Мелодия души

      Шэнь Цинцю провёл кончиками пальцев по гуциню, неуверенно смотря на инструмент. Он хотел… Он хотел выразить всё: все свои чувства, таящиеся глубоко в сердце. Всё же решив потренироваться в новой песне. Сочинённой им, но так и не получившей названия. Ему хотелось показать всё, каждый кусочек своего сердца. Но он не умел говорить без… Без яда. Прятать чувства — маленький минус его личности. И он просто хотел научится говорить о своих чувствах иначе, но боль на душе безумно пугала его. До ужаса. Желание защититься от возможной боли, что причинят ему другие узнав о нем, больше пугало. Поэтому Шэнь Цзю научился прятать каждую эмоцию в ледяном спокойствии и выглядеть абсолютно холодным для каждого. Лучше прогнать прочь сразу, чем снова оступиться. Каждое утро или проснувшись от кошмара он задумывался лишь об одном. Что будет если открыться? Что было бы, открой он свою душу хотя бы кому-нибудь? Кому-то одному. Но каждый раз он приходил к одному: открыть себя музыкой для мира. Мир и, если небожители соизволят услышать, не подумает осудить. Он ведь простой человек, верно?       Мелодия была сочинена им еще в ученичество. Сейчас он всё ещё не знал как назвать её, так и просилось что-то особенное… Имеющее смысл. Но всё же как? Вздохнув, он только снова перебирал струны, играя мелодию. Ненадолго задумавшись, рука как-то сама сыграла часть мелодии иначе и вышло что-то поистине невероятное… Совершенно иное, что-то… Глубоко запрятанное им в душе и сердце словно выскользнуло из-под присмотра. Это легкое движение изменило холодную мольбу, едва слышимую где-то на грани сознания… Так мягко, легко, словно было изначально там и должно было быть. Шэнь Цзю решил позволить этому легкому вдохновению продолжить эту задумчивую мысль.       Мягкая, ласковая, словно нашептывающая мириады прекрасных слов заботы и любых выражений любви вдруг будто дрогнула и… Обратилась в иное. Трепетное, осторожно окружающее, внимательно вслушивающееся в чужие чувства и желания, почти не требующее ответа, лишь дающее возможность просто принять то о чем играется… Словно… Словно мелодия играется со знанием о том, что слушающий предназначен судьбой. Глаза как-то сами собой прикрылись и пальцы продолжили играть по этому наитию и дальше. Словно душе это срочно нужно было выговорить миру.       Песня из прежней, кажущейся обманчиво поющей о любви вдруг обратилась в абсолютно иное вновь. Она не шептала, не кричала о высоких чувствах. Мелодия пела то словно опускаясь до едва-едва различимого шёпота, то поднималась будто боясь потерять, не удержать и расплескать истинное наслаждение. Мелодия будто не боялась, что мир вокруг разрушится: совсем не думала о вдруг потеряющих всю свою воду реках и морях, даже игнорировала то, что горы могут вдруг дрогнуть и осыпаться, превратившись в невозможно пустые и несчастные пустыни, покрытые лишь булыжниками и песком. Безжизненно одиноких, тихих и с тем опасных. Опасливо смотрящих на гостя своей пустоты, опасливо зовущих в единственный среди них оазис, что кажется иллюзией. Мелодия лишь уверенно говорила о том, что всегда будет рядом и никогда не отпустит. Чтобы не случилось. То возвышаясь до небес, обращаясь в звезды и прячась там, среди облаков с любопытством смотря на землю. Или спускаясь назад на землю, падая каплями воды на сухую землю и одаривая ту живительной влагой. Мягкая и заботливая едва различимая в небесах… Будто крича о чем-то важном, невероятно нужном, но не способная докричаться. Твёрдая и решительная, разбивающаяся о землю капля дождя. И медленно впитываемая сухой, пустынной землей. Которой эта вода не принесет ничего, кроме едва ощутимого, но такого важного и когда-то необходимого легкого спасения. Ныне совершенно не важного, но с тем эта пустыня ждет это спасение в роли редкого дождя. Дождя, не ветра или песчаной бури.       Приоткрыв глаза, он прикоснулся к струнам и вздохнул. Взгляд сам скользнул по всему вокруг, солнце уже медленно клонилось на запад, но день ещё не закончился. Не было той пустыни, о которой пела мелодия. Не было этой безысходности. Дул легкий, едва ощутимый ветер. Листья бамбука шелестели, где-то вдали слышался звонкий смех счастливых учеников. Он же даже не позволял себе никогда подобного, хотелось… А так порой хотелось. Лишь затем он обернулся и столкнулся со своим гостем взглядами. Шэнь Цинцю был удивлен, что его не отвлекли от игры на гуцине. Где-то внутри что-то запаниковало. Эта мелодия была его личной отдушиной, помогающей держать мысли в порядке. Хоть раз проявлять эмоции и отдавать их музыкальному инструменту, что обращал их в мелодию и прятал где-то… Где-то в этом мире. — Прошу простить Шэнь-шисюн… Этот шиди не желал мешать…       От этих слов дыхание как-то само задержалось, и он едва не забыл сделать новый вдох. Он никогда к нему так не обращался… Слышал ли Лю Цингэ мелодию полностью или же только то, что игралось по наитию? Он замер, а затем стыдливо отвернулся, поспешно прикрывая не то веером, не то рукавом алеющие щеки. Он же не слышал? Шэнь Цзю безумно надеялся, что не слышал и не придал значения мелодии. Похоже не услышав ответа, гость решил подойти ближе или посчитал, что лучше бы он помешал и не увидел того, что сейчас произошло? Или скорее не ожидал подобного поведения? Шэнь Цинцю пытался взять свои эмоции под контроль, но это давалось с таким трудом… — Шисюн? — Лю-шиди слышал мелодию или только пришёл?       Пытаясь совладать с голосом, который так и норовил опуститься до стыдливого шёпота. Щеки всё ещё пылали и с этим ничего не получалось сделать. Как снова взять эмоции под контроль?! Веер! Шэнь Цинцю быстро схватил лежавшее рядом полезное украшение, собираясь спрятаться за ним. — Этот шиди слышал мелодию.       Ответ Лю Цингэ ошарашил еще больше. Нет, нет… Нет! Веер мгновенно прикрыл часть лица, а взгляд стыдливо метнулся к молодому бамбуку. Никто не должен слышать эту мелодию! Она даже названия не получила! И пока он не придумает ей название никто не должен был слышать эту мелодию, кроме Шэнь Цинцю. И только сейчас в голову камнем ударило осознание. Веер состоит из деревянных дощечек со сквозным рисунком, делающим столь удобное и красивое украшение почти прозрачным! Его видно. Его подернутые смущением щеки видно… И этот стыдливо прячущийся взгляд тоже! Всё ещё пытаясь совладать с собой, он попытался выровнять голос, но всё ещё терпел поражение, тот продолжал упорно опускаться до шёпота. Почему ничего не получается?! Спокойствие, дарованное мелодией, улетучилось вместе с ней, позволив панике и смущению охватить всю его сущность. — И что думает о том, что услышал Лю-шиди?       Зачем он спросил его об этом?! Этот варвар ведь не разбирается в этом! Наверняка! Он только и знает, что сражаться и не более! — Это… Невероятно прекрасно… Этому шиди показалось, словно мелодия — это признание в любви от всего мира для небес… Выраженное без слов.       Отозвался тот, но затем неуверенно прокашлялся. Повисла неуютная, поглощающая все и смущающая тишина. Веер в руках дрогнул и взгляд словно сам собой метнулся на говорившего. Только сейчас сердце вздрогнуло так, будто его поймали на горячем, когда он только впервые попытался обокрасть кого-то. Когда он еще был жалким рабом, которого за любую оплошность могут избить, оставив без еды на неделю. Волнение закрыло все предыдущие чувства собой, но не дало желанного успокоения. И медленно приходящее осознание того, почему мелодия вдруг изменилась вспыхнула яркой искрой. Он позволил наитию, своей душе открыть более запретные ее части и вылить это в музыку. Лишь сегодня сам того не осознавая задумался о тщательно спрятанных чувствах, играя эту мелодию. Вновь кое-как взяв под контроль голос, он вновь ответил. — Этот сочинил мелодию еще в ученичестве.       Веер снова прикрыл лицо по привычке. Но спрятаться за ним и без того было невозможно. Ну почему он решил взять этот веер, а не другой. Более надежный. Сейчас эти дощечки были соломинкой, которую Шэнь Цзю хватал, пытаясь не утонуть в бурной реке не только собственных эмоций, но самой ситуации, что так пугала его. — Тогда почему ее никто не слышал? Она невероятна.       Тихий вздох. Как объяснить, что это его личная мелодия, в которой он выражает все свои эмоции и спасается? Шэнь Цинцю отвернулся, задумываясь. Он совершенно не знал, как все это объяснить? Абсолютно все. И то, что он играл мелодию в полной тишине, в глубине бамбуковой рощи, где никто не потревожит. В полном одиночестве. Даже без учеников! Что играл для себя. Внутри бешено, словно птица, пойманная умелыми руками, билось сердце. Взгляд опустился на гуцинь, будто там был ответ на вопрос. — Ты сочинил ее для себя? Мелодия похожа на…тебя.       Шэнь Цзю только с вопросом посмотрел на Лю Цингэ. У него все-таки есть мозги?! И где он их прятал раньше? Все что он мог только кивнуть. И отвести неуверенный взгляд. Все же, играя эту мелодию он позволял своим эмоциям брать верх над ним. Он не играл, как обычно это делают. Не по определенным нотам. Играла его разбитая болью душа. Выживающая с самого начала. Даже сейчас. Так кому кроме самого Шэнь Цинцю слушать эту мелодию? Ее ведь никто не поймет… Так как следует. — Лю-шиди хотел предложить очередной спарринг и поэтому пришел? — Я передумал. — Что?       Шэнь Цзю сразу же поднял взгляд на неожиданного гостя, опуская веер. Как это «передумал»? Он же вечно обвинял его в том, что Шэнь Цзю не делал ни разу в жизни и о чем не задумывался. Но сейчас он выглядел даже виноватее, чем обычно Юэ Цинъюань… Так… Тут что-то не так. Он же не мог понять?! Не должен был! Или… Понял? — Прости. Я… Стоило давно поговорить… Но теперь поздно? — Ты… Ты понял смысл мелодии?       Шэнь Цинцю подскочил, совсем позабыв о веере. Он ожидал подобных слов от Юэ Цинъюаня, но никак не от Лю Цингэ. Не мог же этот варвар действительно полностью понять о чем играл для себя его шисюн?! Шэнь Цзю вновь задержал дыхание, почти испуганно смотря на человека напротив. Либо его шиди одержим, либо он действительно что-то понял. И Шэнь Цинцю больше ставил на первое. Оно звучит как правда куда больше, чем второе. Но следующие слова заставили полностью отринуть вариант с «одержимостью». — Я не уверен… Так почему бы нам не начать знакомство заново? — Этот… Да… Давай… Начнем с начала…       Шэнь Цинцю поднял веер, нервно им обмахиваясь. Может… Им действительно стоит начать с начала? Вдруг это и будет решением всего? И при всем при этом… очень давно. Шэнь Цзю снова неуверенно посмотрел на Лю Цингэ. Вновь неожиданная давящая тишина. Что им… Делать теперь? Объяснится? С чего начать? Шэнь Цинцю сложил веер и убрал его, собираясь унести инструмент подальше. Вдруг их знакомство снова не заладиться? — Знаешь… Тогда. Я ждал интересного поединка. И каждый раз звал вновь сразиться, ожидая его… Но ты ловко уворачивался. — Я… На самом деле я не хотел… Причинить тебе зла. Ни разу. Просто… Почему это так сложно произнести!       Шэнь Цзю резко поднял гуцинь, собираясь унести его в бамбуковую хижину. Стоило сделать несколько шагов прочь, испуганно прижимая к себе инструмент, как его остановили. Он обернулся, смотря в чужие глаза и ища там ответ. Поймав себя на том, что он не позволительно долго смотрит на лицо другого человека Шэнь Цинцю отвернулся, краснея от мысли, что он еще больше нарушает приличия. Но произнести правду для него было по-настоящему слишком сложно. Гораздо проще сбежать прочь, скрыться и исчезнуть. Но только не сказать все честно. Что-то внутри сжималось от страха, подсказывая снова промолчать и исчезнуть из виду. Похоже это стало частью его и въелось так, словно всегда было должно быть там, где оно сейчас. Шэнь Цинцю все же отвел взгляд, пытаясь осознать всю ситуацию и объясниться. Но какую бы стратегию он ни придумывал для отступления она казалась проигрышной. Словно волна разбивалась о скалу и казалась совершенно нерабочей. — Прости, что постоянно говорил о том, что ты слаб как заклинатель. Ты… гораздо лучше разбираешься в том, что изучают на твоем пике. Не думаю, что твой учитель выбрал бы кого-то не способного на замену себе… — В сравнении с шисюнами и шиди этот похоже был лучшим выбором по мнению шифу.       Шэнь Цинцю снова попытался отойти и уйти к себе в бамбуковую хижину, но остановился сам в половине шага. — Как много из мелодии понял шиди? — Смотря, о чем ты говоришь.       Шэнь Цзю неуверенно осмотрел Лю Цингэ пытаясь сформулировать мысль, которая его очень сильно волновала. Собравшись с силами, он чуть опустил гуцинь, частично прикрывавший его лицо вместо веера. Раз они решили начать с начала и уже начали с правды, то… спросит. — Шиди говорил, что мелодия похожа на признание. Почему? — Этот шиди… Сам не понял почему, но мелодия действительно была похожа на это.       Шэнь Цинцю внимательно присмотрелся к чужому лицу, но затем покачал головой прогоняя мысль о том, что ему врут. Этот человек вряд ли на это способен. А может и вовсе не способен. Он слишком прямолинеен, насколько заметил Шэнь Цинцю за все время их знакомства. И похоже от этого иногда игнорировал приличия, даже будучи отпрыском дворянской семьи. Тяжелый вздох и в голове мелькнула мысль о возможном названии песни. — Этот просто задумался и позволил спрятанным когда-то давно чувствам изменить изначальную мелодию. Мелодия…       Чужой взгляд оказался довольно удивленным. И немного недоверчивым. Или Шэнь Цинцю снова позволил своей паранойе выискивать что-то затаенное? Очередной тяжелый вздох и он снова покачал головой, пытаясь прогнать лишние мысли. Только те навязчиво цеплялись и оставались, заседая глубже. Все же лучше оставить все сейчас как есть, не давая проснувшимся чувствам больше воли. Может они испортят все даже больше. Значительно больше! Лучше действительно вернуться в бамбуковую хижину и затаится там. Пока Шэнь Цзю не сможет взять все эмоции под контроль. Он все же отвернулся и направился к своему единственному убежищу. Вот только Лю Цингэ резко развернул его и… Шэнь Цинцю едва не выронил инструмент из рук, когда чужие губы коснулись его. Сердце замерло и, кажется, просто рухнуло куда-то в пропасть в таком состоянии. Лишь затем он почувствовал как-то испуганно ударило в груди и снова трепетно замерло. Если бы не инструмент в руках горный лорд Цинцзин может что-то и сделал… Но мыслей, что он бы сделал совершенно не было. Все словно смыло быстрым и бурным потоком неожиданных чувств. Лишь затем он все же позволил себе ответить на неожиданный поцелуй.       И с этим он кое-что понял о себе. Ему совершенно не важны эти дурацкие лишние слова, что так часто говорят. Слова часто могут быть обманом, чем-то дающим какую-то надежду. Сказать о чем-то, но совершенно не выполнить сказанного. Собственный опыт слишком хорошо об этом говорил. Говорить действиями куда надежнее. Ты не ожидаешь этого, но это дает тебе более крепкую надежду на то, что обычно говорится словами. Что оно будет исполнено. Это… Действительно куда лучше. И как действия будут истолкованы кажется совершенно не важным. Ты сделал то, что сделал. Шэнь Цинцю неуверенно посмотрел на человека перед ним, когда поцелуй прервался. — Я ведь… Верно понял?       Неуверенная улыбка лорда Байчжань, заставила улыбнуться и самому. Впервые столь… По-настоящему честно для кого-то совершенно постороннего. Или быть может уже нет?