Элли Дуэ — MIDDLE OF THE NIGHT
— Да, я всё понял, исправлю, — омега смотрит на Намджуна: тот сегодня слишком радостный, пытается не лыбиться, но видно, как у него сводит мышцы лица; на нём белая рубашка и тёплый коричневый свитер, связанный крупными петлями. — Что-то ещё, Нам? — неформальное общение в офисе не приветствуется, но Чонгук клал на это свой большой и толстый… в целом не важно. Намджун выпрямляется, улыбаясь уже открыто, так что его ямочки становятся более заметными, а светлые завитые волосы превращают его в того самого солнечного мальчика из детских сказок. Святая простота. Сама невинность. Намджун — будто выбравшийся со страниц книг Братьев Гримм (не таких уж детских, как оказывается). Сбежавшая принцесса — по-юношески целеустремлённая, верящая в добро и мечтающая о выдуманном принце, которым может обернуться заколдованное, лишённое всякой нравственности чудовище. В общем Намджун всегда такой: окружает себя милыми мелочами в виде маленьких плюшевых игрушек, стоящих на его рабочем столе, рамочек с фотографиями… Взять даже тот же пушистый брелок в форме помпона. Намджун похож на зефир: мягкий, чуть надавишь — и он тут же промнётся, примет нужную форму. — Ты пойдёшь на площадь Кванхвамун? — заискивающе интересуется Джун, распространяя по кабинету сладкий запах герани. Вздрагивает и вцепляется в тяжёлую стопку папок, стоит Чонгуку подвинуться ближе и испугать его резким звуком скрипнувших по паркету колес. Да. Площадь Кванхвамун. Чонгук о ней позабыл, а это чуть ли не главное место в Сеуле, где есть всё: от выставок картин, до палаток со сладостями, от которых у особенно прожорливых на следующий день крутит животы. Молодые люди напиваются, старики наслаждаются запахом выпечки и грохочущим салютом, подставляя морщинистые лица под яркие блики, а дети… дети всё ещё кричат. — Вряд ли, — устало выдыхает Чонгук, потирая глаза пальцами. У него нет никакого желания морозить свои кости под холодным вечерним, а после ночным небом. Ни кисловато-сладкий глинтвейн с перечным привкусом, ни ягодные пряники в форме звёзд, ни даже салют — ничто не способно вытащить его из дома в ближайшее время. Всё это любит Джун, поэтому для него этот день был не просто лишним выходным, чего не скажешь о Чонгуке. Если бы у людей над головой светился индикатор заряда батарейки, у Гука он мигал бы красным. Намджун понимающе кивает, хотя видно, что его такой ответ не устраивает. Он демонстративно вздыхает, поджимая побледневшие губы в тонкую полоску. Что скрывать? Он мечтал вытянуть друга из скорлупы, которой стала квартира омеги, и вывести в свет. Вот только давить Джун не привык, и Чонгук ему за это благодарен. — Тогда увидимся после праздников, — монотонно выдыхает Намджун, выходя из кабинета, оставляя Гука с тяжким чувством вины, что оседает внутри чем-то назойливым и липким. Да почему он должен? У Намджуна явно есть альфа или друзья, с которыми он может провести этот праздничный вечер. Чонгук не является ни тем, ни другим. Он скорее где-то посередине — посередине между молотом и наковальней, нежеланием и виной, затерявшейся в голове. Намджун — хороший друг, который появился, стоило Чонгуку устроиться в компанию. Он налетел на Чонгука в первый же день на перерыве, рассказал о своей лохматой белой собаке породы самоед, которую ему подарили к окончанию старшей школы. Рассказал о подкатывающем к нему хамоватом альфе из финансового отдела. О том, что любит чай с мятой и зиму, с её вечным снегом, быстротечными днями и тихой ночью. Чонгук не планировал заводить друзей так быстро, а с Джуном у них как-то сразу сложилось, само собой. Наверное, это и есть что-то настоящее? Неподкупное? Когда никто не старается понравиться, когда нет масок, когда ты можешь быть самим собой и тебя всё равно будут принимать. Так и появляются лучшие друзья? Близкие? Любовь всей жизни? Возможно… Для Чонгука всё это ещё остаётся неизвестным, неизученным, каким-то далёким. Потому что в дружбу он пытался лишь однажды, а в любовь не посчастливилось вообще. Словно та обходит его стороной. В глазах омеги — безмятежность и отрешенность. Он словно ледяной, безэмоциональный, поцелованный самой Снежной Королевой, подарившей ему замёрзшее сердце. День на работе проходит под шум перепалок коллег и постоянно грохочущих дверей, под тоску, что оседает Чонгуку на плечи неподъёмной плитой. Буквы в отчётах танцуют вальс перед глазами вместе со снежинками за окном. Остался последний день до выходных — но омеге от этого не так радостно, как его коллегам. Не то чтобы он не хотел отдыхать, просто на сердце безмерно тоскливо. Чонгук закрывает последнюю папку, проваливаясь в быстрые мысли о жизни, которые стали посещать его всё чаще. Родители расспрашивают его об альфе, которого у омеги нет, о замужестве, которого омега избегает, как… красного цветка — манящего, но опасного. На экране телефона высвечивается двадцать четвёртое декабря, шесть часов вечера. Вставать и куда-то идти Чонгуку не хочется. Подняться помогает только желание выпить кофе. Да, вечером, да, Чонгук понимает, что потом не будет спать, но если эта пряная радость способна вызвать в нём что-то, похожее на эмоции, он готов отказаться ото сна. Намджун заглядывает с осторожностью: — Ты тут переночевать решил? — и смеётся. — Нет, я-то не против, можешь за меня отчёты доделать, но не кажется тебе, что дом — куда лучшее место, чтобы выспаться? Дом… Четыре дня наедине со своими мыслями. Омега морщится, будто съел что-то кислое, нехотя поднимается, бренча ключами от машины и прищуриваясь, чтобы хоть что-то разглядеть в уже начавшемся снежном буране.Мелани Мартинес — Pacify Her
Чонгук буксует в сугробе, слыша жалобное шуршание колёс, и ударяет голыми промёрзшими руками по рулю, падая на него лбом. Пытается снова, но стоит обернуться — и он наблюдает снег, брызгами разлетающийся из-под колёс. Протяжно завывая, омега морщится: вот тебе и первый рождественский подарок. Потирая замёрзшие руки и пытаясь согреть их дыханием, он несколько раз со злостью пинает по колёсам и оглядывается. У кого бы попросить помощи? Сам он себя точно не вытолкнет, где вообще видано, чтобы в Сеуле были такие сугробы? Чонгук проклинает себя за то, что проигнорировал вечерний прогноз погоды, а после устало смахнул сообщение о штормовом предупреждении. Вот и пожинает теперь плоды наивной беспечности. Омега считает про себя, чтобы успокоиться — в таком взвинченном состоянии вряд ли получится что-то решить. — Проблемы? — слышится сбоку чей-то мягкий тихий голос. Но даже так от неожиданности Чонгук подпрыгивает. Кто там ещё? Обернувшись, он видит перед собой чудо чудное, сбежавшее, наверное, с детского праздника. Паренёк в зелёном колпаке, с красным от мороза носом и… эльфийскими ушами? Чудно. — Никаких, — буркает Чонгук и возвращается к своему горю. Разглядывает колёса, присаживаясь на корточки: лопаты под рукой нет, а раскачка взад-вперёд не дала результатов. — А всё-таки? — снова он. У незнакомца светлые, слегка завитые волосы, из-под куртки торчит кремовый воротник, а штаны в цвет колпака, такие же ярко-зелёные. Только коричневых ботинок не хватает, и точно — эльф, сбежавший из отряда Санта-Клауса. У них же там отряд, или как это называется? — Да вот, застрял, — всё-таки сдаётся Чонгук. Может, этот паренёк поворожит, и всё поедет? Чем чёрт не шутит? — А ты сядь, я помогу, — очень он радостный, даже чересчур, улыбка до ушей. Как только на морозе лицо не трескается? Поможет? Чем? Запряжёт оленей? Или подтолкнёт сзади? Паренёк на вид худой, руки как лапша, явно не сдвинет машину с места. — Ну… попробуй, — не ожидая ничего хорошего, всё-таки соглашается Чонгук: других помощников на горизонте как-то не видно, бери что дают. Он в этой затее не уверен, но садится обратно за руль, смотрит в зеркало заднего вида и снова пытается тронуться с места. Главное — паренька не задавить. Когда машина поддаётся и выбирается из сугроба, Чонгук хлопает по рулю, выдыхая с матами: промёрз до костей, вроде бы утеплённая куртка, а не помогает, каждая жилка дрожит. — Вот и всё, — эльф снова выпрыгивает из ниоткуда, почти ударяясь лбом с Чонгуком, который выбирается из машины, чтобы поблагодарить. Да уж, а он не верил, что такой хлюпик сможет ему чем-то помочь. Тоже омега, наверное. — Спасибо, — и руку протягивает. — Не ожидал, что сработает. — А ты верь, — и жмёт руку. — Всегда верь, и всё получится. Наивный — вот что первым приходит на ум Чонгук, когда он снова разглядывает эльфа. Вера не всегда помогает, какой бы сильной она ни была. — Меня, кстати, Тэхён зовут, — продолжает эльф. Он совсем не выглядит замёрзшим, словно такая морозная погода по нему. Сумасшествие. — Чонгук, — сам не понимая почему, отвечает омега. Губы уже потрескались и вот-вот закровоточат; у него где-то есть бальзам, нужно использовать по назначению. — Ты не заболеешь? — Я-то? — и смеётся, закидывая голову назад, оголяя светлую кожу на шее и воротник, к которому прилипли снежинки. — Мне и не холодно вовсе. Чудно. Как так, такой минус, совершенно не для Сеула, а этот Тэхён в одном колпаке. Уши уже красные, а он даже не морщится! Не пытается спрятаться или укрыться в ближайшей кофейне. Не кутается. Стоит себе смирно. Может быть, уже настолько промёрз, что и не соображает вовсе? — На твоём месте я бы так не разгуливал, — Чонгук говорит нравоучительно, почти как его папа. Папа, который ворчал на маленького Гуки, стоило ему выйти в минус пятнадцать без шапки, и грозился поставить омегу в угол. Вот бы сейчас в родительский дом, поесть сладких пончиков, которые папа-омега пёк каждое Рождество, — обсыпанных сахарной пудрой и с кремом внутри. Выпить горячего чая и уснуть под убаюкивающую песню дедушки. Было бы славно. Но всё это остаётся в мечтах, далёких и детских. — Ещё увидимся, — подмигивает Тэхён, когда Чонгук всё-таки садится в машину. Звучит так, будто Тэхён точно знает, что да, они ещё увидятся. Чонгук в этом не уверен. — Угу, — недоверчиво тянет омега. Снег усиливается. Трудяги на снегоуборочных машинах будут работать всю ночь, покупать кофе с собой, греть о горячий стакан замёрзшие пальцы. Выдыхать дым от сигарет и всматриваться в непроглядную ночь. Утром они вернутся к семьям, будут готовиться к празднику. А потом выйдут на площадь — с детьми и мужьями, с родителями и братьями. И все — малыши и взрослые, молодые и старые — загадают желания. Чтобы следующий год был лучше, чтобы родные не болели, чтобы сдать экзамены или устроиться на хорошую работу, чтобы подарили собаку или велосипед. У каждого в мыслях что-то своё, сокровенное, что обязательно должно сбыться, — и будет лучше, если сразу под утро, с наступлением Рождества.❁
Лёжа в кровати, Чонгук разглядывает ночное небо сквозь незашторенное окно. В правой руке — стакан с горячим какао, а в левой — старый фотоальбом. На снимках Чонгук счастлив, улыбается себе взрослому беззаботно, сидит под ёлкой и распаковывает подарок: кажется, в том году ему подарили ролики. Чонгук на них расшиб себе лоб, стёр колени, но был по-детски счастлив. Сейчас у него в сердце льдинка, попавшая туда год назад и застрявшая, кажется, навсегда. Чонгук вдруг понял, что жизнь на вкус приторна и горька. Что всё происходящее циклично и то, что могло обрадовать его в десять лет, стало обыденностью. Ешь что хочешь, ходи куда хочешь, ни тебе удивлений, ни радости в мелочах, ни детского визга, когда отец дарит велосипед на двенадцатый день рождения. Ничего. Только самостоятельность, что стала для Чонгука синонимом тоски по тем эмоциям, которые жизнь дарила ему раньше. Но он привык, не отчаивается и не жалуется, просто идёт дальше, понимая, что все яркие эмоции остались в прошлом. В доме совершенно не празднично. Намджун закидал их переписку украшенной квартирой: там и стена в гирляндах и снежинках, и ёлка в потолок — с пёстрыми шариками и мерцающим дождиком. Куча красных носков и венок на входной двери. Намджун праздник встречает с улыбкой, вот бы он поделился с Чонгуком этим ощущением беззаботности. Омега разглядывает серые стены и плотные шторы — всё обыденно, и попыток добавить чего-то яркого он не предпринимает. Чуть позже ему позвонит папа: расскажет, как они с отцом украсили дом, обязательно отправит фотографию ужина и своё счастливое лицо. Чонгук будет смотреть, скучать, тоже что-то ответит, а потом уснёт, завернувшись в плед и забыв о приглашении Джуна на площадь. Звонок в дверь выбивает из колеи. Стоящий возле раковины омега оборачивается и тихо выдыхает. Наверное показалось? На часах девять вечера, кто так поздно будет стучаться в чужую дверь, вместо того, чтобы быть с родными? Чонгук ждёт, минуту точно. Снова звонок, стук в дверь, тишина. Омега делает шаг в прихожую, останавливает руку на выключателе и слышит биение собственного сердца. Чертовщина какая-то. На третий раз он всё-таки подходит к двери, прокашливаясь. — Кто там? — попытка сделать голос более грубым заканчивается провалом. — Тэхён! — слышится знакомый голос. — Я помог тебе с машиной, помнишь? Чонгук помнит. Только всё ещё не понимает, что этому Тэхёну здесь нужно? И как он узнал адрес? Взгляд падает на сигнализацию: стоит нажать кнопку, и охрана тут же выедет на место. Чонгука вытаскивать из дома не нужно, он не Золушка, а Тэхён не Фея-крёстная, на бал его не заберёт и хрустальные туфли не подарит. Не станет и принцем, показавшим новую жизнь. Только зачем он пришёл, всё ещё неясно. — Ты тут? — уже не стучит, просто говорит громче, чтобы было слышно через закрытую дверь. — Да, — шёпотом отвечает. — Зачем пришёл? — уже громче. — Подарить тебе праздник! — его смех заразителен, чист и звонок. — Ну же, впусти! У меня подарок для тебя есть! Подарок? Для Чонгука? Они же знакомы без году пару часов. Омега не понимает, если честно, уже ничего. Подумаешь, помог машину толкнуть, следить-то зачем? — Ты следил за мной? — предполагает. — Я похож на маньяка? Просто узнал, где ты живёшь, дар у меня такой, — звучит неправдоподобно. Насколько культурно держать гостя за дверью и разговаривать с ним вот так? Чонгук не знает. Но на свой страх и риск дверь открывает. Тэхён всё ещё в том костюме, только зелёный колпак держит в руках. Из-под пушистых светлых волос выглядывают острые уши, больше омега не видит ничего. Потому что Тэхён держит коробку на уровне своего лица. Коробку, наполненную стеклянными игрушками, золотым дождиком и еловыми ветками. Чонгук ошарашен, он в недоумении, ему кажется, что этот парень сумасшедший. А если так подумать… то кто нет? Омега пропускает не совсем званого гостя внутрь квартиры и захлопывает дверь. Если Тэхён сейчас достанет дробовик или нож, Чонгук не удивится, ему будет плевать. Вот как он себя чувствует. — Там ещё конфетные трости, — и уже протягивает одну из них не уверенному во всей ситуации Чонгуку. Омега конфету берёт, а после робко приглашает Тэхёна в зал, где ничего и не намекает на праздник. Где кремовые обои, телевизор и несколько тумб — ни тебе ёлки, ни даже затерявшейся гирлянды. Чонгук не готовился, он планировал проспать весь рождественский отпуск, но в его планы вмешался Тэхён. Чонгук только сейчас понимает, что от того не пахнет феромонами, наверное, бета? А ещё его уши похожи на настоящие, омега правда пытался разглядеть клей или скотч, но уши будто растут из головы Тэхёна и не имеют креплений. — Так, — Тэхён один раз хлопает ладонями, растирает их и смотрит, будто к чему-то готовится. — Это совсем не дело, а подарочки-то куда? Какие подарочки? Чудной, очень чудной этот Тэхён. Чересчур. Всё в нём странно, начиная от штанов и заканчивая ушами, которые так и хочется потрогать, но это как минимум некультурно. — Из чего уши-то? — не устояв перед любопытством, Чонгук всё-таки копается в коробке, выкладывая на диван её содержимое. — Из кожи, хрящей… — начинают перечислять. — А ты чего спрашиваешь? Может, он на солнце перегрелся или всё-таки замёрз тогда у машины? — Я про эльфийские, — почти закатывая глаза, объясняет Чонгук. — Ну, а я про что? Чонгук морщится, не веря. Операция какая-то, что ли? В целом это не его дело, внешность человека явно не касается никого, кроме него самого. — М-м-м… — тянет омега, — хорошо… И скрывает удивление. Нет, ну надо же на такое решиться! Уши себе оперировать. — А ты чего расселся? — эльф пихает яркий дождик ему в руки, — давай-давай, у нас всего пара часов, а потом… — А потом что? — не дослушивает Чонгук. Пришёл в его дом, ещё и хозяйничает. — Еда, истории рождественские. Знаешь какие-нибудь? — Тэхён смотрит, но ответа не дожидается. — Ничего, я знаю! Активный он, даже как-то неловко. Чонгук распутывает дождик и бурчит себе под нос, но Тэхёна не прогоняет. Он впервые за долгое время что-то чувствует, кроме бескрайней, утягивающей за собой тоски. Тоски по прошлому. Кто-то назвал это чувство трауром, Чонгук с этим полностью согласен, хоть и никогда не был с ним знаком. — У тебя такое лицо, — Тэхён надувает губы, — будто ты хочешь дать мне в глаз? — предполагает, но тут же взрывается басистым хохотом. Это же шутка, ну? Было бы славно. Омега ставит коробку на стол в зале. Ему нужно выпить. Желательно что-то крепкое, чтобы наутро ничего не вспомнить. Мало ли, что ему привиделось? Может быть, он так заработался, что Тэхён — просто мираж? Галлюцинация? Ещё уши эти покоя не дают: как он их так приклеил, что они даже не спадают, когда он резко двигается? Чонгук моргает, отворачиваясь, понимая… что уже в открытую пялится. Это не то чтобы некрасиво, просто быть застуканным не хотелось бы. — Так-так, — потирая руки, Тэхён вытаскивает дождик и как-то быстро доходит до стены, прилепляет его на двусторонний скотч, — красота! — Пхах, — всё-таки не сдерживается Гук. Тэхён забавный, всё в нём забавное. Его быстрая походка, яркая мимика, одежда эта… Он что, даже не переодевался, столько часов прошло с их случайной встречи? По городу так ходил? Точно аниматор. — Что такое? — Тэхён осматривает себя. — Заляпался где-то? Так и знал! — Нет-нет! — выставляя перед собой руки, быстро тараторит Гук. — Всё хорошо, это я с непривычки, знаешь, не каждый день к тебе заваливаются парни с ушками эльфа и устраивают Рождество по доброй воле. — С ушками? С этими? — и играется с кончиками, щёлкая по ним подушечками пальцев. — Отвалятся же! — беспокоится Гук. — Ты, наверное, старался, ну… с гримом. — Это мои… — отыскивая конфету на дне коробки, противится Тэхён. — Настоящие! — и звучит так убедительно. Значит, операция? Совсем чудак. — Больно было? — да, лучше Чонгук ничего не придумал. — Операция всё-таки. — Ты что? — закашливается Тэхён. — Я с ними родился! Вот теперь Гуку стыдно, он даже готов спрятаться в свою комнату. Надо было такое ляпнуть. Его, небось, дразнили всю жизнь, мерзко подшучивали, дети в школе не давали прохода. Чонгук прикрывает глаза, задирая голову к потолку: — Прости, — вот он прямо сейчас готов сам себе вмазать. — Я не подумал. — Да брось, за что извиняешься? Всё понимаю, впервые у тебя такое знакомство. Тэхён, он… тёплый? Он лишён всяких предрассудков и открыт, как оголённый нерв. Со всеми своими яркими эмоциями, помощью, прямо волонтёр. Точно! Он, наверное, с детьми играл и поэтому не переоделся, а ещё такая врождённая особенность, вот Тэхён и пользуется ей! Чонгук уже устал предполагать, поэтому быстро старается переключиться с бедных ушей Тэхёна на что-то более интересное. Куда уж интереснее? Тут живой экспонат. — Впервые… — соглашается Гук. — А ты это… знаю, невежливо, но я должен знать, ты кто? — вдруг, он альфа, просто Чонгук этого не может почувствовать? Тогда напиваться будет опасно. Вот только думать надо было раньше, он уже впустил его в свой дом. Сейчас ещё предложит ему сбежать в далёкую страну, где***
Чонгук просыпается не сразу, отрывает голову от дивана, оглядываясь по сторонам, и жмурится от утреннего солнца. Тэхёна нет. Сбежал? Может, омега его всё-таки напугал. А было действительно хорошо, спокойно даже, слушать эти выдуманные истории, смех, видеть его блестящие от радости глаза. Едва поднимаясь, он нащупывает под собой конверт, и тут же открывает его.Дорогой Чонгук,
Прости, что я не попрощался, но ведь это не последняя наша встреча? Я обязательно навещу тебя на будущей неделе. Если ты не передумаешь, мы поедем с тобой ко мне на родину. Сейчас у меня очень важные эльфийские дела. Оленят покормить надо, прибраться за ними, оплеух надавать разгильдяям, которые забыли детям подарки положить. Много чего. Хлопот полон рот. Но мы обязательно ещё встретимся, твоё «пиво» мне очень понравилось, поэтому я взял одну бутылку с собой, но вместо неё оставил тебе печенье. Мой милый друг завёз его утром, пока ты спал. Надеюсь, теперь, тебе не так грустно. Я очень хотел, подарить тебе немного Рождества. Не забывай меня. И спасибо.Твой Тэхён
И Чонгук находит свёрток, в котором печенье в форме звёздочек и месяцев, ещё раз пробегается по строчкам. Значит, это ему не приснилось? И эльф был? Значит, это не было сном? Долгим, декабрьским сном.