Такой знакомый мир

Моя сестра, которая мертва уже лет пять, а может быть, и десять, давно ждала, когда меня повесят, и чёрные носила кружева. Её ловушек чудом избежав, я пил вино отравленной улыбки и, сна мираж развеивая зыбкий, в ночи у горла чувствовал кинжал. Кузен-король любил её, но зря: ему случилось первым оступиться, и дух его, как маленькая птица, поднялся к небу ей благодаря. Моя сестра, которая мертва уже лет пять, а может быть, и двадцать, умела беззастенчиво смеяться, вонзая в грудь безжалостно слова, отточенные шпильки. Перед ней склонялись иноземные тираны и, кровью оросив подол багряный, оружие слагали на войне. Руки её холодной и любви просить хотели многие, но тщетно; она же оставалась безответна, моё запястье пальцами обвив. Моя сестра, которая мертва уже лет пять, а может быть, и тридцать, под простынями тёмными из ситца скрывала нож, как красоту — вдова, а в рукаве — любимую иглу. Хотя вуаль не раз приподнималась, для чужака предназначалось жало, мне доставался каждый поцелуй. Теперь она спокойна под землёй… так отчего легко и упоённо, ко мне сойдя с пустующего трона, хохочет тень проклятая её?