Я с универсамовскими

      Марат сколько себя помнит — всегда хотел сестру. У него уже есть старший брат, да. Но это ведь другое. В доме почти всегда армейские законы, а на улице защита от всего. Имя Вовы для него всегда было неким щитом. Из-за Адидаса старшие позволяли ему то, о чём другой скорлупе даже думать запрещалось. Его поставили смотрящим тоже из-за Вовы, не били по той же причине. Старший брат оставался его защитой даже в те моменты, когда его самого рядом не было. И Марат это ценит. Ближе брата у него только мать.       Но чем старше он становится, тем всё больше понимает, что ему тоже хочется кого-нибудь защищать. Да, у него есть пацаны на улице, за которых он горой, грудью и головой. Как и они за него. У них клятва, у них слово пацана. А ему хочется чего-то родного. Чтобы если и защищать, так из-за мысли о том, что покусились на что-то совершенно запретное. На родную кровь. Хочется такого, чтобы и «прости» было не стыдно сказать.       Наверное поэтому Всевышний, Судьба или кто-то ещё там послал ему Айгуль. Самую очаровательную девчушку, которую только видел мир. Они знакомы почти всю жизнь. Марат отчётливо помнит то, как они бегали друг за другом в детском саду, как толкали друг другу в рот песок и смеялись. Как подолгу гуляли после школы и бегали по коридорам на переменах. Как сначала Марат приходил на концерты к Айгуль, а потом она соглашалась помочь с очередной уличной махинацией. Она стала ему сестрой. Как и всем универсамовским парням. Её не пришивали к делам, нет. Но она как-то просто стала своей. С этим смирились даже старшие. Теперь Айгуль стала неприкасаемой.       И иногда Марат думает об этом. О том, что он защитил хотя бы одну невинную душу. Жить становится как-то проще.       — Когда ты уже с этим всем закончишь? — спрашивает его Айгуль, когда они в очередной раз сидят у Марата дома и делают домашнее задание по французскому. Точнее это она его делает, пока Суворов хвастается тем, что спёр кепку вместе со старшими.       — Никогда, принцесса, — фыркает Марат, жуя пирожок. — Я поклялся тебя защищать. А пацаны клятв не нарушают.       — Интересно, как связанны моя защита и воровство вещей из комиссионки?       — Ты давай, это... Меньше знаешь, крепче спишь!       На этот раз разговор сходит на нет, однако оба понимают, что через пару недель, когда Марат завалится к Айгуль с пробитой головой и сбитыми костяшками, они снова к нему вернутся.       Но пока что у них затишье. Старшие ведут свои дела, младшие цапаются с другими группировками из-за взаимных оскорблений. В общем, жить можно, хотя странное чувство тревоги не отпускает. Марат думает об этом слишком часто, не понимая, чем это может быть вызвано. И в очередной раз радуется, что в его жизни есть Айгуль. Хоть кто-то вытаскивает из этой ямы ужаса. И ему за это хочется бесконечно благодарить сестрёнку.       — Браво! — выкрикивает Суворов после того, как композиция, которую играла Айгуль, заканчивается. Девчушка улыбается ему, делает лёгкий поклон публике и спускается со сцены, подсаживаясь к Марату. Тот добавляет чуть тише: — Красотка. Как всегда на высоте!       — Спасибо, Маратик, — шепчет она, сжимая руку друга. Сама рада, что получилось сыграть такое сложное произведение.       — А следующим выступит ученик нашего старшего класса фортепиано — Андрей Васильев, — объявляется педагог и даёт возможность юноше подняться к инструменту.       Марат с легкой скукой провожает взглядом тощий силуэт юноши. С губ слетает лёгкая усмешка. Знает он таких. Стукачи, нытики и маменькины сынки. Обычно от таких пользы никакой. Разве что можно вытрясти лишних двадцать копеек на обед. И Суворов на мгновение думает о том, чтобы подкараулить его у какого-нибудь угла. Не ел ничего с утра.       Но все мысли под черепной коробкой растворяются в тот момент, когда он на мгновение сталкивается взглядом с этим Андреем Васильевым. Эти голубые глаза будто в душу смотрят и внутри что-то переклинивает. Марат даже чувствует, как начинают гореть щёки от странного волнения.       — Ты его знаешь? — шёпотом спрашивает Марат, когда звуки музыки заполняют малый зал.       — Ну так, — Айгуль пожимает плечами. — Часто пересекаемся на парных занятиях, пару раз репетировали вместе. Парень неплохой, но тихий, не особо разговорчивый.       — А сам откуда?       — Не надо, Марат, — шикает девушка, смотрит серьёзно. — Не надо его приплетать к своим уличным делам.       — Да я и не собирался, — усмехается Суворов, складывая руки на груди.       — Молодые люди, — перебивает их женщина, что сидит впереди. Она разворачивается, смотрит недовольно. — На полтона тише.       Марат складывает руки в молебном жесте, улыбаясь виновато. Айгуль только вздыхает тяжело.       — Ну, а всё же? — начинает снова спустя время Марат. Взгляд его прикован к лицу Андрея, который напряжён и погружён в музыку, которая льётся из-под его пальцев.       — Они переехали полгода назад в Казань, — сдаётся всё же Айгуль. — Живёт с матерью и сестрой. Не думаю, что он связан с кем-то.       И это должно успокоить чужой интерес. Парень не приделах, таких как он на улице называют чушпанами, за людей не считают. И Марату стоит тоже так думать. Но почему-то не выходит. Эти голубые глаза остаются воспоминанием в голове, заставляют возвращаться к образу светлого паренька раз за разом. Он даже отказывается от ужина, сам пытается делать домашнее задание, но не может сосредоточиться. Это злит, выводит из себя.       И на следующее утро легче не становится. Марат думает всё о том же Андрее, с которым даже не знаком! Пацаны с улицы за такое бы осудили. Но не Айгуль. Может именно поэтому он ей и жалуется об этом через несколько дней, когда ситуация становится даже какой-то болезненной.       — Я схожу с ума, — ноет Марат в очередной раз, почти хвостиком следуя за Айгуль и держа в руках скрипичный футляр. Сегодня занятия в музыкальной школе заканчиваются поздно, он беспокоится за подругу.       — Я заметила, — фыркает девушка. — В чём проблема просто подойти и познакомиться?       — Это не по-пацански.       — Ну да. По-пацански у нас только головы разбивать, — Айгуль останавливается возле входа в раздевалку, слегка разворачивается. — Подожди меня здесь. Я скоро.       Марат только кивает и выдыхает шумно, осматриваясь по сторонам. Туда-сюда бегают дети со своими инструментами, родители беседуют с педагогами, из кабинетов ещё слышна музыка. Всё идёт своим чередом. Но для Марата всё как будто застывает, когда он замечает знакомый силуэт в сторонке. Он не знает, Судьба это или нет, но шанс упустить не посмеет.       — Тоже с занятий? — с вопроса начинает Суворов, подходя к Андрею. Тот вздрагивает, крепче сжимает в руках зимнее пальто. Взгляд всё такой же голубой и холодный.       — Ну, допустим, — тихо отвечают ему. Марат присаживается на низкий подоконник, обнимая футляр. — Ты из класса скрипки?       — Что? А, это? Не, я подругу жду. Я же нормальный пацан, зачем мне это.       — А, хочешь сказать, что я не пацан тогда?       — Ну, — мнётся Марат, кривя губы. — Старшие назвали бы тебя по-другому.       — Старшие? У вас там и иерархия есть? — улыбается Андрей. И Марат почти облизывается, смотря на то, как растягиваются в усмешке чужие губы.       — Ага.       — Как в тюрьме?       В этот момент Суворов как будто просыпается от долгого сна. Становится не по себе от такого сравнения. Никто из пацанов не любит, когда их порядки сравнивают с тюрьмой. Потому что это совершенно два разных мира, которые нужно уметь отличать. Марату до сих пор больно от мысли, что во главе их улицы стоит Кощей. Когда-то живший по уличным законам, он теперь живёт по понятиям. От этого репутация универсамоских падает, делает героями насмешек. Всегда в этот момент вспоминается Вова. Брат бы такого не допустил.       — Ну ты и чушпан, — рычит в лицо Марат, когда вдруг вскакивает с места и хватает Андрея за грудки.       — Чушпан значит, — зачем-то повторяет Васильев, цепляясь в ответ за чужие плечи.       — Марат! — вскрикивает рядом Айгуль, разнимая парней и вставая между ними. — Совсем больной? Что ты тут устроил?!       — Забудь, что я говорил, — вдруг говорит Суворов и непонятно кому именно. Даже не объясняется, уходит, утаскивая с собой инструмент. Айгуль ничего не остаётся, как последовать за ним.       Марат бесится, но не понимает почему. Это так странно: впервые желать познакомиться с человеком, а потом обидеться на него из-за незнания. Головой понимает, что это глупо. Но сердце внутри ноет и говорит, что он вообще не должен связываться с этим парнишкой. Глупо идти против всех, но выделять кого-то одного. Пацаны его не поймут, брат не поймёт, у Айгуль даже появятся вопросы.       Поэтому он решает просто абстрагироваться. Чаще таскается со старшими, меньше ходит за Айгуль в музыкальную школу. А если вдруг вспоминаются голубые глаза, то Марат отчаянно пытается думать о том, что так нельзя. Не поймут.       На время отпускает. Но всего лишь на время. Потому что Айгуль вдруг оказывается ещё той заговорщицей.       — Знакомьтесь, это Андрей, — представляет она своего приятеля пацанам, когда они все собираются в ДК. Держит аккуратно под ручку, улыбается. А глаза лисьи, Марат сразу это понимает. — Мой хороший друг.       Васильев только кивает, обводя круг взглядом. Но задерживается на Марате, который хмурится недовольно.       — Чушпана привела? — усмехается кто-то из пацанов. И Суворову хочется дать ему по наглой роже.       — Я не чушпан, — спокойно говорит Андрей. Но смотрит исключительно в глаза Марату. — Я человек.       — Пидоры тоже люди, — говорит Марат, пряча руки в карманах брюк.       — Верное утверждение, — Андрей слегка усмехается. Глаза его вдруг больше не холодные.       — Значит так, — вклинивается Айгуль в разговор, крепче прижимаясь к Андрею. — Вы пришли со своими девушками, вот и я привела парня. Смиритесь с этим.       — В самое сердце, сестрёнка, — наиграно хмыкает Турбо, но первым подаёт Васильеву руку.       Универсам снова выделился. Впустил в круг человека, который не при делах.       Марат наблюдает за этим Андреем весь вечер и не понимает, что его тревожит больше: отношение Айгуль к чужаку или сам чужак. В зале потёмки, но он каждый раз находит среди всей этой толпы знакомые глаза. А те как будто и неотрывно глядят в ответ. Становится как-то жарко в этом кругу.       Окончательно Суворов пропадает, когда музыка вдруг останавливается, а Андрей поднимается на сцену, чтобы помочь. С кассетами совсем беда, плёнка давно потёрта и нужно время, чтобы разобраться с этим. А недовольство стольких групп может привести к катастрофе. Наверное, это понимает и Васильев, хоть и не до конца разбирается во всех тонкостях, несмотря на то, что Айгуль всю дорогу ему рассказывала историю криминальной Казани. Сейчас же ему это не важно. Ему лишь хочется верить в то, что его идея, которая появилась в голове совершенно спонтанно, успокоит недовольных молодых людей.       Андрей замечает на сцене старое пианино. Играет первое, что приходит на ум. И корявое исполнение Ласкового мая заходит на ура. Подпевает в такт почти каждый, танцы продолжаются. Но Марат же выходит из круга. Не может оторвать взгляда от чужих рук. Вроде бы в них ничего особенного. Но ему до сих пор не верится, что руки могут создавать что-то волшебное, могут создавать музыку. Потому что его руки могут только разбивать чужие лица.       Нутро горит всё сильнее.       — Эу, — зовёт Марат, выходя за Айгуль и Андреем. Тем надо уже уходить, хотя время ещё совсем детское. — Подождите.       — Себе «эу» покричи, — бубнит Айгуль, разворачиваясь к другу лицом.       Суворов молчит некоторое время. А потом вдруг первым подаёт руку. Собственные установки в голове ломаются с треском.       — Марат.       Андрей смотрит на ладонь, а потом в чужие чёрные глаза. И вдруг слабо улыбается.       — Андрей, — пожимает руку в ответ.       Наверное, это можно считать моментом, когда Марат пропадает окончательно. Теперь он таскается с Андреем по утрам, даже несмотря на то, что им в совершенно разные школы. По вечерам теперь встречает не только Айгуль, но и Андрея. И ему оказывается так комфортно, что через несколько дней он тащит Васильева к себе домой. Маме врёт про домашнюю работу и дополнительные занятия. Андрей честно пытается помочь с той же алгеброй, но спустя время понимает, что это бесполезно. Поэтому каждый раз у Суворова в гостях они просто дурачатся. Это как глоток свободы. Для каждого своей.       Затягивает настолько, что спустя время Марат теряет ту грань между правильностью и мерзостью. Он не понимает, правильно ли это мечтать о чужих губах или нет. Нужно ли уточнять, что они мужские или нет. Мерзко ли это желать человека своего пола или нет. Знает, что родителям не скажешь — будет скандал. Пацанам с улицы проболтаться ещё страшнее. А Айгуль... Эта хитрая лиса и так уже всё, кажется, поняла. Но её доставать совсем не хочется.       Всё решается само собой, когда возвращается Вова. Они впервые говорят серьёзно и открыто вечером на квартире. Они оба стали старше, оба повидали разного дерьма — в большей или меньшей степени.       — Чего такой кислый весь вечер? — спрашивает Вова, открыв окно настежь и закурив. Они старшие, им можно. — Девчонка не даёт? Или Айгуль очередной раз по щам надавала?       В голосе брата веселье, а Марату плохо до боли в груди.       — Так что случилось то? — повторяется вопрос.       — Ничего, — хрипит Марат в ответ, отводя взгляд в сторону. В руках карандаш уже трещит.       — Ты у меня сейчас получишь, мелочь, — Вова затягивается и выкидывает сигарету в окно. Подходит ближе к кровати, смотрит сверху вниз, спрятав руки в карманы. — Маратик...       — Ты меня презирать будешь.       — Чушь не неси. За что мне тебя презирать?       — Я втюрился в пацана, — на одном дыхании говорит Марат и тут же зажмуривается. Страшно, что аж коленки дрожат.       Вова смотрит молча на брата около минуты. А потом закатывает глаза, слегка наклоняется и даёт подзатыльник. Из Марата как будто дух выходит в этот момент.       — Ну ты и придурок, — усмехается Вова и присаживается рядом на кровать. — Это случаем не тот блондинчик, с которым ты постоянно ошиваешься?       — Откуда ты знаешь?       — Передали.       — И то есть ты, — Марат мнётся, не зная как подойти к этой теме. — Ну, ты не...       — Ой, Маратка, заткнись, — фыркает Вова, обнимает брата за плечи, тянет. — Я такого насмотрелся, пока был в Афгане, ты меня таким не испугаешь. Ты только башкой думай, ладно? И отца не расстраивай. А то его инфаркт хватит. А так мне всё равно, с кем и как. Главное не забывай, где ты живёшь и по каким правилам.       Марат понимает, что дышится ему чуть легче. Мнимое благословение лучше открытой ненависти.       Теперь вопрос в другом. Как объясниться с Андреем. Марат собирается с мыслями несколько долгих дней. Каждый раз начинает разговор, но потом уводит его в другое русло. Или вдруг неожиданно объявляется Айгуль, которая испортит весь настрой. И когда сил ждать больше не остаётся, Марат решается. Но на этот раз пропадает уже Андрей. Они не встречаются на их месте утром, он не приходит в музыкальную школу. Сердце бьётся слишком быстро.       — Значит, ты всё-таки это сделал?! — влетает с претензиями в этот же вечер Айгуль к ним в логово. Не даёт даже ничего понять, сразу толкает в плечо. Марат смотрит на подругу ошалевшими глазами. — Я так и знала, что не изменишься!       — Да что я сделал-то? — почти испуганно интересуется Марат. Подругу он впервые видит такой злой.       — Андрей в больнице! — прикрикивает она в ответ. Сама отдышаться не может. А потом вдруг пинает по ногам. — Как так можно?! Я думала, что у вас всё хорошо. Турбо, скажи ему, что так нельзя! Вова!       Те только открещиваются от этого конфликта, даже не смеют что-то сказать.       — Да не я это! — вскакивает Марат. — Я бы не посмел!       — Значит, кто-то другой загасил этого чушпана, — влезает в разговор Зима.       — Заткнись! — в один голос затыкают Айгуль и Марат.       — У него городской конкурс был на носу! А у него всё лицо разбито, ребро сломано. Хорошо, что хоть руки целы, — девушка бессильно падает на продавленный диван. Руками трёт лицо. — Кто это мог быть тогда?       — Да кто угодно! Мы же за него не вписывались, никто не знает о нём. Тот же Разъезд мог.       — Они своё уже отхватили, — припоминает недавнюю драку Вова.       — С ним в классе Искандер учится, — вспоминает Марат. Пазл потихоньку складывает. — А он явно видел, что мы с ним общаемся.       — Месть? — предполагает Валера.       Марат оборачивается на них, смотрит на брата с мольбой в глазах. Тот без слов всё понимает, кивает в знак согласия. И в тот же момент ноги несут его прочь, в больницу. Не успевает на приёмные часы, но успевает к выписке на следующий день. И тогда догадка подтверждается. Андрей нехотя, но признаётся в случившемся. А горящие до этого глаза выглядят совсем уставшими.       В этот вечер Марат заявляется домой весь в крови и со сбитыми костяшками. Но чужая боль отомщена.       — Это было глупо и опрометчиво, — отчитывает его Андрей, когда Марат через несколько дней заходит к нему в гости. Он не стал врать и сказал правду. Но Васильев смотрит строго, даже слегка испугано. — Ты был один, а их трое.       — Ага. И все эти трое в больнице, — фыркает Суворов, хрустя печеньем.       — А если милиция узнает?! Что тогда?       — Не узнает. Я сказал им молчать, а то ещё раз огребутся.       — Маратка, ты дурак, — обессиленно шепчет Андрей, присаживаясь за стол. Их коленки соприкасаются от близости. — Так ведь не может продолжаться вечно...       — Да всё будет нормально. Ближайшие месяц ты их точно не увидишь.       — Да я ведь не об этом, — выдыхает Андрей, мнётся, губы свои облизывает. Марат почти не дышит в этот момент. — Тебя когда-нибудь убьют, Марат... А я этого не хочу.       — Почему? То есть, э-э...       Васильев закатывает глаза, наклоняется вперёд и, прервав поток слов, мягко целует в губы. Знает, чем это может обернуться для него. Но хочется до жути. Когда ещё такой шанс будет? А Марат не успевает почувствовать своего счастья. Потому что Андрей отстраняется слишком быстро. И теперь сидит, опустив взгляд, не дышит совсем.       — Ударить хочешь? — не выдерживает и спрашивает Андрей, косится так несмело. А глаза блестят.       — Нет, — только и выдыхает Сувовров. Облизывается, как будто пытается поймать вкус чужих губ. — Ещё хочу...       И целует уже на этот раз сам. Пылко, резко, хватаясь пальцами под рёбрами. Но его тут же кусают за губу, потому что больно ещё. Однако не отстраняются. Марат считает, что это победа.       Ему теперь вообще кажется, что всё по плечу. Вытащить видеопроигрыватель и кассеты? Да без проблем, ловите только! Устроить погоню и драку против четверых парней? Легко, только скажите где и когда. Найти быстро лишних двадцать-тридцать рублей для семьи любимого человека? Да и ещё раз да. Марат носится неизвестной силе и сияет как полуденное солнце. Только Вова иногда его притормаживает, говоря, что он в таком темпе скоро перегорит. Но ему самому так не кажется. Как можно перегореть из-за любви? Как можно сломаться, когда тебе отвечают взаимностью?       Марату наконец-то хорошо. Он наконец-то счастлив.       — Четверть закончим и поедем отдыхать за город, — мечтает Суворов, когда они собираются снова у него на квартире. Айгуль рисует афиши к кинофильмам, а Марат улёгся головой на колени к Андрею и совершенно отказывается помогать. Хотя при таком раскладе все выглядят довольными.       — Ты сначала её закончи, — усмехается Васильев.       — Во-во, — поддакивает девушка. — Я ему так говорю уже вторую неделю. А он всё мечтает.       — Ой, в этой стране уже и помечтать нельзя?! — Марат приподнимается, фыркает, как недовольный кот.       — Помечтать можно, — Андрей укладывает парня обратно, гладит по коротким волосам. Он сам недавно подстригся так же. Не то, чтобы это был его выбор. Он проиграл Турбо в споре и честно выполнил задание. Но кажется с новой причёской его ещё больше принимают за своего. — Только поедешь без меня.       — Почему?       — У меня на первые дни каникул намечено прослушивание в музыкальной академии в Москве. Они сотрудничают с консерваторией. Выпускникам потом будет легче туда поступить.       — Я поеду с тобой, — Марат целует ладонь Андрея, проводя губами по кончикам пальцев. — Буду личной охраной будущего лучшего пианиста страны.       — Ты сначала себе охрану найди, охранник.       — У меня Айгуль есть.       Айгуль глаза закатывает, но довольно усмехается.       — Кстати, Айгуль. Побудешь сегодня бухгалтером вместо меня? — просит Марат, когда они втроём выбираются из квартиры, чтобы отвезти готовые плакаты в салон. — А то намечается семейный вечер. Батя не поймёт, если я не приду.       — Какой деловой. У меня тоже так-то планы. Отец билеты в театр ещё две недели назад купил.       — Я могу, — предлагает помощь Андрей. — У меня планов никаких нет. Мама с Юлькой уехали в гости, так что я свободен.       — А не боишься? — улыбается мягко Марат, укладывая голову на плечо к Васильеву.       — А кого мне там бояться? Все свои же.       И правда, все свои. Андрей влился в эту компанию как свой. И даже если кто-то видит лишнее между ним и Маратом, то предпочитают молчать. В конце концов, это не их дело. Да и суровый взгляд Вовы не даёт распускать языки. А Васильев даже оказывается им полезным. Сам находит где-то фильмы, помогает с кассой, завлекает младшие классы на просмотр без запугиваний и угроз, как привыкли делать это пацаны. В общем, ему тут рады как младшему брату.       Вот и сегодня нет никаких проблем. Андрей пересчитывает несколько раз накопившиеся деньги, перевешивает плакаты, смотрит фильмы, которые на самом деле видел за последнюю неделю десятки раз. Всё идёт размеренно и спокойно.       Но садится солнце и спокойствие заканчивается. Потому что с наступление темноты и перед самым закрытием салона к ним заваливаются несколько незнакомых парней. Точнее ему незнакомых. Турбо с ними общается легко и непринуждённо. Однако от них веет чем-то странным, похабным, насмешливым. И голос внутри буквально кричит о том, что нужно уходить отсюда. Однако в тот же момент Андрей вспоминает о том, сколько парни вложили в этот салон. Может быть, поэтому Андрей цепляется за проигрыватель, когда Валере дают по голове железным прутом.       Он не отпускает вещь даже в тот момент, когда ему дважды ударяют в нос. Кровь льётся в рот, дышать получается с трудом, но Андрей продолжает сжимать проигрыватель как самую драгоценную вещь на свете. Его хватка слишком сильная и поэтому его буквально за шкирку тянут к машине, заталкивая на заднее сидение. Сердце внутри грохочет с такой силой, что ещё немного и раздробит грудную клетку. Пальцы застыли на чёрном пластике скорее от ужаса.       Это уже не школьная драка в раздевалке. Он оказался втянут в дела пострашнее.       — А этот откуда? — слышит Андрей, когда его притаскивают в незнакомое ему кафе. Он вообще ни разу не был в этой части города.       — Я с универсамовскими, — вставляет свои пару копеек Васильев. Притащившие его пацаны смеются рядом. Пластик под пальцами уже скрипит.       — Лицо твоё такое знакомое, — говорит ему парень возрастом с Вову. Взгляд прищуренный, насмешливый. Он заставляет слегка поёжиться. — Ты ведь Андрейка? Ты же Андрей, верно?       — Да, — хрипит Васильев, кивая.       — Моя сестрёнка с ума по тебе сходит! Нет, ты не подумай ничего плохого. Она просто в восторге от твоего таланта. Вы учитесь с ней в одном музыкальном классе. Вероничкой зовут. Да! Видел тебя на концерте месяц назад.       Андрей хмурится, но в голове всплывает образ какой-то там Вероники. Никогда бы не подумал, что у такой тихой девочки такой... брат.       — Не боись, Андрейка, — продолжает парень, когда начинает собираться после короткого звонка. — Тебя здесь никто не тронет. Ты вообще у нас пострадавшая сторона, правда? Ну, выбрал не ту компанию, с кем по молодости не бывало. Ты главное сейчас тут посиди и подумай, с кем тебе хочется остаться. А потом мы тебя отвезём домой. Я помню, что ты завтра Вероничке обещал сыграть на уроке, она меня уже одолела этим.       Нервная улыбка скользит по лицу. Но он вздрагивает, когда тяжёлая ладонь слегка похлопывает по плечу. Голос у человека вроде веселый, но вселяет какой-то ужас.       Когда дверь кафе хлопает, Андрей понимает, что с ним осталось двое. Они же смотря с открытым недовольством. Даже с презрением. Сердце в груди так и не успокаивается. Ему кажется, что все чувства внутри обострились. Звуки вокруг слишком громкие. Даже воздух другой, резче, холоднее. Он понимает: чем дольше он здесь, тем опаснее становится ситуация. Ему хочется надеяться, что он здесь не сгинет в полном одиночестве. Что его всё же ищут.       Он же Универсаму вроде бы не чужой человек.       — Эй, малец, — раздаётся голос откуда-то со стороны. Взгляд скользит сначала по часам на стене. Прошло минут тридцать, как он здесь. — Ты меня вообще слышишь?       Ему пускают дым в лицо, заставляя нахмуриться.       — Отдай проигрыватель, а. Мы вместе что-нибудь посмотрим, — просит его один из парней. Улыбка вроде добрая, но глаза недовольные. — Никуда он не денется. Скоро Жёлтый придёт, может он к тебе обратно вернётся. А то мы тут с ума сойдём так сидеть.       — Он не ваш, — шипит Васильев.       — Ну пока нет. Не против, если мы возьмём его в аренду, м? Всего на часок. А потом посмотрим, как дела пойдут.       Андрей смотрит на незнакомых ему парней и вдруг понимает, что это шанс. Единственный и возможно больше неповторимый. Но ради него придётся отдать проигрыватель.       — Вот и умница, — приговаривает другой, забирая вещь из ледяных рук.       Попытка всего одна. Они уходят от его столика максимально далеко, к телевизору, который стоит на барной стойке. Андрей с дрожью косится на коридор, который ведёт к двери. Бегает он быстро, даже городские соревнования как-то выигрывал. Нужно лишь сделать этот рывок. И он его делает. Слышит, как падает стул за спиной, как ему кричат в спину. Но для него сейчас главное оказаться у двери и...       И дверь оказывается заперта. Попытка провалена.       — Сучонок! — слышит он у самого уха. А за этим следует удар по лицу.       Щёку обжигает боль от удара, плечи неприятно врезаются в металлическую дверь. Андрей даже не успевает вздохнуть лишний раз, потому что удары повторяются снова и снова. В какой-то момент они кажутся уже холодными, как будто лицо в ледяную воду опускают. Но в тоже время удары становятся слабее, потому что человек напротив устаёт. И тогда вспоминаются уроки Марата, который говорил о том, что когда противник устаёт, нужно нанести хотя бы один удар. Удар чести.       И Андрей его наносит. Со всей силы, по челюсти. Человека как будто ударной волной относит на несколько метров. Даже думается, что от этого будет прок. Но в следующий же момент ему дают по ногам, сваливая. Он совершенно забыл о втором человеке. Его придавливают телом к полу, зажимая одну руку над головой, а вторую под коленом. Дышать почти невозможно, потому что парень сидит в районе грудной клетки.       — Пианист, да? — с усмешкой спрашивают у него. Андрей с ужасом замечает безумный огонь в глазах. А потом видит в руке складной нож. Лезвие переливается в красном свете. — Посмотрим, как ты сможешь играть без рук.       Андрей сразу же понимает, что произойдёт дальше. Поэтому и дёргается испуганно.       — Нет, прошу! — молит он, когда нож режет его плоть. — Прошу!       Следующие долгие минуты наполняются лишь его криками и звуками ломающихся костей. Их ведь всё ещё двое. Один режет сухожилия, другой давит тяжёлым ботинком кисть.       Боль от прошлых ударов становится лишь шуткой. Андрею мерещится Смерть в тот момент, когда они переходят на вторую руку. Она стоит, наклонившись над ним, как из старых страшилок. Вся в чёрном, с дурацкой косой и костяными пальцами. Но она лишь смотрит, молчит и не забирает с собой. Андрей её не зовёт, в какой-то момент он так и вовсе перестаёт кричать. Голоса давно нет, как и смысла в криках. Его всё равно никто не услышит, никто не поможет. Он принимает эту участь и просто надеется, что кто-нибудь отдаст его тело матери.       Его оставляют на том же полу в крови и грязи. Поэтому он отчётливо чувствует, когда входная дверь открывается. На него натыкаются вернувшиеся. К счастью, что не наступают. Хотя может это прекратило бы его мучения.       — Андрей? — зовёт знакомый голос. Это он сегодня говорил ему о Вероничке и о завтрашнем уроке в музыкальной школе. — Андрей...       Дальше время для него замирает. Сквозь пелену он слышит чужие разговоры и крики, чувствует, как его поднимают с пола, усаживают на тот же стул. Никто не смеет прикоснуться к его раздробленным рукам. Даже сам Андрей не находит в себе сил, чтобы взглянуть на этот ужас. Он лишь прижимает ладони к груди и сидит так, слегка покачиваясь на месте.       Отсчёт времени и реальность возвращаются к нему с выстрелами. Он рефлекторно сгибается, хотя не понимает зачем. Что будет, если он получит ещё и пулю? Он всё равно не доживёт до следующего дня. Но тело всё ещё продолжает бороться за жизнь.       Когда всё стихает, он чувствует руку на своём плече. Она горячая и знакомая. Андрей поднимает голову и видит Вову. Такого же помятого и сломленного. Кажется, не только его эта ночь потрепала. Он смотрит сначала в глаза, а потом на руки. Васильев видит, как дёргается чужой кадык, как подрагивают веки. Но его не отталкивают, не наносят ещё одну рану.       — Поехали домой, братишка, — Вова с трудом стаскивает с себя куртку и накидывает на плечи Андрея, помогая подняться.       На улице валит снег как в предновогоднем декабре. Андрей смотрит на хлопья, прижавшись лбом к стеклу двери переднего сидения. Но чем дальше они едут от кафе, тем отчётливее он понимает, что они едут не домой. Но сил сопротивляться у него нет. Наверное, теперь он навсегда забудет о том, как это сопротивляться.       Место оказывается знакомым. Пару раз Марат приводил его сюда. Обычно пацаны здесь собираются, чтобы поболтать или позаниматься спортом. Сейчас же здесь всё похоже на какое-то кладбище. Там в углу сидит побитый Зима, не ощущающий связи с реальностью, здесь, у входа, валяются кровавые бинты и сумка с медикаментами, чуть дальше стоят тазики с окровавленной водой. Даже больница столько крови не видела.       — Андрей! — вскрикивает Айгуль, когда ноги у Андрея совсем становятся ватными. Она успевает подхватить с другой стороны, и они с Вовой практически затаскивают его в коморку, где уже сидит побитый Марат.       — Андрей, — хрипит он и отталкивает блондиночку, которая стояла над ним с чистыми бинтами. Суворов буквально соскальзывает вниз на колени, давая больше места Васильеву. Их лица оказываются почти на одном уровне.       Только сейчас Андрей понимает, что видит мир вокруг только одним глазом. Второй закрыт и залит кровью. Его с трудом промывают горячей водой. Становится чуть легче. Но потом к нему возвращается способность кричать. Потому что Марат прикасается к сломанным запястьям.       — Марат, не лезь! — Вова оттаскивает брата за воротник куртки, давая больше места Наташе. Хорошей была идея попросить её сюда привезти. Хоть какая-то медицинская помощь.       Девушка не прикасается к рукам, смотрит так, подставив ближе настольную старую лампу. Но чем дольше она рассматривает раненые руки, тем тяжелее становится дыхание.       Андрей же вдруг вспоминает мать. Мать, которая плакала, подписывая документы о продаже большого семейного дома. Всё, чтобы Андрей смог продолжить учёбу. Всё на музыку. Всё ради музыки. Она ведь верила в то, что у сына талант. Верила в его руки, поэтому пошла на такие риски. Пошла наперекор собственной жизни, лишь бы Андрей смог осуществить мечту.       Мечта разбилась сегодня в незнакомом районе Казани.       — Я смогу играть? — хрипло спрашивает Андрей. Он смотрит в потолок, слёзы катятся по вискам.       — Я не врач, — отвечает Наташа, поджимая губы. — Тут нужно...       — Я смогу играть? — повторяется Васильев чуть настойчивее. Ему важно это услышать. Услышать хоть что-нибудь.       Девушка пугливо оборачивается на Вову. И тот ей лишь кивает. Даёт разрешение сказать правду.       — Не думаю, что ты сможешь даже ложку нормально держать, — выносит вердикт Наташа.       Тишина в комнате кажется звенящей. Глаза у Андрея закрываются сами собой. Если бы у него были силы, то он бы закричал. А так с губы срывается лишь уставший вздох. Он лежит так несколько секунд, а потом с трудом усаживается, опуская ноги на пол. Не смотрит ни на кого. Его взгляд абсолютно пустой.       — Я хочу домой, — шепчет он дрожащими губами.       — Тебе в больницу надо, — плачет рядом Айгуль. Ей хочется обнять друга, но понимает насколько будет больно родному человеку.       — Домой...       Вова на это только кивает. Помогает Андрею подняться, ведёт обратно к машине. Он не станет спорить, но скорую помощь потом вызовет на домашний адрес. Да и с матерью надо поговорить. В конце концов, здесь есть и его вина тоже. Точнее только его вина.       — Андрей, стой, — кричит им в спину Марат. Он ковыляющим шагом до них добирается. Вслед за ним на крыльцо выходят ещё несколько ребят. Андрей не успевает обернуться. Суворов виснет на нём, обнимая за плечи, не касаясь больных ладоней, но прижимаясь к плечу больным ухом. — Прости меня. Пожалуйста, прости...       — Пацаны не извиняются, — слышит он в ответ и слёзы катятся по щекам с тихим воем.       Дверца хлопает, машина уезжает, оставляя его одного посередине дороги.       Его мечта разбилась сегодня в родном районе Казани. Такой другой больше не будет.