Китовые сказки о павлине

Ощущение мокроты и жары. Почему-то, он оказался в бане. Обычная, деревянная баня, в которой он купался всё детство, в родительском доме. Рядом лежал веник из каких-то листьев, связанных на конце веревкой. Полка с мылом и шампунем, мочалка и специальный скребок, для пяток. Так же была маленькая корзиночка, в которой были ароматные масла, самые разные, лаванда, розмарин, ромашка, какие хочешь! Самые разные, на свой вкус и цвет. Как-то в детстве, он случайно вылил на себя масло ромашки, и от него несло этим запахом целую неделю. Как сейчас помнит этот запах, который в воспоминанием вдруг оказался вокруг. Наверное, снова пролил... Дышать было чуть легче, хотя он любитель поддавать жару в бане, брызгая водой на раскаленные камни. Он был полностью обнаженным. Мокрым и обнажённым. Вдруг он услышал звук у двери и она мигом отворяется, запуская немного свежего воздуха. Там был Кэйа, половина его тела была размыта, размазана, не привлекала к себе, ведь представить его обнаженным было сложно, да и как-то, в голову такое даже не приходило. Помимо размытой некой цензуры, при нем было полотенце, немного прикрывающее его снизу. Тут то, рыжик испытывает слабый стыд, слабый, потому что его сознание не может переварить ситуацию слишком ярко, ведь он во сне. Наступает стеснение, ведь рыжик был даже без полотенца, размытая цензура не работала на него, он полностью беззащитен и голый. Вместо того, чтобы продолжить стыдится, он зачем-то подходит к Альбериху, берет его за руку и запускает в баню, а дверь, которая вела в предбанник, закрывает. Он слышит шуршание полотенца, как оно глухим звуком рухнуло на пол. Он стоит лицом к закрытой двери, его сон осознанный, но речь фильтровать не может полноценно, по этому спрашивает. — ты меня любишь? — он так хочет услышать положительный ответ, так хочет быть любимым, ведь сам очень любит. Он чувствует прикосновения к своей талии, пальцы слегка дотрагивались до него, а затем скользили по боковым мышцам пресса, сомкнувшись на середине. Было так тепло от этого чувства. Никакой похоти, только любовь. — Очень. — шёпот был кажись далеко, а кажись прямо под ухом, к сожалению, во снах звуки могут не так чётко передаваться, по этому, было ясно только то, что этот ответ донёсся сзади. Так нежно, будто бы скользишь по шёлковой ткани, или купаешься в сливках. Не хотелось просыпаться, хотелось остаться здесь и оставаться быть любимым. Но такой сон долго себя не продержит, реальность хочет вернуть к себе предвестника, напомнить ему, что пока что, он с Кэйей не в отношениях, да и будут ли они? Если Альбедо его обогнал... Эта приятная пелена нежности продолжалась не долго. Пришлось открыть глаза, снова стать одиноким, нелюбимым человеком. Правильно ли любить того, кто тебе не предназначен? Может быть, и нет... Ещё больнее стало от того, что большая часть фрагментов сна просто испарилась, будто бы их и не было. Забыл... Он как будто бы что-то потерял, от этого чувства было так обидно и плохо. Он скручивается в клубочек, прижимает колени к груди и начинает в них вдавливать нос. Это должно пройти, все эти обиды, боли, тоска по человеку. Скоро он успокоиться, должен успокоиться, а то его сердце разорвётся на миллионы маленьких, буквально крошечных лоскутков. Было раннее утро и немного холодно. Солнечные лучи били в затылок, по этому Аякс поворачивается на встречу солнышка, получив дозу лучей в глазки. За окном было очень солнечно, аж окна вспотели. Хотелось вдохнуть уличным, влажным воздухом. Он отворачивается от окна, оставаясь лежать на спине, только уже смотря в потолок. Подложив руки под голову, ему было интересно, как там сейчас Тевкр, Тоня, Антон, родители? Он к ним так и не зашёл, не попрощался, не поцеловал их в лобики, не почитал сказок на ночь... В погоне за своими чувствами он начинает рваться между общественным мнением Снежной и собственными чувствами. А примут ли его младшие братья и сестра? Примут ли старшие? А родители? Вряд-ли кто-то примет гомосексуализм. В любом случае, разве есть смысл отступать? На самом деле - да... Он может отступить, хоть прямо сейчас, сказать что-то по типу "пошло всё к черту!" и убежать. Может, просто он не хочет. Ноги чувствовали себя уже лучше, да и сам он себя чувствовал покрепче. Хотелось уйти, всё таки, чужой дом, чужая деревня, нет знакомых лиц. Он встаёт и чувствует ровно ничего, ни боли, ни усталости, ни ломкости. Вряд-ли он восстановился полностью, но всё равно, стоять и ходить поди уже может. Он слегка прошёлся, осмотрелся, в поиске какого-нибудь зеркала, а потом обнаружил зеркало встроенное в расчёску. Взяв эту расчёску, он поставил её так, чтобы она опиралась о стенку, и собственно чтобы он смог себя развидеть. Рассматривая себя, он понял, на сколько выглядит потрёпанным. Он был ещё неприятно потным, скорее сальным, хотелось отмыться от этой дряни... Либо же, ему кажется. Пока есть время, он застёгивает рубашку полностью, но вдруг замечает, что она оказывается тоже грязная. Было как-то неловко, от осознания, что его обнимал Кэйа в таком обличии. Может, ему всё равно каков он? Может, правда волновался и ему плевать хоть грязный, хоть рванный?... Штаны как оказалось, имели потёртости, рваные дыры, которые слава архонту были не так заметны, но тоже имели грязь. Можно было просто раздеться прямо сейчас и быть чище в разы так, хотя бы немного. Но так нельзя, да и застенчивость не позволит, и воспитание. Воспитанные мальчики не ходят голышом. Приведя себя хотя бы немного в порядок, он прикасается к уху и тут то он понимает, серёжки нет... Ему нужно оставить оплату за то, что его спасли. Он готов был расплатиться своим украшением, но его не оказалось. Что же ему оставить после себя? Пошурша по карманам, он ничего не находит, абсолютно ничего. Завидев свой пиджак на стуле, он начал обыскивать карманы, в надежде найти что-нибудь ценное, в качестве не только оплаты, но и благодарности. Он находит горсть монет, хоть их и мало, но отплатить больше нечем. Оставил денежную благодарность он на столе, на самом видном месте. Кровать за собой он застелил, а затем посмотрел в окно. Ни души, все пока что ещё спят, самое время сбежать от сюда к любимому, правда, вряд-ли он любим в ответ. После работы с Ордо фавониус, он в курсе, что те работают с утра, а сейчас поди уже достаточно рано? Часов нигде не наблюдалось и это плохо, ведь может быть и восемь утра и пять утра. Он забирает пиджак. Тихо открыв дверь, он медленно начинает скользить по дому, боясь, как бы как-нибудь половица случайно не скрипнула. Выйдя в коридор, он видит долгожданные часы. На часах время было тридцать минут восьмого. Он понимает, что добежать до крепости Мондштандта успеет, пока регион не начнёт шуметь и потихоньку просыпаться. Подойдя к входной двери, он видит свои сапоги, надевает, и начинает изучать замок на двери. Как оказалось, замка и не было, была защёлка, но на ней были брелки из металлов, которые и создавали иллюцию ключей. Он слегка берет эти брелки, открывает потихоньку защёлку, а потом выходит из дома на улицу. Закрыв за собой дверь, он её слегка подпирает и слышит, как звякнули брелки. Наверное, это работает как сигнализация. Он уходит, дышит свежим воздухом, в надежде, что никто его не тронет за это, кому какое дело до него? Никакого. Вот и у него нет ни к кому дела. Шёл он по мокрой траве, на которой была роса. Небо было голубое голубое, с золотым отливом, а солнце было очень яркое, жёлтое, горячее. Лучи прогревали землю и за одно рыжее солнышко, которое покидало Спрингвейл и шло прямой дорогой в крепость Мондштандта. Он наблюдал, как красиво и в то же время жутко расстилался туман над Сидровым озером, что даже мост был окутан этим туманом. Рядом с водой было ещё холоднее и намного влажнее. Он перешёл на бег, бежал, в надежде, что вот вот увидит его. Он бежит легко на встречу туману и лучам солнышка. Вступив на каменную плиту, он бежал уже по мосту. Туман разумеется был не настолько густым, чтобы закрывать горизонт, по этому рыцарей Ордо фавониус было видно. Было видно, как один из них позвал кого-то, и этим "кто-то" оказался Капитан кавалерии Мондштандта. Время будто бы замедлилось, словно есть только он в этом мире. На самом деле, стража, стоящая на воротах очень осудительно покосились на предвестника, но сделать ему ничего не могли. Рыцари разошлись, а одноглазый думал уже разворачиваться в какую-нибудь из сторон, но не тут то было. Чайльд бежит и видит перед собой цель. Его замечают в самый последний момент, но он уже врезается в Альбериха и заключает его в крепкие объятия. Он упирается носом в шею, чувствуя аромат духов, и чего-то особенного. Этот аромат его слегка приводил в бурные чувства. Синевласый в шоковом состоянии, на секунду он даже не понял, кто в него врезался, а как осознал, крепко вцепился руками и в ответ. Это было очень неожиданно, рано утром, вот так... Немыслимо. Кэйа испытал такие превосходные чувства, будто бы самое нежное, ласковое, шёлковое создание к нему прибежало в руки. Хотелось вновь расцеловать чужие щеки, коснуться лба и носика, поцеловать костяшки рук, а так же страстно и нежно поцеловать в губы так, как никого никогда не целовал в жизни. Это его милый ненаглядный Аякс... Милый, самый милый. Очаровательный, милый лисёнок.Хотелось крикнуть "Я люблю тебя!!!", но не сейчас, не на улице, ни при коллегах. Рыжик берётся за смуглые руки и начинает вести куда-то вдоль кварталов, под окнами, куда-то в тайное место. Обычно, пары так делают, когда хотят уединиться, по этому смуглые щёки слегка покрываются румянцем. Но ведь все мы понимаем, они ещё не пара, всё может резко пойти под откос. Они заходят за какой-то дом, со стороны которой не было ни окон, ни дверей. Вот тут то они снова начинают обниматься, как влюбленные голубки. Синевласый вдруг тихо, немного мурча, задаёт вопрос. — Время раннее, а ты тут как тут, ты что, убежал? Или тебя выгнали? — он улыбается, он рад этой встречи. — Сбежал. — Он всё ещё держит его крепкой хваткой, не может отпустить, слишком сильно скучал. — А чего сбежал? — мило конечно, но этот момент был явно непонятен, может, тут правда таиться ужасная причина? Теория прямо сейчас такова, что рыжика просто вышвырнули. Почему-то последовало молчание. Васильковый глаз смотрит на эти пустые синие сапфиры, пытается предугадать либо фразу, либо действие. Что угодно, но эти глаза будто бы было невозможно прочитать, их текст размыт и был покрыт матовым покрытием. Или что-то всё же проскакивает... Аякс краснеет, а затем наклоняет голову и целует в щёку. Как это расценивать? Причина побега кроется в Кэйе? Хотелось думать так, хотя на самом деле это так и есть, правда этот жест каждый теперь рассматривает по своему и у каждого свои надежды. Капитан краснеет, потеет и стесняется, он поджимает губы, а взгляд его масляно блестит, смотря на своего тайно любимого фатуи. Они могли бы поцеловаться прямо сейчас, но что им мешает? Только неизвестность, а спросить прямо об взаимоотношениях Альбедо и Альбериха будет очень некорректно и бестактно. Может быть, позже как-нибудь? Да и может быть, такого не наступит. Как уже говорилось ранее, они в одной лодке, но смотрят по разные носики этой лодки... Один думает одно, а второй другое, но ведь один разговор поди сможет смести эти сомнения и страхи в прах? Вот только, что-то не разрешает им поговорить об этом.

***

Кэйа увёл Тарталью к себе домой, чтобы сделать ему перевязку. И так, предвестник сидел полуголый на столе, ждал, когда ему уже всё перевяжут. К этому моменту уже наступил вечер, пока они ходили по разным местам, пока кто чем занимался, в итоге судьба снова свела их вместе. Чайльд смотрел в потолок, немного смущался находиться в таком беззащитном положении, хотя если подумать, то что в этом такого? Ему наоборот помогают, от этого наоборот должно быть приятно. Ему приятно. Он лишь думал, правильно ли он сделал, что поцеловал в щеку? Он ещё и не спросил можно ли это сделать, а так же, до сих пор не знает кем является алхимик для одноглазого. Вдруг, он сделал ошибку? Хотя, наверное, его бы оттолкнули, если бы сомнения подтвердились. Но сейчас только лишь неизвестность. Рискнуть ему или нет? Спросить или нет? Он устал ревновать, устал таить обиду на самого себя, но единственное от чего он не устал - это любить, а любовь его медленно сжирает, ведь не было бы этого проклятого чувства, тогда бы и не было ни ревностей, ни обид, ни слёз. Вообще ничего не было. Тут он слегка застонал, ведь ему стало больно, слишком сильно перетянули бинт. — тебе больно? Прости, прости... — Альберих пытается всё исправить, чтобы случайно не повредить ранки и не сделать ещё больнее, хотя и без того знает, что причиняет боль, но по другому никак... Тишина, а после чего, до озадаченного Аякса доходит вдруг воспоминание о семье. Пора бы вернуться... Да и поди членам организации хотелось бы послушать что-нибудь "интересное". О архонты, он и забыл, что его отправляли сюда, с ультиматумом высосать из них всю информацию, чтобы в случае войны, разрыва мирных морских путей, или другой выгодной позиции ударить по самым слабым местам. Вот только, использовать он не хочет. Он начинает говорить печально. — Мне надо будет уехать в ближайшее время домой, когда будет корабль? А то я в календаре сбился, не помню. — Он опечален и тем, что не навестил семью перед отъездом, и тем, что ему прийдётся бросить Кэйю... Тот ему очень грустно ответил. — Завтра... — Завтра... Это вроде так близко, но и так далеко, хотя на самом деле, по сравнению со всем годом, это всего лишь единица в месяце. В общем, понятнее, тоскливо, что завтрашний день уже так скоро, а значит, Аякс уедет, и неизвестно когда приедет. — почему ты так опечален? — он наклоняет голову, и вновь занимается уже так сказать своей привычкой, убирать чужие волосы за уши. На самом деле, он и сам опечален, он не хочет его бросать, а вдруг, когда он вернётся, к нему совсем остынут? Или вовсе, какая-нибудь ссора между регионами произойдет, и тогда они и вовсе не увидятся никогда!!! — Ты мне важен... — он признался в этом. Было трудно, но он признался. Этим вечером вопрос об чувствах к Альбедо никто так и не поднял, про поцелуй никто не спросил, да и в общем смысле, они посидели поговорили по душам, но больше романтичных поцелуев в щеки не было. Может быть, звёзды так сойдутся, что они остынут друг к другу и всё? И мучения тогда уж точно кончатся.