***
Спала. Галатея уснула, опустив голову набок, прямо в сидячем положении в своей коляске в большой прохладной гостиной, укрыв теплой шалью свои колени. Казалось, ее совсем не волновало открытое окно, из которого проникал внутрь неприятный знобящий ветерок, не волновало и присутствие другого человека, настороженно смотрящего из-под насупившихся бровей, сидя возле теплящегося угольками камина. Хотя может она спала именно потому, что этот чужак был рядом, словно сторожа хрупкий сон. Спала? Не издавая ни звука, ни шороха, ни вздоха, Кэмпбелл поднялся, подходя к окаменевшей фигуре, сосредоточенно смотря сверху вниз на крошечную женщину. Как же много проблем та создавала в последнее время, преследуя его словно хвостик, но ничего не требуя, словно смаковала свои же желания, не позволяя узнать самое сокровенное никому. Это порядком раздражало. Присев на одно колено, шахтер хрипло вздохнул, опуская ладонь на свое бедро и рассматривая свою преследовательницу так близко, пожалуй, впервые. Кукольное ровное личико совсем не подходило тому ужасу, что творился с русыми волосами, но отлично сочеталось с худощавым телом, почти детским. Лишь острые ключицы и широкие плечи выдавали то, что Галатея старше, но все же миловидна и, пожалуй... утонченна. Хотя Нортон и любил более округлые формы, но не признать, что что-то в ней есть, просто не мог. Словно захваченный трансом, шахтер снимает с правой руки грубую ткань перчатки и тянется к девичьему запястью, ощущая покрытыми мозолями пальцами нежную кожу, изрезанную полосками голубых вен - холодную, в потемневших старых шрамах от соскочившего лезвия долото. Он все еще помнил как тяжелы прикосновения с виду слабых кистей, но теперь понимал, что именно работа с инструментами сделала их такими. Что ж, кажется, в этом они были схожи. Просто работали с разными камнями. Нортон не раз задавался вопросом, что же ценного в бесполезном куске породы, не обозначенном звоном золотых монет, но ответ так и не нашел. Разве вера в искусство сможет вернуть потерянные ноги девушке? Разве способна она вылечить гноящиеся легкие? Лишь деньги могли быть настоящим искусством. И все же эти руки... лишь взглянув на них раз, Кэмпбелл мог точно сказать как упорно скульптор увлечена работой, буквально отдаваясь ей с головой. - Видимо, у тебя тоже есть из-за чего бороться, да? - усмехнувшись тихо, боясь разрушить этот сонный покой, шахтер отпустил тонкое запястье и поднялся, вновь скрывая широкую ладонь в перчатке. И все же она уже не спала, подняв голову и смотря внимательно, не моргая, залезая чернильными радужками в самую душу. Нортону казалось, что из него вытряхивают последние крохи самосознания - еще чуть-чуть и бедняга, не выдержав, либо опрокинет коляску с травмированной девушкой, либо рухнет на колени, прося ее саму же об одолжении. Нет, она совершенно не была нормальной, как все, что встречались до этого. Более того, разве она не была такой же как он сам? Тонкий голос звучит необычайно резко, но тихо, позволяя шахтеру вырваться из плена безумных глаз. Помниться, раньше они вовсе не говорили друг с другом. - Ты не справишься... Кэмпбелл не находит что ответить на странную фразу, однако, заливистый кашель спасает его от необходимости, прерывая слова скульптора, пока тонкие серые пальчики сжимают ткань шали. Словно та чувствует тяжелое дыхание на собственной шкуре.***
- Тея, я не могу тебе дать то, что ты хочешь, - Нортон обреченно вздохнул, громко, отчего хрипотца невольно просквозила через слова. Наверное, он был немного жесток с девушкой, но иначе она попросту не поймет и не отстанет. Так было лучше. Галатея преследовала шахтера целую неделю, а тот уже успел привыкнуть к тихому скрипу сбоящих колес и еле слышному сопению, раз за разом удивляясь, что скульптор все еще живая. Сейчас же ни один мускул на лице скульптора так и не дрогнул на удивление Кэмпбелла. Трудно было понять, что скрыто за каменным сердцем, охотница никогда не выделялась излишней эмоциональностью, ограничиваясь улыбкой краешками губ или слегка вздернутыми в обиде бровями. Шахтеру оставалось лишь гадать, что задумала маленькая женщина, доставляющая ему тонну неприятностей. - Ты единственный, кто может, - она заговорила едва слышно, будто боясь спугнуть тишину, а в середине фразы и вовсе замолкла, тряхнув головой. Нортон настороженно застыл, скрестив руки на груди, для пущей строгости пренебрежительно вскидывая бровь, ожидая, что же в итоге скажет хрупкая девушка, но ответом ему был лишь тихий скрип смазанных колес. Галатея, будто бросив все свои попытки в очередной раз доказать упрямцу что-то, просто отступила, исчезая в конце коридора, оставив собеседника растерянно стоять в одиночестве. Нет, он ее совершенно не мог понять. Такие сложные вещи как сердце скульптора упорно ускользали от затвердевшего душой шахтера, проведшего всю свою жизнь в вечных поисках способов жить лучше, богаче. В попытках вырваться из бесконечного дня сурка на поверхность. И уж во что он перестал верить точно, не смотря на весь свой ироничный характер - так это в бескорыстное отношение к себе. Охотнице что-то было нужно от него, но давать это Кэмпбелл совершенно не собирался. Разве же он похож на Мать Терезу, чтобы заниматься глупой благотворительностью? Впрочем, все эти размышления быстро покинули голову шахтера, стоило только вернуться к привычным делам и оказаться наедине с собственными демонами. Время в особняке ощущалось как-то иначе, не поддаваясь обычным описаниям, поэтому вскоре забылось и лицо скульптора, оставшись лишь легким прикосновением букв на обветренных грубых губах: "Тея". Да и то ненадолго.***
Бездыханное тело вместе с остальными принесли в лазарет, когда игра была окончена. Оно уже совсем окоченело, потеряв тот самый запал, горящий огнем внутри широкой груди, превратившись лишь в бессмысленный труп, похожий на камень. Галатея знала, что так и будет. Нет, она не была провидицей, как Илай Кларк, не была и жрицей, способной спросить у божеств чужую судьбу, но что-то неуловимо тоскливое заставляло скульптора наслаждаться чужими широкими ладонями, пока те еще были теплыми, украдкой пересекаясь с суровым шахтером во время общих обедов. На нем было клеймо с их самой первой встречи, и оно тянулось черной дымкой следом, подобно заразе, поразившей больные легкие. В этот раз чужая ладонь была холодна и безвольна. Скульптор сжимала чужие задеревяневшие пальцы, с тоской смотря в испачканное грязью и кровью лицо с тем самым знакомым ей ожогом с левой стороны. Как бы он не пытался избежать ее, никак все равно не мог понять, что только тонкие руки охотницы способны помочь ему, сжигаемому изнутри. Пытаясь сбежать от судьбы, он изменил и чужую, ее. Эмили занималась Орфеем, раненным, бессознательным, но живым, пока Бёрк наблюдал за порядком издалека, из-за старого стола, и Галатее было немного не по себе в такой огромной компании. Но и бросить тело Кэмпбелла тут - было равносильно предательству собственных слов. Если не следовать за мечтой, то разве все те, кто запирал ее в камере, не оказались бы правы? - Я заберу его, - главное, говорить уверенно, что и делает охотница, обращаясь к старику. Тот лишь отмахивается, видимо, вновь изрядно выпив, ну а Дайер не смеет возразить, имея ряд других забот и проблем. И правда, какое кому дело до мертвого грубияна шахтера? С переноской ей помогает Уильям, оказавшийся неподалеку в нужный момент. Неравнодушный парнишка не смог отказать бедолаге в инвалидной коляске, несмотря на все свое отвращение к мертвецам и страх, и вскоре, перетащив окоченевшее тело в комнату охотницы, постарался скорее ее покинуть под прощальные помахивания рукой в воздухе от скульптора. Наверное, только на таких добрых мелочах и держалась вся их совместная жизнь, и это было удивительно: ненависть переплеталась с добродетелью совершенно обыденно и легко. Когда дверь за чужой спиной закрылась, Галатея развернулась, приближаясь к лежащему на ее кровати, и впервые за их знакомство усмехнулась совсем не так, как тот привык это видеть: едко, с сарказмом, без капли сожалений. - Теперь тебя хоть не мучает кашель, - если бы он только мог слышать этот тон, то узнал бы в нем самого себя, но увы, мертвецы не способны слышать. Специфичный запах смущал, а вот на холодность ей было все равно - камни, с которыми ее руки работали, всегда были холодными, безжизненными. Так же как и чужая щека под ее тоненькими хрупкими пальцами. Однако, в руке быстро оказались привычные инструменты. Галатея хлопотала с мертвым телом недолго, лишь обтачивая неровности, заостряя внимание на впалой от раны груди, доверяясь всецело таинственной способности особняка затачивать чужие души, преобразовывать их, использовать. Кто знает, способен ли Нортон будет когда-нибудь вновь действительно вдохнуть? Ей всегда было все равно, она просто видела в этом сломанном человеке что-то большее, чем просто харизматичного мужчину, охотница видела как прекрасно остры могут быть скулы шахтера, словно греческие черты. Возможно, этот образ и был проекцией его настоящего - она не знала. Она знала лишь только то, что странное желание неустанно ведет к Кэмпбеллу. Когда дело было окончено, Галатея покорно опустила голову на недвижимую окаменевшую грудь, подкладывая под свою щеку тыльную сторону кисти, чтобы было не так обжигающе холодно. Оставалось только ждать, оставалось только верить, что ей хоть раз еще удастся сжать крепкую широкую ладонь - роскошь, которая никогда даже не снилась ей долгие годы. Часы идут, но скульптор не может позволить себе перестать верить, натягивая на плечи широкую шаль в попытках согреться в укрытой ночью комнате, едва освещаемой свечой на столе. Когда чужой голос выдергивает из полудремы, что-то теплое и странное разливается по всему телу, отчего поднимать голову не хочется, боясь разрушить этот счастливый сон. - Тея?.. Не так уж они и были непохожи, словно два кусочка от одного алмаза - просто Галатея уже избавилась от своей природной формы однажды, отбрасывая самое ненужное, теперь же пропуская свет только истинной своей личностью. Твердые окаменевшие пальцы касаются светлых волос, рассыпавшихся прядями по оборванной грязно-болотной рубашке, невесомо, нерешительно, совсем не понимая того, как обращаться с новым телом, и скульптор поднимает взгляд, смотря с жадностью за приподнявшемся на локте Нортоном, бессознательно шевелящем губами и растерянно смотрящим на нее. Теперь он был именно тем, кем его видела охотница, будто самое сокровенное сокровище оказалось снаружи, выточенное искусным ювелиром до 57-ми граней как бриллиант. Разве же он был все тем же "мистером Кэмпбеллом"? - Нортон, - тоненькие женские пальцы вновь гладят впалую грубую щеку, и отчего-то шахтер просто молча принимает это как данность, расплываясь в широкой улыбке, будто бы застывшей на холодном лице. Целая смерть понадобилась, чтобы он начал, наконец, понимать ту, что слепо следовала за ним по пятам как хвостик. И впервые за всю свою прошлую жизнь, в новой, посмертной, Кэмпбелл совершенно искренне поймал чужое тоненькое запястье, притягивая к своему рту и касаясь проглядывающих вен тонкими губами, словно ставя метку. Уже в этот раз беззастенчиво и решительно.