Плохи-плохи дела в нашем царстве
Раздор, раскол в нашем братстве
Чую не дожить ей до припева
Я пришел убить твою королеву
Любовь быть может и прекрасное чувство
Но
Зимавсегда — Убить королеву
Натаниэль останавливается на пороге комнаты, безразлично окидывая взглядом разгром. Привычная картина, точно так же как ему привычен был вид самого Рико: замершая напряжённая фигура, настолько напряжённая, что это больше похоже на спазм судороги, когда тело от боли застывает в одном положении и ни вздохнуть, ни выдохнуть больше не получается. Взгляд у Рико пустой и… сломленный, смотрящий чётко перед собой. Полный раздрай. Нат знает, что пройдет минута, полчаса, час — и эта безвольная опустошенность сменится истеричной уборкой, такой же истеричной, как разруха, которую он устроил в своей комнате несколькими минутами ранее. Рико давно нашел свои способы справиться со слишком сильными эмоциями, и Нат не мог его в этом винить. О, только не он. Не с его вечными поисками у кого кулак крепче, да нож острее… Сначала Рико громил комнату, от души, не сдерживаясь, он ломал мебель, рвал одежду и книги, переворачивал всё вверх дном; затем он замирал, абсолютно опустошенный и потерянный; а потом наступал этап генеральной уборки, когда Рико медитативно приводил комнату в порядок (в такие моменты он был так сосредоточен, почти умиротворен, что сердце Ната сжималось от боли) и судорожно возвращал половине комнаты Кевина исходный вид трясущимися руками. Это было уже привычной рутиной в их мрачном царстве, но нельзя сказать, что это стало менее болезненно для них всех. Он подходит к застывшей фигуре и присаживается на пол, отчаянно желая положить голову на колени Рико, как преданный пёс у ног хозяина. Но он этого не делает, слишком хорошо знает насколько Рико не терпит чужие прикосновения. Вместо этого Натаниэль снизу вверх вглядывается в каждую чёрточку фигуры и лица своего бога, одновременно чувствуя безграничное сочувствие, трепетную нежность и… ненависть: затхлую и бессмысленную, от которой Нат успешно отмахивается большую часть своей жизни. Ему хочется провести пальцем по выточенным чертам его лица, убедиться что эта скульптурная красота реальна. Он был прекрасен настолько же, насколько был ужасен, как и всякое божество. И Натаниэлю остаётся только трепетать у его ног в немом поклонении. Наконец взгляд Рико фокусируется, и Нат подаётся вперёд к царственно протянутой руке, словно предложенной для поцелуя. Натаниэль не верит своему счастью, не верит, пока не приникает к ней щекой. У него были все обоснования полагать, что эта рука была готова отвесить ему тяжёлую оплеуху или жёстко вцепиться в волосы и оттянуть голову назад, выбивая из глаз искры. Но нет. И Нат жмётся к руке, коротко целует запястье и жмурится от удовольствия. Тёплый трепет внутри. Где-то за этой мраморной красотой прячутся вены и перегоняют горячую кровь. Настоящий. Сердце Натаниэля замирает от короткого восторга, счастья… Любви. Такой, какую он знает, такой, какую он понимает и умеет выражать. Их никто не научил как правильно, как не настолько безумно, как нормально. Натаниэль одержим Рико. Нат жмётся к ладони теснее, как котёнок. Котёнок, которому вот-вот свернут шею, он точно знает. Но он как и всегда покорно смотрит в чужие глаза, бесстрашно встречая всё, что ему готов дать Рико. Его глаза черны и пусты, но в глубине (Нат знает, что искать), плещется боль. Он так хочет забрать её всю себе, он и сам тот ещё океан боли, каплей воды больше — каплей меньше, ему без разницы, главное чтобы Рико стало легче, чтобы не чувствовался этот надрыв, готовый вот-вот окончательно сломить его разум. А Нат вытерпит, всегда и все что угодно, если это поможет ему. А то что иногда в его океане со дна поднимается муть, да ил — это ничего. Нат привык. Когда Рико брезгливо отталкивает его от себя, ногой пиная в грудь, Нат безвольно валится на спину и чувствует себя почти счастливым: боль и ярость Рико выплёскивается, переливается в океан Натаниэля. И это правильно, это хорошо. Океан бескрайний, он вместит в себя всё (Нат думает, что когда-нибудь в тектонических плитах его души что-то окончательно треснет, разойдется по швам громадными разломами, и океан выплеснется безжалостным цунами, снося все вокруг, погребая под собой каждого встреченного на пути и самого Ната в придачу). Он был одержим Рико сколько себя помнил. С того самого момента, когда они впервые встретились. С того самого момента, когда он в пылу игры столкнулся с мальчишкой, у которого огнем и азартом горели тёмные глаза. С того, как увидел счастливую и искреннюю улыбку победителя, пока мальчишка смотрел вверх на табло. Нат и подчинился когда-то хозяину только из-за Рико. Не стой тот за плечом Мастера, не смотри на него так взволнованно, практически умоляюще… Нат покорно встал на колени, заслужив обрадованный и удовлетворённый взгляд Рико, не Мастера. У Натаниэля просто не было ни шанса избежать этого всепоглощающего темного и вязкого чувства по отношению к младшему Морияме с того самого мгновения. — Меня зовут Рико, — уверено протянутая для рукопожатия рука, — будешь со мной дружить? — и, о Боже, Натаниэль бы отдал всего себя за шанс обзавестись другом (он и отдал). Только почему-то обзавелся не другом, а богом, не командой, а стаей, не любовью, а одержимостью. И насколько он был одержим Рико, настолько же сам Рико был одержим Кевином. Безраздельно, бескомпромиссно и безжалостно. Всепоглощающе. Сердце Натаниэля просто разрывалось от осознания: он сколько угодно может таскаться за Рико сторожевым псом, ограждать от воронов и принимать удары его разочарования на себя, заливаясь смехом шута его величества, но этого будет недостаточно. Его всегда недостаточно. Они были безумцами, соломенными собственными семьями; игроками, никогда не ставшими по-настоящему лучшими; одержимыми, обожавшими избранника до отупения. Они подходили друг другу, как два осколка пустоты, но… Ната не-дос-та-точ-но. Рико несколько раз от души пнул Натаниэля, который как всегда и не пытался дать отпор. Он просто смотрел со смиренным спокойствием, с пронизывающим пониманием, с трепетной любовью, и принимал удары. Рико ненавидел его за этот взгляд. Если бы не экси, он клянётся, давно выколол бы Нату глаза. Иногда… Иногда он думает, что хотел бы не выколоть, а вырвать Нату глаза, и хранить их в стеклянной банке, чтобы хоть один человек (пусть и не тот) продолжал на него смотреть так вечность. С их одержимостью никто не мог ничего поделать, но Нат считает, что и не пытались. Морияма, всем им, этим чёртовым ублюдкам, было выгодно оставлять всё как есть, они были ослеплены перспективами, не замечая как близко они оказались к двум всепожирающим пустотам. Нат уверен, что рано или поздно, они пожрут всё окружающее и самих Морияма в придачу. Нат одержим Рико. Он уже давно понял, что хоть вывернись наизнанку, хоть уничтожь весь этот проклятый мир — Рико этого будет мало. Он всегда будет не тот. Иногда Натаниэлю хотелось сдохнуть, просто вскрыться, когда он начинал задыхаться от этого непроглядного темного чувства внутри, но он просто не мог оставить своего короля одного. Нат сколько угодно мог предавать себя, но его — никогда. Нат с пола смотрит на возвышающегося над ним Рико, ожидая очередного удара, но как бы тот не хотел выглядеть яростно, он видит его суть: маленький, отверженный и сломанный мальчик. Они оба, если честно, и от этого больнее в тысячу раз. Они не заслуживали того, кем они стали. И Морияма прекрасно видит эмоции в глазах Натаниэля, ощущая клокочущую внутри ярость (и трепещущий на дне души страх перед этим человеком: он был невозможен, непонятен, нелогичен… И необходим как воздух). Там есть преклонение, есть обожание и есть трепет — всё как любит Рико. Но не то. Нат всегда «не то». Преклонение — как перед возвышенным ликом бога, а не перед жестоким правителем. Обожание как у безгранично влюбленного пылкого юноши, а не как у верных последователей перед своим командиром. И нежный трепет сердца понимания и сочувствия, а не испуганный трепет перед жестоким королём. — Убирайся, — приказывает Рико, отворачиваясь от Натаниэля и возвращаясь к своей растерзанной кровати, когда начинает задыхаться от этого взгляда. Он не выносил, когда Веснински так на него смотрел: он чувствовал себя перед ним абсолютно обнаженным, хрупким и маленьким. Совершенно неподходящее ощущение для лучшего нападающего страны, капитана и короля Воронов, сына преступного клана. Слишком больно знать, что кто-то (не тот) видит тебя настоящего, проглядывает за твой облик и трепетно обожает твою душу: искалеченную и разбитую, полную грязи и крови, затягивающую тебя самого в болото, но почему-то заставляющую этого другого человека дышать твоей трясиной. Любой в Гнезде исполнил бы приказ короля, высказанный таким тоном, незамедлительно. Но только не Натаниэль. О, конечно, только не он. Рико просто бесится от этого, раскаляясь внутри своей пустоты и трясины докрасна, как метал при плавке (Рико боится, что однажды он действительно расплавится под чуткими руками Натаниэля). Нат просто поднимается с пола, пару раз с болью втянув воздух в лёгкие, и снова подползает к сидящему на краю кровати Рико, всё также предано смотря на свое божество. Нат знал, что ему нужно уйти. Нужно позволить Рико прийти в себя и спокойно убраться в комнате, восстанавливая душевное равновесие, нужно было поберечь собственную шкуру (он получил слишком мало, чтобы это можно было считать действительно наказанием), нужно было найти Жана, сломанной фигурой валяющейся где-то в Гнезде, и снова заставить его жить. Но… Он — Натаниэль Веснински, и правила для него пустой звук. Глядя на эту собачью преданность, коленопреклоненную фигуру и обожание, Рико ломается, рассыпается где-то внутри, словно крощащийся в пальцах мел. Почему он? Почему это всегда он? Почему никогда не Кевин? Глаза Ната полны сочувствия, даже если он знает, что Рико не простит ему этого. Они безжалостны и смертельны. Не. Слабы. Но он ничего не может поделать с собой. Нат не мог пропустить того момента, когда мраморная маска бога на лице Морияма пойдет трещинами, даря осознание, что тот тоже человек. Натаниэль никогда и никому не сможет объяснить, почему в его глазах именно это делало из Рико истинное божество. Он не мог передать словами, как был заворожен каждый раз, когда Рико искренне испытывал эмоции. Он, глупец, всю свою жизнь трепетно собирал и хранил в сердце каждое проявление человечности Морияма. Истинная красота в самом отвратительном своем виде. Нат текучим движением поднимается с колен, садясь рядом со своим капитаном и обнимая его, позволяя тому пару мгновений слабости. Нат догадывается, что спустя несколько минут будет валяться на полу не менее кровавой изломанной куклой, что где-то сейчас и Жан. Ему плевать, всегда было, есть и будет. Боли он перестал бояться слишком давно, чтобы это могло его действительно задеть. Жан же… всегда хотел умереть, в отличие от него. Каждый раз, когда Нат его спасал, он смотрел на Натаниэля обречённо-укоризненными глазами, безмолвно спрашивая: «Зачем? Позволь мне просто уйти». Нат чувствует себя последним ублюдком, но именно сейчас, в этот самый момент, который казалось бы уже не мог стать ещё хуже, он «позволяет», потому что Рико он нужнее, потому что Рико для него важнее, потому что Рико — король, рассыпающийся сейчас пеплом, в объятьях своего шута. — Я его ненавижу, — тихий шёпот. И Нат притягивает Рико к себе крепче, чувствуя как сам разбивается с треском лопнувшего стекла. Он ещё не знает, что сделал Кевин на этот раз, но точно знает, что ненавидит его всей своей жалкой, словно обветшавшая половая тряпка, душой. — Я хочу его уничтожить. Сердце рвется от сочувствия и ярости. Кевин. Всегда только Кевин. Натаниэль чувствует, что его извечный океан снова затягивается илом ярости, ненависти и отчаянья, превращаясь во что-то иное, опасное и глубокое, затягивающее. И он горит, как горят под болотами торфяники. Вспыхивает быстро, полыхает неумолимо и выжигает всё дотла. Никто и никогда не будет иметь значения для Рико кроме его названного брата, партнёра в Гнезде и извечного соперника. Ни семья, ни команда, ни его преданный шут. В этот самый момент Натаниэлю с тяжёлым сердцем приходится смириться с этой простой истиной, которую он словно бы знал всю свою жизнь, которая змеёй грелась в его груди годами и медленно разъедала своим ядом его разум. Ему хочется кричать, рыдать, умолять: «Посмотри на меня. Меня может быть достаточно!». Но он конечно этого не делает, привычно сворачивая в клубок по нитям свои чувства, чтобы потом связать из них новое полотно, что-то более приемлемое, человеческое. Сейчас Нат так далёк от чего бы то ни было человеческого. Но будет, обязательно будет, как и всегда. Но пока… Он принимает самое худшее решение в своей жизни, которое соперничало в своей отвратительности только с тем самым моментом, когда он впервые преклонил колени перед Мастером ради Рико. Он очень долго надеялся. Для человека, как он, надеяться было неуместно, но всё же он смел надеялся. Он глупец, он знает. Надеялся, что отсутствие Дэя в команде поможет Рико стать более уравновешенным. Надеялся, что Рико перекипит, когда Кевин стал нападающим Лисов. Надеялся, что он успокоится, когда худшая команда первого дивизиона стала выигрывать одну игру за другой. Ах, эти сладко-горькие надежды…Рико становилось хуже с каждым днем.
Истерики становились всё сильнее и чаще, ему уже было недостаточно устроить хаос в чем-то одном: например, избить кого-то или устроить погром. Нет, он уже дошёл до того уровня неуравновешенности, когда Рико не мог успокоиться часами, ему же не было достаточно «или». Он мучил людей, громил комнаты и спортивный инвентарь, устраивал оргии, натравливал воронов друг на друга. Всё сразу, потому что боль без своей второй половины, своего номера два, только нарастала в геометрической прогрессии. Процесс распада был необратим. Когда-то их поломанное братство держалось на хрупком равновесии строгой иерархи, и без одного элемента пирамида рухнула, погребая под собой и их самих, и окружающих. Жестокий король не мог жить без своей недосягаемой музы, точно также как он не смог бы жить без верного шута или исполнительного пажа. Также, да не так. Муза была особенной… Но муза сбежала, сияя и вдохновляя теперь других. И так бывшее чёрным сердце короля превратилось в сажу. — Проваливай, — оттолкнул его Рико, перед этим судорожно вздохнув, словно проглатывая слёзы. Натаниэлю хотелось кричать от боли. Он пережил за свою жизнь столько пыток и издевательств, но ни одна из них не приносила ему столько страданий, как наблюдение за его богом сейчас. «Я попытаюсь, я попытаюсь всё исправить, океан мой», — пообещал он себе, так отчаянно, как могут только безумцы. Он был безумцем. Нат, на свой страх и риск, приблизился к лицу короля и осуществил свою самую скверную мечту: он скользнул пальцами по чужой скуле, едва прикасаясь, нежно и трепетно. Так, как они не позволяли прикоснуться к себе ни одному человеку в свой жизни, но отчаянно желали, чтобы так их касались всегда. Чистое, незамутненное безумие трепетного обожания. Натаниэль широко ухмыляется в совершенно шокированные лицо Рико, а затем резко подаётся вперёд, впиваясь в его губы, с отчаяньем смертника. Не то чтобы он не был им в действительности. Прикосновение к этим губам похоже на перекусываение проводов зубами. Это ошеломляюще и больно до искр перед глазами. И Нат абсолютно, как никогда отчётливо готов к смерти. Впрочем, наверное, он уже умирает. Умирает, чувствуя как в венах начинает течь чистое электричество. Он совершенно не удивляется, когда получает кулаком в ухо: — Если ещё раз позволишь себе подобное, я наконец исполню свою мечту и вскрою тебе основные артерии, — его бог шипит, становясь похожим на гремучую змею, а глазах плещется чистая ярость. И страх. — Это будет достаточно быстрая смерть. Ты уверен, что хочешь именно этого? — выдыхает ему в лицо Нат и смеётся, наслаждаясь полным ошеломлением короля. Иногда быть шутом так забавно. Забавно делать вид, что тебя не перемалывают собственные чувства в дробилке, из который ты вылетаешь безжизненными щепками. Переработанное вторсырьё. У Рико же ступор и непонимание. Натаниэль был его верным шутом, который никогда не смел оборачивать свои способности против него. Сейчас же он дошел до той степени наглости, когда осмелился его поцеловать. Это было опасно. Это было завораживающе. Это никак не вязалось с привычной картиной мира. И Рико боится его ещё больше. С нежностью проследив в последний раз черты лица Рико кончиками пальцев, он воспользовался его растерянностью, чтобы выйти из этой комнаты на своих двоих. — Когда-нибудь тебе придется за это ответить, — тихо произнес ему в спину Морияма, приходя в себя раньше, чем ожидал Нат. Впрочем его непривычно тихий и потерянный голос подсказывал, что своего Веснински добился. — Когда-нибудь… — соглашается Нат без сомнений. Уже в самых дверях он обернулся и окинул Рико внимательным взглядом, но тот уже начал убираться в комнате. Его лицо снова начало разглаживаться, принимая медитативную расслабленность, какая у него бывает только при уборке после истерики. Сердце снова сжалось. Он так отчаянно его любил, боготворил… Он готов на всё что угодно, если Рико от этого станет легче. То, что собирался сделать Натаниэль было непростительно. И всё же он отчаянно и глупо надеялся, что если исключить из жизни короля его музу, со временем его рассудок вернётся на место, или же он найдет другую музу — это было не так важно, Нат переживёт кого и что угодно, главное чтобы его кровавому богу стало лучше.