***
Божественный храм – почти место для дружеских посиделок между богами. Конечно, все эти истории про вознесения Монту к Селиасет или тому, что Ронас – сын Рэй, совершенная чушь, придуманная, скорее, смертными. Здесь они просто коллеги – или братья, или сëстра. Близкими друзьями всех назвать, увы, не получиться, однако правда все же такова. Бесконечное измерение для 5 богов – много. Однако стандарты красоты никто не отменял. Сестра Кнефмтити прониклась полной атмсоферой их мира и настояла на создании собственного подобия храма, покоев, да только больше, выше, величественнее. Большие колонны из терракоты, возвышающиеся вверх и льнущие прямо к балкам из того же песчанника. А на взводах стоят статуи верблюдов и коней, позолоченные под нрав Богини Смерти. А внутри диво, как не посмотришь: роскошные сады, статуи и огромные известняковые комнаты с различным содержанием, обрамляющие в себе большой холл с шёлковыми диванами и папоратниками напротив. Здесь тускло, как и подобает Богине Смерти. Спенсер любит гулять здесь в сопровождении очередной глупой книги смертных о чудесах Мисра. Далее следует строение Монту: это помещение, более похоже на ангар. Интересная особенность заключается в том, что, как не зайдя, увидишь величественные молоты и вечно кипящую работу. Монту никогда не сидит без дела в свободное время. Перекованное ради простого интереса складывает обратно в устье источника лавы, переплавляя вновь и вновь, делая все более красивые формы. Спенсер часто здесь бывает, если его библиотека уже наскучала своей однообразностью. Вместе с Монту они куют фигурки, которые затем Хатинтэп оставляет на стенды рядом с книгами, олицетворяя собственный жанр тех или иных произведений. Дворец Селиасет тоже почти не отличается от Кнефмтити. Ее постройка, правда, действительно больше напоминает дворец, нежели храм. Даже замок, нежели дворец. Во главе этого замка на вершине возвышается солнце. Ее помещение огромное – но там всегда светло, но не жарко. Хатинтэп бывает там по случаю, если гнетущая и обычно темная атмосфера его "кабинета" действительно надоела. И, наконец, Ронас. Его образования состоит из небольшой арены и вышки. Наверное, у Ронаса больше всего интересного, чем у других. Как воинственный бог он держит у себя грубых и диких животных, которые порой создает сам — уродливые создания, летучие и ползучие, а потом устраивает бои между зверьми, смертельные, опасные, жестокие, но воочию интересные. Много места для Ронаса не надо; живет на этой вышке. Его комната просвечивается со всех сторон, однако имеет особенность скрытия божественного взора других. Спенсер здесь бывает чуть ли не постоянно. Каждый раз заходя сюда, он чувствует легкое волнение в груди. Под очками будто щеки пребывают в волнении – краснеют, а дыхание все отдается в грудь больной иглой, но столь приятной и волнительно-возбуждающей. И Хатинтэп не знает, что это за чувства. Он прожил во Вселенной невероятное количество лет, но никогда не понимал этого чувства. Каждый раз, смотря на Ронаса, он не понимает, что и почему его внимание привлекает красивое тело, взор из-под маски красных глаз и длинные волосы алого оттенка. Он будто часто заглядывает в душу своими кровавыми очами, прямо смотрит на Спенсера и сверкает клыками. Его мышцы красивы и ярко выражены, а плечи широки, словно стена. Спенсер не имеет понятия, что происходит, когда Ронас случайно дотягивается до него рукой или грубым, но величественным и свойственным низким голосом произносит укорение в сторону Хатинтэпа, подчеркивая его совершенно небожественный облик в устах жителей Мисра. «– Наверное, я просто восхищаюсь братом...» – измученно думает Бог Знаний, в очередной раз придя после долгих посиделок. Взор его тяжелый будто был часто прикован к торсу Ронаса, за что тот себя глушил и укоризнял. Ронас непрост, недосягаем. Хатинтэпа сердце вновь бьется в агонии, когда братец подходит почти вплотную, шепча низким тоном о том, что он выглядит сегодня прекрасно. И о том, что невозможно приятно слышать это от того, кто не согласен с Кнефмтити о том, что "Вливаясь в атмосферу Мисра, ты будешь оборонять этот мир лучше". Хотя Спенсер рад, что не он один считает, что бред – влияние наряда абсолютно не могло повлиять на состояние парадокса. Но он особенным взглядом состредоточенности смотрит на лицо Ронаса, когда тот с удовольствием почесывает собственные волосы. И мечтает о том, чтобы узнать лицо под маской брата – ведь он давно не видел его, можно сказать, с основания Мисра. А после очередных посиделок его зовет Селиасет и отводит подальше от остальных. Ее нежная рука ложится на грудь недоумевающему Спенсеру, а на лице озаряется светлая улыбка. – Спенсер, негоже пялиться на бога так, – осторожно протягивает она, подводя к мысли их разговора. Хатинтэп слегка алеет, отводя взгляд. – Понимаю, я, Селя. Сам не знаю, что это, покоя не даёт эти чувства, – понимая, что Селиасет уже обо всем догадалась, Хатинтэп сокрушенно выдахает. – Я думал, что то восхищение. Хоть я умный, но представить не могу. Мы же не люди. Мы не можем уподобляться им... – Почему? Или ты думал, что глупые сказания о Монту и мне – выдумки? Отчасти, однако... дорогой Спенсер, пойми, что то любовь и мил будь с собой, – Богиня Солнца – словно луч, подумал тогда Хатинтэп. Но его мысли были заняты скорее тем, что он совершенно не понимал, как мог влюбиться в брата. Хотя, биологически, они все не были родственниками, но были столь близки, что нельзя было просто называться друзьями. В тот вечер Хатинтэп размышлял много и даже не пошёл на общий ужин. Богам негоже питаться, ведь им не надо иметь человеческие потребности. В этот раз он остался у себя, пока размышлял. Тянулись тихо минуты безвечных его думий. Спенсер не мог представить и понять, в какой момент он стал смотреть на Ронаса так. А если это столь заметно? Что, если братец Ронас тоже заметил, но просто не хочет обидеть Хатинтэпа своим отказом? Нет, Спенсер оставил точку на том, что не будет пользоваться чувствами. Это просто чувства, это просто небольшие комплексы и волнения, которые не позволят Хатинтэпу завладеть собой. Потому тот решает оставить проблему, как такова есть.***
Пока смертные спят, Хатинтэп решает спуститься с небесного пространства на холодные пески Мисра, чтобы прогуляться по его просторам в тишине. В тишине, когда корабельщики не шумят веслами, а на базарах и рынках никто не кричит. Луна в Мисре полная, светит красиво и величественно. Однажды Хатинтэп отправиться туда. Но сейчас он сидел на вершине собственного храма, оглядывая божественным взором треклятый Нарфанис, состоящий из одних лишь чуждых правопорядку. Однако, не успев уже погрузиться в раздумья о том, каковы были бы миры, исключавшие на себе взоры обителей эгоизма, перед глазами появляются кристальные желтые звезды-искры, а затем и великая фигура. Широкие плечи, маска и огромный пояс на бёдрах. Ронас разводит руками и улыбается. Из-под маски на Спенсера глядят два красных наливных глаза. – Решил погулять, Спенсер? – он осторожно садиться рядом, свешивая ноги с краю оконников храма Хатинтэпа. Спенсер ловит взгляд Ронаса на своей статуе, располгающейся во внутреннем дворе. А когда-то они оба увлеченно наблюдали за походами тех ребят в этот храм. Забавно было. Хатинтэп меж тем начинает чувствовать легкое распространяющееся тепло, что течет потоками из груди прямо в мозг, в руки и ноги, оставаясь там пульсирующей приятной расслабленостью. Настроение заметно улучшилось, а кровоток прилил к щекам. Приятно находиться здесь. Однако он вновь вспоминает о том, что не может позволять себе подобного и мысленно хлопает себя по лицу, смотря на Ронаса изподлобья. – Да. Довольно занимательно определять созвездия, коль облаков нет. Я не хотел бы вновь тревожить Селю о том, чтоб просить ее исправить это недоразумение лишь для того, чтоб глянуть на звезды, – протягивает Хатинтэп, все еще смотря на Ронаса. Тот льнет к Спенсеру головой и пожимает плечами, кладя голову на его плечи. Спенсер чувствуетч как захватывающие чувства его пополняют, но молчит, хотя сердце выпрыгнет из груди даже с помощью научных понятий. – Ты чего? Устал? – Устал, – раздражительно выдыхает Бог Войны, теребя пальцами лицо. Спенсер его понимает. Вечные междоусобицы между сторонниками двух богов никогда не привели бы к отличному состоянию обоих, поэтому, и Монту, и Ронас всем видом показывают, что держатся, чтоб не спуститься пред людьми и уже вживую огласить, навевая ужас на обе стороны. – Ох уж эти смертные... столько чести, одни неприятности за собой влекут. – Не говори так. Хотя я согласен, что это только мешает, люди тоже создания, достойные жизни. Словно родителя раздражает ребенок плачем, но ведь ребенок даже не специально плачет, – рассуждает Спенсер, слегка подталкивая Ронаса к себе. Руки чешутся снять это маску и оглядеть лицо прекрасного льва, однако сознание дает понять, что для Хатинтэпа существует лишь красный сигнал.***
В следующий вечер Селиасет вновь находит Хатинтэпа за собственными рассуждениями. Он сегодня вновь молчалив по-особенному, остро думая о прошедшем. Селиасет нежно выслушивает факты Хатинтэпа о том, что тот старается лишь заглушить чувства, ведь это не то, чего бы Спенсер на самом деле хотел. Однако Селиасет не перехитрить, даже если слегка преврать. Богиня Солнца смеется над Хатинтэпом, а затем говорит: – Дурак ты, Спенсер! А знаешь почему? Спенсер слегка хмурится. Называть Бога Знаний "Дураком" себе дороже, однако сестру Хатинтэп всегда простит, несмотря на небольшой удар в городость. – Почему? – Ты не понимаешь, что, заглушив эти чувства, ты убиваешь себя, – Селиасет медленно кладет руку на его плечо. – Отбрось все раздумья и просто прими этот факт. Не превращай любовь в расследование . И дай себе шанс полюбить его. Спенсер задумывается над правдивостью фактов Селиасет, которой, впрочем, в любом случае лучше знать об этом. Тогда он кивает и соглашается с тем, что Селя обладает большим опытом, чем он. Поэтому решает думать теперь над тем, как стоит преподнести свою любовь могучему богу. Ведь так непросто для начала отказаться от идеологии того, что любви нет, или Хатинтэп не заслуживает большего.***
Впрочем, найти Ронаса теперь не составляет труда, ведь он находит его сам. В отверстие лакированной черной двери касается кулак, издавая стук. Спенсер льнет к двери и плавным движением открывает ее. Сердце уже начинает работать сильнее, переливая 30, а то и больше, литров крови, а зрачки увеличиваются, как только Хатинтэп видит воочию божественное прекрасие – Ронаса. Тот усмехается и проходит внутрь. Нечасто он тут бывал, но каждый раз отзывался о том, что хозяин очень чистолюбив. – Опять читаешь? – Ронас устремляет голову на книгу Хатинтэпа, лежащую по середине стола. Тот кивает, подходит и закрывает чтиво, убирая на полку. Он слегка садится на стол, стоя перед Ронасом. – Зачем ты пришел? – он вопросительно спрашивает, наклоняясь и потирая очки. Ронас усмехается и смотрит прямо в его глаза, однако видеть того Спенсер не мог бы. А через секунду может. К вниманию Спенсера тот тянет сильными руками к маске льва, срывая ее с лица. Взору представляется прекрасное лицо мужчины: красные волосы отлично контрастируют с гладкой и слегка смуглой кожей льва. Его скулы ярко выражены, а глаза полностью красны. И то завораживает больше любого. Спенсер заметно краснеет, а мнимая мечта теперь трещит в мозгу и мыслях взрывом; теперь хочется лишь прижать и потрогать это мягкими движением, коснуться худых губ и льнуть пальцем, оглаживая клык. Ронас меж тем кладет маску на стол. – Спенсер, что думаешь... – взор Хатинтэпа направлен прямо в стенку. Красноволосый наклоняется и остается возле шеи Бога Знаний, опаляя дыханием его уши, что предательски алеют. – Я нравлюсь тебе без маски больше или мне стоит ее носить? Хатинтэп нервно, пожалуй впервые, ломается. Ему хочется отдаться на волю чувствам. Даже если те неправильные, – и тот сдается. Хатинтэп осторожно сглатывает. – Без. Маски, – его зрачки беспокоенно бегают по стенке стендов перед ним, когда начинает чувствовать одобрительный смешок. Но Спенсер и моргнуть не успел, как почувствовал мимолетный поцелуй в висок, что потом дорожкой сменился по низу, задевая губами щеку и останавливаясь на шее. Хатинтэп окончательно ломается и сильнее сжимает окончание стола. Ронас нежно смотрит на того. – Мы бы могли быть так чаще близки, – чувствует, как львиная рука поднимается от колена к бедру – от бедра к торсу и останавливается возле водолазки, проникая под нее. Хатинтэп никогда не задумывался о своем интимном опыте, ведь было некогда. Наверное, он ни разу и не задумывался об отношениях других богов, так как думал, что они не будут способны на это. Но сейчас Спенсер понимал неверность собственных суждений, особенно когда теплая ладонь задела талию и худой торс, переходя на впалый живот, а затем на грудь. Спенсер рвано выдохнул, когда рука мимолетно коснулась его сосков. – П-продолжай, – только и мог выпалить Бог Знаний, совсем не знающий куда деть свои руки. Он лишь сильнее вжался в столешницу, пока чувствовал нежные поцелуеи за ухом у себя. Будет, что рассказать Селиасет. Меж тем Ронас обвел соски Спенсера по ореолу, а затем пустился ниже, ниже, пока не достиг области под пупком. Второй рукой он снял с Хатинтэпа багровый пиджак, оставляя того лишь в водолазке, а затем рука потянулась к серебрянной пряжке ремня. Спенсер остановил запястье Ронаса, посмотрев тому в глаза. В его взгляде читалось легкое беспокойство и, прежде чем Хатинтэп успел что-то сказать, Ронас кивнул. Рука медленно расстегнула ремень, перед этим шаловливо пускаясь на небольшой бугорок. Бог сжал зубы и выдохнул сквозь губы прямо в щеку Ронаса. Руки льнули прямо к паху, находя полувставшую плоть. Медленными движениями Ронас помасировал головку, а Хатинтэп меж тем поклялся, что никогда не чувствовал подобного, даже когда дрочил. Приятное тепло вновь разлилось по телу, особенно попадая на щеки. Пальцы опустились на головку и сфокусировались на уретре. Ловкими движениями нижними пальцами, Ронас и доставлял внимание местом под мошонкой, продолжая целовать красивую шею и лицо Спенсера, пока тот нежно стонал в объятиях Ронаса. Затем произошло что-то то, что Спенсер не в коем разе не ожидал: Ронас медленно снял его одежды и спустился на колени, смотря красными красивыми глазами, полными вожделения и желания. Бог Войны дотронулся губами до головки органа, поцеловав её. Спенсер закрыл лицо руками от смущения, отворачивая голову. Меж тем Бог войны резко насадился ртом на орган, вбирая до гладов плоть мудреца. Тот вновь рвано выдохнул и, уставая держать лицо закрытым, мимолетно опустил худые руки в красные пряди теперь любовника. – Ы-ых.. – стенал Бог Знаний, когда Ронас медленно пососал головку, а затем обвел языком полностью орган. Сделав еще таких движений, Ронас почувствовал на лице и во рту теплую жидкость. Совсем не привыкший к близости Хатинтэп кончил быстро, отчего взволновался и мгновенно вытер лицо Ронаса. Тот лишь усмехнулся, часть слизав. Послеоргазменная нега охватила слабостью Спенсера. Тот удерживался за крепкое плечо Ронаса и чувствовал, что его глаза закрываются, несмотря на отсутствие потребности сну. – Я тебя люблю, – тихо прошептал Спенсер, не веря тому, что говорит это. – Я тоже, – руки Ронаса льнули к губам Спенсера, поглаживая их, – люблю тебя. Теперь Бог Знаний точно подпитал интерес и полностью разобрался в этом сложном понятии "любовь."