в том, что Чонгука действительно не будет за дверью. Но он решает довериться хотя бы в такой мелочи. Может, он слукавил, чтобы выманить из комнаты, но по крайней мере Ким уверен в том, что Чонгук не сделает ему ничего плохого. Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Есть люди, которым доверяешь заочно, пообщавшись всего пять минут. Ты просто знаешь, что можешь им верить. И тебе не страшно делать это. Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать. Может, он совершает ошибку. А может, совершит её, если не поддастся. Шарлотта права — нельзя вечно бегать. И если отказывать — так делать это смело. Двадцать. Тэхён проворачивает ключ и давит ладонью на ручку, распахивая дверь медленно и боязно. Смотрит в пустоту тёмного коридора и хмурится. Заглядывает за дверь, но никого не видит, не слышит и шагов. Чонгук выполнил обещание. Но пока непонятно, зачем всё это было. ВздохнувС глубочайшим уважением,
J.J.»
Тэхён откидывается на постель, подняв письмо над головой, и смотрит на аккуратный, размашистый почерк на бумаге, не веря своим глазам. Кто вообще сейчас пишет письма? Вероятно, Чон Чонгук. Чонгук, который выглядит так, будто весь мир у его ног, но при этом его аура не подавляет. Он будто помогает расцвести. Рядом с Чонгуком Тэхёну не хочется бесконечно выпускать колючки — он понял это спустя несколько минут разговора ни о чём. Чонгук выглядит так, будто весь мир у его ног, но излучает энергетику человека, который готов поставить мир на колени у ног человека, который ему важен. Чонгук выглядит так, будто сам встанет на колени, если человек ему важен. Тэхён прикрывает глаза и подносит бумагу к лицу, делая глубокий вдох. Бумага ничем не пахнет, и он, поднявшись, складывает письмо обратно в конверт и прячет в выдвижной ящик в тумбочке. Ложится на бок, поджав ноги под себя, и не замечает, что улыбается.* * * * *
Sad Girl — Lana Del Rey
Солнечный свет заливает столовую, играя лучами в прозрачных стаканах, обрисовывает узоры цветов на посуде и мажет теплотой по щекам. Дуновение ветра из открытых настежь окон колышет пряди волос, аккуратно спадающих на лоб, и одинокие волосинки щекочут скулы, путаясь в ресницах. Тэхён поправляет прядь за ухо и наливает себе чай, передавая маленький чайник с заваркой Шарлотте. Часть гостей уехала рано утром — вероятно, Софи не спала ни одной минуты, ведь на часах всего девять утра, а все уже сидят за столом, сонно и лениво поедая завтрак. Ненавязчивые разговоры изредка трогают уши, Тэхён не вслушивается, только кивая головой на тихий щебет сестры, сидящей, как всегда, рядом. С родителями он обмолвился парой слов ещё вчера вечером: о том, что ему всё нравится, всё в порядке, и он не желает сбежать прямо сейчас. Небольшой стол, обычно стоящий в центре, заменили на более длинный — тот, что стоял вчера на улице. Гостей на десяток человек меньше, а потому Тэхён на десяток процентов спокойнее дышит. Рассадка ровно точно такая же, а потому Август снова сидит напротив, лениво, но внимательно скользя взглядом по Тэхёну каждый раз, когда Ким перестаёт жевать. Наверное, боится, что подавится. А место с другой стороны от Тэхёна, где сидел уже покинувший усадьбу гость, пустует совсем недолго. Спустя пару минут на него усаживается опоздавший Чонгук. Извиняется, отвечает на вопросы о самочувствии, принимает от рядом сидящего человека помощь в том, чтобы налить себе чай. Выглядит так, словно спал очень крепко: волосы уложены наспех, а на щеке ещё не сошёл мятый след от подушки. Он одет в льняную бежевую рубашку и хлопковые белые штаны, а запах… Тэхён подавляет в себе желание сделать глубокий вдох, потому что Чонгук пахнет только гелем для душа, который у всех в ванных комнатах одинаковый. Он пахнет так же, как сам Тэхён. — Доброе утро, — Чонгук очень простой. Не напыщенный индюк, набивающий себе цену яхтами и счетами в международных банках; не пытающийся что-то из себя представить. Тэхён осознаёт это прямо сейчас, когда Чонгук здоровается лично с ним, не смущаясь набитого яичницей рта. Он причмокивает губами, явно пытаясь подавить в себе привычку чавкать, ведь здесь это не считается вежливым, облизывает блестящие от масла губы и смотрит только в глаза. Не скользит взглядом по лицу, не смущает пристальным рассматриванием, не спускается ниже, где (Тэхён уверен) из-под свободной белой рубашки очень красиво выделяются ключицы. — Доброе, — Тэхён возвращает взгляд к себе в тарелку и принимается за свой завтрак. Знает, что Август не смотрит на него, пока он ест, а Чонгук слишком занят поеданием собственной пищи и явно не заинтересован в том, чтобы Тэхёна напрягать. — Как спалось? Или заинтересован… — Сладко, — пожимает плечами и, вспомнив ночной сюрприз, закусывает губу, надеясь, что это поможет крови не прилить к щекам. — Я хотел попросить… — Больше так не делать? — Чонгук читает мысли, произнося вопрос так буднично, словно его отказ совсем ничего не будет значить. — Да. Возможно, так и есть. — Хорошо. Может, Тэхён придаёт много значения тому, чему не следовало бы. Он вздыхает на это «хорошо» и чувствует что-то, что явно нельзя назвать облегчением. — А тебе? — спрашивает, чтобы заглушить мысль, неприятно щекочущую нечто в рёбрах. — Мало. Обычно это «нечто» принято считать сердцем. — Что-нибудь мешало? — Да, — Чонгук молчит несколько секунд и, не дождавшись уточняющего вопроса, решает ответить сам: — Думал об одном человеке. — Вот как, — Тэхён фыркает, а щекотка в груди только усиливается. — Не спросишь, о ком? — Это не моё дело. — А я всё равно расскажу, — Чон утирает губы тканевой салфеткой и, сделав глоток сладкого чая (Тэхён знает, что там ровно две ложки), откидывается на спинку стула. — Очень красивый молодой человек. У него безумно изящные пальцы и длинные ресницы, в которых чарующе играет солнечный свет. Тэхён гулко сглатывает, насильно заставляя себя вслушаться в чей-то разговор за столом, но ничего не выходит, потому что Чонгук продолжает: — В его глазах всегда стоит немой вызов на бой, в заведомом проигрыше которого он до смерти боится себе признаться, — Чонгук едва заметно наклоняется в его сторону, чтобы следующие слова точно никто не услышал: — Боится поддаться. — Понятия не имею, кто это, — дёрнув плечом, Тэхён отпивает свой чай. Чонгук отстраняется, а его губы расплываются в тёплой улыбке. Ким не замечает, как Чонгук крутит что-то в своих руках. — Правда? Очень странно, — он показательно задумывается. — Хотя, пожалуй, не так и удивительно. В конце концов, себя мы познаём всю жизнь, верно? Он встаёт из-за стола и подходит к Софи. Что-то спрашивает, наклонившись к её уху, а после выходит из столовой, подмигнув Тэхёну прежде, чем скрыться за дверями. Ким смотрит ему вслед, игнорируя прожигающий насквозь взгляд Августа, и опускает глаза. На сиденье Чонгука лежит роза, скрученная из бордовой тканевой салфетки.* * * * *
После завтрака Тэхён возвращается к себе в комнату и решает не выходить из неё, пока не будет весомой причины. Например, конец света. Иной веской причины он не видит. В комнате жарко, и Ким решает закрыть балконные двери и зашторить окна, чтобы побыть в тишине и темноте. Может, немного вздремнуть. И на полпути останавливается и вспоминает о неразобранном чемодане, который стоит в шкафу с момента его приезда. Тэхён разворачивается, идёт обратно и, достав чемодан, садится перед ним на корточки. Вынимает оставшиеся вещи, чтобы аккуратно развесить, и вытаскивает большую косметичку, хмыкая про себя. Там далеко не косметика. Он поднимается на ноги и отходит к комоду, открывая верхний ящик. Косметичка раскрывается, и Тэхён закусывает губу, доставая из неё содержимое и принимаясь раскладывать по ящику, как самое ценное, что у него вообще есть. В какой-то степени, это правда — он понятия не имеет, сколько вбухал в это денег. На своём удовольствии он скупиться не привык. Практически полностью разложив все игрушки, Ким дёргается и роняет полупустую косметичку на пол, толкая бедром ящик, и тот закрывается, придавливая кончик пальца. Тэхён шипит и обхватывает его губами, смотря на виновницу его маленькой трагедии. — Что ты здесь забыла? — шипит так недовольно, что Шарлотта вздёргивает брови и показательно скрещивает руки на груди, прислоняясь к стене. — Пришла уведомить тебя, что Софи приглашает всех на вечер чтения ровно в семь. Опоздания она не любит, ты знаешь, — девушка опускает взгляд и кидается к упавшей вещице одновременно с Тэхёном. Но удача сегодня явно не на его стороне. — Вау, это что? — Не делай вид, что не знаешь, — Тэхён выхватывает из её рук серебристую пробку и, положив к остальному инвентарю, закрывает ящик. — С каких пор ты стесняешься называть вещи своими именами? — Шарлотта хмыкает и возвращается в любимую позу. — Мы в приличном обществе, Шарлотта. Давай хотя бы сделаем вид, что немного к нему относимся. Она заливисто смеётся, и Тэхён вздыхает, усаживаясь на край не заправленной постели. — Ко мне пристаёт Чонгук. — Что, прям пристаёт? — сарказма в её голосе не занимать. Тэхён упирается в неё тяжёлым взглядом. — А ты покажи ему свою коллекцию — он испугается и сразу отстанет. — Не думаю, что таким можно напугать, — он качает головой и проводит по лицу ладонью. — Просто плётки ты оставил дома. Тэхён фыркает и откидывается на спину. Шарлотта подходит ближе и валится следом точно также. — Он хороший? — Я не знаю. — Так узнай. — Я не хочу. — Зануда, — перевернувшись на бок, она подпирает лицо кулаком, толкая брата в плечо. — Позови его к себе, надень портупею и встреть голым. — Думаю, он и без этого на всё согласен. — Что тебя смущает? — Всё? — Тэхён вздыхает и поворачивается к ней лицом. — Я не готов к отношениям. Ни с ним, ни с кем-либо другим. — Иногда люди вступают в отношения, будучи не готовыми к ним, и проводят всю жизнь с друг другом очень счастливо. Примером служат наши родители. — А иногда они вступают готовыми, а получается наоборот. Пример: я сам. — Просто ты встречался с нарциссичным, абьюзивным мудаком, — Шарлота показательно закатывает глаза, а у Тэхёна нет аргументов против. Их родители действительно начинали не с любви, а с чего-то больше похожего на обоюдную неприязнь, основанную на симпатии, которую было страшно в себе принять. — Ты можешь быть права. — Я стопроцентно права. Ким хмыкает и прикрывает глаза. С Чонгуком спокойно. Его хочется избегать по глупости, из-за собственных страхов, но в глубине души Ким понимает, что этот человек его влечёт. Он готов в этом признаться, но сделать хотя бы шаг навстречу — определённо точно не готов. — Мне пора. Я еду кататься на лошадях с Джонатаном, буду к шести, — она наклоняется, целует тэхёнов лоб и, соскользнув с постели, упархивает из комнаты, оставив шлейф цветочных духов. Тэхён встаёт с кровати, подходит к комоду и, достав вибратор, идёт закрывать дверь. До вечера, где непременно будет и Август, и Чонгук, ему точно нужно расслабиться.* * * * *
Million Dollar Man — Lana Del Rey
Тэхён выходит из комнаты ровно в без пяти семь. Библиотека находится в другом конце особняка — он там редко бывает. Читать не любит, дышать пылью — тем более. Хотя это, скорее, просто игра его воображения, ведь Софи следит за чистотой уж слишком скрупулёзно. Комнату с полками для книг назвать библиотекой довольно сложно. Её все зовут так, чтобы не путать с гостиной, хотя она мало чем от неё отличается. Разве что стеллажами высотой до самого потолка, на которых книг не сосчитать. Ким уверен, это мечта любого книжного червя. Он заходит в библиотеку ровно в семь. Дверь бесшумно распахивается, и его прихода почти никто не замечает. Судя по количеству людей, часть из них решила отдохнуть другим способом — поиграть в бильярд. Жаль, Тэхён не умеет. Интересно, что выбрал Чонгук? Тэхён дёргается, но не от прострелившей голову мысли, а от чужого прикосновения к плечу. — Где все? — первое, что спрашивает Ким у сестры, когда та обходит его и, схватив за руку, затаскивает вглубь комнаты. — «Все» это кто? Хочешь спросить, где Чонгук, так и скажи, — она стреляет глазами из-под накрашенных ресниц и тихо смеётся. — Он в бильярдной. А сюда идёт Август. И он явно идёт к тебе. — Только не это… Тэхён выдёргивает руку и уже собирается сбежать, но в дверях сталкивается с итальянцем, улыбка которого липнет к щекам в виде розоватой печати смущения. — Добрый вечер, — склонив голову в бок, Август суёт руки в передние карманы кремовых брюк и облокачивается о дверную коробку плечом. — Кого-нибудь потеряли? — Да, — фыркает Ким. — Своё терпение. Мужчина тихо смеётся, и звук его бархатного голоса ложится на плечи, вынуждая перестать их поджимать. От Августа хочется защититься. — Я помогу вернуть. Где вы видели его в последний раз? — он отталкивается от двери и хлопает ладонями по бёдрам, будто в его карманах действительно может уместиться что-то столь огромное. Тэхён уверен, что его терпение за эти пару дней превысило его собственную норму. — Где-то явно не рядом с вами. — Грубите, — поджав губы, он хитро щурится. — Это даже возбуждает. — Я спешу, — Тэхён плюёт на приличия и пытается протиснуться в щель между дверью и чужим крепким телом. В нос ударяет одеколон, во рту моментально вяжет слюна, и Ким гулко сглатывает и замирает, когда его берут за запястье и подносят кисть к носу, вдыхая так откровенно и интимно, что становится дурно. — Вы вкусно пахнете, — прикрыв глаза. А когда распахивает веки, обрамлённые светлыми ресницами, то Тэхён теряется в оливковой роще. — И постоянно ускользаете прямо у меня из-под носа. Нравится игра в неприступность? — Я ни во что не играю, — шипит Ким, выдёргивая руку, и всё-таки протискивается в коридор. — Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Тэхён разворачивается и, не кинув прощального взгляда, почти бегом несётся к лестнице, бесшумной птицей упархивая из чужих рук. Он убегает, восстанавливая сбившееся от волнения дыхание, и чувствует, что ему неотрывно смотрят вслед. Август провожает его глазами, разочаровано хмурясь в непонимании.* * * * *
В бильярдной гораздо тише: небольшая комнатка на первом этаже полупустая, лишь с парой мужчин и Софи. Они играют, пьют красное вино, изредка переговариваются и совершенно не обращают внимание на притихшего Тэхёна, стоящего в дверном проёме. Он просто наблюдает, скрестив руки на груди, и чего-то ждёт. — Не играешь? — Чонгук говорит почти шёпотом — настолько близко он находится к уху. И по спине Тэхёна пробегают, не предвещающие ничего хорошего, мурашки. — Не умею. — Могу научить, — он пожимает плечами и выходит немного вперёд. В одной его руке стакан с виски, а в другой — книга. Тэхён отворачивается и закусывает губу. Чонгук искал его? — Может, в другой раз. Чонгук кивает и делает глоток. Его кадык коротко дёргается вверх, а губы блестят от алкоголя. Ким знает, каков на вкус именно этот виски, и его привкус вдруг отчётливо чувствуется на языке. — Что читаешь? — Тэхён кивает на книгу в его опущенной вдоль тела руке. Чон поднимает ту обложкой вверх и показывает название. Брови комично ползут на лоб в искреннем удивлении. — «Божественная комедия»? — нервный смешок слетает с губ. Чонгук кивает. — В оригинале? — ещё кивок. — Ты шутишь? — Я знаю итальянский, — вновь пожимает плечами, снова делая глоток. У Тэхёна сохнет в горле. — Он мне почти как родной. Тэхён хмурится и опускает взгляд. Шестерёнки крутятся в голове со скрипом, и он думает так громко, что Чонгук явно может прочесть его мысли. Ким поднимает глаза и смотрит ему в лицо, где на губах играет тёплая усмешка, а в глазах пляшут светлячки, которых от выпитого стало немного больше, чем обычно. Смотрит и резко поражённо выдыхает. — Я не… — У тебя красивый итальянский. — Mamma mia… — Тэхён почти хлопает в ладоши, не в силах переварить происходящее. Его родной язык — корейский. Тот, на котором они с Шарлоттой по привычке говорят большую часть времени. И второй родной — итальянский. Тэхён каждое лето оставался у Софи, а потому не удивительно, что язык вплёлся в нейроны глубоко и надёжно. Только он не учёл одной забавной вещи. Когда свободно говоришь на иностранном языке — не замечаешь, когда переходишь с одного на другой. Особенно, если говоришь с таким же носителем, как ты сам. Чонгук говорил с ним на итальянском практически всё время, а он даже не заметил этого. — Tu hai la scintilla negli occhi, — Чон щурится и отводит взгляд. — Я должен что-нибудь знать? — Что? — Тэхён почти давится, смотря на невозмутимое лицо Чонгука. — О чём ты? Чон пожимает плечами и делает глоток. Тэхён чувствует что-то похожее на дежавю. — Ты нервный. Всё в порядке? — Да, — а тон действительно резкий; выдох, осевший на чоновой шее, прерывистый и горячий. Чужая кожа покрывается незаметными для одного, но ощутимыми для другого мурашками. — Хочу подышать воздухом, — он не ждёт ни согласия, ни того, что его остановят. Сейчас он, без шуток, очень не хотел бы этого. Он не слышит шагов позади себя, когда спешно преодолевает широкий холл. А выйдя на улицу и сделав глубокий вдох, прикрывает глаза и слышит хруст гравия. — Stai soffocando? — Чонгук стоит в паре метров, подпирая плечом колонну. В его руках нет ни книги, ни стакана. А Тэхён не знает, что ответить, чтобы это не прозвучало как-то неправильно. Скажет «да» — будет как намёк. Скажет «нет» — соврёт. Только сам пока не понимает, от чего именно задыхается. Парфюм Чонгука не душит — он вообще практически не заметен обонянию, — а потому понять действительно не может. Молчит, осознавая, как многозначительно звучит это молчание. — Не хочешь пройтись в сад? — Нет. — Как знаешь, — Тэхён не видит, но представляет, как Чонгук пожимает плечами. Становится не по себе. — Тогда, — судя по звукам, он явно мешкает, нерешительно топчась на месте, — доброй ночи? Ким хмурится. Солнце едва завалилось за горизонт, на часах даже восьми нет. — Ты уходишь? — и, обернувшись, застаёт Чонгука направляющимся в дом. Тот оборачивается, успешно подавляя довольную улыбку. — Ты хочешь побыть один. — Я этого не говорил. — Разве? — Я сказал, что не хочу идти в сад. Чонгук отвечает тихое «хорошо» и подходит ближе. Его присутствие волнует сердце, но успокаивает душу. — Aqua in bocca, — хмурость ощущается на собственных плечах стотонным грузом. Чонгук тихо смеётся и, обойдя колонну, становится с другой стороны от Тэхёна. Он смотрит прямо на него, пока сам Ким — куда угодно, лишь бы не на Чонгука. — Vorrei annegare nei tuoi occhi, — шёпот обжигает скулы. И не потому, что Чонгук слишком близко. Ким гулко сглатывает, ощущая, как по-другому во рту вяжется слюна: не терпко, не щекочет язык в позыве тошнотворного равнодушия. Сжимает зубы до скрипа и надеется, что не выглядит слишком жалко. — Ты очень красивый, — и добивает-добивает-добивает: — Ho bisogno di un medico, — Тэхён поднимает на него взгляд, а Чонгук вдруг театрально вздыхает и, выгнув брови, хватается за сердце. — Mi fa male qui, — и улыбается. — Piantala, — Тэхён шепчет, но совсем не сердито. Чонгук тихо смеётся. Повисает долгое молчание. Чонгук спокойно смотрит куда-то за горизонт, а Тэхёну хочется исчезнуть. Что он и делает. Спустя пару минут Чонгук оборачивается и не обнаруживает его рядом. Тэхён беззвучно исчез из-под его носа, оставив лишь шлейф сладковато-вишнёвых духов.* * * * *
Bloodsucker — CIL
Прислонившись спиной к двери в свою спальню, Тэхён резко выдыхает и прикрывает глаза. В груди заполошно бьётся сердце, посылая нервные импульсы в кончики пальцев в виде неконтролируемой дрожи. Он прикладывает ладонь ко лбу и, оттолкнувшись, идёт открывать балкон. Воздух едва успел остыть, а сумерки нерешительно заглядывают в окна, рисуя на полу отблески прошедшего заката. Ким делает глубокий вдох и тихий, медленный выдох. Он почти уверен, что Чонгук остался стоять на крыльце, поддерживая колонну своим крепким плечом. И готов поспорить, что тот не оставит его в покое. Тэхён не знает, чего хочет больше. Он запутался настолько, что не может найти ни начало, ни конец этому безумию. Помешательству на человеке, которого не хочет видеть, не хочет ничего о нём знать. Не хочет ведь? В дверь раздаётся уверенный, короткий стук. Ровно трижды, и ровно столько же сердце Тэхёна пропускает болезненных ударов в ряд. Он смотрит из-за своего плеча и не знает, как решиться. Открыть или послать — пока не определился. Шаги кажутся оглушающими, хотя ступает он бесшумно благодаря ковру. Прислоняется ухом к двери и дёргается, отшатываясь назад, когда в неё снова стучат. — Уходи, — тихо, но чётко проговаривает, утыкаясь лбом в стену. Ладонь-предатель лежит на дверной ручке. — Я на секунду. — Я просил больше так не делать. — Не приходить к твоим дверям посреди ночи? — Да. — Но сейчас пока не ночь. Тэхён так хорошо может представить, как Чонгук сейчас улыбается, что собственные губы растягиваются поневоле. — Я не буду повторять дважды, Чонгук. — Ты уже повторил дважды, — и снова эта улыбка в голосе: заискивающая, шутливая, добрая. Тэхён закусывает губу, чтобы собственное хорошее настроение не было так заметно. А после, вздохнув, устало просит: — Пожалуйста, уходи. За дверью слышится шуршание, и Тэхён практически уверен, что в щёлку сунут хотя бы письмо, но после слышит шаги, которые становятся всё тише, и… разочаровано прикрывает глаза. Чонгук действительно ушёл. Выполнил просьбу (почти с первого раза), не надоедая (отчасти), и это дарит Тэхёну странное чувство — ощущение себя, как не пустого места. Он разворачивается, проверяя закрыта ли дверь, и прислоняется к ней спиной, скрестив руки на груди. Пустой взгляд бездумно упирается в узор на ковре. Ким качает головой и даёт себе мысленную оплеуху. Стой там — иди сюда. Так можно охарактеризовать их общение. И это откровенно раздражает, потому что понимает — сам виноват. Чонгук подступается аккуратно, в шутливо-игривой форме; не давит, не настаивает, прислушивается к его, Тэхёна, желаниям и выполняет любую просьбу, если сказать достаточно серьёзно. И Ким бы согласился броситься в его объятья, не раздумывая и секунды, потому что Чонгук ощущается надёжным, видится обходительным и чувствуется верным. Но всё дело в том, что у Тэхёна вот так уже было. Кан Ходжун. Тэхён давно заставил забыть себя, как вслух звучит это имя. Их с Чонгуком нельзя сравнивать — в Чоне ощущается что-то приземлённое и простое, но не делать этого не получается. Они во многом и похожи: вначале всё слишком сказочно, неправдоподобно хорошо. В нём говорит негативный опыт, но пока этот багаж привязан к нему тяжёлой цепью ассоциаций, Тэхён просто будет Чонгука игнорировать. Настолько, насколько это возможно. Он решает сходить в душ и смыть этот день со своей гладкой кожи. Ким практически полностью успевает снять рубашку, как со стороны балкона слышится шуршание. Таких больших птиц в этих краях не водится, а потому Тэхён идёт к окну, попутно надевая рубашку обратно, и замирает. Воздух застревает в горле, чтобы после вырваться с тихим выкриком и осесть испариной на тонком стекле. Чонгук перепрыгивает через перила и, стряхнув с брюк пыль, поднимает голову и встречается с Тэхёном глазами. — Прости, если помешал, — Чон неловко улыбается и смотрит на немного мятый конверт в своих руках. — Чуть не выронил бутон, пока залезал. Тэхён срывается с места, и Чонгук даже напрягается, боясь, что отхватит от разъярённого Кима, но тот лишь подходит к перилам и, нагнувшись, смотрит вниз. Под балконом растёт молодая липа, и её ветки слишком тонкие, чтобы выдержать вес взрослого мужчины. — Как ты сюда попал? — Тэхён смотрит удивлённо и немного испуганно. Не потому что ворвались так внезапно, а потому что могли пораниться. Чёрт бы побрал эти дурацкие мысли. — С трудом, — улыбаясь. — Я просил так не делать. — Ты просил не приходить к тебе под двери. Я решил сделать это другим способом. — Так тоже больше не делай, — Тэхён хмурится и, не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит в комнату. Балконные двери не закрывает, оправдывая себя тем, что в спальне просто слишком душно. Чонгук входит за ним следом, не получая ни возмущения, ни просьбы выйти. — Я собираюсь в душ. — Я тоже. Тэхён поворачивается так резко, что его взгляд метнул бы убийственные стрелы, если бы мог. Стрелы, вероятно, купидона. — И что? — фыркает Ким, снимая украшения с тонких запястий. — Иди к себе и купайся, сколько влезет. — Ты, случайно, не тостер? Тэхён замирает и нерешительно поднимает на Чонгука взгляд. — Что, прости? — Просто ответь. Боже, как же ему хочется съездить по этому лицу хоть чем-нибудь. — Нет, Чонгук, я не тостер. — Тогда почему ванна с тобой вознесла бы меня до небес? В горле внезапно пересыхает, пока шестерёнки со скрипом двигаются в гудящей голове. — Только не это… Чонгук тихо смеётся, смахивая несуществующую пыль с комода. А Тэхён вдруг понимает, какой Чонгук простой и понятный. В его словах нет двойного дна, нет подтекста, только невинно-детская прямота, которая в такие минуты сбавляет ему лет пять так точно. — Это был лучший подкат, который я придумывал в своей жизни. Ким фыркает и отворачивается, скрывая улыбку от чужих пытливых глаз. У Чонгука в зрачках потопленные звёзды, и он чувствует себя одной такой же из бесчисленного множества, которую вот-вот засосёт чёрная дыра. Жаль, что такая же находится у него в сердце. И эта дыра всё никак не перестанет поглощать свет. И пока Тэхён давит в себе печаль голыми руками, чтобы не задавали лишних вопросов, Чонгук удивляет ещё одной способностью. А именно — читать мысли. Иначе как объяснить то, что он проговаривает, неспешно подходя ближе? — Non è come pensi, è come senti, — Чонгук останавливается в метре от него. — Я ничего не чувствую. Внезапно итальянский становится слишком интимным языком, чтобы отвечать на нём же. — Уверен? — Чонгук осторожно касается указательным пальцем одной только пряди у тэхёнового уха, и тот отшатывается, едва ли удерживаясь на ногах. — Я не собираюсь делать то, чего ты не хочешь. — Тогда тебе придётся не делать вообще ничего, — дыхание предательски сбивается, и это видно даже Чонгуку. Только он не выглядит удовлетворённым тем, что нарушил чужое душевное равновесие. Наоборот, в его глазах плещется беспокойство и какая-то тихая тоска. — Даже дышать? — Дышать можно. — Спасибо, — поджав губы в полуулыбке, он делает шаг назад и вскидывает руки, в которых всё это время был уже знакомый глазу презент: бутон красной розы в одной руке и крафтовый конверт — в другой. — Я оставлю это, ладно? Тэхён ведёт плечом и не может ответить. Всё его существо сопротивляется как согласию, так и отказу. И эти две части соревнуются между собой так яро, что это сводит его с ума. Чонгук принимает молчание за ответ и, оставив письмо с цветком на комоде, прячет руки за спину. — Я могу выйти через дверь? — Тэхён нерешительно кивает, не смотря Чону в глаза. — Спасибо. Щёлкнув замком, Чонгук поджимает губы и молча выходит, тихо закрыв за собой дверь и не кинув прощального взгляда. И как только шаги стихают, Тэхён кидается к замку, а после — к комоду, хватая конверт и розу, которую сразу отправляет к предыдущей в ящик. Пальцы, торопливо раскрывающие конверт, мелко дрожат. Ким облизывает сухие губы и кусает щёку изнутри, видя на развёрнутом листке знакомый почерк. «Anima Fragile, Я внутренне содрогаюсь на каждый безмолвный отказ, который ты мне даришь, но не могу перестать искать с тобой встречи хотя бы глазами. Если моё внимание действительно тебя стесняет, напрягает и расстраивает — пожалуйста, оповести меня об этом утром за завтраком. В твоём взгляде я нахожу покой, а в твоих руках, которыми ты никогда меня не касаешься, — свой приговор. Sono pazzo, uccello.С глубочайшим уважением,
J.J.»
Тэхён откладывает письмо на постель и накрывает пылающее лицо холодными руками. Птичка. Вероятно, потому что постоянно упархивает из-под носа. Чонгук обходителен, аккуратен и учтив. Он не делает ровным счётом ничего плохого, и от этого в груди с надломом что-то меняется. Тэхён сворачивается на постели и грустно смотрит на письмо. С Чонгуком надо поговорить, и как можно скорее. Объясниться и расставить точки там, где это необходимо.* * * * *
prayer1 — april27
Поправив манжеты льняной белой рубашки, Тэхён смотрит на себя в широкое зеркало, висящее напротив лестницы, и, убрав волосы за уши, спускается вниз. Запах белых лилий, которые сегодня служат в качестве главного украшения дома, щекочет сладостью рецепторы. Звон столовых приборов и тихий шум голосов слышится уже в холле. Ким опускает взгляд, встречаясь глазами с собой же в отражении мраморной плитки, и вздрагивает, поднимая взгляд чуть выше, где в этом же камне видится чужой силуэт. Тэхён замирает посреди холла, и его с ног чуть не сбивает горничная. Он не слышит ни извинений, ни смешка, слетевшего с розоватых пухлых губ. Август стоит у дверей в столовую. Его руки привычно спрятаны в карманах, на этот раз голубых, брюк. Пшеничные волосы, кажется, выцвели ещё сильнее; пряди вьются у висков в лёгком беспорядке. Оливковые глаза смотрят прямо в душу и прядут в ней волнение, тугой паутиной склеивая кончики пальцев влажных рук. — Доброе утро, — улыбка озаряет холл, яркими лучами отблёскивая в плитке и ослепляя непривыкшие к свету глаза. К свету Августа Тэхён не привыкнет, кажется, никогда. Потому что под его ресницами, глубоко в зрачках, прячется что-то, что Тэхён не хочет видеть воочию. Не хочет встречаться так близко. А вспоминая Чонгука и его касание всего одним пальцем к волосам, Тэхёну хочется швырнуть в кого-нибудь вазу. Потому что то, каким Август его видит прямо сейчас, — непозволительно уязвимо. Потому что под ресницами уже Тэхёна он видит явно не себя самого. — Доброе утро, — отвечает сухо и отворачивает голову к окну, за стеклом которого в фонтане плещутся лучи итальянского солнца. И, нахмурившись, он неосознанно кидает на Августа суровый взгляд, замечая, что итальянский из его уст звучит раздражающе пошло даже в простой фразе о добром утре. — Кого-нибудь ждёте? — Нет. — Почему тогда не заходите? Тэхён вздыхает, пытается придумать оправдание, но ничего не выходит, потому что истинной причиной является то, что он попросту не хочет проходить мимо Августа так близко, как вчера. Не собирается протискиваться и вдыхать запах его парфюма. И его метания становятся настолько заметными, что мужчина подходит сам, непозволительно сокращая между ними расстояние и переходя черту, допустимую для статуса их взаимоотношений. Его выдох оседает на кимовой щеке — Тэхён отворачивает голову, но его мягко берут за подбородок и поворачивают обратно. Ким испуганно пялится на Августа, взгляд которого направлен на его губы, и внутренне содрогается от одной только мысли, что его могут поцеловать вот так просто. — Не надоело сбегать? — Отпустите, — едва шевеля губами. В лёгких застрял невыпущенный на выдохе воздух. — Отвечай. Грубость, с которой Август давит на его подбородок всего двумя пальцами, заставляет ноги подкоситься в приступе накатывающей паники. В голове всплывают картинки, как его мужчина позволял себе грубо мять его кожу, оставляя отвратительные пятна синяков. Тэхёну не нравилось, но Кану было плевать. — Пожалуйста, отпусти. — Для того, чтобы мы перешли на «ты», мне нужно было всего лишь взять тебя за подбородок? — смешок слетает с бесспорно красивых губ, но Тэхён, смотря в его лицо, не чувствует никакого желания, кроме как просто исчезнуть. — Ответь, почему сбегаешь? — тон смягчается, но что-то ему подсказывает, что не надолго. — Потому что я не хочу сближаться. Ни с тобой, ни с кем бы то ни было. Мне не нужны отношения, я не ищу себе партнёра. И если моё «нет» ничего для тебя сейчас не будет значить, то у нас ровно ноль шансов. — Скажешь мне «нет»? — Да. Говорю прямо сейчас. Рука соскальзывает с подбородка. Август отходит на шаг назад, пряча руки обратно в карманы, и разочаровано хмыкает. А после вновь подходит, чтобы прошептать насмешливое: — Почему же Чонгук не услышал от тебя «нет»? Наверное, ты любишь сопляков, которые только и могут, что забираться на чужие балконы, — он фыркает и, качнув головой, разворачивается, покидая холл и скрываясь в столовой. Тэхён смотрит в закрытые двери и понимает, что за столом он не появится. Аппетит пропал.* * * * *
— Тебя не было на завтраке. — Не хотел есть. — Софи переживала. — Я извинюсь. Шарлотта поправляет складку на платье и ложится также, как Тэхён: на бок, поджав колени к самой груди и подложив ладони под щёку. — Ты расстроенный. И напуганный, — её голос звучит всё тише, и Ким прикрывает глаза. — Чонгук сделал что-то плохое? — Не Чонгук. — А кто? Чонгук никогда не сделал бы мне ничего плохого, хочет сказать Тэхён, но только закусывает губу и вздыхает. — Август. Девушка не лезет с расспросами, только достаёт руку из-под тэхёновой щеки и накрывает своей ладонью. Играет с его пальцами, нежно гладит фаланги, а Тэхён постепенно расслабляется. Ему чертовски повезло с сестрой. — Как там Джонатан? — Ничего не расскажу о себе, пока ты не расскажешь, что происходит, — голос не звучит шуточно, Шарлотта говорит серьёзно и проникновенно. В носу начинает щипать. — Ты напуган. Это пугает и меня тоже. Он что-то сделал тебе? — Тэхён, отрицательно качнув головой, начинает кусать губы. — Что-нибудь сказал? — Спросил, почему я убегаю, — Шарлотта согласно мычит, давая понять, что внимательно слушает. — Я ответил, как есть, а он спросил, почему с Чонгуком я веду себя иначе. — Почему здесь не ответил правду? Тэхён распахивает глаза и хмурится. — Это какую? — Что он тебе нравится, — пожав плечами. — Он мне не нравится. Шарлотта поднимает глаза и смотрит с каким-то глупым сочувствием. Тэхён прикрывает веки, не желая ощущать этот взгляд на себе. — Ты же обманываешь себя, понимаешь это? — Не надо. — Тэ-тэ, — она кладёт ладонь ему на щёку и стирает скатывающуюся слезу. — Не только ты готов меня защитить. Я тебя тоже, ты помнишь? — Тэхён кивает, накрывая ладонь сестры своей. — И если ты скажешь «нет, Шарлотта, я не хочу быть с ним, но он не оставляет меня в покое», то, поверь, я сделаю всё возможное, чтобы ничьё внимание тебя больше не донимало. Но перед этим я попрошу тебя хорошенько подумать, Тэ-тэ. Подумать, чтобы не совершить ошибку. Я в любом случае буду на твоей стороне. Тэхён шепчет тихое «спасибо» и просит оставить его одного. Девушка тихо выходит из комнаты, и когда дверь за ней закрывается, он садится на постели и действительно задумывается. Августу сказать «нет» было достаточно просто. Это было необходимой мерой защиты, потому что другого варианта Тэхён не видел. С Чонгуком другого варианта тоже нет. Он не отступит и будет добиваться, пока не сделает то, что задумал. Только Тэхёну, открывшему ящик с письмами и двумя полузасохшими бутонами, становится тошно. Он не сможет сказать Чонгуку «нет». Он впервые в чём-то совершенно не сомневается.* * * * *
Salvatore — Lana Del Rey
— Можно? — Тэхён заглядывает в кабинет, где Софи, разложив бумаги, сидит за столом, допивая утренний кофе. — Я пришёл извиниться. Седые аккуратные брови приподнимаются в удивлении; взгляд, поднятый из-под тонкой оправы очков, выражает искреннюю заинтересованность. — За что? — За то, что не появился на завтраке, не предупредив. — Я переживала, — она ставит чашку на блюдце и откладывает несколько листов в сторону. — Это правда. Но тебе не нужно за такое извиняться, — она кивает на кресло по другую сторону стола и поджимает губы в улыбке, обеспокоенно смотря на поникшего племянника. — Что случилось? Тэхён валится в мягкое кожаное кресло и откидывает голову на спинку. Кабинет Софи совершенно не вписывается интерьером в обстановку особняка. По большей части, весь дом очень светлый, уставлен свежесрезанными цветами; на окнах цветастые занавески, а посуда расписана узорами. И только кабинет тёмный и немного мрачный, но он неплохо освещён двумя огромными окнами. — Мне нужен совет, — он поднимает взгляд и сразу расслабляется, видя тёплую улыбку на тонких губах. — Не знаю, как поступить, — вырисовывая узоры пальцем на гладкой коже кресла, Ким кусает губы и опускает глаза. — У тебя было так, что разум противится, а сердце давно сделало выбор? — встретившись с Софи глазами, он немного краснеет, когда в голубизне её радужки видит понимание. — Было, — улыбаясь. — Всего один раз, — она опускает взгляд, и на лице вдруг отпечатывается тень бледной тоски. — И что ты выбрала? — Тэхён-и, малыш, — она вздыхает и поднимается с кресла. Обходит стол и, сев на его край, сплетает пальцы меж собой, — ты знаешь, почему я одна? Ким хмурит брови и призадумывается. Эту историю Софи рассказывала им с Шарлоттой всего пару раз много лет назад, ещё в раннем детстве. История глубокой любви, подробности которой никогда не были раскрыты в силу их возраста, а потом просто забылась. Софи видит смятение на его лице и решает продолжить без встречных вопросов. — Потому что я выбрала последовать голосу разума, — она нежно поправляет прядь тэхёновых волос за ухо. — Мы любили друг друга до безумия, но я всегда внушала себе, что влюблён только он. Почти успешно внушала, надо сказать, — улыбка красится во все оттенки грусти. — Я выбрала разум, Тэхён. И никогда не жалела ни о чём в своей жизни так сильно. Ким кусает губу и пытается не принимать на свой счёт. И не получается. Совершенно не выходит не примерять этот образ на себя: двое влюблённых потеряли друг друга всего лишь из-за страха одного из них. — Я чувствую себя так паршиво, — признаётся, смотря Софи в глаза. — Мне до ужаса страшно, мой мозг каждую ночь гудит о том, что я не должен поддаваться на чужие чары, ведь когда-то давно это сыграло со мной злую шутку. И при этом каждую ночь я думаю о Чонгуке, и на эти мысли моё сердце начинает биться так быстро, что мне трудно дышать. Всё моё нутро сопротивляется, но одновременно с этим — тянется к нему навстречу. — Тогда не сбегай. — Легко сказать, — фыркает Тэхён. — Нет, — качая головой. — Вовсе не легко. Но у тебя нет выбора. Вернее сказать, ты уже его сделал. Тебя никто не просит делать шаги навстречу, но хотя бы не делай назад, — и поселяет в голове мысль Тэхёна одной фразой: — Я знаю Чонгука достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в том, что говорю. Она разворачивается и возвращается за рабочее место, и Тэхён даже открывает рот, чтобы задать давно интересующий его вопрос, но в дверь коротко стучат ровно трижды, и, казалось бы, так стучит большая часть населения планеты, но Ким готов поклясться, что вот так стучит именно один единственный человек. — Я могу… зайти. Чонгук замирает в дверях, смотря на Тэхёна и никуда больше, а Софи не скрывает улыбку. В конце концов, на это всё равно никто не обратит внимание. — Что-то срочное? — Нет, я… — он вздыхает и неловко чешет затылок, взъерошивая волосы. — Я зайду позже. — Как скажешь. Тэхён тоже уходит. Да? — она смотрит прямо Киму в глаза, а тот кивает болванчиком и встаёт, направляясь на выход. Чонгук исчезает в коридоре, и Тэхён прежде, чем уйти следом за ним, слышит тихое, но весёлое: — Твоё сердце делает правильный выбор. Верь ему. Ким закрывает за собой дверь и не решается спросить, кому именно: сердцу или Чонгуку. А Чон, ожидающий его у лестницы, смотрит во все стороны, лишь бы не на Тэхёна. — Ты хотел поговорить, — вздыхает Ким, вспоминая вчерашнее письмо и просьбу в нём. Как же он устал решать всё это. — А я не пришёл на завтрак, так что. — Не хочешь пройтись? — Что? — Подышать воздухом. В моей компании. Тэхён поправляет прядь как-то дёргано и нервно, что не ускользает от внимательных, угольно-чёрных глаз. В них даже зрачка не видно. — Там жарко, — и он даже не врёт. Лето в этих краях уж больно знойное. — Мы можем… можем посидеть у меня в комнате. Чонгук только кивает и, опустив взгляд, идёт за Тэхёном. Никакого намёка даже в его взгляде, и это так… странно, непривычно. Чонгук по-прежнему смотрит на него так, будто не пытается завоевать. — Я могу задать вопрос? — интересуется Тэхён, закрывая за ними дверь. Чонгук проходит вглубь комнаты и осматривается так, словно никогда прежде здесь не был. — Конечно. Всё, что хочешь. Тэхён садится на постель по-турецки и приглашает Чонгука сесть рядом. — Кто ты такой? Чонгук на провокационно вздёрнутый подбородок глядит удивлённо и растерянно. — Что ты имеешь в виду? — Откуда ты взялся? — Я… даже не знаю, что на это ответить. Тэхён вздыхает и разочаровано стонет. Не то чтобы он ожидал всю жизнь Чонгука на блюдце в первый же нормально состоявшийся разговор, но… — Чем ты занимаешься? Кем работаешь? …но всё-таки ждал. И решает подойти издалека, чтобы не казаться сумасшедшим. — Я развожу породистых собак. Тэхён, до этого блуждающий глазами по потолку, возвращает взгляд Чонгуку. А после, подавив желание улыбнуться, серьёзным тоном говорит: — У меня аллергия на собак. — И что? — хмурясь. — Я-то не собака. Тэхён непременно попросит выписать ему хотя бы китайскую подделку «Оскара» за то, какое лицо строит прямо сейчас. — Я могу задать тот же вопрос? — Можешь, — вздохнув. — Я редактор корейского модного журнала. Чонгук присвистывает и, поджав губы, кивает. На его лице долго и кропотливо выстраивается эмоция, имя которой Тэхён пока не дал. А после он задумчиво произносит: — Если заглянуть в словарь и найти там слово «очарование», рядом будет твоя фотография. Тэхён тяжёлым взглядом сверлит чонгуков лоб, мечтая проделать в нём дыру и увидеть, какого возраста мозг в его голове. — Чонгук, сколько тебе лет? — Двадцать восемь, — хмурясь. — А ведёшь себя так, будто восемнадцать, — и прикусывает язык по двум причинам: грубит, хотя не хотел; и вспоминает слова Августа о том, что Чонгук больше ничего и не может. Становится мерзко и противно от самого себя. — Извини. Просто… это глупо, но смущает, — накрыв тыльной стороной ладони красную щёку, Тэхён отворачивается в сторону. Чонгук улыбается. — Giorno e notte sogno solo di te. — Перестань. — Это правда. — Чонгук. — Хочешь докажу? — Хочу. — Попроси меня о чём-нибудь. Я сделаю всё, что захочешь. Тэхён грустно усмехается и вздыхает. Чонгук по его вздоху понимает, что ни о чём хорошем его не попросят. — Если попрошу уйти — уйдёшь? — в ответ ему лишь согласно кивают. — Тогда уходи. Тэхён чувствует, как тяжелеют гири на сердце с каждым шагом, который Чонгук делает по ковру его спальни. Он уходит, не оборачиваясь, а Тэхён сворачивается на постели и мечтает исчезнуть, чтобы не было так тяжело. Противиться сердцу оказалось гораздо труднее.* * * * *
Via con me — Paolo Conte
Обед проходит относительно спокойно: ни долгих, выпытывающих взглядов от Августа, ни допросов от сестры, ни намекающих взглядов Софи. Чонгук сидит рядом, уверенно заняв место уже забытого Кимом человека, и ведёт себя странно. Вернее сказать, никак себя не ведёт. Не задаёт вопросов, не задевает локтем его руку, даже не смотрит в его сторону. Напряжение высоковольтным прутом натянуто между ним и Тэхёном. И можно было бы подумать, что Чонгук обиделся — Ким именно такой вывод и сделал бы, но успел узнать Чона достаточно хорошо, чтобы такая нелепость не пришла ему в голову. Всё куда проще. Чонгук дал ему свободу. Дал пространство, не считая ограниченного за столом, дал свободное от себя время. Дал ему сделать выбор без наседания и сделал шаг назад. Тэхён отчего-то надеется, что всего один. Утерев испачканные в соусе губы тканевой салфеткой, Ким вспоминает сложенную розу, которую не забрал с собой. Горничная явно заметила ту на сиденье и утащила в прачечную вместе с остальными, чтобы постирать. И Тэхён никому никогда не признается, что стащил с одного из ужинов такую же салфетку, пытаясь сложить розу самостоятельно. Только у него ничего не вышло. Быстро посмотрев по сторонам одним лишь взглядом, Ким нервно сглатывает и едва заметно наклоняется к Чонгуку. Тот очень стойко делает вид, что запах одинакового геля для душа, которым они пахнут, не сносит ему голову. — Надо поговорить, — шепчет Тэхён, тут же отстраняясь. — О чём? — голос звучит удивлённо. Чонгук отлично умеет делать вид, будто между ними ничего не происходит. А вдруг и правда не происходит? Может, Тэхён много о себе мнит? — О том, что… — Ким тихо прокашливается в кулак, пропуская лёгкий налёт ухмылки на чонгуковых губах мимо внимания, — что происходит. — А что происходит? — и строить из себя дурака получается тоже неплохо. — Чонгук, — звучит строго, и теперь тот не пытается скрыть улыбку. Вытирает губы такой же салфеткой и, спрятав край под тарелку, допивает апельсиновый сок одним глотком. Тэхён отворачивается. — Моё имя из твоих уст звучит очень правильно, позови меня ещё раз, — как же он светится. Тэхён фыркает. — Чонгук, — уже тише. — Пожалуйста. — Mi fai impazzire, — шипит Чон и, качнув головой, вздыхает: — Софи просила у меня помощь по работе, так что до вечера я, к сожалению, буду занят, — Тэхён кивает и мысленно ставит себе пометку задать, наконец, интересующий его вопрос. — Сегодня праздничный ужин в честь отъезда части гостей. Поговорим в перерыве празднества. Тэхён вновь согласно кивает и отстраняется, непринуждённо отпивая свой сок. Ладони от недолгой беседы вспотели, а сердце практически останавливается прямо в груди: рёбра с треском надламываются, и Тэхён тяжело вздыхает. Как же тяжело себя освобождать.* * * * *
The World We Knew (Over And Over) — Frank Sinatra
Тонкий бриллиантовый браслет на одном запястье и золотые часы — на другом; чёрный шёлк струится по плечам, подчёркивая талию. Фарфор за несколько сотен евро, столовые приборы, которые стоят дороже его месячной зарплаты — роскошь окружала Тэхёна с детства, но он никогда не относился к ней ни как к должному, ни как к чему-то из ряда вон. Она просто была, шагала рядом и приносила короткие радости, на которые приятно смотреть, приятно трогать. Выходы в элитное общество никогда не приносили большого беспокойства и были чем-то обыденным. Мало что заставляло Тэхёна нервничать и о чём-то переживать. А потому последние несколько дней неплохо так встряхнули его нервную систему. Последний раз он потел от эмоций и сотрясался изнутри так часто несколько лет назад, когда влюбился в мужчину, изменившего его жизнь. Сложно сказать, в какую сторону. Просто изменил и все. Некоторые события невозможно отнести к белому или чёрному, в них гораздо больше оттенков. И чем насыщенней цвета, чем разнообразней палитра, тем сложнее с этим расставаться. Тэхён заработал ценный опыт, собрав себя по кусочкам, и несколько шишек, которые до сих пор не сошли, напоминая о себе глухой пульсирующей болью в моменты, когда его души касаются. — В саду уже рассаживаются, ты идёшь? — сбежав по лестнице, Шарлотта касается его плеча. На ней белоснежное летнее платье в мелкую незабудку, а волосы крупными прядями спадают на плечи. Она выглядит как всегда лёгкой и воздушной, излучая теплоту одним своим присутствием. — Ты кого-то ждёшь? — взгляд не выражает ни намёка, ни тёплой усмешки. Она всё ещё волнуется. — Нет, просто задумался. Можем идти. — И ты обязательно расскажешь мне, о чём, — теперь Шарлотта улыбается. Тэхён кивает, пропуская её слова мимо ушей. В голове только панический страх, от которого рубашка снова кажется тесной, ладошки вновь потеют, а ком в горле не даёт нормально дышать. Он волнуется, будто школьник перед первым свиданием, и от этого сравнения становится смешно. Настолько, что он не замечает ни как улыбается, ни как вопросительно смотрит на него сестра. Часть гостей уже сидит за столом, вынесенным в сад. Двор снова украшен свечами, гирляндами и цветами — на этот раз голубой гортензией. Ким садится на своё место и растерянно хватает Шарлотту за запястье, когда та проходит мимо. — Ты куда? — Сегодня я сяду с Джонатаном, прости, — поджав губы, она виновато улыбается. — Чонгук уже идёт, — и, закусив губу, исчезает также внезапно, как появляется мужчина. — Добрый вечер, Тэхён. А Тэхён задыхается. Потому что на Чонгуке пиджак в чёрно-белую клетку, а на пальцах — тонкие серебряные кольца. Потому что от него пахнет не гелем для душа, а его парфюмом со сладковато-горькой древесной ноткой. Потому что его волосы уложены в косой пробор, открывая лоб и выбритые виски. И пока Чонгук вопросительно смотрит на него, проходит всего секунда. Секунда прежде, чем Тэхён успевает сказать ответное «добрый вечер», и ровно две прежде, чем понимает: он задыхается, потому что Чонгук — это Чонгук. — Присядем? — отодвинув стул Тэхёна, он помогает ему сесть, а после усаживается сам, разливая по бокалам красное полусладкое. — Ты хотел поговорить. Можем сделать это сейчас, пока все не пришли. Тэхён вздыхает и осушает бокал вина за раз. Чонгук удивлённо замирает и наполняет тот заново. — Всё в порядке? — Я нервничаю, — дёргано поправив ворот рубашки, Ким облизывает алкогольные губы. Рваный выдох просится наружу, но застревает в горле, когда напротив садится Август. — Потом поговорим. — Что происходит? — Чонгук хмурится, кидая на блондина короткий взгляд. — Ты то зовёшь к себе, то отталкиваешь. Я перестаю тебя понимать, — он шепчет прямо в ухо, заботясь о конфиденциальности разговора, но явно не о том, чтобы кто-то не подумал лишнего. Тэхён прикрывает глаза, вдыхая аромат парфюма, и понимает, что единственный, кто надумывает лишнего, это он сам. — Об этом я и хотел поговорить. — А здесь есть что обсуждать? — Чонгук отстраняется, ловя взгляд Тэхёна на своих губах. — Пожалуйста, давай не здесь. — Я не могу больше ждать, — шипит Чонгук, но его тон не грубый. Скорее, встревоженный. Его движения впервые резкие и нервные. — Идём, — он хватает Тэхёна за запястье и тащит из-за стола за собой. — Куда? — тихо вскрикивая, он цепляется свободной рукой за чоново предплечье. — Праздник только начался! — Софи простит мне моё отсутствие. И тебе твоё — тоже, потому что ты будешь со мной. Тэхён глотает воздух, давясь им через раз, но позволяет вести себя. Солнце давно закатилось за горизонт — ужин назначался поздний. Свет от гирлянд и свечей остался где-то в саду. Силуэт Чонгука, когда он приводит Тэхёна на небольшой холм за двором, подсвечивает лишь полная луна.Love Me Wrong — Isak Danielson
— Можешь начинать, — отпустив его руку, Чонгук разворачивается и суёт руки в карманы. — Я не буду на тебя смотреть, если тебе так проще. Несомненно проще! Тэхён хочет поблагодарить за чтение мыслей в который раз, но ему слишком холодно, когда глаза Чонгука на него не смотрят. — Я хотел извиниться. Чон хмурится — лунный свет мягко ложится на его профиль, очерчивая острые черты лица. Тэхён чувствует немой вопрос, но Чонгук молчит, а потому он решает продолжить: — За своё поведение. На лице Чонгука борьба. Ким видит, как тот хочет прервать его, попросить прекратить извиняться, но не делает этого. И Тэхён ему очень за это благодарен. — Я не хотел отталкивать тебя, — уже почти шепчет. — Не хотел и подпускать, но это вышло само собой. Я устал противиться и сердцу, и разуму одновременно, поэтому мне пришлось выбрать. — И что ты выбрал? — Скажу, если повернёшься ко мне. Чонгук разворачивается в ту же секунду. Смотрит прямо в глаза и дарит волнующее, но спокойное море. Никакого шторма. — Ты загадываешь желание, когда падают звёзды? — вдруг спрашивает Тэхён, на секунду замечая настороженность в чужом взгляде. В его глазах так много звёзд… — Не так часто смотрю на небо. — Представь, что сейчас падает одна из них. Что ты загадаешь? Чонгук думает ровно один тэхёнов вдох. — Resti la prima cosa che penso, — шепчет Чонгук, и Тэхён мечтает утонуть в этом шёпоте. — Если сказать вслух, желание не сбудется, — и он готов поклясться, что видит смиренную грусть на чонгуковом лице. — Значит, я подожду, пока упадёт следующая, — и проговаривает, едва шевеля губами: — И загадаю тебя снова. — Нас, должно быть, ждут, — Тэхён нарушает шёпот, говоря чуть громче, и опускает голову. Чонгук делает шаг, игнорируя внезапную смену темы, и, подняв его подбородок пальцами, тихо шепчет: — Ci sei soltanto tu e il cielo stellato sopra di noi. — Чонгук… — Тэхён нервно сглатывает, с ужасом для себя замечая, что такое же касание пальцев к подбородку вызывает в нём целый спектр чувств, когда так делает Чонгук. Целую палитру эмоций, и ни одной плохой. — Что ты выбрал? — Что будет после того, как ты узнаешь? — Всё зависит от ответа. Тэхён прикрывает глаза, когда чувствует дыхание на своих губах. Он цепляется за запястье Чонгука обеими руками и сжимает так крепко, что даже больно. — Мне очень страшно, Чонгук. Это первое, что ты должен знать. — А второе? Их носы соприкасаются. Едва ощутимо, но это простое касание кожа к коже действует спусковым крючком — Тэхён судорожно выдыхает горько-сладкое: — Я выбрал сердце. Чонгук тычется носом в его скулу, почти касаясь губами щеки. — Выбрал следовать зову сердца, потому что в нём внезапно стало слишком много тебя, Чонгук. И это до безумия меня пугает. — Il mio cuore è solo tuo, — шепчет Чон, кладя ладонь Тэхёну на шею. Мурашки скатываются по позвоночнику почти болезненно. — Я не сделаю тебе больно, uccello. Просто позволь мне подойти ещё немного. — Насколько близко? — Насколько позволишь прямо сейчас. Чонгук горячо выдыхает в подбородок. Тэхён распахивает губы, коротко мазнув по ним языком, и прикрывает слезящиеся глаза. Колени подкашиваются от простого касания пальцев к щеке, что будет, когда его поцелуют? — Ti voglio baciare. Настолько близко можно? Тэхён безотчётно кивает и также слепо вверяет себя в чужие руки. Руки, которые в будущем надеется назвать родными. Чонгук почти касается его губ своими, как рядом раздаётся крик. — Чон Чонгук! Тэхён дёргается и отшатывается назад, практически валясь на спину, но его хватают за локти и тащат на себя. Ким смотрит в темноту и пытается разглядеть того, кто так бессовестно прервал их. Август, запыхавшись, поднимается в горку и выглядит одновременно и радостным, и раздражённым. Сам Ким не может ощущать никаких эмоций, кроме глухого страха, колотящегося в груди, и отголоска возбуждения, спадающего с ресниц. Он чувствует плечом, прижатым к чонгуковой груди, как заполошно там бьётся его сердце. — Софи вас потеряла, — ухмыльнувшись, Август смеряет Тэхёна быстрым, напыщенно-равнодушным взглядом. — Вас ждут на десерт. Чонгук ему что-то отвечает, что-то говорит потом и Тэхёну. Ким пытается унять дрожь во всём теле и расслышать хоть слово сквозь кровь, бьющуюся в висках. — Тэхён? Всё в порядке? — Д-да, я просто… всё нормально, — он нервно поправляет съехавшую в сторону рубашку и отстраняется, выпутываясь из крепко держащих его рук. — Нас прервали ради такого пустяка, — вздыхает Чонгук, мечтательно смотря вдаль чернеющего горизонта. — А я, как мальчишка, боюсь, что ты снова сбежишь, не подарив мне поцелуя. — Нас ждут, Чонгук, — с дрожью в голосе говорит Тэхён, добавляя гораздо тише: — Если пообещаешь не делать больно, я подарю тебе гораздо больше. Чонгук так волнующе даёт обещание, улыбаясь лучисто-счастливо, что Тэхён ни капли в нём не сомневается.* * * * *
Sway — Michael Buble
Музыка ударяет в уши, стоит только зайти во двор. Тэхён хмурится и, поджав губы в тонкую полоску, недовольно вздыхает. Весь настрой на романтику и уединение спадает с плеч также внезапно, как и появился. Дрожь покинула тело, осадком щекоча гулко бьющееся сердце; становится холодно. — Всё хорошо? — Чонгук, на удивление, улыбается, едва сдерживая смешок, глядя на такого Тэхёна. Такого насупленного и серьёзного, всего лишь по причине не украденного поцелуя. — Что тебя так веселит? — А почему я должен печалиться? Тэхён отворачивается и нервно сглатывает, когда Чонгук берёт его за руку: мягко обхватывает влажную, но холодную ладонь своей горячей и сжимает пальцы в акте поддержки. Улыбка не сходит с его, Чонгука, губ практически весь вечер — Тэхён осознает это много позже. Уже ночью, лёжа в своей постели и отчаянно пытаясь подавить жгучее возбуждение. Софи встречает их у фонтана, сбегая по лестнице с плошками для десерта в руках. Чему Тэхён всегда удивлялся, так это тому, что тётушка, имея целый штат прислуги, помогает им сама. — Танцы уже начались. Десерт подадут через пятнадцать минут, — она выглядит сияющей: в чёрном узком платье до колена, с открытыми ключицами и бриллиантовом колье на шее. Тэхён никогда не перестанет восхищаться тем, как хорошо она выглядит. — Ты нас искала? — спрашивает Чон, сжав ладонь Кима чуть крепче. — А стоило? — улыбнувшись, Софи упархивает в сторону сада, оставляя лёгкий шлейф цветочных духов. А Чонгук поджимает губы и вздыхает, поворачиваясь к Тэхёну. Смотрит в глаза и не говорит ни слова: во взгляде Кима понимание и налёт злости. Чонгук тихо смеётся. — Я всё равно тебя поцелую, не злись, — наклонившись, шепчет в ухо, а Тэхён вздрагивает от пробежавших по спине мурашек. — Я не злюсь, — хмуро заявляет, уверенный в том, что это выглядит устрашающе. — Ты покраснел, — усмехается Чон, утаскивая его за руку следом за Софи. — Неправда, — а ладонь к щеке всё равно прикладывает. В саду стало будто бы светлее. От свечей и разгорячённых тел воздух кажется плотным и густым, а запахи — тягуче-вязкими, от них кружится голова. — Хочешь потанцевать? — Никогда не любил танцы. — Уверен, ты отлично двигаешься. Тэхён игнорирует его слова, забирая руку из чужой ладони, и смотрит по сторонам. Хочет посмотреть в бесстыжие оливковые глаза. Понимает, что под негласной защитой Чонгука его не тронут, и Август должен понимать это тоже. По крайней мере, Тэхён на это надеется. — Может, всё-таки потанцуем? — Чонгук. Чонгук поднимает руки в сдающемся жесте и, поджав губы, кивает. Игриво, задорно, шутливо, кокетливо, но ничуть не виновато. Он суёт руки в карманы и, отвернувшись лицом к толпе, начинает двигаться в такт играющей музыке: покачивая бёдрами и головой, его движения плавные и лёгкие, такие, будто он каждый вечер только и делает, что репетирует соблазнительные, ни к чему не обязывающие танцы. В перерывах между заучиванием дурацких подкатов. Которые, надо признать, запали Киму в душу. — Что сегодня на десерт? — интересуется Чонгук, не поворачивая головы. — Мороженое и какой-то пирог. — Какой-то? — хмыкнув. — Ты что, не любишь сладкое? — Не очень. — А я люблю, — пожав плечами, Чонгук кидает на Тэхёна многозначительный взгляд из-за плеча. Ким тушуется и спешит отвести глаза. Тем временем, песня набирает оборотов, звуча, кажется, ещё громче. Чонгук вынимает руки из карманов и, подняв в воздух, закусывает губу и крутится вокруг своей оси, вытанцовывая так старательно, что Тэхён не может сдержать улыбки. Чонгук соблазнительный. Сексуальный, мужественный и притягательный. От него вкусно пахнет и парфюмом, и его собственной кожей; глаза всегда выражают тотальную заинтересованность в том, с кем он говорит, и это создаёт впечатление, что он никогда не тратит время на то, что ему не интересно. Такие люди привлекают. Тэхён смотрит на то, как Чон улыбается, покачиваясь из стороны в сторону, и с тихим, обречённым вздохом признаёт, что Чонгук его действительно привлекает. По-настоящему, во всех из смыслов, которые только могут быть. Привлекает как мужчина, с которым вдруг очень хочется, чтобы всё получилось. Мысли отражаются на его лице — Ким понимает это, когда Чонгук, перестав танцевать, подходит ближе и с какой-то затапливающей душу нежностью заправляет прядь ему за ухо. — Всё в порядке? Ты погрустнел. — Принимать поражение неприятно, — голос звучит тихо, но не расстроено. В конце концов, если ничего не получится, это не станет концом света. Чонгук так красиво улыбается… — Ты красивый, — и комплименты говорит так, что в них не получается сомневаться. Не станет ведь? — Спасибо, — интонация вопросительная. Тэхён уводит глаза в сторону, а рука Чонгука нарочно задевает ухо.As the World Caves In — Matt Maltese
Песня сменяется на более спокойную, и в этот момент касание кожа к коже ощущается так, будто между ними натянули высоковольтный провод. Тэхён начинает дрожать, отчаянно убеждая себя в том, что на улице просто похолодало. — Медленный танец ты со мной тоже не станцуешь? — Нет. — Ладно, — в противовес своим словам и тэхёновому отказу всё равно подходит ближе, сокращая расстояние до жалких миллиметров. Кладёт ладонь на талию, а другой обхватывает чужую холодную руку. — И оттолкнёшь меня, если мы начнём танцевать, — уже не вопрос. Чонгук начинает покачиваться, вынуждая двигаться с ним в такт. — Оттолкну, — шепчет в шею, вдыхая его запах с каким-то несвойственным ему трепетом. — Устроишь скандал, дашь мне пощёчину, а потом сбежишь, появившись в поле моего зрения лишь к завтраку. — Именно так. — А потом я найду тебя на балконе в твоей спальне и буду извиняться на коленях. Тэхён гулко сглатывает, неосознанно прижимаясь ближе. Чувствует собственной грудью, как бьётся чужое сердце, и прекрасно может понять, почему оно так яростно рвётся навстречу. — Stai tremando. E' a causa mia? — Да, — выдох шёпотом оседает на впадине меж чонгуковых ключиц. Его рука скользит к пояснице, прижимая Тэхёна ближе к себе. — Ты меня боишься? — Ты правда такой дурак или притворяешься? Чонгук тихо хмыкает и, наклонившись, тихо проговаривает в самое ухо, невесомо задевая мочку губами: — Притворяюсь дураком. Хочешь знать, почему? — Нет. — Sono innamorata. Тэхён крупно вздрагивает, покрываясь мурашками от затылка до пят, и неосознанно подаётся лицом ближе к чонгуковой шее, оставляя на его коже едва ощутимый поцелуй. Чонгук замирает, сжав ладонь в своей до хруста пальцев, и утыкается носом в его шею, выдыхая что-то неразборчивое. — Спасибо, — всё, что Тэхён сумел разобрать. — За что? — За то, что перестал бегать. — Ещё не вечер, — смешок тонет в вороте чужой рубашки. — Верно, — хмыкнув, его губы легко мажут по коже на виске. — Уже ночь. Ты провёл со мной в общем… — он приподнимает голову, кидая взгляд на часы на тэхёновом запястье, — …пять с половиной часов. Неплохо. — Неплохо? — Тэхён фыркает и поднимает на Чона глаза. Эмоция удивления быстро меняется на волнение, когда их взгляды одновременно опускаются на губы друг друга. Ким не отрывает от них глаз, даже когда Чонгук тихо проговаривает: — Я до безумия хочу тебя поцеловать, но не буду делать этого здесь. Тебе всё ещё страшно, а я ревнивец — нечего им смотреть. — Ты ревнивец? — приподняв брови, Ким смотрит ему в глаза, утопая в их теплоте. — По тебе не скажешь. — Я не привык устраивать сцен или выговоров, — пожав плечами, Чонгук на секунду теряется в пространстве, когда Тэхён кладёт голову ему на плечо. Так, что его нос утыкается Чону в шею. — Решаю мирным путём, так сказать. Тэхён согласно мычит, чувствуя, как сон обнимает за плечи. Ходжун был ревнивцем с большой буквы. Он не запирал Тэхёна дома, не запрещал встречаться с друзьями, не проверял телефон — просто устраивал скандалы, давя словами там, где особенно больно. Манипулировал чувствами, чтобы получить ещё больше. Только это обычно работает в обратную сторону — ты требуешь, давишь, заставляешь унижаться, и человек теряет свои чувства совсем; теряет нить того, как они вообще могли появится по отношению к конкретному человеку. Тэхён потерял и смысл, и любимого, и веру в то, что любить свободно можно. Настроение стремительно летит в бездну. Тэхёна накрывает еле удерживаемое желание разрыдаться от бесконечной усталости из-за борьбы с самим собой; желание спрятаться в комнате и действительно не выходить ещё, как минимум, сутки. Чонгук не видит его лица, расписанного печалью, и Тэхён натягивает скромную улыбку, когда тот поднимает его голову, чтобы взглянуть в глаза. Чонгук не виноват в его прошлом. Он здесь, в настоящем. Трогает поясницу, надавливая на позвонки пальцами, убирает выбивающиеся пряди за уши, гладит большим пальцем тэхёновы. Смотрит так, будто он — целая вселенная в его глазах. И это убивает. Потому что как бы прошлое ни было далеко, мысль о том, что так сказочно уже было — просто выбивает его из колеи. Их нельзя сравнивать, повторяет Тэхён, стойко выдерживая чужой взгляд и даже примерив пару улыбок, не вызывающих подозрений. Чонгук не виноват в его прошлом. А потому знать ему о нём совершенно не обязательно.* * * * *
Ночная прохлада мягко лижет лодыжки, пуская мурашки до самой макушки; лёгкий ветер колышет ветки кустовых роз, и те шелестят своими лепестками, создавая приятный фоновый шум. Шум, в котором Тэхён сейчас очень нуждается. Иначе собственные мысли съедят его заживо, не оставив и костей. С Чонгуком попрощались очень поздно, ближе к полуночи, когда почти все гости уже разошлись по своим комнатам, оставив их наедине в стороне воображаемого танцпола держаться за руки, смотреть друг на друга и продолжать танцевать так, будто музыка всё ещё играет. Чонгук шептал на ухо простые приятности и комплименты, которые хотелось размазать по коже терпким маслом, чтобы до головокружения вдыхать пряности чужих слов; чтобы никогда, никогда не забывать о том, как всё-таки приятно, когда рядом есть тот, кто бережёт, пусть и временно. А временно ли? У Чонгука во взгляде океан нежности, которая выходит из берегов, нуждаясь в том, чтобы ей пользовались во благо. В нём столько тепла, что Тэхён готов поклясться — Чонгук в темноте светится. Будто вместо атомов у него светящиеся кальмары, точно как на одном из заливов в Японии. Ким лежит на краю постели, ближе к окнам, и, подложив ладони под голову, пялится в никуда. Он вернулся к себе в комнату около двадцати минут назад и, не переодевшись, завалился на кровать, долго испепеляя взглядом белоснежный потолок. Пожалуй, никогда прежде сомнения не разъедали внутренности так, как в эту минуту, после всего, что успело произойти. Чонгук практически поцеловал его. Более того, Тэхён бы ответил ему. Он совершенно точно в этом уверен. Как в том, что его зовут Ким Тэхён, что его сестра — безумная, но свободная в своих желаниях девушка; что Земля крутится вокруг Солнца. То, что Чонгук очень красивый. Перевернувшись на спину, Ким вздыхает и расстёгивает пуговицы рубашки. Лучше поскорее лечь спать, чтобы эти мысли не одолевали гудящую от долгого дня голову. И он почти избавляется от одежды, когда слышит шуршание на балконе. Тэхён наспех накидывает на плечи рубашку и осторожно подходит к открытым дверям, за которыми, к его великомуС глубочайшим уважением,
J.J.»
Он не замечает, как глаза наполняются влагой, и собственные слёзы осознаёт лишь в момент, когда первая крупная капля падает на лист, тут же разъедая бесценные буквы своей солью. Чонгук его совсем не пугает. В его океане хочется утонуть. Кажется, это именно то, что Тэхён делает.* * * * *
Тэхён настроен весьма решительно. Все прятки с Чонгуком разогревают какой-то детский интерес, которому, вкупе с просыпающимися чувствами, противостоять невозможно. Сбегая по лестнице, Ким закусывает губу, чтобы ступать как можно тише. Проснувшись от надоедливой трели будильника, он подскочил на постели, как ужаленный. Не успев толком даже умыться, накинул на себя свободные льняные штаны и первую выпавшую из шкафа рубашку, зачесав назад волосы влажными пальцами. Прислуга давно не спит: готовит столовую к завтраку, меняет увядшие лилии в вазонах на свежие белые пионы; вокруг фонтана садовник стрижёт кусты. Появление Тэхёна в дверях особняка так рано не может не привлечь внимание, но все до единого тактично его игнорируют, лишь слабо кивая в приветствии. Он уверен, что Софи тоже не спит, помогая на кухне, и очень надеется, что та не застанет его прямо сейчас — взъерошенного, немного испуганного, но вдохновлённого. Точно птичка. Обойдя особняк, Тэхён направляется прямиком в сад, стараясь не оборачиваться по сторонам, чтобы не показать, как сильно желает поймать взгляд чёрных глаз. И как только хруст гравия меняется на тихий шелест ярко-зелёной травы, боковым зрением замечает шевеление между двух старых рожковых деревьев. — Доброе утро, — Чонгук выглядит как всегда хорошо. Даже слишком. В тёмно-синих брюках и белой футболке-поло, он, сунув руки в карманы, облокачивается о ствол одного из деревьев, подпирая собой не только растение, но и хрупкий мир Тэхёна. Мир, который внезапно останавливается, стоит Чону сделать шаг навстречу. Он едва успевает открыть рот для ответного приветствия, но его прерывают: Чонгук берёт его за локти, сокращая расстояние, и шепчет в ухо волнующее: — Я рад, что ты пришёл. И в этой простой фразе Тэхён слышит так много, что хочется закрыть глаза от слепящих лучей, проходящий сквозь грудную клетку прямо из чонгукового сердца. — Я всё ещё опасаюсь, — шепчет на грани слышимости. Чонгук горячо выдыхает в висок и тянет носом воздух около уха. Тэхён готов поклясться, что ещё немного, и он почувствует касание чужих губ на своей шее.* * * * *
La Leçon Particulière — Francis Lai, Christian Gaubert
Тяжесть прошедшего дня давит на плечи. Тэхён, объятый чувствами, поднимается к себе в комнату нехотя и медленно. Часы вот-вот пробьют семь вечера. В коридоре, на удивление, абсолютно темно — шаги, благодаря ковру, беззвучные, почти робкие. Толкая дверь в свою спальню, Ким удивляется, почему та была не заперта, но все волнения уходят на второй план, уступая нервному возбуждению, которое появляется в момент, когда взгляд падает на плоскую коробку, лежащую на его постели. Подлетев к кровати, Тэхён срывает с неё бежевую ленту и обещает себе поблагодарить Чонгука за подарок сразу же, как только его откроет. Лента бесшумно падает к ногам — он открывает крышку, не совсем понимая, что внутри. Приходится включить лампу на прикроватной тумбе, и когда свет касается подарка, Тэхён давится возмущением. И решает не делать преждевременных выводов: достаёт кружевную ткань и раскладывает на постели. К сожалению, его догадки оправдываются. На тёмно-бордовом покрывале покоится аккуратно разложенное Кимом кружевное бельё. Цвета слоновьей кости, оно выглядит невероятно изящно и великолепно. Тэхён бы примерил его тут же, наплевав на то, что оно практически женское — его подобное ничуть не оскорбляет, и он даже рад, что Чонгук заранее предугадал его вкусы. Но становится паршиво от осознания, каков этот подарок. И какой смысл он в себе несёт. Ему до безумия приятно от знаков внимания, которые Чон ему безвозмездно дарит. Или дарил. До этого момента. Собрав бельё обратно в коробку, Тэхён наспех суёт туда и упавшую ленту, не удосуживаясь завязать, и вылетает из комнаты. Сбежав по лестнице, он сталкивается плечами с поднимающимся наверх Августом — взгляд, которым тот его одаривает, Тэхён игнорирует. Вбегает в столовую, где сидят только Софи и Шарлотта, и на выдохе спрашивает: — Где Чонгук? — Был в бильярдной, — Софи кидает на девушку какой-то странный, понятный лишь им двоим, взгляд, а Тэхён срывается с места и бежит в сторону нужной комнаты. Спина покрылась неприятной испариной от волнения и стыда, налёт которого заметен на порозовевших щеках. Тэхёну стыдно за подарок. Стыдно и за себя, когда на всех парах вбегает в бильярдную, вынуждая всех присутствующих мужчин, переглянувшись друг с другом, на него обернуться. — Чонгук, можно тебя на секунду? — словив один единственный нужный взгляд, он видит непонимание и растерянность в чужих чернющих глазах. Отойдя в сторону, Тэхён ждёт пару секунд, пока нежеланные свидетели вернутся к прерванному разговору, чтобы начать свой. Коробка в дрожащих руках слегка трясётся. — Что это? — вопрос выходит не строгим, как планировалось, а разочарованным, почти умоляющим. Чонгук опускает взгляд и хмурится. — Коробка? — И что в ней? — Это ты мне скажи, — смешок получается нервным. Тэхён игнорирует чужое непонимание — слишком занят собственной вскипающей злостью. И, раскрыв крышку, показывает содержимое, смотря Чонгуку прямо в глаза. Эмоции на его лице меняются так стремительно, что трудно уловить каждую по отдельности. Чон гулко сглатывает, медленно поднимая взгляд, который тяжелеет с каждой секундой, и обесцвечено проговаривает: — Не знаю, от кого это, но у него есть вкус. Их взгляды пересекаются, и Тэхён давится воздухом, осознавая, что Чонгук здесь не при чём. И как же становится неловко… — То есть… это не от тебя? — Не от меня. — И ты не знаешь, от кого? — Не знаю, — наперекор своим же словам, Чонгук сжимает руки в кулаки — едва ли заметно, от внимания Тэхёна это ускользает. И без того чёрные глаза темнеют ещё больше. Тэхён опускает взгляд и закрывает коробку, делая шаг назад. — Извини, я подумал… уже неважно, — и убегает также быстро, как прибежал. Лицо полыхает позором, а сердце колотится от противоречивых чувств. Ему бы окунуться в ледяную воду фонтана, чтобы остудить и тело, и мысли, и душу. Есть ли смысл объясняться? Вернувшись к себе, он запирает дверь на ключ и кладёт коробку на комод — подарок враз приобрёл его, Тэхёна, безразличие. Солнце заглядывает сквозь тонкие стёкла приветственными лучами алого заката; щебет птиц слышится даже через закрытые окна. Распахнув балконную дверь, Тэхён делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Взгляд Августа молниеносно становится понятным. Ким уверен, что подарок от него. Но слушать объяснения почему-то даже не хочется. Сев на край постели, Тэхён кусает губу и думает о том, как бы незаметно для всех проигнорировать будущий ужин. В этот вечер ему не хочется видеть никого.* * * * *
В кабинете у Софи как всегда тихо, светло и умиротворённо. Какой бы балаган не происходил за его дверями, здесь тотальное спокойствие. Тэхён про себя называет эту комнату «спокойствием внутри шторма». По крайней мере, сейчас он чувствует всё именно так. Софи, расположившись в кресле, делает глоток вина и пронизывает Кима взглядом насквозь. Он почти уверен, что та видит каждую мысль, что сейчас парит в его темноволосой голове. — Мы, конечно, можем и просто помолчать, но ты явно пришёл не за этим, — она улыбается и выглядит какой-то до странного довольной. Оставив бокал на стол, Софи складывает руки на груди. Не давит, но подталкивает. — Я нашёл подарок на своей постели, когда вернулся в комнату после обеда. — Здорово. От кого? — Я не знаю точно, он не был подписан. Но догадываюсь. — От Чонгука? — улыбка на её лице становится шире. — Нет, — качнув головой, Тэхён кусает припухшие губы и добавляет гораздо тише: — В этом и проблема. — Проблема? — от смешка не удерживается. — Не ты ли отвергал его? — Я, — первое чистосердечное. — Но я, вроде как, больше не против, — второе. — Тогда что тебя гложет? — Содержимое подарка было весьма… неприличным, — он кидает на тётушку короткий взгляд и тут же опускает его обратно. Решает не раскрывать всего. — Я возмутился и захотел объяснений. Был уверен, что подарок от Чонгука, и понёс ему. А он увидел и… в общем, не от него. Софи тихо смеётся, и этот смех разряжает обстановку. Становится спокойней, будто никакого конца света действительно не случилось. С каких пор Тэхён придаёт так много значения подобным мелочам? — Ты боишься выглядеть для него глупо, — заключает Софи сквозь тихую усмешку. Делая глоток, она выглядит так, будто раскрыла какую-то тайну не только для Тэхёна, но и для себя. — Боишься показаться недостаточным. Боишься быть кем-то, кто может не понравиться. Ты влюбился, мальчик. Тэхён подскакивает с места, нервно сжав руки в кулаки до прорезей в ладонях, и давится возмущением вместе с воздухом, которого в просторном кабинете вдруг становится слишком мало. — Я не влюбился! — Но очень близко к этому. И ты тоже это понимаешь, — Софи встаёт с кресла и проходит мимо, открывая дверь. — Скоро ужин, нужно помочь всё подготовить, так что мне пора, — и просто уходит, оставляя Кима в одиночестве. В стенах тёмного кабинета, которые внезапно давят. Тэхён покидает его практически сразу же следом за Софи, обернувшись один раз, будто внутри могло остаться физическое воплощение его откровения.* * * * *
Hit the Road Jack — Ray Charles
Раздражение от собственной противоречивости давит на плечи, которые так и хочется поднять в защитном жесте. Чёлка ниспадает на глаза, щекоча дрожащие веки — Тэхён откидывает пряди лёгким движением руки и смотрит в зеркало ещё раз: румянец за последние несколько дней не сходит с лица, кажется, ни на минуту; глаза блестят ровно также, как у Чонгука. Интересно, причина тому одна и та же? Заправив пряди за уши, Ким фыркает и готовится растрепать причёску — уши такие же красные. Просто он немного нервничает. Возможно, вовсе не немного. В дверь коротко стучат, а после в проёме появляется голова Шарлотты. — Прекрасно выглядишь, — буднично, но искренне замечает, проходя внутрь. Её взгляд блуждает по комнате, будто сама она боится посмотреть Тэхёну в глаза. Становится смешно. — В чём дело? — Ким усмехается и, отвернувшись к зеркалу, вдевает в уши тонкие серьги-кольца. — Мы с Джонатаном снова целовались. Тэхён давится и роняет украшения на пол — маленькие колечки укатываются за комод. Чертыхаясь, он становится на колени и суёт руку под низ, пытаясь нащупать серьги. Шарлотта смотрит прямо в глаза, и её взгляд какой-то ужасно странный. — Поздравляю, — интонация вопросительная. Тэхён не знает, как правильно отреагировать. Внутри слишком много собственных чувств, чтобы впустить туда ещё и чужие. — И как оно? — Целуется он всё же отпадно. А ещё у него встал. — Ты ужасна, — вздыхает Ким, поднимаясь с пола. — Я счастлив за него. И за тебя. Девушка довольно смеётся, заваливаясь на заправленную постель в коньячном узком платье. Её пышные кудри раскидываются в стороны, а на щеках играет лёгкий румянец. Искусственный, в отличии от того, что у Тэхёна. — А ты когда снизойдёшь? — До чего? — До поцелуя с Чонгуком. У тебя в комоде бдсм-вечеринка, а ты боишься его самолично за руку взять. — Мне придётся убить тебя, — подойдя к постели, Тэхён скрещивает руки на груди и хмурится, смотря на сестру. — Ты слишком много знаешь. Шарлотта смеётся, поджав руки к груди. — И не расскажу твои секреты, даже если меня будут пытать. — Я очень ценю это, — фыркает Ким, толкая её ногу коленом. — Вставай и проваливай, я всё ещё не собран. — Я видела тебя голым. — Мне тогда было пять, — закатывая глаза. — Я знаю, что ты носишь кружевное бельё. — Я сам просил тебя купить его. — Зануда, — возмущаясь себе под нос, она поднимается с кровати и поправляет платье. — Я знаю твоё слабое место. — Я и сам его знаю. — Ты боишься быть неправильным, — она тут же серьёзнеет, и Тэхён вздыхает. — Чонгук примет тебя любым. — При чём здесь Чонгук? — Я вижу все твои метания. Выдохни и расслабься, — похлопав его по плечу, Шарлотта разворачивается и уходит. И прежде, чем скрыться за дверью, говорит: — Чонгук упадёт к твоим ногам, как только поймёт, что ты решительно настроен остаться с ним рядом. Твои сомнения душат не только тебя, Тэ-тэ. Когда дверь за ней закрывается, Тэхён, повернувшись к зеркалу, смотрит на своё отражение и тяжело вздыхает. С Чонгуком в который раз необходимо поговорить.* * * * *
В холле непривычно темно. Не совсем, конечно, но удивительно для вечернего времени суток и того, сколько в доме людей. Тэхён спускается по лестнице и озирается по сторонам. Из-под двери, ведущей в столовую, виднеется тусклая полоска света. Ким толкает дверь пальцами и удивлённо выгибает бровь: на столе и подоконниках горят свечи, и они — единственное, что излучает какой-либо свет. — Что за романтическая обстановка? — шепчет Тэхён сестре в ухо, когда садится на своё место. — И где Чонгук? — Ещё не приходил, — первый вопрос Шарлотта игнорирует. — Часть гостей, как оказалось, уехала ещё в обед. Тэхён кусает губы и уверяет себя, что Чонгук никак не мог оказаться в числе тех людей. — Здесь душно. Не мог же? — Свечи съели почти весь кислород. Софи сказала, что десерт подадут на улице — там стол уже накрыт. У Тэхёна лишь один вопрос — зачем всё это? И когда в нос ударяет запах знакомого парфюма, ответ, который внезапно приходит в голову, даже не кажется нелепым. — Добрый вечер, — Чонгук здоровается со всеми сразу. Тэхёну отчего-то неприятно, что он входит в число всех. Ему хочется быть тем, с кем Чон поздоровается если и не с самым первым, то хотя бы отдельно от остальных. — Добрый, — Тэхён отвечает тихо, так, чтобы только он услышал. Может, о своём желании нужно просто попросить? — Как день прошёл? — своему вопросу Ким изумляется чуть позже Чонгука — тот поворачивается и смотрит искренне удивлённо. А у Тэхёна не находится смелости взглянуть на него в ответ. — Неплохо, — с опозданием отвечает. И, поддавшись вперёд, возвращается в привычное амплуа: — Но без тебя пресновато. — Я тоже… — Тэхён! Ким дёргается, оборачиваясь на зовущий его голос. Август стоит в дверях, игнорируя внимание всех, кто непонимающе на него смотрит. — Можно тебя на секунду? — его улыбка слепит каждого сидящего за столом. Тэхён нервно сглатывает и кидает на Чонгука просящий взгляд — тот на него не смотрит, лишь сжимая ножку бокала до побеления пальцев. Вздохнув, Ким кладёт салфетку, лежащую на коленях, на стол и выходит к Августу в холл. — Что тебе нужно? — шепчет, нервно озираясь на бегающую туда-сюда прислугу. Скрестив руки на груди, он смотрит в пол, всем видом показывая, насколько не заинтересован в разговоре. — Ты получил подарок? Тэхён даже не удивляется. — Получил, — вздохнув, Тэхён вздёргивает подбородок. — Я верну его обратно. — Не понравилось? — Август не выглядит расстроенным. Он весь сияет. — Ты серьёзно? — шипит Ким, с трудом удерживая раздражение. — Это пошло, грубо и некрасиво, Август. Я отказал тебе больше двух раз, а ты всё никак не оставишь меня в покое. — Я намерен добиваться тебя. — Ты упрямый, бесстыдный подлец и грубиян. — Чем я хуже него? Вы уже спали? Уверен, в постели он такой же тюфяк, что и… — Август, я прошу, прекрати это. — Почему? — шипит сквозь зубы и хватает Кима за локоть, сдавливая пальцами. — Почему ты отвергаешь меня с самого первого дня? Я не успел поздороваться, как ты окатил меня презрением. — Так ты в обиде? — Тэхён фыркает и морщится, когда хватка становится сильнее. — Не думал, что тобой движет такое ничтожное чувство, — тихий смех прерывается злобным рычанием. — Ты горделивая потаскуха. Шлепок от пощёчины звонким эхом разносится по тёмному холлу. Тэхён выдёргивает локоть из чужой руки и безуспешно пытается потушить пожар, разгорающийся внутри грудной клетки. — Если хочешь сохранить статус в обществе, советую оставить меня в покое, — шипит Ким, а после, выдохнув, признаётся, потому что больше не страшно: — Я с Чонгуком. Развернувшись, Тэхён уходит обратно в столовую, игнорируя брошенное в спину: — Думаешь, твой Чонгук святой? Ему тоже есть что скрывать! Игнорирует снаружи, но поселяет сомнение внутри.* * * * *
Skyfall — Adele
Свет единственного светильника, висящего над диваном, мягко стелется по полу, огибая силуэты. За полуприкрытой дверью слышатся голоса и звонкий смех. Тэхён сидит с одной стороны дивана, Чонгук — с другой. Их разделяет один метр, который ощущается так, словно между ними стекло: можно услышать, но нельзя коснуться. Тэхён решает нарушить тишину гостиной, в которой они укрылись для разговора по душам. По инициативе самого Кима, который, закрыв за ними дверь, не проронил ни слова. Как, собственно, и Чонгук. — Август сказал, что у тебя есть секрет. О чём речь? Чонгук выглядит удивлённо, но не так, будто его застали врасплох. — У всех есть секреты, — пожав плечами, его голос звучит немного напряжённо. — По правде говоря, не могу понять сразу, что он имел в виду. — Я тем более, — выходит раздражённо. Тэхён не пытается скрыть эмоции, решает быть перед Чонгуком честным. Они долго молчат, прежде чем Тэхён не выдерживает: — Послушай, это правда меня гложет. Я пытаюсь сделать шаг навстречу, но у меня чувство, будто я на минном поле — не могу даже вдохнуть спокойно, понимаешь? Мне не нужны лишние переживания. Трудно открыться человеку так, как он того хочет, когда ты совершенно не знаешь его. Я прошу одного: рассказать, кто ты такой и как связан с моей тётей. Откуда ты знаешь её? Почему она ведёт себя с тобой так, будто вы знакомы целую вечность? — Боже, успокойся, — Чонгук поворачивается к Тэхёну всем телом и вскидывает руки в сдающемся жесте. Нервничает, хотя это у них на два поровну делится. — Это даже не было секретом, ты мог спросить в любой момент. — Я спрашивал. Ты сказал, что разводишь собак, — прикрыв глаза, Ким глубоко вздыхает. — Я правда развожу, — согнув ногу в колене, Чон упирается локтем в спинку дивана. — Но это не основная моя работа. Мой отец — директор, а я его заместитель в фирме по производству вина. С твоей тётей мы познакомились на одном из банкетов около трёх лет назад. Кажется, это был день рождения какого-то из спонсоров. Туда были приглашены мои родители, как партнёры по бизнесу, и, конечно, я. С Софи трудно не найти общий язык, ты как никто другой должен знать об этом, — Чонгук поджимает губы, но по едва заметным морщинкам на лбу можно понять, что он всё ещё напряжён. — Под конец вечера, когда больше половины гостей покинуло праздник, мы сгруппировались в небольшую компанию: я, мои родители, Софи и трое её друзей. Беседовали, выпивали, делились историями из жизни, и речь зашла о семье, отношениях и трудностях, которые порой возникают, когда с кем-то сближаешься. Там всплыло твоё имя. Чонгук кусает щёку изнутри, робко встречаясь с Кимом глазами. Тэхён хмурится, мнёт собственные пальцы и не знает, хочет ли слушать историю дальше. — «Ким Тэхён, мой любимый племянник, с трудным характером, но золотым сердцем, если его правильно любить. К сожалению, у его бывшего молодого человека не вышло» — так она тогда сказала. Я запомнил дословно, потому что меня зацепило её «правильно любить». Долго размышлял об этом, а на следующий день попросил рассказать о тебе подробней. Хотелось узнать, что она имела ввиду. Софи поведала о тебе: кратко и немногословно, но её голос звучал так тепло, пока она рассказывала, что мне стало ещё интересней, кто ты такой. Твоё фото она показала мне сама. Тэхён в глаза ему больше не смотрит. В этой истории нет ничего криминального, но Софи поделилась его болью с чужими, по сути, людьми, и от этого становится неприятно. — Что это было за фото? — голос звучит обесцвечено. — Ваше общее из ресторана, — Чонгук нервно стучит пальцами по колену. — Она не сказала ничего лишнего, тебе не о чем беспокоиться. — И что было потом? Чонгук вздыхает. — Я попросил пригласить меня в гости, когда ты будешь там. В течение трёх лет у нас не получалось совместить дела так, чтобы встретиться. — Чонгук… — Я знал тебя три года, и в то же время — не знал о тебе абсолютно ничего. Тэхён загорается, словно спичка. Пальцы мелко подрагивают, а к горлу подкатывает ком. Эти противоречия не сравнить ни с чем, что было до. — Ты искал меня? — Нет, — мотнув головой. — Посчитал, если наша встреча судьбоносна, мы в любом случае встретимся. Я помнил про то, что ты только недавно вышел из болезненных отношений и не хотел быть тем, в кого ты упадёшь, чтобы забыться. Я хотел обоюдно и добровольно, без багажа прошлого. — Мой багаж всё ещё при мне. — Ты практически опустошил этот чемодан, uccello, — Чонгук мягко, ободряюще улыбается, но гора с плеч Тэхёна пока никуда не исчезает. — Значит, соблазнить меня — было твоей целью. — Не соблазнить, а завоевать, — поправляет. Если бы это что-то меняло… И Тэхёна внезапно озаряет. Мысль, до этого бродившая бесформенным нечто в его тревожной голове, враз обретает совершенно иное значение. Чонгук никогда не смотрел так, будто пытается его завоевать. Он смотрел так, будто уже это сделал. Тэхёна начинает мутить. — Ты не мог быть уверенным в том, что я пойду навстречу. — Конечно нет, — дёрнув плечом. — Но я подозревал, что смогу забрать тебя себе. — Я тебе не принадлежу! — вспыхивает Тэхён, покрываясь алыми пятнами от злости и разочарования. Не желая выслушивать ничего в оправдание, он подрывается с дивана и спешно покидает гостиную, вытирая влажные дорожки с щёк. Он даже не заметил, как сорвались слёзы с длинных ресниц. Не заметил и того, как Чонгук его окликнул. Заперев за собой дверь в спальню, Тэхён валится на постель и прячет пылающее лицо в подушках. Выстроенное доверие рушится, словно карточный домик.* * * * *
Black Beauty — Lana Del Ray
Перевернувшись на бок, Тэхён вытирает влажное лицо рукавом рубашки — часть подушки насквозь промокла от слёз. Ткань на спине неприятно липнет к телу, и он, поднявшись на постели, снимает раздражающую одежду, оставаясь в одних льняных брюках. На часах десять тридцать вечера; ночная прохлада кротко заглядывает через приоткрытую балконную дверь. Провалявшись пару часов в одном положении, тело затекло, а в кончиках пальцев ног и рук болезненно покалывает. То, что колется ещё и за рёбрами, люди зовут сердцем, а Тэхёну хочется позвать к себе того, кто это сердце так безжалостно отбирает себе. Фыркнув на собственные мысли, Ким вздрагивает, когда слышит шуршание за дверью, а после — конверт, пролезающий в узкую щёлку. Не нужно напрягаться, чтобы понять, от кого эта неожиданность. Поднявшись с кровати, Тэхён вздыхает и трёт ладонями припухшее лицо. Забирает письмо и садится обратно, беззвучно распечатывая конверт. «Anima Fragile, Наш разговор оставил неприятный осадок и привкус обречённой потери доверия. Всё, что я рассказал, — правда, но проблема в том, что я выразился некорректно. Ты не был моей целью. Ты был, есть и будешь птичкой, которая вечно ускользает из моих рук. Даже если в будущем у нас всё же что-нибудь да выйдет, и ты сохранишь эти письма, как напоминание о молодых нас, я, целуя тебя в морщинистый лоб, всё равно не смогу сказать, что добился тебя. Пожалуй, ты навечно будешь тем, кого я буду бояться потерять, даже если это уже случилось. Uccello, имею ли я право попросить тебя об ещё одном разговоре? Я приду, когда бы ты не позвал. P.S. к слову, я остался за дверью.С глубочайшим уважением,
J.J.»
Тэхён безрадостно хмыкает, прячет письмо в ящик и, накинув рубашку, идёт открывать дверь. Чонгук стоит, уткнувшись лбом в стену рядом, и не поднимает глаз, бурча сбитое, но до боли виноватое: — Прости меня, uccello. Губы кусают оба, а улыбается почему-то только Тэхён. — Зайди, — тихо вздыхая, он отходит, пропуская Чонгука внутрь. Дверь тихо закрывается, и Тэхён прислоняется к ней спиной. — Я не знаю, какими словами выразить сожаления о том, что недостаточно думал прежде, чем сказать, — Чонгук медленно разворачивается к нему лицом, но в кромешной тьме можно разглядеть только блестящие глаза. — Ты не должен обдумывать каждое слово, чтобы мне что-либо сказать, — тихо говорит Тэхён, пряча руки за спиной. — Мне достаточно того, что ты всё равно в итоге сказал то, как есть на самом деле. Кажется, будто его глаза блестят ещё ярче. — Значит, ты мне веришь? — Получается, что так. Чонгук подходит близко-близко, не решаясь коснуться. Только дышит глубоко и медленно. — Если честно, наш разговор меня напугал, — шепчет, а Ким чувствует кончик его носа у своей скулы. — Меня тоже. — Признавайся, — хмыкает Чон, кладя горячие ладони на не менее горячие щёки, — сколько слёз пролил? — Я не считал, — бурчит Тэхён, обхватывая чужие запястья. — Mi dispiace di averti turbato, uccello, — их носы соприкасаются, когда Чонгук утыкается лбом в его лоб. В груди заполошно и громко бьётся сердце — он не может понять, чьё из. — Мне жаль, что я доставляю хлопот. — Это ложь, — Чонгук невесомо ведёт носом от виска ниже, едва ощутимо касаясь губами кожи. — Ты всего лишь человек. Со своими страхами, своей болью, как и каждый из нас. — Чонгук… — Penso che ti bacerò adesso. Очередное «Чонгук» тонет в искрящемся шёпоте. Кто подаётся навстречу первым — неизвестно. Тэхён успевает только шумно втянуть носом воздух и задержать дыхание до тех пор, пока лёгкие не начнут гореть от недостатка кислорода. Губы Чонгука мягкие и тёплые. Тэхён выгибает брови, отчаянно пытаясь не захлебнуться от переизбытка, но всё становится только хуже, когда Чон мажет по его нижней губе языком, проталкивая тот внутрь. Чужие запястья становятся недостаточной опорой, и Тэхён перемещает ладони на крепкие плечи, сдавливая кожу под рубашкой пальцами. Отстраниться не выходит, Чонгук целует напористо и желанно — так, словно ничего больше в мире не имеет значения. Для Тэхёна в эту минуту планета действительно прекращает своё вращение. Сминая чужие губы, он теряется в пространстве, когда Чонгук прижимает его к двери всем телом, вдавливая в несчастное дерево. Тэхёну мало всего: рук, которые спустились к шее, поцелуя, который прекращается слишком внезапно — Чонгук просто отстраняется, шумно выдыхая ртом так, будто не дышал всё это время, как и Тэхён. Его глаза — искрящиеся и тёмные — смотрят аккурат в душу. Тэхён прикрывает веки и откидывает голову назад, чувствуя, как гладят кончики чоновых пальцев его шейные позвонки. Ему слишком давно не было настолько приятно-волнующе, что сводит скулы. — Giuro che mi stai facendo impazzire, — Чонгук тихо, хрипло смеётся. Тэхёну не до смеха. Жар, окутавший грудную клетку, поразительно быстро сползает вниз, щекоча низ живота почти болезненным возбуждением. Его руки намертво вцепившееся в чоновы плечи, мелко дрожат, выдавая с поличным. — Дыши, uccello. Я не смогу поделиться кислородом, мне самому мало, — Чонгук бросает усмешку куда-то в шею, и та разбивается на тысячи мурашек, сбегающих по тэхёновой спине. Дыхание восстанавливается лишь через несколько минут безмолвных объятий. Тэхён впервые позволяет себе сделать такой открытый шаг навстречу: обвивает руками шею Чонгука и кладёт голову на его плечо, утыкаясь в него же носом. Руки, обнимающие его поперёк талии, изредка бродят по пояснице. Тэхён думал, что оставил возможность любить Ходжуну, но Чонгук, пусть и с задержкой, вернул её обратно.* * * * *
Let It Go — The Neighbourhood
Тэхён хватается за шею, как только закрывает за Чонгуком дверь. Сколько ещё они процеловались — непонятно, оба сбились со счёта времени. Под ладонью пульсирует выступившая крупная вена, он чувствует, как пылает кожа там, где ещё минуту назад лежали чужие руки. Щёлкнув замком, Тэхён отходит к комоду и залпом осушает стакан воды: капли стекают за ворот полузастёгнутой рубашки, и он не торопится их утереть. Упираясь ладонями в колени, Тэхён вскидывает голову и смотрит на себя в зеркало, с трудом узнавая человека в отражении: взлохмаченные волосы, рубашка, как оказалась, застёгнута неровно, обнажая левую ключицу, а лицо горит так, что не нужно всматриваться, чтобы заметить. В тишине его тяжёлое, сбитое дыхание слышно даже слишком хорошо. Возбуждение накрыло внезапно, словно его окатили ледяной водой. Тэхён, почувствовав, как собственный твёрдый член трётся сквозь две ткани их брюк о чонгуково бедро, замер, испуганно распахнув слезящиеся глаза. Стало неловко и ужасно волнительно — Чонгук не мог этого не заметить. И его секрет стал раскрытым в тот момент, когда Чон поставил колено меж тэхёновых ног, приглашая потереться. Тэхён вытолкнул его из спальни в ту же минуту, неразборчиво бубня о том, что уже поздно и ему очень хочется спать. Хриплый смех Чонгука он почти не слышал. Ему не интересно, как тот будет разбираться с собственной проблемой в виде точно такого же крепкого стояка. Будет ли представлять их поцелуй? Или, может, Тэхёна — полностью обнажённым в его постели? Будет ли фантомно ощущать его касания, пока трогает себя там? Любит ли Чонгук удовлетворять себя с оттяжкой? Тэхён разочаровано стонет, сжимая член сквозь льняные штаны. Хочется ощутить чужую горячую, сухую и крепкую ладонь хотя бы через ткань, но ещё лучше — на сухую, чтобы чувствовать, как чоновы пальцы с нажимом оглаживают каждую вену, как своевольно ложится рука там, где Тэхён так давно касался себя только сам. Ощущать, как его влажные губы мажут по шее, опаляя кожу дыханием; как касается кончик носа его уха. Рваный выдох растворяется на поверхности зеркала, к которому Тэхён неосознанно подошёл немного ближе. Ему нравится смотреть на себя в момент самоудовлетворения, нравится наблюдать за партнёром, делающим то же самое, сквозь их общее отражение. Дрожь захватывает тело, и Тэхён крупно вздрагивает, толкаясь бёдрами навстречу руке, нетерпеливо гладящей болезненно пульсирующее возбуждение. Он тянет шнурок, развязывая узелок на поясе, и штаны с тихим шуршанием падают на пол. Ким снимает рубашку и остаётся в одном белье — обыкновенных боксерах. И задумывается над тем, что в ночь, проведённую с Чонгуком, он непременно наденет своё любимое кружевное. Ящик комода тихо открывается. Тэхён кусает губы, судорожно думая, чего ему хочется сейчас больше всего (кроме рук Чонгука на своей заднице, конечно), и останавливает выбор на той серебристой пробке, что выпала из его рук при сестре. Захватив маленький тюбик смазки, Ким толкает ящик и, оставив бельё рядом с остальной одеждой, заваливается на кровать. Так, чтобы видеть себя в зеркале. Щёлкнув крышкой, он выдавливает немного лубриканта на пальцы, согревая в ладони, и заводит руку за спину, толкая средний палец в туго сжатое кольцо мышц. Сорванный вздох обжигает ладонь, которую Тэхён подносит к лицу, и накрывает ею рот. Его излишняя чувствительность всегда сносила голову партнёрам, но была совсем невыгодна, когда ты мастурбируешь в доме, полном людей. Палец внутри оглаживает стенки, Тэхён добавляет второй и толкает до костяшек, попадая точно по простате. Выучив своё тело наизусть до самых мелочей, он прикрывает глаза, чувствуя, как дрожат разъезжающиеся в стороны колени. Когда внутри оказываются уже три пальца, Ким вынимает те с тихим хлюпаньем и, смазав пробку, подносит её к растянутой дырочке. Распахивает веки, встречаясь с самим собой в зеркале, и, упираясь на руку впереди, медленно толкает игрушку внутрь — её холодный металл контрастирует с горячим нутром. Тэхён закусывает губу и вновь закрывает глаза, позволяя одинокой слезе скатится по щеке, когда пробка полностью в него погружается. Он опускается на локти, а после ложится грудью на постель, продолжая стоять на коленях, и шумно выдыхает, закусывая складку одеяла зубами. Ткань стремительно мокнет от слюны, Тэхён заводит руки за спину и накрывает ягодицы ладонями, разводя в стороны. Смотря на себя в зеркало, Ким тихо хнычет, представляя Чонгука позади, и виляет задницей. Бёдра крупно дрожат, когда он обхватывает требующий внимания член и толкается в туго сжатый кулак, блаженно мыча в одеяло. Пробка давит на стенки, но не достаёт до простаты — Тэхён продолжает толкаться вперёд, а потом валится всем телом на кровать, зажимая член между постелью и собственным животом. Выпустив ткань из зубов, он закусывает ребро ладони, отодвигает ягодицу в сторону и трётся членом об одеяло, закатывая глаза. Протяжный, тихий стон тонет во влажной коже. Оставил бы Чонгук дорожку засосов вдоль позвоночника? Может, ему нравится кусаться или оставлять рисунки языком? Вдруг он такой же громкий в постели, как и сам Тэхён? Рывки бёдрами становятся всё более хаотичными и рваными — он дрожит практически всем телом, не в силах прекратить вздрагивать от одной только мысли, что Чонгук мог бы заполнить его гораздо глубже, чем сейчас в нём находится пробка. Будет ли Чон таким же романтичным на словах или смутит чем-то грязным и пошлым? Тэхён не замечает, как текут слёзы по виску. Ему так сильно хорошо от своих фантазий, что не проходит и пяти минут, как он густо изливается на одеяло, пачкая грудь и живот. Загнанно дыша и облизывая припухшие от покусываний губы, Ким медленно хлопает слипшимися ресницами и глупо улыбается. Это самый быстрый оргазм в его жизни. Засыпает Тэхён с чувством удовлетворения не только физического, но и морального.* * * * *
Blue Over You — Mason Ramsey
Когда Тэхён находит письмо на своей постели после завтрака, то даже не удивляется. Губы украшает скромная улыбка, а щёки красятся в особенный оттенок красного — ровно такой же, как цвет розы, лежащей рядом с конвертом. Ким встал рано утром, чтобы отнести постельное бельё в прачечную. Налёт смущения был на лице до самого завтрака, но после того, как Чонгук нежно накрыл его ладонь под столом своей, лёгкая неловкость сменилась на воспоминания прошлой ночи, от чего внизу живота мягко стянуло, и Тэхён надеялся, что его красные уши не так заметны, как кажется. Раскрыв конверт, Ким садится прямо на ковёр, вчитываясь в такие полюбившиеся буквы. Не по своему содержанию — по причине симпатии к их обладателю. «Anime Fragile, Вчерашний вечер отпечатался на моих ладонях горящими следами от твоей пламенной кожи. Кажется, я пылаю изнутри. Возможно, горит моё сердце. Твои губы чувствовались на моих до самого утра — мне едва ли удалось сомкнуть веки. Как прошла твоя ночь? Сумел ли ты найти себе место после каждого вздоха, что мы друг другу подарили? Ведь существует большая вероятность того, что ты обнаружишь себя в моём сердце. Оно с трудом вмещает все чувства к тебе, но с лёгкостью хранит в себе piccolo uccello. Дорогой Тэхён, приглашаю тебя отужинать сегодня вдали от светской суеты. Жду у ворот в семь тридцать. Надень мой подарок, per favore.С глубочайшим уважением,
J.J.»
Тэхён, кусающий губу, хмурится. О каком подарке речь? Озираясь по сторонам, он даже заглядывает под подушку, но ничего не находит. А после взгляд цепляется за небольшую квадратную, плоскую коробку, лежащую на прикроватной тумбочке. Ким хмыкает и, спрятав письмо с розой, тянется к подарку, тут же развязывая шоколадную ленту. Он вспоминает неуместный подарок Августа и удивлённо замирает, восхищённо выдыхая, когда видит содержимое. На тёмно-бордовой шёлковой подкладке лежит жемчужное ожерелье с изумрудной шёлковой лентой для завязки. Тэхён проводит кончиками пальцев по каждой крупной бусине, представляя, как изящно это будет выглядеть на его шее, и кусает нижнюю губу. Чонгук не прогадал с его вкусом. — От того, как влюблённо ты улыбаешься, мне становится даже немного страшно. Ким резко поднимает голову, испуганно пялясь на сестру. Он буквально видит себя со стороны её же глазами. Шарлотта бесцеремонно заходит в спальню, прикрывает за собой дверь и садится рядом, поджав ноги под себя. — Умоляю, скажи, что ты на всё согласен, — она смотрит точно кот из мультика: широко распахнутыми карими глазами, обрамлёнными пушистыми, длинными ресницами. Её лицо абсолютно чистое, без капли макияжа, и Тэхён поджимает губы в улыбке, отворачиваясь и нацепляя на лицо напыщенно-безразличный вид, когда подмечает: — Кто-то ответно влюбился. И я сейчас не о себе. — Ты подлец, Тэ-тэ, — её щёки заливаются натуральным румянцем. — С чего взял? — Ты не накрашена. С самого утра. — И что? — Прошу, избавь меня от бесполезных объяснений, — он тихо смеётся, пряча конверт и бутон в ящик, пока сестра слишком занята рассматриванием своих коротких ногтей. — Я желаю тебе счастья, Шарлотта. Надеюсь, он поистине замечательный человек. — Ты даже не представляешь насколько, — шепчет девушка, закусывая смущённую улыбку. — Тебе тоже повезло. — Шарлотта… — Он кажется чудесным, добрым и внимательным. Не как Ходжун, Тэ. По-настоящему. — В этом и проблема, — поджав губы, Ким встречается с ней глазами, видя в них непонимание. — Он такой и есть. Шарлотта смеётся, заваливаясь на спину. Её кудри изящно обрамляют хрупкие белоснежные плечи. Тэхён коротко гладит её по руке и валится следом, устремляя взгляд в потолок. — Я рада за тебя, Тэ-тэ. Наконец-то с тобой достойный человек. — Чонгук пригласил меня отужинать вместе. — Надеюсь, ты согласился. — Конечно. Шарлотта фыркает и показательно закатывает глаза. А Тэхён качает головой, замечая, что перед его глазами один только Чонгук. Выгравирован на белоснежном потолке каллиграфичным почерком в виде эпиграфа к новой главе его жизни. Кратким и лаконичным: «с ним ты будешь счастлив».* * * * *
Nothing Burns Like The Cold — Snoh Aalegra, Vince Staples
Вечерний воздух треплет пряди, спадающие на глаза, и те касаются тонких век, вынуждая улыбаться от ненавязчивой щекотки. По крайней мере, Тэхён убеждает себя, что причина именно в этом. В шёлковой рубашке глубокого красного цвета становится тесно, будто рвущемуся наружу, гулко стучащему сердцу в грудной клетке банально не хватает места. Тэхён может его понять — никогда прежде он не чувствовал себя настолько некомфортно, просто идя по улице: Чонгук предложил пройтись до ресторана пешком, потому что на узкой улочке негде запарковать автомобиль. Ким не согласился бы, если бы только знал, что Чонгук не собирается отвлекать его разговорами, предпочитая идти в тишине. И молчать с Чоном, в принципе, всегда было комфортно. В этот раз дело совсем в другом. — Ты смущаешься? — Что? — Тэхён принимает ухаживания в виде отодвинутого стула и ловит чужой взгляд всего на секунду, тут же спешно его отводя. — Почему ты не смотришь мне в глаза? — Красивый интерьер, — врёт, не пытаясь придать тону убедительности. Чонгук ухмыляется, садясь напротив. Расстилает салфетку на коленях, самостоятельно разливает заранее принесённое вино по бокалам и терпеливо чего-то ждёт. Признания в излишней молчаливости? Только вот Тэхён ему не признается. После прошедшей ночи смотреть Чонгуку в глаза банально неловко. — Я могу сделать заказ за двоих? — смотря из-под ресниц, Чонгук открывает меню, к которому задумчивый Тэхён даже не собирался прикасаться. — Конечно, — дёрнув плечом, будто это сможет как-то снять напряжение. На деле же, ему не помогает ни глоток вина, ни ещё один, ни десятый. Тэхён, как на зло, даже не может от него захмелеть и расслабиться — кажется, будто жизнь над ним громко смеётся. А Тэхёну, смотрящему на то, как стремительно розовеют чужие щёки, становится вообще не до смеха. В груди стягивает жгучее желание Чонгука поцеловать, опускаясь вниз тягучим возбуждением издевательски медленно. Ему кажется, будто до конца вечера он сгорит, точно фитиль. — Твоя молчаливость что-нибудь значит? — взгляд Чонгука становится по-настоящему обеспокоенным. Тэхёну становится неловко. — Извини, я витаю в облаках. — Что тому причина? — Чон кладёт локти на стол и ставит подбородок на сжатые в кулаки ладони. — Ты, — нет смысла врать. Тэхён просто не расскажет всего. Чонгук улыбается, не пытаясь выглядеть менее довольным, и это внезапно льстит сразу обоим. Когда им приносят ужин, Чон прерывает затянувшееся молчание рассказами о своей юности и даже немного о детстве. Делится с Тэхёном важными, как он пояснил позже, мелочами, вроде: на какой стороне постели он любит спать и сколько кружек кофе выпивает утром, когда не в настроении. Тэхён удивляется такой его способности, смеясь над своей же наивностью — Чонгук ведь тоже просто человек. Чонгук просто человек, который, несмотря на груз различного опыта, остался наивным, открытым и чистым в своих намерениях и эмоциях. Тэхёну ещё будет чему у него поучиться. — Могу я спросить? — щурясь, Тэхён откладывает столовые приборы в сторону, утирая губы салфеткой. — Конечно. — Откуда ты брал розы? Чонгук закусывает губу, отчаянно борясь с проступающей улыбкой. А после, напялив серьёзное выражение, отвечает: — Неподалёку. Тэхён щурится сильнее и распахивает глаза, удивлённо приоткрыв рот. — Ты что, срезал бутоны с кустов во дворе?! — Ну да. — Ты сумасшедший? Софи убьёт, если узнает! — Но она ведь не узнает, — улыбаясь. Тэхён раскатисто смеётся, привлекая внимание сидящих в просторном зале. На его лице алеет румянец, который он не чувствует или просто уже привык; в волосах путается ветер с террасы, а в блестящих янтарных глазах отражается позолота массивных люстр. Он выглядит расслабленным и довольным, его жесты свободные, а взгляды, которые он мечет в сторону Чонгука, наполнены необузданным желанием, которое невозможно спрятать. Он и не пытается. Перестав смеяться, Тэхён вмиг серьёзнеет, но его взгляд не тяжелеет. Кажется, будто он внезапно вспомнил о чём-то очень важном, о том, что Чонгуку непременно нужно рассказать. Пока не пропала смелость сухого красного. — У меня так уже было, — брови сведены у переносицы, глаза блуждают по белоснежной скатерти. — Что? — Чонгук совсем не понимает. — У меня вот так уже было, — Тэхён задумчиво жуёт губу и, не подняв глаз, продолжает: — Сначала меня купают во внимании, я чувствую себя драгоценным в руках любимого мужчины, а потом меня сажают в золотую клетку, и я забываю, как пахнет свобода. Чонгук молчит какое-то время, а после, подавшись ближе, ловит его взгляд. — Ты же понимаешь, что я не имею отношения к тому, как к тебе относился кто-то из прошлого? — Тэхён кивает. — Это хорошо. — Чонгук… — Dio, chiamami per nome più spesso, uccello. Тэхён топит улыбку в вине, и его признание, его страхи и тяжести, которые так долго лежали на хрупких плечах, внезапно куда-то исчезают. Чонгук забирает себе каждое сказанное им слово, чтобы позже втереть в память и навечно оставить их связь тем, что не подлежит забвению. Тэхёну впервые хочется сделать также. — Мы можем уйти? — Куда? — Да или нет? — Ким смотрит прямо в глаза. Его лицо расписано эмоциями разных оттенков, и Чонгук теряется в этой палитре, забывая, что уже знает название каждой. — Да, — коротко, не думая. Не интересно куда, не важно зачем. Главное, что инициатор Тэхён. Чего бы то ни было. И Тэхён, видя почти детскую растерянность, прячет улыбку и встаёт из-за стола первым. Шарлотта как всегда оказалась права — Ким сделал шаг навстречу первым, и Чонгук действительно готов бросить весь мир к его ногам. А Тэхёну не нужен целый мир, если в нём не будет Чонгука.* * * * *
You Put A Spell On Me — Austin Giorgio
Тэхён тихо шипит, ударяясь затылком о дверь, громко захлопнутую Чонгуком. Его вдавливают в деревянную поверхность, почти больно сдавливая челюсть горячей ладонью. Чонгук целует мокро и шумно, причмокивая перепачканными в общей слюне губами, изредка отстраняется, смотря на припухшие губы, как на лучшее своё творение, и впивается в них снова и снова, пока земля под ногами не исчезает насовсем. Его свободная рука несдержанно вытягивает рубашку из брюк, и Тэхён делает с чоновой то же самое, кладя ладони на напряжённый, часто сокращающийся из-за резких выдохов живот. Украшение, подаренное Чонгуком, нестерпимо давит на кадык — Ким резко дёргает за ленту сзади, и жемчужные бусины рассыпаются по полу. — Я так хочу тебя, это сводит меня с ума. — Чонгук… — Dio mio. Тэхён едва сдерживает рвущийся наружу стон, когда Чон припадает ко взмокшей шее с торопливыми, влажными поцелуями. Рисует языком что-то известное ему одному — возможно, клеймит собственным именем, — впивается ладонями в обнажённые бока, пробираясь кончиками пальцев за резинку белья. И замирает. Тэхён замирает вместе с ним. Их взгляды встречаются театрально медленно. Тэхёну хочется истерично засмеяться, а Чонгук просто даже не дышит. — Не смотри так. — Мне показалось? — в голосе сквозит надежда. Правда, не совсем понятно на что. — Смотря что ты имеешь в виду, — нервно хихикнув, Тэхён гулко сглатывает и поправляет спавшую на глаза чёлку. А Чонгук рывком притягивает его к себе, вдавливая пахом в своё ярко ощутимое возбуждение, и хмурится, проталкивая пальцы дальше. Трогает ткань и как-то странно и резко вдыхает воздух через нос, забывая его выдохнуть. Иначе как объяснить тон, с которым он спрашивает: — На тебе что, кружевное бельё? — Да, — с Чонгуком быть честным схоже на озорство. Игру, в которую обычно играют по совершенно другим правилам. — Ты шутишь… Тэхён облизывает губы и отстраняется, вдавливаясь лопатками в дверь, мечтая пройти сквозь неё. — Если тебе подобное не нравится, давай забудем. Я переоденусь, и мы продолжим, — пытаясь выпутаться из чужих цепких объятий, он не замечает, когда Чонгук начинает тихо смеяться. И уйти ему тоже не дают, уронив лоб в изгиб плеча. — Прекрати, что за глупость? С какой стати мне должно это не понравиться? — Вкусы разные бывают, — звучит обижено. Чонгук поднимает голову, кладёт ладони на пылающие щёки Тэхёна и заглядывает в душу сквозь блестящие глаза. — Послушай меня сейчас и постарайся навсегда запомнить, — голос серьёзный, вкрадчивый, но нежный, заставляет прислушиваться. — Есть вещи, которыми не стоит уступать, если они важны тебе. То, что никак напрямую не касается комфорта партнёра, никак не стесняет и не ущемляет его. Не по личным убеждениям, а объективно. Вроде белья, которое ты носишь. Мне может не нравится, но это может нравиться тебе, и если я люблю тебя, то уж точно смогу принять такую мелочь. Тэхён задерживает дыхание, слыша то, что хочет услышать каждый. И речь не о признании в любви. Всё это гораздо больше. — Спасибо, — одними губами. И эту благодарность с его губ нежно сцеловывают. Чонгук снова тянет его на себя, впечатывая в собственное крепкое тело, и возвращает руки под край кружевного белья, скользя ниже. — Это так сильно заводит, Dio mio. Тэхён тихо мычит, когда его кусают за подбородок, сжимая ягодицы ладонями. Кружево трётся о выпирающие костяшки чонгуковых пальцев, и он хрипит что-то Киму в шею. Разобрать получается только когда Чон выдыхает в ухо томное: — Я сниму их зубами. И отстраняется, вынимая руки из белья и перемещая их к ремню на кимовых брюках. Тэхён заторможено соображает, а когда до него, наконец, доходит озвученное, становится почти поздно — он судорожно хватает Чонгука за плечи, испуганно шепча: — Не становись на колени. Чонгук поднимает взгляд, непонимающе замирая, но просьбу не выполняет, оказываясь на деревянном полу. Тэхён в темноте плохо различает его силуэт, и от этого становится до скулежа невыносимо. — Включи лампу у кровати, — просит, не давая стащить с себя одежду. Наблюдает за тем, как Чон поднимается, отходит к тумбочке и, щёлкнув выключателем, разворачивается и возвращается обратно. Оказывается к Тэхёну лицом к лицу и рывком тянет брюки вниз, стягивая те до лодыжек и опускаясь на колени. — Чонгук, не надо. — Не вижу причин, почему нет, если мы оба хотим этого. — Ты не понимаешь… — переступив через брюки, Тэхён запрокидывает голову и ударяется затылком о дверь. Но даже это никак не отрезвляет — он возвращается взглядом вниз, где Чонгук оказывается недопустимо близко к его паху, и накрывает рот ладонью, вызывая на чужом лице искрящееся удивление. — Тэхён? Тэхён мотает головой и на секунду жмурится, делая рваный вдох носом. Его тело заходится крупной дрожью, когда дыхание Чонгука чувствуется на его бёдрах. Чон кладёт ладони на ноги чуть выше колена и подаётся вперёд, касаясь носом тазовой косточки. Тэхён закусывает щёку изнутри и чувствует на языке металлический привкус. — Чонгук, пожалуйста, не надо… Звучит недостаточно убедительно, чтобы прекратить, а потому Чонгук лишь открывает рот и, зажав край трусиков зубами, тянет их вниз — ткань натягивается, и Тэхён мог бы облегчённо выдохнуть, ведь его колом стоящий член больше ничего не стесняет, но не может. Наружу просится тягучий стон, который остаётся в пределах рта, по-прежнему зажатого ладонью. — Пожалуйста… Тэхён опускает взгляд чертовски не вовремя: Чонгук, опустив бельё до колен, поднимает замыленный взгляд и мокро облизывается. Тэхён закатывает глаза и протяжно стонет. Перекрыть звук не получается уже ничем. — Dio mio, uccello, — Чонгук шокировано вскидывает брови, а его взгляд внезапно трезвеет на пару десятков градусов. — Если бы я знал, что причина в этом… — Прошу, помолчи… Чон поднимается с пола и, оказавшись на равных, убирает руку Тэхёна от лица, мягко целуя внутреннюю сторону влажной от дыхания ладони. — Ты очень чувствительный? — играется, перекатывая фантазию на языке, и наклоняется ближе к уху. — Или слишком громкий? — И то, и другое. — Я сорвал джек-пот, с ума сойти, — смешок исчезает в коже, покрытой крупными мурашками. — Дом полон людей, что же нам делать? — натурально издевается, прекрасно понимая, что отступить они оба уже не смогут. — Придётся зацеловать тебя до обморока или заткнуть чем-нибудь рот? — Откушу пальцы. — И не думал их туда совать. Секундная заминка служит угольком, брошенным в сухое сено. Вспыхивает моментально. Чонгук касается большим пальцем пухлой нижней губы, чуть надавливая, вынуждая приоткрыть рот, и проталкивает одну фалангу внутрь. Тэхён гулко сглатывает, зажимая палец зубами, и действительно прикусывает, но недостаточно сильно для того, чтобы почувствовать хотя бы отголосок боли. А после, когда Чонгук накрывает член Тэхёна свободной рукой, придавливая к его животу, становится правда больно. — У птички острый клювик. Побереги силы, тебе ещё стоны сдерживать. — Я не смогу, — выпустив палец изо рта, Ким хватается за чонгуковы предплечья в поисках опоры. — Сможешь, — Чонгук тихо смеётся прямо в ухо, вынуждая прогнуться в спине от скатившихся по позвонкам мурашек. — Я ничего с собой не взял. — У меня есть только смазка, — Тэхён слепо тычется носом во влажную шею Чонгука и бесстыдно мнёт его рубашку на плечах, стягивая с глухим треском ниток. Никому до порванной вещи нет дела. — Я доверяю тебе, но… — Всё в порядке. Есть тысяча и один вариант, как мы можем сделать друг другу приятно без проникновения. Тэхён кивает и, когда Чонгук стягивает с себя мешающую вещь, а затем и брюки вместе с бельём, хватается за сердце — ладонью ощущается жар собственной кожи и то, как быстро и громко бьётся орган, так отчаянно качающий его жгучую кровь. — Всё в порядке? — Чон вновь оказывается близко, касается бёдрами тэхёновых и кладёт руки на пунцовые щёки. — Ты весь горишь, — убрав ладонью волосы с его лба, Чонгук трётся кончиком носа о подбородок и замирает, получая короткий поцелуй в лоб. Подняв взгляд, грудь затапливает нежность — Тэхён смотрит так доверчиво и влюблённо, не пытаясь ни съязвить, ни закрыться, ни отступить, что хочется засмеяться сквозь слёзы. Ему всё же доверились. — Мне с тобой очень хорошо, Чонгук, — почти беззвучный шёпот вынуждает напрячься, чтобы расслышать. Тэхён прикрывает глаза всего на секунду, чтобы после, распахнув длинные ресницы, заглянуть в душу уже Чонгуку, прошептав также тихо: — Я, кажется, влюблён. И оба понимают, что неуверенно брошенное «кажется» — лишь мнимая защита, отделяющая от кристально-чистой правды. Чонгук жмурится и выгибает брови, утыкаясь лбом в тэхёнов. Не спешит отстраняться, лишь отвечает почти также беззвучно: — Baciami come se fossi il centro della tua attrazione. И Тэхён целует. Целует, вплетая обе руки в короткие волосы на чонгуковом затылке. Целует мокро и громко, не стесняясь ни звуков, ни того, что его желание такое явное. Целует, подаваясь всем телом навстречу, чтобы обняли до хруста костей крепко. Чонгук обнимает, становясь его единственной опорой. Становится опорой не только в момент поцелуя и отбирает у Тэхёна необходимость справляться со всем самому. Короткое мычание вырывается из самых лёгких с глухим хрипом, когда Тэхёна валят на кровать. Чонгук нависает сверху, опираясь на руки, и долго смотрит в глаза. В его взгляде невозможно разобрать ни единой эмоции — там всего слишком много. Обожания, восхищения, желания. Любви. — Верхний ящик комода, — коротко и ясно. Чонгук отталкивается от постели и забирает томительный жар своего тела. Тэхён утирает пот со лба и пытается отдышаться. Только вдох застревает где-то в глотке, когда он слышит озадаченный негромкий свист. — Я даже не знаю, удивляет меня это или нет, — Чонгук хмыкает и, забрав небольшой тюбик смазки, возвращается к горящему со стыда Тэхёну. Так и знал, что сгорит, точно спичка. — Сделай вид, что ничего не видел. — Ну уж нет, — тихо смеясь, Чон коротко целует его под ухом. — Если ты не собирался ни с кем здесь встречаться, зачем тебе столько игрушек? — Их не много. — Ты игнорируешь суть моего вопроса, — Чонгук усмехается, не спуская с Тэхёна пытливых глаз. — Или собирался? — Нет, — Ким фыркает и пытается прикрыть наготу, но его руки мягко перехватывают, прижимая к подушкам по обеим сторонам от головы. — Тогда для чего? — Чонгук… — Ну же, — вкрадчивый, низкий шёпот обжигает подбородок. — Скажи это. Тэхён чувствует, как бешено колотится сердце. Все звуки сосредотачиваются где-то в голове, он слышит каждый: звон посуды на первом этаже, громкий смех с улицы, то, как шелестит подол занавесок. И выдыхает тихое: — Я люблю играть с собой. — Любишь играть? — Тэхён видит блеск чужого взгляда и то, как расплываются губы Чонгука в восхищённой улыбке. — Да, — тяжело сглотнув, Ким усилием воли не разрывает зрительный контакт. — Как тебе нравится? Расскажи мне. Большие пальцы в успокаивающем жесте гладят ладони. Чонгук не даёт ни отвернуться, ни прикрыться, ни уйти от ответа. Смотрит в глаза со спокойным, терпеливым ожиданием — ему важен ответ не для того, чтобы впустить в голову грязную фантазию. Ему нужен Тэхён — открытый и готовый идти навстречу. Что он и делает. — Поцелуешь — расскажу. Это не то, что нужно просить дважды. Губы Чонгука мягко касаются его, сминая медленно и ласково — так, как целовали впервые. Тогда многое ощущалось иначе. Сейчас, пока Чонгук целует в уголок губ, Тэхён прекрасно может понять выражение «будто знаешь человека целую вечность». — Я очень громкий, даже когда ублажаю сам себя, — тихо начинает Тэхён, немного расслабившись от ненавязчивых поглаживаний своих ладоней. Чонгук отстраняется всего немного, гуляет носом в волосах у виска и глубоко дышит в шею. Слушает и внемлет. — Моя чувствительность не снижается, даже если я занимаюсь сексом ежедневно в течении длительного времени, — Тэхён не видит выражения лица, но чувствует, как напряглось тело над ним. — Не о том думаешь, — шепчет Ким и, выпутавши руки из чонгуковых, кладёт те на гладко выбритые щёки. — Мысль о том, что ты был в чьих-то грубых руках, ощущается невыносимо тяжёлой. Тэхён замирает вместе с собственным дыханием. Он был практически уверен в том, что Чонгук просто ревнует. А оказалось, ему больно за то, что с Тэхённом обращались не так, как он того заслуживает. Скупая слеза благодарности готовится выкатиться из уголка глаза, но Чонгук перехватывает её большим пальцем и… сцеловывает. — Чонгук… — Я люблю тебя. Чонгук признаётся на родном языке, прислоняясь губами к левой части тэхёновой груди, чтобы слова звучали настолько близко к сердцу, насколько возможно. А Тэхён задыхается уже вовсе не метафорично. Его грудная клетка напряжённо и часто вздымается навстречу чужим поцелуям: коротким и влажным. Он ведёт кончиками пальцев от ключиц к впалому животу, очерчивает рёбра, тазобедренные косточки и, опустившись рукой к ягодицам, поднимает ногу Тэхёна, давая уткнуться коленом себе в грудь. Ким послушно отодвигает вторую в сторону, давая разрешения вольно касаться его везде. — Твоё тело великолепно, ты знаешь об этом? Тэхёну хочется ответить колко, что да, знает, ему часто об этом говорили. Но прикусывает язык и коротко стонет, когда влажные от смазки пальцы касаются его члена. Он рефлекторно накрывает рот ладонью и жмурится до ярких бликов, больно сжимая волосы Чонгука в другой руке. — Ты уже играл с собой, после нашего знакомства? Щёки вспыхивают ярче прежнего. Горят пламенем, ярче солнца в зените, Тэхёну кажется, он ослепляет всю Тоскану. — Да, — врать нет смысла. Никогда не было. — О чём думал? — Чонгук смыкает пальцы вокруг его возбуждения, но мучительно мягко, совсем не крепко. Тэхён едва ли может прочувствовать это касание как следует. — Кого представлял? — шёпот обжигает мочку уха. Ким дёргается в сторону, не ожидая прочувствовать Чонгука так близко, и снова мычит в ладонь. Волосы спутались и разметались по подушке. Шея и грудь покрылись алыми неровными пятнами, а мутноватая капля пота одиноко сбегает от груди к пупку — Чонгук накрывает её свободной ладонью и давит на низ живота, одновременно с этим смыкая пальцы на члене на порядок сильнее и ведя к основанию. Тэхён выгибается в спине и, не нарочно убрав руку, громко и протяжно стонет куда-то в потолок. — Tranquillo, uccello. Ты перебудишь весь дом, — Чонгук тихо хмыкает и чуть сдавливает потяжелевшую мошонку влажной ладонью. — Ты так и не рассказал, как тебе нравится. — Просто продолжай. — Доверяешь мне? — оба знают ответ. — Да, — оба знают, что Тэхёну необходимо продолжать в этом признаваться. Чонгук молча кивает — скорее, самому себе — и, выдавив ещё немного смазки, размазывает её уже по своему возбуждению. А после, подняв вторую ногу Кима под коленом, смыкает их вместе, закидывает его лодыжки себе на плечи и толкается в плотно сомкнутые бёдра. Глубокий, грудной стон вырывается сразу у обоих. Влажный, горячий член скользит по тэхёновому, тесно прижатому к животу. Ким поджимает пальцы на ногах и неосознанно давит ими на чоновы плечи. Бёдра начинают мелко дрожать. — Тебе тяжело? — Сдерживать стоны — да, — часто дыша, отвечает Тэхён, на секунду убрав руку ото рта. Ладонь, влажная от пота и слюны, горит от тяжёлого дыхания. — Опустить? — получив кивок, Чонгук стаскивает лодыжки Кима с плеч и, перекинув его ноги на бок, вновь толкается меж бёдер, надавливая на то, что сверху, для большего давления. Тэхён переворачивается верхней частью тела на бок и обхватывает подушку двумя руками, пряча в ней лицо. Стоны получаются гулкими, но всё равно недостаточно тихими для тотальной тишины особняка. — Мне тебя мало, — Чонгук убирает перепачканную в слюне подушку, откидывая в сторону, и, наклонившись, впивается в пухлые губы настойчивым поцелуем. — Хочу, чтобы ты не сдерживался, но, боюсь, это будет слишком. Слишком для Тэхёна. Чонгук знает, что ему будет до умопомрачения неловко смотреть гостям в глаза. В Чонгуке слишком много того, что человек теряет на этапе взросления: наивности, теплоты, банальной доброты и терпимости к недостаткам. Того, чего не хватает каждому как изнутри, так и снаружи. Тэхён думает об этом, пока Чонгук толкается меж его плотно сомкнутых бёдер, доводя до разрядки себя, доводя до исступления самого Тэхёна. Чонгука всегда было слишком много для того, кто заставил себя поверить в собственный комфорт одиночества, но чересчур мало для того, чтобы насладиться его присутствием сполна. Жалеть не о чем. Он понимает, что делает всё правильно, когда слышит скромный, короткий стон — Чонгук резко замирает и, заламывая брови, кончает на постель. Его руки скользят по влажной коже кимового бедра, оставляя красные пятна от того, как сильно те в неё впивались. Спутанные волосы прядками прилипли ко лбу и вискам, а губы искусаны не только Тэхёном. — Дай мне десять секунд. На отдышаться. Чонгук задыхается. Тэхён, кажется, давно забыл, что человеку вообще нужен кислород. — Dio mio, я запачкал тебя. Опустив взгляд с разморенного Чонгука, Тэхён смотрит на белёсую полоску спермы на своём животе и удивлённо поднимает брови. — Брось, Чонгук, я весь вспотел и перепачкан в нашей слюне, какая уже разница? — Моё имя так красиво звучит, когда его произносишь ты, — воркочет в привычной манере и, наклонившись, аккуратно чмокает в почти болезненно искусанные губы. — Как мне помочь тебе? — Не знаю, — Тэхён чувствует, что ему хватит нескольких касаний, чтобы кончить следом. Глаза закатываются, как только Чонгук на пробу обхватывает его член влажной от смазки ладонью. — Сделай что-нибудь, мне дышать нечем. Знойный день и близко не стоит с жаром чужого тела. — Ну так что? — зубы мягко прикусывают мочку уха. Дыхание кажется слишком обжигающим, чтобы наутро не разглядеть на коже пунцовые, не проходящие пятна. Тэхён хватается за чоново запястье, направляя, притягивая ближе, показывая как нравится. — О ком думал, пока ублажал себя? Обо мне? — он мычит куда-то в ключицу, поднимает взгляд, который Ким чувствует, и хрипло басит напряжённое: — В твоих фантазиях я брал тебя нежно? Тэхён выгибается до хруста, запрокидывая голову, и чувствует, как упирается член в тазовую косточку Чонгука, пачкая естественной смазкой. Глаза закатываются от наслаждения, прострелившего тело, и Ким будет отчаянно доказывать себе, что лишь для того, чтобы не видеть этого взгляда. — Расскажи мне, uccello, — ласково, нежно, трепетно. Чонгук оглаживает грани удовольствия тонкими пальцами, показывая каждую так, словно Тэхён никогда не касался себя прежде; будто никогда ещё не давал касаться себя другим. — Я представлял тебя, — шевеля одними только губами. Чонгук прячет улыбку во взмокшей коже тэхёновой шеи, оставляя пунцовый бутон — через пару минут он расцветёт прекраснее всех роз, что Киму подарили. — Что ты делал? — мурчащий шёпот парит густым облаком над их головами — Тэхён, приоткрыв веки, может увидеть лишь дымку и эфемерное отражение их тел в белоснежном потолке. — Вставлял в себя пальцы? — Нет, я… — рука на члене сжимается почти болезненно. Ему до судорог в ногах хочется кончить. — Во мне была пробка. — Она не доставала до простаты, верно? — Тэхён, коротко качнув бёдрами вперёд, кивает. — От нетерпения в голову лезли всякие гадости, — уже не вопрос. Чонгук натягивает струны где-то в груди, заставляя льнуть навстречу пылающему жаром телу. — Отвечай мне, Тэхён, я не умею читать мысли, — голос звучит строже, но с такими явными нотками собственного нарастающего возбуждения, что Ким не может скрыть улыбки. Чонгук её не замечает, повторяя вопрос иначе: — Что мы делали? — Перед зеркалом, — Тэхён выдыхает Чону в висок, пока тот выцеловывает его ключицы. — Мы были перед зеркалом. Ты был сзади, а я стоял на коленях, прижимаясь лицом к постели и… — Скулил так же громко, как сейчас? — Чонгук довольно мычит, слыша глухое «да». — Ты кончил? — Очень быстро. Ладонь проводит к головке, собирая весь предэякулят. Большой палец нетерпеливо скользит по дырочке уретры — Тэхён распахивает глаза и выкрикивает в потолок, до полумесяцев впиваясь Чонгуку в плечи. Оргазменная судорога сковывает постепенно: от кончиков пальцев ног и рук до косых мышц живота, который Чонгук накрывает ладонью. Тэхён кончает с протяжным стоном, забывая, что в доме есть кто-то ещё; забывая, что в мире вообще кто-либо ещё существует. Он дышит часто-часто, чувствуя, как стягивает губы корочкой крови, и не находит в себе сил посмотреть Чонгуку в глаза. Не смотрит, как тот встаёт с постели, пропадая в ванной на десяток секунд. Не замечает, как оглядывает его разморенное, обнажённое тело. Не хочет придавать значение тому, что Чонгук обтирает его влажным полотенцем. Но всё равно придаёт. Его зовут уже привычным «uccello», а ему не хочется признавать, что это прозвище понравилось ещё с самого первого раза. Возможно, с первого взгляда ему понравился и сам Чонгук. — Всё хорошо? — интересуется Чон, не получив реакции, и ложится рядом на бок. Тэхён молчит и даже не кивает. Просто переворачивается к Чонгуку лицом и смотрит в глаза, скользнув взглядом по обнажённому телу: редкие капли воды и пота, стекающие по рёбрам, тускло блестят в свете лампы; подложив ладони под щёку, он лежит, подогнув колени к животу, и выглядит таким невинным и беззащитным, что сердце болезненно сжимается. Чонгук изначально был открыт перед ним душой и только сейчас — телом. Тэхён не понаслышке знает, как тяжело раскрывать первое. — О чём думаешь? — совсем тихо, не нарушая спокойное безмолвие, опустившееся на деревянный пол прохладой вошедшей ночи, вытеснившей жар влюблённых тел. Ким поджимает болезненно пульсирующие губы в полуулыбке и подвигается так близко, что их носы соприкасаются. — О том, что благодарен тебе. — За что? Тэхён отрицательно качает головой: уговаривает не спрашивать или себя — не признаваться. А Чонгук мягко гладит его щёку большим пальцем и на выдохе произносит такое же уверенное: — Ti amo, uccello. Вдруг на итальянском Тэхёну больше понравится. Повторяет, чтобы не казалось поспешным признанием, вызванным одержимостью моментом. Тэхён обязательно ответит словами. А пока, сократив между ними последние миллиметры, накрывает губы Чонгука своими и, потянувшись к тумбочке рукой, щёлкает выключателем, погружая комнату во мрак. Чтобы было слышно, как бьётся его сердце в безмолвном ответе.* * * * *
Sparring Partner — Paolo Conte
Солнечные лучи щекочут нагие плечи, неожиданно прохладный ветер касается острых колен. Тэхён жмурится от яркого света и трёт припухшие от долгого сна веки. Перевернувшись на другой бок, тянет руку вперёд, не открывая глаз, а после — распахивает спутанные ресницы, обнаружив ушедшее тепло простыней. На месте Чонгука пусто. Тэхён резко поднимается на постели, прикладывая ладонь к сердцу: бьётся о грудную клетку почти болезненно, отдавая нервной дрожью в кончиках зацелованных ночью пальцев. Вторая рука касается края откинутого одеяла и тянет его на себя. Ким прижимает ткань к лицу, вдыхая ещё не выветрившийся запах чужого тела. Разум играет злую шутку, проигрывая возможный сценарий, где Чонгук воспользовался им и просто ушёл. Тэхён почти верит, сжимая одеяло до побеления пальцев, а потом взгляд цепляется за смятую бумажку, лежащую на тумбочке рядом с тюбиком смазки. На щеках выступает знакомый румянец. «Не позволяй себе думать, будто моё физическое отсутствие что-то значит. Эта ночь была незабываемой, и я хочу повторить каждый выдох и вдох, каждое касание. Оставь мне послание, чтобы я знал, когда прийти. P. S. Софи попросила меня помочь по работе, не скучай (а я буду). Ti amo, uccello.С глубочайшим уважением,
твой Чонгук.»
«Ti amo, uccello» наведено ручкой несколько раз. Тэхён прижимает к себе листок и прячет улыбку в коленях, обнимая те свободной рукой. «Оставь мне послание, чтобы я знал, когда прийти». Чон боится, что Тэхён пожалеет? Твой Чонгук. Он спал так крепко, что не услышал ни чужого ухода, ни того, как целовали за ухом, как накрывали одеялом, оставив не укрытыми только ноги — потому что жарко. Тэхён, конечно, обо всём этом не узнает. Спрячет листок к остальным письмам, выпьет стакан воды залпом после того, как вернёт смазку в ящик комода, наспех примет душ и сложит в шкаф разбросанные по полу вещи. А после побежит к сестре, застав ту сонной и такой же разморено-зацелованной, почти выкрикивая в заспанное лицо: — Шарлотта, мне срочно нужна твоя красная помада!* * * * *
Редкие облака плывут по лазурному небу, изредка перекрывая собой солнце, лучи которого оставляют на щеках неровный намёк загара. Тэхён сидит по-турецки в кресле у открытой двери балкона, держа помаду в одной руке и пустой лист, который стащил из кабинета тёти, — в другой. Он не силён в написании писем, просто не доводилось попробовать. И сейчас, когда ему предоставили такую возможность, в голову не приходит ни единой строчки. Что он может Чонгуку сказать ещё? Было и ласковое «спасибо», и смущённое «мне с тобой хорошо», и тайное, оторванное от сердца «влюблён». «Люблю» только пока не было. Но Тэхён решает, что признание должно быть сказано лицом к лицу. А потому, вооружившись помадой сестры, Ким щёлкает колпачком, роняя тот куда-то на ковёр, и подносит её к губам. Неумело мазнув оттенком граната, Тэхён прислоняется губами к чистому листу. А затем снова и снова, пока на нём не остаётся ни единого пустого места. Смотрит на творение и неловко хихикает, забывая про помаду и вытирая рот тыльной стороной ладони, размазывая её по лицу. И заметит это лишь перед выходом из комнаты, когда бегло глянет в зеркало. Засмеётся, утерев слёзы, и почувствует себя самым счастливым. Своеобразное письмо останется у Чонгука на кровати.* * * * *
You Don't Own Me — SAYGRACE, G-Eazy
— На тебе снова мой подарок, — Чонгук довольно улыбается и толкает язык за щеку без какого-либо намёка. Тэхён инерционно прикладывает ладонь к шее, касаясь крупных жемчужин пальцами, которые на следующее утро пришлось собирать по всей спальне и нанизывать обратно на зелёную ленту. Чонгук суёт руки в карманы брюк и наклоняется к уху, заставляя Кима взглядом пробежать по всем присутствующим за стеклянными дверьми. Последняя часть гостей уезжает прямо сейчас. И Август в их числе. Тэхён готов махать ему платком на прощанье, смахивая несуществующие слёзы. — Значит ли это, что нам снова придётся его снять? — шёпот Чонгука возвращает всё внимание на него. — Возможно. Тихий смех рассыпает мурашки по всей спине — они кажутся такими крупными, что Чонгук, положив ладонь Киму меж лопаток, непременно должен почувствовать каждую сквозь тонкую ткань шёлковой рубашки. — Тебе идёт этот цвет. — Спасибо, Чонгук. Взгляд напротив тяжелеет и темнеет на несколько тонов; кадык нервно дёргается вверх. Тэхён прячет улыбку отворотом головы и направляется на улицу, действительно намереваясь застать отъезд всей семьи Риццо. Желательно, застать его в руках Чонгука. Неизвестно, кому и что он пытается доказать. Это и не важно. — Твоё письмо было довольно красноречивым, — снова смеётся, пуская мелкую дрожь по рукам. — Я старался, — фыркает Ким, вдыхая прохладный вечерний воздух. — Мне правда понравилось, — ладонь Чонгука не спускается с лопаток, только сильнее давит на кожу, вынуждая прижаться плечом к крепкой груди. — Очень красивый отпечаток губ. Тэхён сглатывает тугой ком, застрявший в горле, и прикрывает на секунду глаза. Чонгук не должен говорить всё это сейчас, не должен будоражить фантазию так быстро. Тэхён не может возбудиться так скоро, вечер едва ли успел начаться. — Они всегда такие пухлые или я на славу постарался? — Чонгук, не сейчас. — От малейшего воспоминания о прошедшей ночи меня бросает в дрожь. — Чонгук, пожалуйста… — Я так слаб перед тобой, — губы медленно гуляют по виску — жест ненастойчивого желания. — Знал бы ты, что значил для меня этот секс, uccello. Поверишь, если скажу, что гораздо больше, чем просто возможность увидеть твоё обнажённое тело? Тэхён закрывает глаза. Горячее дыхание ощущается прямо на шее, ладонь гладит поясницу, не опускаясь ниже ни на сантиметр. — Поверишь? — настаивает на ответе, положив подбородок Киму на плечо. — Поверю. Улыбку Чонгука Тэхён снова просто чувствует. — Я заслужил возможность глупо подкатить к тебе? — Снова? — Да. — Заслужил. Чонгук довольно поджимает губы и, отстранившись, ведёт рукой по спине выше, оставляя ладонь на шее, кончики пальцев которой мягко постукивают по линии роста волос. — Знаешь, чем ты отличаешься от крови? Тэхён театрально вздыхает, но всё равно улыбается, в детском предвкушении закусывая губу. — Чем? — Кровь проходит через сердце, а ты в нём остаёшься. Звонкий смех заставляет обернуться всех, кто находится у фонтана и ворот. Заставляет обернуться и Августа — тот кидает последний взгляд на смеющегося Тэхёна перед тем, как сесть в автомобиль, и видит, как Чонгук смеётся вместе с ним, тычась носом в его румяную щёку. Показательное закатывание глаз не замечает уже никто. — Ты дурак, Чонгук. — Зато любим тобой. Тэхён перестаёт смеяться слишком внезапно, вынуждая Чонгука на секунду напрячься. А после, развернувшись к нему всем телом, берёт его запястья, заставляя обнять себя. Обвивает шею Чона ладонями, прижимается щекой к его щеке — так, чтобы губы едва касались мочки уха — и шепчет: — Хочешь покажу, насколько? Чонгук гулко сглатывает. Этот звук эхом расползается в пустой, без глупых мыслей, голове. И выдыхает томно-вязкое: — Хочу.* * * * *
Lose Control — Teddy Swims
— Мы должны быть на ужине. — Не говори глупостей, uccello, per favore. Нас никто там уже не ждёт. — Чонгук, это неприлично… — Неприлично запускать руку мне в штаны, находясь в коридоре особняка, где мы не одни, — тихий возбуждённый смех будоражит; касания Чонгука пускают рябь дрожи по спине. — На этот раз я подготовился. Тэхён поворачивает голову, вынуждая Чона отстраниться и перестать выцеловывать его шею, и смотрит на зажатый меж чужих пальцев серебристый квадратик. — Чонгук, — возмущённый шёпот лижет подбородок, вызывая довольную улыбку. То, как вспыхивают щёки Тэхёна неизведанным оттенком красного видно даже в темноте. — В чём дело? — тихо смеясь, Чонгук прячет презерватив обратно в карман. — Думаешь, нам не хватит одного? — С ума сошёл? — шипит Ким, пытаясь выпутаться из крепких рук мужчины. — Брось, ты смущаешься? — голос звучит чуть громче — так, что этот весёлый возглас точно услышит кто-нибудь, кто будет проходить мимо лестницы этажом ниже. Тэхён накрывает рот Чонгука вспотевшей ладонью и смотрит в блестящие глаза напротив, закусывая губу от того, как сладко в паху тянет от предвкушения. — У тебя комод ломится от игрушек, а ты смущаешься того, что я подготовился и не скрываю этого? — Ничего он не ломится! — вскрикивает Ким, накрывая теперь уже свой рот свободной рукой. Чонгук сипло смеётся, запрокидывая голову. Его кадык несколько раз дёргается вверх, и Тэхён ловит себя на внезапном желании прикусить кожу зубами. Ладонь с его подбородка скользит ниже, накрывает крепкую шею и сдавливает, вырывая из груди Чона удивлённых хрип; его руки до приятной боли сдавливают бока, вжимают пальцы в кожу под тесной рубашкой, а сам Чонгук неожиданно толкается бёдрами вперёд — трётся пахом о возбуждение в жмущих брюках и вдавливает всем весом тело Тэхёна в стену, горячо выдыхая в ухо: — Нам несказанно повезло с тем, что в доме никого нет, ты так не думаешь? — Что? — замыленное сознание хватается за голос также крепко, как сам Тэхён за жилистые предплечья Чонгука. — Можешь кричать, сколько влезет, uccello. Тэхён тихо скулит, неосознанно подаваясь бёдрами вперёд в попытке получить больше трения. Чонгук тихо смеётся на его попытки облегчить свою пытку, но ему кажется нечестным то, что его доводят так просто, а сам он не делает ничего. — Если ты сейчас не прекратишь так бесстыдно об меня тереться, мы начнём и закончим прямо тут, — зубы прикусывают мочку уха, вызывая неконтролируемую дрожь. — И, поверь, мне будет плевать, если соберётся народ, чтобы на нас посмотреть. Я не против устроить представление. Тэхён обессиленно толкает его в плечо руками и почти убегает в сторону своей спальни, оставив дверь приглашающе распахнутой. Чонгук довольно хмыкает и, сунув руки в карманы, неспешно шагает по коридору, насвистывая несуществующую мелодию себе под нос. Знает, что Тэхён её слышит. Знает и то, как раздражённо тот цокает, закатывая глаза, и в нетерпении мнёт собственные пальцы. А зайдя в спальню, запирает дверь на ключ и действительно застаёт Кима на краю постели: смотрящего в пол и кусающего губы. Собственный стояк уже болезненно упирается в ширинку, и Чон готов поспорить, что Тэхён не прочь порвать на них одежду, лишь бы перестали изводить. — Разденешь меня? — буднично спрашивает мужчина, останавливаясь в метре от Тэхёна, который медленно поднимает на него темнеющий взгляд. — У тебя что, нет рук? Смешок так и просится слететь с зацелованных губ, но Чонгук заталкивает его куда поглубже и решает поиграть по чужим правилам до тех пор, пока Тэхёна самому это не надоест. Защищаться и закрываться сейчас уже просто нелепо. — Мне кажется, они ослабли, — пожимает плечами Чон, не двигаясь с места. — Лапали они меня вполне ощутимо, знаешь ли, — Тэхён дёргает коленом. На его лице мозаика эмоций во всех оттенках раздражения. — Так и будешь стоять? — получив неоднозначный кивок и поджатые губы в деланом безразличии, Ким резко поднимается с места и сокращает расстояние, кладя ладони на мерно вздымающуюся грудь. — Так ровно дышишь, — хмыкает Тэхён, толкая язык за щеку. — Возбуждение пропало? — рука соскальзывает вниз, Ким хватает Чонгука за твёрдый член и сжимает так, что Чонгук вынимает руки из карманов и тихо ахает, хватая Кима за руку своими двумя. Тэхён тихо смеётся. Это не по правилам. — Раздень меня, — уже не вопрос. Взгляд тяжелеет, радужка топит зрачок также, как дыхание топит Тэхёна с головой в хмеле общего возбуждения. Пьянит вкуснее всех лучших вин. Ким закусывает губу, выгибает бровь, будто не понимает просьбы, и тон Чонгука вдруг звучит так обезоружено и умоляюще, что Тэхён сводит колени вместе. — Spogliami, uccello. Непослушные пальцы расстёгивают пуговицы рубашки достаточно долго, чтобы заметить каждый недостающий элемент общей картины чужой покорности. Неуправляемое подчинение. Случайная уступчивость. Естественная строптивость. Чонгук не замечает, как кладёт ладони на тэхёновы щёки, как гладит скулы большими пальцами, как смотрит: влюблённо, нежно, с нескрываемым обожанием. Не замечает, что его рубашку давно спустили до согнутых локтей; что на него в ответ также смотрят. Возвращается в реальность лишь когда Тэхён накрывает его грудь дрожащими руками, случайно задев твёрдые бусины тёмных сосков кончиками пальцев. — Sei bellissima. Tanto che mi riesce davvero difficile respirare accanto a te. Sai cosa stai facendo al mio cuore? Rispondetemi. — Тэхён коротко отрицательно кивает, не спуская глубоких янтарных глаз с чужих — тех, что темнее предрассветного неба. — Ascoltare. Чонгук давит Киму на затылок, прижимая ухом к своей груди. Вплетает пальцы во влажноватые волосы на затылке и успокаивающе поглаживает — вдруг услышать такое откровение будет слишком? Тэхён замирает. Не дышит и прикрывает глаза, вслушиваясь в гулкий, ровный и довольно громкий стук чужого сердца. С этого момента его уже можно назвать родным? Ободряющие касания пальцев к шейным позвонкам. Спокойное, глубокое дыхание прямо в макушку. Тихое «uccello» куда-то в висок, когда слушанье затягивается. Родное сердце. Тэхён отстраняется от груди, чтобы секунду погодя прижаться к её левой части влажными губами. Чонгук прерывисто выдыхает и распахивает от неожиданности глаза. — Ты так много расспрашивал меня, как мне нравится, — голос подводит и срывается на невнятный хрип, — что совсем забыл о том, что мне тоже важно знать. Их взгляды встречаются в полутьме спальни, где воздух меж разгорячённых тел сгустился до предела. Чонгук любовно заправляет прядь Киму за ухо, а тот, не сводя с него глаз, спрашивает, опускаясь на колени: — Как тебе нравится, Чонгук? — пальцы цепляются за кромку брюк, стягивая те до колен вместе с бельём. Тэхён облизывается, не опуская взгляда, и видит, как облегчённо тот запрокидывает голову и выдыхает в потолок. — Расскажи мне всё. — Dio mio, uccello. Тэхён усмехается, хлопая слезящимися от возбуждения глазами — ресницы в уголках слиплись в кукольные треугольники. Чонгук переступает через свою одежду и стягивает рукава рубашки с запястий. Его тело предстаёт перед Тэхёном не впервые в первозданном виде, но почему-то только сейчас он по-настоящему его видит. Со всей совершенной не идеальностью. В лучах закатного солнца Тэхён видит каждую родинку, что отпечаталась на теле трафаретом невесомых поцелуев. — Ты слышал о том, что родинки — это места, куда тебя целовал возлюбленный в прошлой жизни? — Уверен, все мои оставил ты. Тэхён давится воздухом. Пальцы, покоящиеся на чонгуковых бёдрах, вжимаются в кожу до боли. Он встаёт с колен, равняясь с мужчиной взглядами, и хмурится, нервно искусывая губы. — Ты не можешь говорить такие вещи, — звучит как слёзная жалоба. Чонгук улыбается. — Я всё же думаю, что могу. — Чонгук, — жалобный всхлип стирает улыбку в секунду. Руки обвивают за плечи, прижимая к себе. Тэхён утыкается носом в пахучую шею, покрытую лёгкой испариной, и только сейчас замечает, что всё ещё полностью одет — собственная кожа не касается чоновой. Несправедливо. — Мне нравится, когда целуют шею, — запоздало отвечает Чонгук на заданный ранее вопрос. Гладит взъерошенную макушку, подмечая, что Тэхён складывает свои крылышки как раз в моменты крепких объятий. Расслабляется, не собираясь бежать. — Когда трогают бёдра и ладони. Нравится переплетать пальцы, целоваться и смотреть в глаза во время оргазма. Всё записал? Тэхён толкает Чонгука в плечо кулаком и отстраняется под тихий смех. Бурчит смущённое «всё» и крупно вздрагивает, когда с него снимают его одежду. Чонгук отвлекает его поцелуями в уши, не давая осознать себя обнажённым, и Тэхён замечает свою наготу лишь в момент, когда его мягко толкают, вынуждая завалиться на кровать спиной и неосознанно раскрыться. Ким не успевает прикрыть себя руками — его ладони вновь перехватывают и вжимают в постель, тут же припадая губами ко взмокшей шее. — Ты меня стесняешься? — отстранившись, Чон смотрит на трепещущие ресницы блаженно прикрытых век. — Нет. — Тебе не нравится своё тело? Тэхён тихо хмыкает. — Нравится. — Тогда почему ты пытаешься закрыться? Я мог понять тебя в нашу первую ночь, но сейчас — не особо. Руки выскальзывают из-под влажных ладоней. Тэхён поворачивает голову так, чтобы уткнуться Чонгуку носом в щёку и едва касаться его губ своими, пока признаётся: — Мои опасения не спадут после первого секса, — взгляд Чонгука непредвиденно трезвеет. — Я доверяю тебе, дело не в этом. — В чём тогда? — В том, что я сдался без особого боя, — Тэхён не выглядит серьёзным на фоне помрачневшего Чонгука. — Могу ещё за тобой побегать, если так тебе будет спокойнее. Тэхён неожиданно заливисто смеётся, зажимая Чона коленями. — Не будет, — короткий поцелуй в щёку. — Перед тем, как уйти ото всех, я сказал, что покажу тебе, как сильно, — уточнения не требуются никому из них. Чонгук кусает губы, а Тэхён насильно отводит от них голодный взгляд. — Люби меня этой ночью так, как хочешь. — Тэхён… — Ты не понял, — Ким надавливает на его плечи и меняет их местами, садясь на чоновы бёдра. Ладони ложатся на напряжённый пресс, правильно очерчивая неровности. — Моё доказательство — наша свобода. Чонгук хмурится и нервно сглатывает, собирая слова по крупицам рассеянного смысла. Не решается коснуться тела на нём, не сводит глаз с насыщенного янтаря чужого взгляда. Его в нём, кажется, добровольно топят. Тэхён наклоняется и, взяв Чона за шею, притягивает к себе так, чтобы их лбы соприкасались, от чего Чонгуку приходится приподняться на локтях. — Свобода в действиях. Я позволяю тебе делать всё, потому что доверяю. Так достаточно понятно? Ответить не дают — сразу целуют. Кто снова становится инициатором поменяться местами — непонятно. Тэхён оказывается зажатым между сырой постелью и мокрой кожей Чонгука. Всего становится слишком много и недопустимо мало одновременно: поцелуев, касаний, обжигающего дыхания, ласковых слов. Чонгук не скупится на благодарность не только словесную, а Тэхён в этот момент понимает, что его никогда не целовали вот так. Время, чтобы судорожно вдохнуть воздуха, оказывается недостаточно, когда Чон отстраняется, слезает с кровати и поднимает свои брюки, вытаскивая квадратик презерватива из кармана. Возвращается под чужой пытливый взгляд, обнажающий обнажённое. Чонгук раздевается догола, будучи давно без одежды. — Что ты так смотришь? — усмешку топят во влажном виске. Чонгук разрывает упаковку зубами, игнорируя взгляд, который он совершенно не понимает. — Меня не хватит на больше, uccello. Чон снова смеётся, а после замирает — его тело каменеет, когда Тэхён забирает презерватив и, опустив обе руки вниз, надевает его сам, не спуская с Чонгука глаз. С губ мужчины срывается тяжело сдерживаемый стон, который хочется спрятать в изгибе чужих ключиц, но ему не дают: Тэхён обвивает его ногами и направляет член в себя, хмурясь, когда не получает толчка навстречу. Чонгук смотрит непонимающе и напряжённо. — Тэхён… — Я растянут. — Дело не в этом. — Просто войди уже, — шепчет, притягивая за шею ближе к себе. Чонгук запирает все сомнения под семью замками и на пробу толкается, проникая в туго сжатое колечко мышц только головкой. Тэхён кротко царапает его лопатки ногтями, дыша прямо в ухо прерывисто и часто, так, будто задохнётся уже в следующую секунду. И Чон понимает, что никаким сомнениям здесь не место, когда слышит сбитое: — Я люблю тебя. Глубокий первый толчок получается совершенно случайным. Чонгук слышит заветное признание, толкается до упора, растягивая тугие стенки, и слышит громкий вскрик — Тэхён распахивает глаза и запрокидывает голову, оставляя полосы от ногтей на спине. По его виску аккуратно сбегает кристальная слеза вместе с мутной каплей пота. — Двигайся, Чонгук, пожалуйста. Только двигайся… Размеренное движение бёдрами получается рваным — собственное тело отказывается спокойно реагировать на каждое касание и каждый вздох. Он практически полностью выходит из нетерпеливо сжимающейся дырочки и также медленно толкается обратно, вырывая из груди новый протяжный стон. По мере того, как Чонгук ускоряется, Тэхён становится действительно громким. Его не получается заглушить ни поцелуями, ни ладонью, ни просьбами, которые он попросту не слышит. Зато их прекрасно могут слышать те, кто окажется под балконом, двери которого настежь распахнуты, впуская ночную прохладу, которая совсем не ощущается. Кожа пылает и горит особенно сильно в местах, где они друг друга касаются. Чонгук готов поспорить, что бутоны на кимовой шее расцветут только от его тяжёлого дыхания. Толчки ускоряются и снова замедляются. Чонгук играет его телом, едва касаясь руками, — Тэхён под ним мечется внутри собственного тела, кусая тыльную сторону своей ладони. Пачкает слюной и слезами потом и Чонгука, который пытается убрать его руки, заменив своей — Ким обхватывает запястье обеими ладонями, а большой палец — губами, смотря своими невозможно красивыми глазами аккурат в душу. Зубы играют с тонкой кожей аккуратно и бережно — палец во рту не заглушает громких стонов, но уводит внимание Тэхёна, который, стараясь не причинить боли, банально отвлекается. — Я даже жалею, что не растягивал тебя, — сбито шепчет Чонгук, неотрывно наблюдая за тем, как его палец исчезает меж припухших губ с каждым разом всё глубже и глубже. — Хочу каждым новым движением толкаться прямо в… — закончить мысль не даёт больно укушенный палец и выкрик, последовавший за ним. Чон завороженно смотрит, как Тэхён безуспешно пытается отдышаться, хлопая мокрыми ресницами, и понимает, что нашёл. — Она здесь, да? — очередной резкий толчок, сопровождаемый надрывным стоном. — Она здесь, — довольно скалится Чонгук, толкаясь в набухший комок нервов, перекрывая Тэхёну кислород. — Если ты не будешь дышать, долго не протянешь, — хмыкнув, он опускает взгляд вниз, где от головки тэхёнового члена до живота тянется мутноватая ниточка предэякулята. — Действительно, не протянешь. Закинешь ногу мне на плечо? Думаю, я закончу очень скоро. Тэхён бездумно кивает. Чонгук самостоятельно закидывает его лодыжку себе на плечо и толкается под новым углом, вынуждая Кима завалиться на бок и выгнуться в спине. — Dio mio, какой же ты чувствительный… Снова толчок, хриплый стон, бессвязное бормотание. Тэхён кусает губы, прерываясь на протяжные, почти болезненные стоны; его губы налились багровым и припухли, а шея и грудь пылают таким жаром, что не нужно прикасаться, чтобы почувствовать. Чонгук ускоряется, его движения становятся всё более рваными и хаотичными. Тело подрагивает от напряжения и предоргазменной судороги — Тэхён сжимает его внутри слишком сильно. Его член дёргается на каждый толчок в надежде получить хоть какое-то внимание; под пупком блестит пятно естественной смазки. Чонгук накрывает ту ладонью, давит на пах, когда толкается до упора и замирает — под тонкой кожей втянутого от глубокого вдоха живота он чувствует себя самого. — Dio mio… Чонгук делает рывок вперёд, упирается влажными от смазки и пота бёдрами в тэхёновы ягодицы и хватает Кима за подбородок свободной рукой, вынуждая смотреть на себя. — В глаза, — всё, что успевает сказать прежде, чем тело содрогнётся в оргазме. Чонгук выгибает брови, восхищённо наблюдая за тем, как медленно и постепенно накрывает уже Тэхёна. — Смотри на меня, uccello. На меня. Глаза неконтролируемо закатываются. Тэхён усилием воли держит сознание в узде, возвращаясь взглядом к Чонгуку, ощутимо дрожащему над ним. Губ касается трогательная улыбка, которую Чонгук непременно сцелует немного позже. А пока, поджав кончики пальцев на ногах, он коротко царапает чоново плечо ногтями и шумно вдыхает ртом, выгнувшись в спине навстречу. Тэхён густо кончает, даже не прикоснувшись к себе. Тело ощущается настолько ватным, что точнее будет сказать — оно не ощущается вообще. Ни того, как Чонгук выходит из него, ни того, как вновь бережно обтирает мокрым полотенцем, Тэхён не замечает. Веки налились тяжёлым свинцом, ни одна мысль не посетила пустую после разрядки голову. Ни одна, кроме той, что Чонгука, который ложится рядом, обвив изредка вздрагивающее тело руками, он действительно любит.* * * * *
Chemtrails Over The Country Club — Lana Del Rey
Предрассветные лучи осторожно заглядывают сквозь тонкие стёкла, крася белоснежную постель в оттенок спелого персика. Прохладный ветер колышет занавески, тихо шурша по деревянному полу летней колыбельной. Рука, лежащая на спине, изредка соскальзывает вниз — Чонгук из раза в раз возвращает её обратно к лопаткам, борясь со сном. Потому что его птичка, наконец, заговорила. Тэхён долго молчал, отходя от бурного оргазма, а после, улёгшись Чону на грудь, без умолку что-то рассказывал. Чонгук не мог позволить себе просто уснуть. — Почему «хрупкая душа»? — Тэхён отрывает голову от чужой обнажённой, мерно вздымающейся груди и заглядывает в прикрытые глаза своими лучисто-карими. Чонгук вопросительно мычит, приоткрыв веки, — его осоловелый взгляд мягко скользит по очаровательно румяному лицу. Губы растягиваются в улыбку, причину которой Тэхён не знает. — Твоё обращение ко мне в письмах. Почему anima fragile? Чонгук вырисовывает узоры на лопатках средним и указательным пальцами. Иногда глубоко вздыхает, посылая мурашки по изящным нагим плечам. Одеяло, накинутое лишь на ноги Тэхёна, соскальзывает, когда Чон переворачивается на бок, вынуждая отстранится от себя. Потому что нужно глаза в глаза. Смотри на меня, uccello. На меня. — Потому что ты только на вид такой колючий и холодный. В тебе кипит страсть, а ты тушишь её. Ты хрупкий человек, которого однажды любили слишком грубо. Тэхён трётся носом о выпирающую косточку чонгуковых ключиц и вздыхает, пытаясь не улыбаться так сильно. Только его улыбку всё равно замечают. Чонгук берёт его за подбородок двумя пальцами и приподнимает голову, заставляя посмотреть в глаза. — Радуешься, что подчинил себе без остатка? — Нет, — честно признаётся, мотая головой. Непослушные пряди щекочут лоб и путаются в ресницах дрожащих век, которые позже мужчина обязательно зацелует. А сердце щекочет признание, сорвавшееся с губ в момент прыжка в бездну. Тэхён решает, что не будет лишним сказать об этом на сонную, но трезвую голову. — Я люблю тебя, — то, как Чонгук на это загорается, вынуждает Кима пожалеть о том, что сказал это так поздно. — Repeti, per favore. Тэхён смеётся и прячет лицо в изгибе чонового плеча. Все страхи стоят жертв лишь в том случае, если по итогу ты их отпускаешь. — Я люблю тебя, — шепчет Чонгук в висок, а Тэхён уже привычно чувствует, как тот улыбается. И повторяет: — Ti amo, uccello. Вдруг на итальянском Тэхёну больше понравится.