Шум и блеск дворца почти ослепляли. Пышные юбки напудренных дам шуршали о паркет под звуки мазурки, сменяющейся вальсом и новомодными танцами из самой Франции. В воздухе смешивался аромат духов, сальных свеч и шампанского, хрустальные люстры звенели, покачиваясь от порывов воздуха, которые попадали в комнату через открытый балкон. Бальная комната шумела и жила самой праздничной жизнью. Петербург просто не мог иначе: столица, здесь ни один день не обходится без какого-нибудь большого праздника.
В доме графа Гридина праздник: выдают замуж дочку Машеньку, да не абы за кого, а за генеральского сына. Собственно, поэтому со всей России стеклись друзья, родственники, знатные знакомые. Поздравить, поглазеть на похорошевшую Марью Никитичну, поздравить Никиту Юрьевича с удачной помолвкой.
Граф Кашин прибыл на бал с некоторым опозданием. Дорога из родной Казанской губернии заняла больше времени, чем он предполагал. Конечно, столько раз преодолевая этот путь, можно было уже и запомнить, что в дороге трудности разные бывают, только вот обстоятельства вынудили выехать впритык. Матушка снова бесновалась по поместью: её фаворит совсем недавно перестал выходить на связь, ни одной весточки не отправил за целый месяц, поэтому, чтобы успокоить расчувствовавшуюся родительницу, Кашину пришлось отложить поездку на следующий день.
Стало быть в Петербург он приехал за несколько часов до празднования, а тут свои дела: апартаменты сними, вещи разложи, в порядочный вид себя приведи, подарок для молодой невесты не забудь. Семья Гридиных несколько лет назад была для Данилы по-настоящему близкой, не проявить должного уважения он не мог, несмотря на то, что с их петербургским кружком он разорвал отношения.
На мягкой перине в снятом на время поместье, он думал, какая же всë это глупость. Кутили по юности, веселились, балагурили. И что с того? Их пути теперь разошлись, пожалуй, не обязательно так слепо чтить ушедшее. И все-таки при мысли о прошлом сердце замирало в сладкой истоме. Как бы не распорядилась судьба, а это его друзья. Там с большой вероятностью будут и Юлий, их греческий принц, как его прозвала компания ещё в самом начале их истории, и юный Никита, который сейчас так активно продвигался по службе, что даже на Императорских балах появлялся и в полк при Его Величестве выбился, и Юрий Хованский (ох, как Даня надеялся, что аристократ ещё не спился от своей зелёной тоски и застоя в литераторстве. Или хотя бы что его в Сибирь не сослали за вольнодумство.), и статский советник Антон Власов… Ещё там, в апартаментах, поправляя белую рубаху перед зеркалом, Данила старался успокоиться. В самом деле волнительно, столько лет не виделись. Он совсем не ожидал получить столь тёплое письмо от старого друга, ещё и с приглашением на торжество.
А теперь он здесь. В шумном зале большого поместья старого вояки Никиты, самого старшего из всей их компании. Бант на шее вдруг начал душить нестерпимо, в голову лезли мысли, тот ли жилет он надел, достаточно ли чисты его ботинки, не переборщил ли с парфюмом. Музыкальная шкатулка мешалась в руках, хотелось поскорее забросить её на общий стол с подарками, но подарить лично в руки семнадцатилетней Машеньке хотелось больше. Диссонанс в голове вызывал лёгкое головокружение, поэтому, когда один из слуг предложил бокал шампанского, Данила с удовольствием пригубил немного игристого, чтобы унять нарастающую дрожь в руках. В своём поместье в Казани последние года три он не вылезал из музыки. В Российской империи сложно прожить на композиторстве, но ему, на удивление, это удавалось. В определённый момент только это и стало занимать его мысли, вытесняя из жизни всë прочее. Напрасно матушка причитала, что помрёт, не понянчив внуков. Времени на создание семьи у графа Кашина не было.
— На друзей, к сожалению, тоже, — подумалось ему когда вдалеке он заметил фигуры виновников торжества. Никита постарел. Его волосы слегка тронула седина, но лицо оставалось таким же безмятежным и улыбчивым. Дослужился, грудь звенела от медалей и званий, разве что ленты через плечо не хватает для пущего величия. Его жена, Катя, всë такая же спокойная и мудрая, находилась неподалёку, впрочем, никак не обременяя своего супруга своим присутствием. Переговаривалась со своими подругами, обмахиваясь кружевным веером, и только иногда кидала взгляды в его сторону.
Стоять в стороне больше было нельзя. Он не поглазеть на толпу пришёл, а проявить участие и порадоваться за Гридиных. Поэтому вскоре его захлестнули цветастые фраки и мундиры, и Данила наугад направился к небольшим столикам, за которыми расположились хозяева. Никита заметил его издалека, оторвался от беседы с князем Волконским и шагнул навстречу, раскрывая объятия:
— Данила! Боже мой, сколько лет, — его сильные руки сомкнулись на спине, и Кашин поспешил ответить тем же. — Ты совсем не изменился, друг мой. Только, кажется, стал ещё выше, хотя в нашем возрасте совсем не растут. Или это я стал меньше под тяжестью забот службы?
Его тëплый смех раздался над ухом, и Даниле показалось, что он снова в далёком тысяча восемьсот десятом, когда они так беззаботно сидели в гостях то к одного друга, то у другого, и Гридин травил старые военные байки, разбавляя ими немного пьяную атмосферу.
— Не ожидал, что ты выберешься. Последние несколько лет совсем тебя не видим, — отстранившись, Никита взял его за плечи и оглядел с ног до головы. — Красавец! Годы тебе к лицу.
— Благодарю, — губы сами против воли растянулись в улыбке. — В свою очередь не ожидал получить от тебя письмо. Спасибо, что пригласил.
— Спасибо, что пришёл, — парировал хозяин.
Заприметив в руках Данилы шкатулку, он оглянулся за спину, выискивая кого-то взглядом.
— Машенька! — нашёл он, наконец, — Иди сюда, милая. Грациозной пташкой к ним порхнула Мария Никитична, и чем ближе она была, тем ярче загорались радостью её глаза.
— Данила Владимирович, здравствуйте, — склонилась в реверансе она. — Вы так давно нас не посещали. Мне очень приятно, что вы приехали поздравить меня с праздником.
Кашин, как истинный представитель своего сословия, склонился к её руке, запечатлев короткий поцелуй.
— У меня есть подарок для тебя, — его руки в белых перчатках протянули девушке шкатулку. — Мне кажется, от меня это самый ожидаемый подарок. Как представитель искусства, я бы не смог подарить ничего другого. Искренне желаю тебе, чтобы твой брак был лёгким и певучим, как эта мелодия, но надёжно хранил ваши узы, как сама эта шкатулка.
Гридины уже всей семьëй восхищённо слушали музыку, льющуюся из шкатулки в руках Марии. К её нежно-голубому платью сейчас она подходила как нельзя лучше.
— Спасибо вам, — улыбка не сходила с её губ, и вскоре девушка умчалась прочь так же стремительно, как и появилась.
— Пошла показывать своему жениху, — объяснил Никита.
— Никита! Никита, там граф Орлов совсем напился! — ураганом налетел на Гридина румяный Юлий. Данила, кажется, никогда не привыкнет к темпам подобных мероприятий. — Он поехал домой на лошади, упал с неё и едва не расшибся. А во дворе Хованский молодёжи читает свои поэмы. У нас сейчас бунт здесь назреет самый настоящий!
Из-за своей сумбурной болтовни, Юлий и не заметил, графа Кашина, который всё это время стоял у него за спиной. А когда увидел красноречивый взгляд Гридина, все-таки обернулся и едва не шлëпнулся на паркет.
— Боже, у меня видения? Или это в самом деле ты? — кудрявый и взъерошенный, он сейчас был похож на Апполона после битвы. Отрастил усы и бороду, и ему шло, так он был похож уже не на греческого принца, но на короля, не меньше. Ещё и костюм шикарно сидел, подчёркивая своей чернотой светлую кожу и каштановый отлив глаз.
— В самом деле я. Здравствуй, — Кашин легко склонил голову, приветствуя Юлия таким незамысловатым жестом.
— Ты, я и бал
Но этот бал я попросту…
— Никита! — снова вспыхнул Онешко, и его лицо залилось краской, когда он услышал, что доносится с улицы. — В самом деле, сделай что-нибудь! Ты слышишь, что он читает?
— Молодёжи пора привыкать. На подобных мероприятиях такое не редкость, Юлик, ты прекрасно знаешь, — невозмутимо отзывался Гридин, переводя взгляд на собеседника. — К тому же, ты видел, сколько бутылок опрокинул в себя Юра.
— Nikita, mon cher, si tu ne fais rien maintenant, je l'étranglerai de mes propres mains — негодовал Юлий от чужого спокойствия.
— Идите, я останусь с Данилой, — применительно улыбнулась Екатерина.
— Mersi, Katish, — благодарно кивнул ей Юлий, утаскивая Никиту за собой прочь с бала и ругаясь на французском на чем свет стоит. Данила изумлённо смотрел им вслед.
— Это?..
— Пока жены выбирают мужьям любовниц, я вполне не против, что у Никиты такой любовник, — невозмутимо пожала плечами Екатерина, еле слышно переговариваясь с Кашиным. — Сам посуди, брак целее будет, о бастардах беспокоиться не нужно. Да и Юлик за быт переживает не меньше нашего. Как знать, может, Машеньку выдадим замуж и перевезем его к нам.
Порядкам в Петербурге Данила давно не удивлялся. Жены выбирают мужьям любовниц, потом заводят с ними дружбу для целости брака и семьи, сами заводят себе любовников и вполне неплохо живут. Оставалось только радоваться, что его эта участь миновала.
— Учитывая то, что было между этими двоими раньше, я не удивлён.
— Никто не удивлён, — за спиной раздался до безумия знакомый голос, от которого у Данилы едва не подкосились ноги. Пожалуй, именно этого человека он больше всего не ожидал увидеть здесь и уж точно не был готов с ним встречаться.
— Князь Тушенцов, — перехватила инициативу в свои руки Катя. — Здравствуйте.
— Зачем же так официально, — кажется, он поморщился. — Давай просто Руслан, как раньше.
«Просто Руслан» подошёл к хозяйке и поцеловал ей руку.
— Столкнулся с этими двоими в дверях. Даже не поздоровались, как будто я только вчера увидел. Справедливости ради, мы обменивались письмами, да и они приезжали ко мне пару раз, но все-таки обидно.
— Не переживай так, они все в заботах. Хованский в саду горланит свои стихи, распугивает молодняк. Ты лучше расскажи как там в Париже.
— Ничего особенного, — Тушенцов обернулся себе за плечо, наблюдая за Данилой. Оценивал? Что ж, пусть оценивает, он не запрещает. — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но после Наполеона всë на удивление плохо. Вот до чего доводит свержение Императора.
Не разглядывать Руслана в ответ не получалось. Щëголь он и есть щëголь. Что в России модничал, а за границей, тем более во Франции, окончательно в денди превратился. Только денди, вроде, про англичан говорят обычно. Однако Руслану тоже подходит. Снова идеальный костюм, запонки, уложенные волосы, белоснежные перчатки и ослепительная улыбка.
— Что ж, теперь мне не страшно вас оставить. Прошу простить, но меня ждёт княгиня Воронцова, я обещалась ей на разговор. Так что, если позволите…
— Да-да, конечно, — с удовольствием отпустил Катю Тушенцов. Я думаю, мы найдём, чем заняться.
Едва Катя удаляется от них, Данила разворачивается на пятках и стремительно направляется прочь из комнаты. Через массивные двери, по длинному коридору, заглушая шагами набат в собственных ушах. Проклятый Тушенцов со своей проклятой улыбкой. Со своим тысячу раз проклятым Парижем. К чёрту его и его внезапное появление. К чертям собачьим его невозмутимый вид и голос.
— Да стой же ты, ирод! — руки всë в тех же проклятых перчатках ловят его и останавливают. Силы понабрался? Не выйдет. Не для того он столько лет бежал, чтобы сейчас сдаться. Попытка вырваться заканчивается только тем, что его разворачивают к себе. Столкнуться с пронзительным взглядом шоколадных глаз кажется самой настоящей пыткой.
— Ты на бал, кажется, приехал, — сил язвить почти нет, так что и такой короткой фразе от себя Данила радуется. Не растерял сноровку в затворничестве.
— Ты тоже, — упрямо гнёт свою линию.
Где же его хваленая галантность и французские манеры? Иностранец. Молчание слишком долгое для того, чтобы просто смотреть в глаза. Кашину не хватает слов, чтобы выразиться, что он чувствовал всë это время. Всë то время от сегодняшнего часа и до холодного факта: Руслан покидает столицу, друзей, его. Руслан уезжает в Париж колотить благополучие Российской империи за рубежом. Ему не хватает слов описать злость и обиду за себя. Конечно, он не ожидал, что их роман, завязавшейся по юности, проживёт долго и счастливо но… У Никиты же с Юликом получилось? Да, всë ещё есть Катя, есть повзрослевшая Маруся, есть неудачный брак Юлика, много ссор и склок, но ведь они смогли превозмочь те тяжёлые испытания. Данила до сих пор помнит, как рвал и метал Онешко после новости о Никитиной помолвке, как они едва не поубивали друг друга, как дошло чуть ли не до дуэли. Но вот теперь-то они могут. Тайно, но могут.
Руслан странно бегает по его лицу глазами. Он, кажется, тоже намерен что-то сказать, потому что губы упрямо дрожат, а его уши медленно начинают алеть. С чего бы это? Злится? Волнуется? Но Тушенцов только делает шаг назад.
— Разрешите, граф, пригласить вас на танец, — он делает незамысловатый реверанс на манер барышни, и Данилу снова простреливает непрошенными воспоминаниями. Гад. Знает, на что надавить. Он не следит за тем, что делает. Не понимает, как сам протягивает ладонь, как Руслан стягивает с рук перчатки и вкладывает свою ладонь в ответ, как они начинают вальсировать по пустому коридору под музыку, доносящуюся отдалённо их зала. Данила смотрит ему в глаза и теряется в реальности. Его отбрасывает далеко-далеко в прошлое, на несколько лет назад.
***
Снова шум и блеск поместья, язычки пламени на свечах мягко бликуют по лицам собравшихся. Сегодняшний бал не более чем блажь хозяина: в Петербурге подобных балов-маскарадов полно, и эти мероприятия как раз проходят чаще всего без всякого повода.
Никита, человек, который не любил веселье без повода, бал-маскарад давал исключительно ради Юлика. Взбредёт же ему в голову какая-нибудь сумасбродная идея, вот он и преследует её, пока не добьётся своего. А у Никиты чин, поместье, средства. Почему бы не воплотить желание фаворита в жизнь?
В таких историях всë всегда начинается весьма невинно: граф Кашин не был намерен прятаться за масками, более того, для него даже сама эта затея никакой привлекательности не имела. Однако поддержать затею друзей казалось само собой разумеющимся, так что выбор пал сам собой. Мундир его отца пришёлся ему как раз впору, медали и эполеты звенели маняще, и Данила почти пожалел, что не пошёл воевать. Впервые понял maman, которая так грезила его чинами и заслугами. Никита, кажется, тоже решил особенно не выделяться: полностью чёрный костюм, чёрные перчатки, маска на лице, чёрный плащ.
Данила толком не смог добиться от него ответа, чем обусловлен выбор костюма и кто он вообще такой, потому что в поле зрения появился Юлий. Он, облачённый в длинную мантию священника, вëл под руку молодую даму, чьи черты лица были скрыты под маской. Хорошенькие ручки, упругая грудь, пышное платье, губки выкрашены красной помадой.
— Юлий, а ты уверен, что это не богохульство? — иронизировал Никита, но глаза блестели. Он с интересом оглядывал молодую спутницу Онешко.
— Конечно уверен. Изыди, нечисть! — он поднял крест со своей груди и поднёс к Никите, впрочем, быстро рассмеялся и перевёл внимание на девушку по правую руку от себя. — Познакомьтесь, это Франческа. Франческа моя подруга детства, наши родители часто ездили друг к другу в гости, так что, можно сказать, она мне почти как сестра.
Франческа улыбнулась и заговорила на чистом французском.
— Да. Юлий любезно пригласил меня к вам на бал, пока я проездом в Петербурге.
— В самом деле? — Никита, кажется, был удивлён. — Юлий, ты не говорил мне, что у тебя есть столь близкие знакомые.
— О, это что, ревность? — игривая искорка вспыхнула в глазах Онешко, и он осторожно отпустил ладонь спутницы, мгновенно переключая внимание на своего мужчину. — Да ладно тебе, Никит, ну в самом деле! Ты ведь и не спрашивал никогда.
Перепалки двух давних возлюбленных его интересовали мало. Интереснее было все-таки посмотреть, что это за даму пригласил Юлий, а главное зачем. Франческа стояла, прикрывшись веером, и, кажется, бросала заинтересованные взгляды в его сторону. Её тоже мало занимали отношения Юлия, и Данила был рад, что это не привлекает столько внимания. А вот они двое, кажется, внимание привлекли. Потому что Юлий обернулся, улыбнулся им как-то коварно и снова завёл свою шарманку.
— О, смотрю граф Кашин уже вошёл во вкус и хочет пригласить мою знакомую на танец. — Что? — Данила едва смог понять, что тот вообще говорит. — Я? Нет, благодарю, я вообще не очень люблю танцы.
— Как это так? Музыкант и не любишь танцы?
— Вот так. И вообще, я приехал только поддержать твою идею опустошения Никитиных карманов, но никак не…
Он осёкся. Девушка отчего-то стала выглядеть несколько потерянно посреди этого зала, так ещё и с кавалером, который, очевидно, не хотел с ней танцевать. Её каштановый локон выбился из причёски, и она, заметив это, пыталась заправить его обратно. Отчего-то это выглядело забавным и даже милым.
— Что ж, вижу, ты уже не против. Мне нужно украсть Никиту на пару минут, не займёшь гостью своей компанией?
— Идите уже. Олухи, — беззлобно пожал плечами Данила, и Юлий мог спокойно удалиться, забирая Гридина с собой. Нужно собраться с мыслями. Один танец, а потом он куда-нибудь отлучится. Где вообще Руслан? Почему он бросает его на произвол судьбы в такие моменты?
— Вы военный? — девушка напротив сложила руки за спиной. Кажется, волнуется. Данила бы тоже волновался, окажись он один на один с незнакомым мужчиной в другой стране.
— Нет, это же бал-маскарад. Я композитор вообще, — ответил Кашин, бегло оглядывая зал. Ну где же Тушенцов? Вдвоём хотя бы не так неудобно будет. Хотя в таком великолепии костюмов, Данила всё равно его не узнает.
— Вы кого-то ищете? — заинтересованно спросила девушка, тоже оглядываясь по сторонам.
— Да. Друга своего. Но он, видимо, не пришёл. Не важно, — отмахнулся, перевёл внимание на девушку и продолжил. — Разрешите пригласить вас на танец? Раз уж Юлий покинул нас, нужно как-то скоротать время.
Он выводит девушку ближе к середине, где танцуют пары, осторожно укладывает ладонь на её талию и только сейчас замечает, что, вообще-то, она достаточно высокая. Девушка оступается, как-то неловко ему улыбается, и он не понимает причину замешательства. Впрочем, сейчас это не так важно. Данила начинает танец, решая забыться хотя бы на пару минут. Франческа танцует хорошо, легко вскидывает кисти, ловко маневрирует то от него, то к нему, а ещё от неё приятно пахнет лавандой и чем-то ещё. Очень знакомым и родным. Вдруг во время танца они сталкиваются глазами, очень близко и неловко, и Кашина вдруг настигает осознание. А глаза-то знакомые. Даже не просто знакомые, они изучены досконально, вдоль и поперёк. И как он раньше не сообразил? Сбили с толку накрашенные ресницы и губы, а ещё этот наряд, парик. Господи, это точно идея Юлика. И в танце оступилась эта «девушка», только лишь потому, что изначально привыкла вести, а не быть ведомой. Какие глупости. Как он вообще на такое решился?
— Франческа, а чем вы занимаетесь? — не подавая вида спросил Данила, когда они снова соединились после недолгих кружений.
— Я? — кажется, он теряется. — Я пишу стихи.
— Как здорово. Вы не устали?
— Признаться, немного, — тут «её» глаза забегали, ища, куда бы уйти от диалога и неловких ситуаций.
— Замечательно. Я, признаться, не очень люблю танцевать. Пойдёмте, я знаю одно место. Там мы сможем посидеть в тишине, а вы мне прочтете что-нибудь из своего репертуара.
За руку они преодолели коридор, одну лестницу, и Данила прекрасно понимал, что тот, кто кроется под маской, отлично знает, куда они идут. Дверь небольшой гостевой спальни прикрылась, пряча их в полумраке комнаты.
— Что ж, начнёте? — с улыбкой спросил он. Но, видя замешательство и волнение на лице напротив, снисходительно улыбнулся.
— Тогда позвольте мне. Кашин шагнул навстречу и мягко подцепил ладонь спутницы в свою.
— Покинь меня, мой юный друг. Твой взор, твой голос мне опасен, — по мере своей речи, он приближался всë ближе и ближе. — Я испытал любви недуг, и знаю я, как он ужасен.
Шоколадные глаза забегали по лицу напротив почти испуганно. Вмиг пропал весь флëр женственности, а голос практически осип.
— Н-но… — замялась уже не Франческа, а Руслан в юбке. — Это не ваши стихи.
— А откуда вы знаете? — Данила приблизился опасно близко, но скосил, наклоняясь не к губам, а к ушам, что потихоньку начали алеть. — Кондратий Фёдорович читал их в узком кругу, они никогда не публиковались и не упоминались.
— Я… Я…
— Заканчивай маскарад, Русик, — победная улыбка расцвела на его губах, но Тушенцов мог понять это только по голосу. Миллиметр, и их грудные клетки соприкоснутся. Мгновение, и он сможет обхватить рукой его поперёк спины и прижать к своему телу.
— Ты знал?
— Конечно. Не сразу понял, признаюсь, искусно притворяешься. Платье и реснички тебе идут. Только зачем?
Данила отстранился. Лицо Руслана было покрыто густым румянцем, губы сомкнуты, ресницы трепетали. На глазах почти выступила влага. Секунда, и Руслан срывается с места, оказываясь у двери почти мгновенно. Его тут же перехватывают за ладонь и впечатывают в дверь.
— Куда собрался? Он испуганно смотрит на Данилу, хлопает глазами, вжимается в гладкую поверхность двери.
— Отпусти, — шепчет он. — Отпусти, пожалуйста.
— Зачем? Ради чего этот цирк?
Руслан выдыхает, опускает глаза, а потом резко поддаётся вперёд. Они стукаются грудью, и Кашин перехватывает его за бок. Парик слетает с головы, Данила зарывается в отросшие волосы и прижимается губами к его губам.
***
Они влетают в небольшую каморку, больно стукаясь бёдрами о полки. В комнате темно, тесно, и им приходится прижаться друг к другу, чтобы поместиться. Руслан первый накидывается с поцелуями, целуется влажно, с какой-то безмерной тоской.
— Я так скучал, Данечка, — всхлипывает он, когда Кашин спускается поцелуями к его шее. — Так скучал…
Тёплые пальцы забираются под рубашку, очерчивают только одному богу известные узоры на груди, животе. Данила скидывает перчатки, чтобы удобнее было трогать, кусает, оставляя на шее следы, жмëт ближе к своему телу.
— Мой хороший. Скиталец мой блудный, — шепчет Кашин, задыхаясь от счастья. Вот он, его идол, его мечта и любовь. Тот, кого он ждал с такой теплотой и нежностью. Тот, кому он посвящал все свои лучшие симфонии, тот, о ком грезил бессонными ночами. Вот он. Прямо сейчас в его руках. Растекается, словно сладкий ягодный сок в жару, а ощущается-то как правильно. Губы скользят по любому открытому участку тела, что могут захватить. Голова кружится от такой долгожданной близости.
— Никуда больше тебя не отпущу. Свяжу, в Казань увезу, запру в поместье. Не выпущу. Не позволю уехать, — бессвязный бред срывался с его уст, пока он пытался ладонями впитать в себя тепло тела и недостающую все эти годы любовь. Руслан мотает головой. Никуда он больше не поедет. Бежать от любви глупо, но по юности это казалось разумным. Он толком и разговаривать не умел, только бегал и давился собственными эмоциями. Сейчас они взрослые мужчины. Он больше не боится.
— Nikita, au lieu de serrer dans les coins, il était nécessaire de sortir khovansky. Maintenant, lui et Orlov sont là ensemble, — раздалось за дверью недовольное ворчание Юлика, а потом поспешные шаги. Данила задержал дыхание, а когда звуки затихли, тихо рассмеялся Руслану в грудь. Тот вторил ему таким же тихим смехом в макушку и нежными объятиями. Что ж, кажется, Машина помолвка решила еще одну судьбу. И их это вполне устраивало.
