***
Девушки идут по саду долго. Виолетта думает, что тот никогда не кончится, но Кристина это отрицает. Говорит, что скоро в город небольшой выйдут, где она всё объяснит. — Блин, а я без тапочек… Меня в психушку не увезут? Малышенко щеку изнутри кусает и на голые ноги смотрит. Крис качает головой: — Не увезут. Здесь психушек нет. Да и тапки потом сделаем тебе. Удивительно, но за какое-то малое время девушки смогли найти общий язык. Захарова рассказывает, что на Перепутье оказалась пару недель назад. Тоже не поняла, где она, а потом ей другая девушка, Кира, помогла. Они живут вместе. Медведева, как поняла Малышенко, на Перепутье уже год. Вилка не понимает ещё, что за Перепутье, но заинтересована. В голове мысли о сверхъестественном, но Вилка их опровергает. Она не верит во всю фантастику, считает её детским лепетом. — Вот и всё. Как тебе? Девушки останавливаются. Сад резко прерывается, трава зелёная остаётся позади. А впереди только асфальт, пентхаусы и обычные домики. А ещё очень мало человек. Лишь несколько мимо проходит, да и тем, видимо, плевать было на Кристину и Виолетту. Малышенко же осматривается с удивлением. Между садом и городом словно чёткая линия, даже цвет неба немного отличается. Это кажется странным. А Захарова, подхватив её за локоть, ведёт за собой: — Это кафешка, здесь вкусный кофе и охуительные печеньки. Это шмотки, тоже классные, я в них сейчас. А это клуб. Людей здесь мало обычно, зато тусы можно проводить небольшие. Кристина говорит об этом, рукой указывая на новый объект для разговора. Виолетта слушает это с восхищением, почему-то даже волноваться меньше стала, её уже так не морозит от неизвестности. — Говоришь, Кира лучше расскажет про это место? И скажет, каким автобусом отсюда можно уехать? Вилка на Крис смотрит с надеждой, и та, поджав губы, кивает. Тишина, прерываемая пением птиц, которые появились откуда-то. Шелест листвы ярких деревьев. Запах выпечки и кофе, а ещё свежести. Они подходят к клубу, о котором говорила Кристина. Та Малышенко пропускает вперёд, а потом сама заходит. В клубе никого, только фиолетовый неон горит. Вилка думает, что это место похоже на одно из давних-давних заведений, которое сгорело, вроде бы, из-за плохой проводки. А за барной стойкой сидит девушка. Волосы светлые, местами собранные в пучок. Глаза тёмные, на бровях шрамы. В чёрной рубашке и в чёрных штанах. Красивая. Она, увидев Кристину, машет ей рукой, а потом взглядом окидывает Виолетту. Малышенко улыбается ярко и, когда они с Крис подходят к стойке, протягивает барменше руку: — Я Вилка. Та брови поднимает, но жмёт её: — Кира. Виолетта кивает, а потом на стул забирается, начиная болтать ногами. Кристина рядом присаживается, смотря Кире в глаза. Та смотрит в ответ, а Захарова поясняет: — Новенькая. В саду встретила. Объяснишь ей, что к чему? Кира на радостную Вилку взгляд кидает, а затем кивает. Вздыхает, губу нижнюю прикусывает, спрашивая: — Что ты помнишь до того, как сюда попала? Виолетта замирает, задумываясь. Потом пожимает плечами: — Ничего. Ну, в плане ничего прям… недавнего. Крис с Кирой переглядываются, а Медведева добавляет: — Какое у тебя самое последнее воспоминание? Вилка хмурится, напрягается, а потом бормочет, когда перед глазами пролетают вспышки воспоминаний: — Я на квартире у друга была. Потом домой попёрла, уже поддатая и под кайфом. М… — она глаза потирает, а потом и виски, которые болеть начинают, — села на лавку… Бля, а зима же, нет? Почему здесь так тепло? Она начинает переживать. В голове словно уже есть ответ, но она не хочет верить в него. Малышенко мотает головой и продолжает: — А на лавке… Блять. Нет, быть не может, — Вилка головой качает и беспомощно на Кристину глядит. Та выглядит так, словно сожалеет. Но о чём? О чём она сожалеет? — Вил, успокойся. Всё в порядке. Ты знаешь ответ. Просто прими его, и всё будет куда проще. Захарова руку ей на плечо кладёт и слегка сжимает, поддерживая, а Малышенко выдавливает, переведя взволнованный взгляд на Киру: — Мне стало плохо. И… я, кажется, заснула… Но я не заснула, да? Это не сон? Медведева качает головой, словами не отвечая, а Вилке и так всё понятно. Её глаза начинают слезиться, она губы сухие облизывает и тихо спрашивает: — Я умерла?***
— Нет, это не смерть. Мы не мертвы, мы в коме. Не спрашивай, как поняли. Крис поддерживающе держит Виолетту за руку, пока Кира разливает им алкоголь. Малышенко шмыгает покрасневшим от слёз носом: — Бля, да как так… Мне двадцать только, какие, нахуй, комы… Медведева фыркает: — Такие же, как дурь. Нехуй было принимать, чтобы в кому не попадать. Думаешь, ты одна такая? Я от передоза здесь, ещё четыре человека. Крис от аварии, нетрезвая ехала и всё, пиздец. Ещё Гелька есть, её пытался убить сутенёр. Жизнь та ещё хуйня ебаная, но смерть хуже. Кристина поправляет волосы Виолетты и кивает на её сорочку: — Хочешь переодеться? Нет, ты и так нормально выглядишь, но… Малышенко грустно хмыкает: — А смысл? Типа… Всё равно я в жопе какой-то… Может, это вообще в моём сознании. Кира жмёт плечами и кладёт напротив Виолетты чупа-чупс: — Успокойся. Ничего не изменить, твоя судьба решится, когда ты поймёшь, чего хочешь. Захочешь вернуться — вернёшься, поймёшь, что хочешь идти дальше — уйдёшь дальше. У тебя месяц времени… Ну, месяц в этом месте, конечно же. Мы почти уверены, что на Земле, скажем так, время по-другому идёт. Виолетта трёт глаза пальцами и бормочет: — Это пиздец. Пиздец. Я никогда не думала… Я же просто баловалась. Дорогу, вторую… Чуть покурить… Как так вышло вообще? Я хочу стать музыканткой, исполнительницей рэпа, хочу быть, бля, легендой… Если я сейчас умру, то всё, пиздец, никто меня помнить не будет. Кристина кивает, прекрасно понимая чувства Малышенко. Она смотрит на свои избитые давным-давно костяшки, уже чистые, но до сих пор неправильной формы: — Так всегда. Когда живёшь, ты не думаешь, что однажды умрёшь. Точнее думаешь, но не по-серьёзному. Типа «да, это когда-то произойдёт, но я точно всё успею», а в итоге понимаешь, что не делал самое главное, что потратил свои годы на хуйню бесполезную. Я вот жалею, что не отвезла маму на море, что не помогла ей уйти от бати и брата, что стала такой же, как они. Виолетта сводит брови и кладёт ладонь на плечо Кристины. Она видит, как Кира вздыхает, прежде чем начать: — А я жалею, что не сделала бабушке с дедушкой зубы. Что не купила стиральную машинку, что не стала чемпионкой, как обещала. В итоге я в коме от передоза, что было миллион раз с моей матерью. Не знаю, справилась ли бабуля… Малышенко кусает губы, стараясь не расплакаться. Она берёт Медведеву за руку и говорит уверенно: — Ты возвращайся… Мне кажется, они ждут тебя. Кира шмыгает носом и закрывает лицо свободной ладонью. Её плечи дрожат: — Я боюсь, что их уже нет. Вернусь, а там никого… Пусто. Захарова гладит её плечо и шепчет: — Даже если так… Лучше пережить это, чем бежать от жизни. Кирюх, типа… Тебе охуеть как нужно вернуться. Кира сглатывает и поднимает взгляд на них. Чуть улыбается: — Вы так говорите, будто тоже хотите вернуться, но если бы действительно хотели и не сомневались… Малышенко опускает взгляд. Она смотрит на свои татуировки, пожимая плечами: — Я не знаю, зачем мне… В плане, никто не ждёт меня. Девушки нет, мужика тоже. Работы… Друзья сами скоро сюда попадут. Чё мне там делать? Я торчуха, наверное… Кристина смеётся, поглаживая её пальцы: — Да и чё? Бля, малышка, ты же известной быть хочешь? Возвращайся туда и будь известной. И мы с Кирой, если повезёт, будем слушать твои треки. Кира хохочет и, выпив виски, облизывает губы: — Уверена, у тебя треки матерные и с еблей. Виолетта краснеет: — Ну а чё! Хоть где-то ебля же должна быть.***
Они лежат на кровати в доме Кристины. Чисто, красиво… Захарова рассказала уже, что раньше всегда в сраче жила, а здесь научилась ухаживать за собой. — Крис, слушай… А вот если бы мы встретились, ты бы посмотрела на меня? Малышенко облизывает губы, переворачиваясь на живот и заинтересованно смотря на Крис. Та улыбается и пододвигается ближе. За полторы недели они стали близки, до безумия близки. Вилка знает, что у Кристины мало времени. Буквально пара дней — и она либо выйдет из комы, либо окончательно уйдёт. И перед этим Малышенко хочет любви с ней. Та вызывает трепет и самые нежные чувства, желание быть рядом… — Думаю, да. Я бы подарила тебе огромный букет и розового медвежонка, потом взяла бы на руки и поцеловала. Виолетта хочет плакать, но только улыбается. Она аккуратно забирается на Кристину и шепчет в её губы: — Поцелуй меня сейчас. Пока ты не ушла. И пообещай, что если запомнишь, что здесь было, и решишь вернуться в мир, то найдёшь меня. Найди меня, ладно? Захарова кивает. Её глаза блестят и Вилке они кажутся безумно красивыми. Поцелуй нежный, ласковый, едва-едва заметный, а после касания губ переходит на шею. Виолетта жмурится и сжимает плечи Кристины. Та спрашивает: — Мне остановиться? И в ответ получает чуть хриплое: — Нет. Ни за что. И позволяет стянуть с себя одежду самой Захаровой. Позволяет спуститься к груди, обласкать её и развести бёдра. Вилка никогда так быстро не влюблялась, она думает, что, возможно, виноваты условия, в которых они, но мысли быстро уходят на второй план, когда Кристина языком скользит по влажным половым губам. Пальцы путаются в светлых волосах. И так хочется остаться в этом миге навсегда. Так хочется, чтобы время остановилось… Ноги и руки переплетаются. Захарова шепчет засыпающей Виолетте: — Я найду тебя везде. Даже если не буду помнить, я найду тебя. Утром её уже нет. Она сделала свой выбор, но Вилка с Кирой не могут знать, какой.***
Спустя две недели постоянного общения между Виолеттой, Кирой и Гелей Малышенко поняла, что раньше нихуя в людях не разбиралась. Раньше она осуждала проституток, но после рассказала Новосёловой о её жизни Вилку пришлось успокаивать. Она открыла в себе нечто настоящее, правильное… Сочувствие, наверное. Она поняла, что не хуёвая. — Кирюх, слушай… Я что-то не понимаю, ты здесь уже… Малышенко смотрит на Медведеву и хмурится, понимая, что что-то не так. В голове не сходится… — Я здесь год и почти два месяца, Вил. Кира кивает. Она знает, что именно дошло до Виолетты. Вилка шмыгает носом: — Ты… Ты слишком долго здесь. Ты… Ты не вернёшься обратно, да? И плакать отчего-то хочется. Медведева тянет всхлипывающую Малышенко к себе и гладит по спине. Шепчет: — Я не знаю. Скорее всего нет. В первый месяц я настолько боялась сделать выбор, что не сделала его. И застряла. Виолетта жмурится: — Ты не можешь оставаться здесь вечно. Бля, Кирюх… Мы же друзья. И Крис. И Геля. Геля тоже скоро вернуться должна, у неё сын… Кира перебирает волосы Вилки и целует её в макушку: — Я знаю. Я попробую вернуться. Я… Я хочу этого, вроде бы. Ты тоже возвращайся, Вил, ладно? Уверена, Крис ждёт… А я и правда хочу обратно… Малышенко чувствует, как объятия становятся невесомыми. Она открывает глаза и не видит Медведеву рядом. Она ничего не видит. Вилка, заплаканная и потерянная, идёт домой к Геле, а той тоже нет. Виолетта теряется, оставаясь одна. Пару часов она просто бродит по улочкам и, подойдя к лазурной воде, решает вернуться. Решает вспомнить, с чего всё началось. Она медленно заходит в тёплую гладь, которая обволакивает тело. Вспоминает их с Кристиной первую встречу, вспоминает их поцелуи и чужие руки на своих… Первое, что слышит Вилка — писк. Размеренный, искусственный. И первое слово, которое она говорит: — Кристина.***
спустя пять месяцев. — Малышка! Виолетта бежит в распахнутые объятия и счастливо смеётся, прижимаясь к ней. Она бормочет: — Крис… Господи, каждый раз, когда мы с тобой, у меня ощущение, будто мы уже где-то встречались. Малышенко смотрит в горящие голубые глаза и принимает в подарок розового медведя и букет роз. Кристина кивает: — Понимаю, у меня также. Удивительно, что мы в одной больнице лежали и обе в коме. Жесть. Кирюха, кстати, с Лизкой и с Гелькой скоро подойдут. Захарова гладит руки Вилки, и та вдруг вспоминает чужое обещание. Думает, что это был прекрасный сон, и целует Крис. Возможно, когда-то они поймут, что их свело Перепутье. Возможно…