Гномик

Четвероклассник Павлик Ланской был самым маленьким и тщедушным в классе. А по характеру тихим и молчаливым. Еще в детском саду и во дворе его иногда дразнили и даже поколачивали более крепкие и бойкие ребята, но он не боялся их, а пытался изо всех сил дать обидчикам отпор. Так его учил папа. " Если покажешь врагам свой страх, они никогда не отстанут, -- говорил папа. -- Надо дать им понять, что тебя никогда не сломать. Лучше убежать или спрятаться, но никогда не подчиняться чужой воле. Больно будет -- терпи, страшно будет -- преодолевай страх. Страшно и больно бывает всем. Но надо перешагнуть через страх. Учись, малыш, быть стойким. Стойкого человека никто не собьет с пути". Так Павлик и справлялся -- с обидами, болью, насмешками. Бывало, дрался, иногда его наказывали воспитатели и учителя. Но это было нечасто. По большей части, жил он вполне спокойно и счастливо, у него была любящая семья, много игрушек, книжек, с четырех лет он стал заниматься музыкой, когда родители увидели, что у сына есть к ней способности. Павлик занимался в музыкальной школе, играл на фортепьяно и, по словам преподавателей, делал успехи. В обычной школе он был твердым отличником, особенно хорошо успевал по математике и иностранным языкам. Незадолго до того, как он пошел в четвертый класс, в его семье случились два больших события -- радостное и печальное: в июне родился его младший братик Олежик, а в начале июля погиб в автокатастрофе папа, когда вечером возвращался с работы. В его машину врезался сильно пьяный водитель. Причем сам он не пострадал, а папа погиб сразу. Павлик очень горевал вместе с мамой, но старался хоть чем-то утешить и отвлечь ее, чтобы она меньше плакала. Ведь маленький Олежка чутко ощущал настроение мамы и расстраивался вместе с ней. Павлик помогал маме чем мог, он бегал в магазин и на молочную кухню, научился платить по счетам, убирал дома и сидел с братиком, когда маме надо было куда-то пойти. Он утешал Олежку, когда тот плакал, сам переодевал его, даже научился делать ему молочную смесь, сам кормил и давал попить воды. Всегда следил за бутылочками брата, чтобы они были чистыми и простерилизованными, а потом сам научился иногда стирать и гладить его почти кукольные одëжки. " Спасибо тебе, сыночек, ты мой самый главный помощник, -- устало улыбалась мама. -- Иди, поиграй во двор или посмотри мультики, поиграй с телефоном, тебе надо жить как все дети, а не брать на себя мои хлопоты. Сейчас я постепенно привыкну, ты снова пойдёшь в школу, занимайся там хорошо, не думай, я сама справлюсь. Другие справляются, и мы сможем. Не переживай, все у нас наладится". Павлик обнимал маму, но часто видел как она тихо плачет, возясь на кухне или убирая в доме. Сердце его сжималось от горечи, и он старался чем-нибудь хорошим отвлечь ее. В школе первое время было тихо. Ребята не приставали к нему с разговорами о смерти папы. Учительница, как обычно, посадила его за первую парту, чтобы ему было лучше видно с доски. Как сироте ему были теперь положены бесплатные завтрак и обед в школе, но Павлик не пользовался этим правом. Во-первых, еда была очень невкусная, а во-вторых, он вообще был малоежкой. И, самое главное, ему было очень стыдно есть задаром. Мама всегда давала ему с собой фрукты или сок в пакетике и маленькую упаковку сухих печенек-крекеров или бутерброд с сыром, ему вполне этого хватало. А вот другие его одноклассники наворачивали за обе щеки школьный завтрак, а некоторые и обед, и даже отнимали друг у друга еду. Но на завтрак Павлика никто не покушался, пока в класс в октябре не пришла новая девочка Даша, старше других на год. Она сначала вела себя осторожно, присматривалась что к чему, а потом освоилась и начала лазать по чужим рюкзакам и портфелям и таскать еду и все, что ей нравилось. Даша была худая, а ела за троих. Когда ее стыдили за то, что она брала чужое, она только глупо улыбалась, хлопала глазами и обещала больше так не делать. Но через несколько дней начинала снова. И семья у нее была очень обеспеченная, так что сказать, что Даша недоедала, было нельзя. Когда учительница вызвала ее мать, наглую, скандальную женщину, та долго орала, что она мать-одиночка и не даст свою девочку в обиду из-за того, что она "просто немножко играет" и вообще, все дети друг у друга что-то таскают, и это дело учительницы их воспитывать, а не срывать родителей с работы по пустякам. Даша делала обиженный вид, а потом начинала снова. Кроме того, она оказалась сплетницей, ябедой, знала много ругательств и обожала врать и ссорить всех в классе. Постепенно она перессорила всех, дети стали грубыми, агрессивными, часто дрались и скандалили. Учительница наказывала Дашу, ставила ее в угол у доски, а потом прибегала ее мать, снова орала и строчила жалобы завучу. Павлик тоже нервничал и ссорился с другими ребятами. Однажды в декабре Даша влезла в его рюкзак, стащила сверток с завтраком и слопала его. Но это было полбеды. Она стащила кошелëк, в котором лежали деньги, выданные мамой Павлику, чтобы он купил после школы постное масло, яйца, кефир и капусту. Мама впервые за долгое время решила приготовить пирожки, и Павлик очень хотел ей помочь. И даже это были еще пустяки, но в кошельке лежал новый рецепт на январь для молочной кухни, чтобы получать питание Олежке. Павлик сразу понял, кто обчистил его, и рванулся к Даше, которая, сидя на окне в коридоре, хрупала его яблоком и хихикала. -- Отдай мой кошелек! -- потребовал Павлик -- А то что? Лопнешь? Подумаешь, в нем и денег толком нет, всего жалкие пятьсот рублей! -- нагло ответила Даша. -- Ты из семьи нищебродов, да? И жратва у тебя нищенская! -- Можешь подавиться деньгами, но отдай кошелек! -- повторил Павлик -- А вот не отдам! Мне он нравится! Он красивый! Он вообще не для маленьких дурачков, как ты, а для взрослых мужчин! Я его подарю маминому другу Жоре! -- Даша показала Павлику язык. -- Вот тебе, что, съел, клоп? Павлик сжал кулаки. Кошелек был папин, мама дала его ему в том числе и в память о нем. Но девочек бить нельзя. И он сказал: -- Хорошо, можешь взять его, несчастная жадина, только дай мне его на минуту, мне надо забрать из него рецепт. -- Что-что? Какой еще рецепт? Это вот этот? -- Даша вытащили из кармана своих вонючих драных джинс сложенный вчетверо рецепт. -- А, так это теперь мой! Теперь я буду получать отборное молоко и кефир и кушать вместо твоего сраного дебила-братца! Мне надо хорошо кушать, чтобы кожа и волосы были красивые! Павлик взбесился, кровь прилила к голове. -- Как ты назвала моего брата, гадина? -- тихо и яростно спросил он. -- Ты еще и глухой, точно у вас вся семейка придурочная, мама правильно говорила! Ой, смотри не лопни, клоп вонючий, мамкина корзиночка! А мамка-то твоя шалава, со всеми подряд спит, братца сама не знает от кого родила, а папашу твоего ухайдокала, а ты бегай как бобик, мамке твоей шлюхе служи! -- гоготала Даша. Но договорить у нее не получилось. Павлик схватил ее за руку и вырвал рецепт, а потом другой рукой отвесил ей пощечину. -- Это тебе за моих маму и брата, вонючая скотина, -- сказал с ненавистью Павлик. -- А если тебе мало будет, я еще добавлю. Даша сразу заткнулась, будто ее выключили, но в следующую минуту с диким ревом бросилась на Павлика и стала его душить. -- Никто не имеет права брать назад то, что я хочу! -- заорала она. -- Это все мое, мое! Даша, хоть и худая, но довольно длинная и тяжелая, так набросилась на Павлика, что он не удержался и упал, они покатились по полу школьного коридора, дубася друг друга куда попало. Одноклассники, крича и подбадривая их, стали снимать драку на свои телефоны. Павлика и Дашу растащила учительница. Даша почти не пострадала, а вот у Павлика шла кровь из носа, он был сильно расцарапан, весь в синяках и ссадинах и даже рубашка была порвана. Учительница отругала ребят, что они не остановили дерущихся сразу, и повела Павлика к врачу, а Даше велела умыться. Даша продолжала орать гадости про Павлика и его семью, а остальные одноклассники смеялись, ведь не каждый день им везло на такие зрелища. Школьный врач очень встревожился, увидев избитого Павлика. Он долго осматривал его, несколько раз светил фонариком в глаза и спрашивал, не кружится ли у него голова и не тошнит ли его. Но Павлик молча качал головой и терпеливо ждал, пока врач обрабатывал его синяки и царапины. -- Павлик, ты точно нормально себя чувствуешь? Домой сам дойдешь? Хочешь, мой сын Женя тебя проводит? -- тревожно спрашивал врач. -- Я сейчас его позову, у него все равно вторая физкультура, он в зале в баскетбол гоняет. Ты же знаешь Женю, пойдёшь с ним? Хочешь? Павлик отрицательно мотал головой. -- Павлик, ты можешь говорить? -- допытывался врач. -- Ты испугался? Боишься сказать? А что у тебя в руке? Павлик поднял на него глаза, полные слез, и вздохнул. Он боялся начать плакать. Даша успела разорвать рецепт, и от него остались только клочки, которые он показал врачу. -- Ты расстроился, что эта девчонка разорвала рецепт? Так не переживай, ваша врач новый выпишет, я ей сейчас позвоню, я ее знаю, -- пообещал врач. -- Сейчас иди домой, выпей сладкого чаю и полежи спокойно. Ничего не бойся, малыш, все будет хорошо. Павлик кивнул и вышел из медкабинета. Учительница отдала его рюкзак и спросила: -- Сколько Аносова у тебя взяла денег? -- 500 рублей, -- ответил Павлик. -- Мать продукты просила купить... Учительница отсчитала ему деньги из своего кошелька: -- Вот, бери, раз мама просила. Тебе нельзя ее сейчас лишний раз расстраивать. -- Нет, а как же... Это ведь ваши, -- попытался отказаться Павлик. -- Павел! Бери деньги и не думай! Мне отдаст мать Аносовой. Никуда не денется. Завтра придется прийти твоей маме. Мы вместе пойдем к директору. Ты посидишь дома с братом? Можешь завтра на уроки не приходить, -- сказала учительница. -- Может, не надо, мать будет очень переживать... -- попросил Павлик. Учительница тяжело вздохнула: -- Хорошо, пока не говори ей. Если надо будет прийти, я ей вечером сама напишу или позвоню. Я еще поговорю сейчас с директором. Все, иди домой и нигде не задерживайся, кроме магазина. Напишешь мне, когда придешь. Павлик отправился домой с тяжелым сердцем, вытирая слезы кулаком. Он не поверил, что хмурая участковая врач выпишет новый рецепт по просьбе школьного врача, и очень переживал, что Олежка на месяц останется без молочной кухни. Ведь там давали смесь, которая ему очень нравилась. Но маме он пока ничего не говорил. Он купил все, что она просила, сказал с веселым видом, что неловко упал в школе на жесткие кожаные маты, когда играл в спортзале, поэтому он весь в синяках и царапинах, мама долго рассматривала его, жалела, но потом отвлеклась на телефон, затем на домашние хлопоты и больше уже не возвращалась к этой теме. А Павлик сидел около Олежки, улыбался ему, играл с ним и тихо разговаривал, пока малыш не задремал. Павлик сел за уроки и угрюмо подумал, что завтра его ждет большой скандал, а может, уже и сегодня, если мать Даши позвонит маме. Он не боялся, просто переживал, что мерзкая тетка расстроит ее. А если бы мама ничего не узнала, то он был уверен, что сам он спокойно перенесет выволочку у директора, подумаешь, ну отчитают, может, пристыдят, что он первый ударил Дашу, но извиняться перед ней он не станет никогда. Он бы еще раз ударил Дашу по ее поганой прыщавый щеке за те мерзости, которые она орала про его семью! Павлик со злостью сжал кулаки. " Вот если бы все завтра забыли про драку, будто ее и не было, -- думал он. -- А рецепт на молочко Олежке может и правда наша врачиха напишет... Я ее попрошу, скажу, что сам потерял... Все равно не поверит, что Дашка его разорвала. Скажет, что я сам дурак, не надо было в кошельке держать... Кошелек жалко, папин ведь он был..." Вспомнив о папе, Павлик, как ни сдерживался, молча заплакал. Ему было очень тяжело без папы, он сильно по нему тосковал. Но знал, что жаловаться никому нельзя, мама расстроится, а чужим все равно, только, может быть, ухмыляться и злорадствовать будут. Лишь в музыкальной школе ребята искренне сочувствовали ему. Там у его были настоящие друзья. Но и с ними Павлик не говорил о своей печали. Зачем кого-то расстраивать зря? У них и своих бед и горя много. Но друзья помогали Павлику, с ними он иногда даже забывал, как теперь сумрачно и грустно у него дома. Одна из его друзей, скрипачка Света, особенно опекала его и помогала как могла. Света знала много страшилок и мистических историй. Вспомнив ее, Павлик задумался. Однажды Света рассказала интересную вещь: как вызвать очень сильного духа, чтобы он выполнил твое желание. "Всегда помогает, -- уверяла Света. -- Ни разу не отказал! Вот, думаешь, почему я так хорошо играю? Это он помог... Он всегда поможет. Только его надо получше угостить. Он любит сладкое. И еще цветок подарить, белую розу, можно и ненастоящую, шелковую, например, главное -- красивую". Павлик никогда не верил в сказки. Но, когда Света рассказывала, как вызвать духа, ему было не по себе. Он будто вновь услышал ее непривычно серьезный, тихий голос: " Вечером на обе спинки кровати или на спинку стула надо привязать две толстые белых нитки, потом поставить рядом на тумбочку или на табуретку чашку со сладким сиропом или соком, блюдце с вареньем и положить конфеты и розу, ее надо отрезать под самый цветок. И большие острые ножницы взять с собой и спрятать под подушку. А дальше надо лечь под одеяло и ждать. В полночь по одной белой нитке поползет небольшое черное пятно. Это он, Гномик... Он так приходит. Он спросит: что, мол, хочешь, зачем звал? Тут надо быстро отвечать. Он тебе скажет, выполнит или нет. Может и не захотеть, если ему угощение не понравится. Но чаще всегда выполняет. И тут надо после его ответа быстро обе нитки ножницами перерезать, а то Гномик доползет до конца нитки, бросится и задушит. А как перережешь нитку, тут же станет светло как днем на несколько секунд и тут же снова будет ночь. А утром все начнет исполняться. Мне Гномик уже много раз помогал". Павлик никогда не верил в мистику. Но тут он решился попробовать. В конце концов, чем он рисковал? Скорее всего, Света пошутила и никакого духа вызвать не удастся. А так хоть какая-то возможность избежать завтрашнего скандала и вернуть папин кошелек... И может, попросить еще, чтобы Даша ушла в другую школу. Пусть ее там другие ребята налупят. Все равно она будет постоянно нарываться, она безбашенная на всю голову. Павлик отпросился у мамы в магазин, купил белую свежую розу, спрятал ее за пазуху, потом еще выбрал самых лучших конфет и самого сладкого ананасового сока. Дома отрезал длинные белые крепкие нитки и спрятал вместе с ножницами под подушку. Роза стояла в банке на подоконнике за занавеской. Учительница так и не позвонила маме, и Павлик подумал, что, может, и не надо тревожить духа, но потом все же решился. Надо попросить, чтобы Даша отдала кошелек и убралась из школы к черту. Павлик с годовалого возраста спал один в своей комнате и поэтому смог спокойно все приготовить к приходу духа в полночь. Он не верил в него, но все же сделал все как надо. Забрался под одеяло и стал смотреть на хорошо видимую в темноте белую нитку в ногах кровати. Еще за десять секунд до полуночи, сидя в постели, он думал, что просто дурак и поверил в чепуху, поэтому, когда ровно в полночь с края нитки неспешно поползло небольшое черное пятно, он похолодел. От ужаса у него пересохло в горле. " Он есть! Он пришел!" -- подумал он потрясенно. И тут же услышал шелестящий, отчетливый, такой жуткий в тишине темной комнаты шепот: -- Зачем звал? Павлик сглотнул и, собрав все свое мужество, ответил тихо, быстро и четко: -- Здравствуй, Гномик, спасибо тебе, что пришел. Я хочу, чтобы ты мне помог вернуть папин кошелек и выгнал из школы мою одноклассницу Дашу. И еще чтобы мама не узнала о завтрашнем скандале у директора. Пятно на нитке остановилось. -- Что, совсем плохо? -- шепот стал будто сочувственным и заинтересованным. -- Плохо, -- кивнул Павлик. -- Знаешь, малыш, я могу тебе помочь. Я знаю все про тебя, Павлик...Мне тебя жаль, тебе и так нелегко. Я не должен тебе это говорить, но я всегда за свою помощь что-то забираю. И это не всегда то, с чем тебе будет легко расстаться. Ты готов к этому? -- шепот стал очень серьезным. -- Тогда лучше я сам, -- испугался Павлик. -- Спасибо, что предупредил, я не буду тебя больше звать. -- Ты подумай, -- пятно снова медленно поползло. -- Не справишься сам -- позови через неделю, как сегодня. А если станет совсем плохо, зови мысленно папу. Он поможет. Он рядом с тобой. Надо его только попросить. Все, режь нитку, -- резко приказал шепот. Пятно приближалось к краю нитки. -- Хорошо, спасибо тебе, Гномик! -- Павлик мгновенно перерезал обе нитки и зажмурился от ослепительной вспышки света. Открыл глаза вновь в темноте. Все было по прежнему, тихо, темно, как обычно. И все же было что-то не так. Он посидел несколько минут, обхватив колени руками, затем встал, весь дрожа, убрал пустую чашку из-под сока и вазочку из-под варенья. Они были чистыми и сухими, будто такими и были. А роза, конфеты и нитки с кровати пропали, будто их не было. Павлик лег в постель и закутался в одеяло, несколько минут он продолжал дрожать, потом все же согрелся. А затем мгновенно заснул, будто провалился куда-то, и ничего не видел во сне. Павлик проснулся утром и подумал, что никому не расскажет, что было. Не поверят. Да и Гномик не обещал помочь. Надо было действительно справляться самому. Но после встречи с ним мальчик стал ощущать себя почему-то гораздо увереннее. Если он не испугался потустороннего духа, то бояться директора и других было как-то противно. И, полный решимости, он зашагал в школу. Сначала там было все спокойно. Даже Даша сидела молча со злобным видом и только корчила рожи. Но после второго урока учительница, отправив весь класс на рисование в другой кабинет, позвала Павлика и Дашу, и они втроем пошли в кабинет директора. Даша злорадно ухмылялась: -- Слышь, Ланской, сейчас тебя точно как клопа раздавят, утырок! Ты мою маму не знаешь, она тебя прихлопнет! -- Аносова, придержи язык! -- резко оборвала ее учительница. У нее было очень суровое лицо. Павлик только широко, нагло улыбнулся в лицо Даше. Та скорчила очередную рожу. В кабинете директора уже сидели мать Даши, с ней какой-то жирный, лысый, мерзкий дядька, школьные психолог и врач, завуч младших классов и немного в стороне незнакомая красивая женщина, а с ней маленький, вертлявый мальчик, первоклассник, его Павлик видел в школе. Увидев Павлика, мать Даши вскочила с места и заорала, тыча в него толстым пальцем с нарощенным фиолетовым ногтем: -- Вот он, этот ублюдок малолетний, посмотрите на этого мерзавца! Кто тебя учил девочек бить, дрянь?! Ты что думал, это тебе и твоей мамаше просто так с рук сойдет? Да я за своего ребенка всех порву, ты, засранец, мразь! Павлик успел увидеть, как возмущенно сдвинул брови школьный врач и рванулся что-то сказать, но его остановил психолог, крепко схватив его за плечо. Он тоже смотрел со злостью на мать Даши, но сдерживался. Жирный дядька с силой усадил орущую бабу за стол, но она продолжала вырываться и вопить, а завуч быстро и деловито записывала что-то в блокнот. Незнакомая женщина покачала возмущенно головой, а мелкий пацаненок все деловито снимал на камеру своего телефона. Директор резко ударила по столу ладонью: -- Так, немедленно замолчите! Как вы смеете оскорблять ребенка?! Вы взрослый человек, держите свои эмоции под контролем, если вы вообще адекватны! -- Не смейте орать на меня, вы, тоже мне, директор! Вас гнать надо в три шеи! -- продолжала горланить мать Даши. -- Это не вам решать, -- жестко ответила директор и повернулась к детям и их учительнице, стоящим у двери. -- Инна Юрьевна, расскажите, что произошло. Потом пусть расскажут ваши ученики. Учительница объяснила, что разняла дерущихся детей, отвела Павлика к врачу, потом отправила его домой. Затем отвела к врачу Дашу и хотела отправить домой и ее, но та отказалась и осталась до конца уроков. Потом она добавила, что Даша давно ворует у других ребят еду и разные красивые мелочи, а также ссорит всех в классе, сплетничает и рассказывает гадости о ребятах и их семьях. Мать Даши снова заорала с места: -- Вы имеете понятия о законах?! Все, что вы здесь наплели о моей дочери, -- это грязная клевета! Вы можете реально сесть, если я напишу заявление в прокуратуру! Вы еще не знаете, какие у меня связи! Жирный дядька снова начал уговаривать ее, было видно, что ему очень неловко. -- Я прекрасно знаю законы, к вашему сведению, Екатерина Александровна,-- хладнокровно ответила учительница. -- Благодарите Бога, что ваша дочь ворует разную ерунду, если бы она украла чей-то айфон, сидеть пришлось бы вам. -- Теперь послушаем детей. Дарья, скажи сначала ты, что случилось, -- сказала директор. Хитрая Даша, ловко изображая несчастную, дрожащим голоском, со всхлипами и паузами рассказала, что просто очень хотела кушать и взяла пакетик с завтраком Павлика. А он потерял где-то кошелек и обвиняет ее в воровстве. Павлик усмехнулся презрительно. -- И, как обычно, ты влезла в рюкзак Павлика. Непонятно только, кто тебе сказал, что можно лазить по чужим вещам и брать себе, что понравится. Это ведь уже не первый раз. Ты ведь знаешь, что этого делать нельзя. Но каждый раз делаешь. Раз за разом. Согласитесь, коллеги, что это уже очень странно, -- жестко, с нажимом произнесла завуч. Тут Даша мгновенно обрела голос. Ее ловко состряпанное умильно-плаксивое лицо злобно скривилось, и она заорала, кривляясь: -- А что тут такого? Подумаешь, чужие вещи! А если я так хочу! Мне так нравится! Хочу и буду! Я всегда себе буду брать все, что хочу! Пусть потом этим придуркам их родаки новое покупают, все равно никуда не денутся! -- Даша, заткнись! -- пыталась унять ее мать. -- Значит, кошелек ты все же взяла? -- вдруг тихо и ровно произнес школьный психолог, пристально глядя на Дашу. -- Да! И что? И еще возьму! Мне плевать, я хочу и буду! -- орала Даша. -- Так, ясно. Тебя мы уже слышали достаточно. Теперь пусть расскажет Павел, -- велела директор. Павлик повторил почти все, что было: как Даша залезла в его рюкзак, сожрала его завтрак, забрала кошелек с деньгами, разорвала рецепт, потом они поссорились и подрались. Он честно сказал, что именно он первым ударил Дашу по щеке. Единственное, что он не стал говорить, что она оскорбляла его семью. Ему было противно. -- Ну а ударил ты ее зачем? -- грустно спросил школьный врач. -- Сказал бы Инне Юрьевне, она бы разобралась. Эх, Павлик, погорячился ты... Павлик опустил голову. Он не знал, что сказать в ответ. Но неожиданно у него появился заступник. -- Даша сказала очень большую гадость про семью Павлика, -- вмешалась красивая незнакомая женщина, с отвращением глядя на девочку. -- Мой сын, Арсений Королев, ученик первого класса, снял все на камеру и может показать. Он перед этим уронил телефон, хотел проверить, не повредилась ли камера, и снял ребят в коридоре. Он случайно снял их ссору, а потом драку. Хотел позвать взрослых, но учительница успела раньше. Дома он показал мне эту запись и я отнесла его телефон в школу, показала руководству, мне кажется, учителя должны быть в курсе всего происходящего с учениками. -- Да, я хотел показать это Инне Юрьевне, но не успел, было пора на урок, -- пискнул мальчонка. -- Тут и звук есть, все хорошо слышно. -- Вот я уже видела эту запись еще вчера. Сейчас ее увидят все, -- жестко произнесла директор, взяла в руки пульт от огромного телевизора на стене, включила его, и через несколько секунд на экране появился школьный коридор и ссорящиеся Даша и Павлик около окна. Все их реплики были прекрасно слышны в кабинете. -- Не надо, -- тихо сказал Павлик, повернулся и, зажав уши руками, отошел в сторону и зажмурился. В глазах и груди резало от проступающих слез. " Не смей! -- рыкнул он на себя мысленно. -- Не смей реветь, барахло, слякоть! Они только этого и ждут..." Внезапно он ощутил, что его кто-то обнял, прижал к себе и гладит по голове. Это был школьный врач. Павлик уткнулся ему в рубашку и неслышно заплакал. Ему было очень стыдно, что все слышали, как называла Даша его маму. Съемка заканчивалась дракой, Даша и Павлик лупили друг друга, катаясь по полу. Одноклассники снимали их на камеры телефонов и подбадривали. -- Всем все хорошо было видно? Или повторить? Что вы теперь скажете, Екатерина Александровна, по поводу поведения своей дочери? -- спросила директор. Все присутствующие в кабинете возмущенно смотрели на мать Даши. Она нервно ответила: -- Это все монтаж, подстава! Я в это не верю! -- Нет, Катя, это не монтаж. Это вот так ведет себя твоя дочь. И ведь ты сама ее этому научила, -- сухо произнес жирный дядька и вытер лоб платком. -- Жора, это все вранье, они все подстроили! Это все специально сделали, чтобы выгнать Дашу и из этой школы! -- взвизгнула мать Даши. Но толстяк встал из-за стола и подошел к Павлику. Врач, обнимавший его, быстро выставил вперед руку: -- Не подходите! -- Успокойтесь, я не хочу ничего плохого... Я хотел отдать портмоне и деньги. Я до последнего не верил, что он краденый. Этот портмоне очень дорогой, эксклюзив, Даша сказала, что нашла его на улице. Я еще обрадовался, решил, что она хочет сделать мне подарок, н-да... Прости, малыш. Я не знал. И не мог поверить. Дома-то она другая, -- толстяк протянул кошелек, врач забрал его. Мужчина сказал, обращаясь ко всем: -- Простите, это и моя вина тоже. Я поверил, что девочку оговаривают. Теперь я вижу, что это все правда. Дашу явно неправильно воспитывали. Теперь пожинаем плоды, увы. Даже не предполагаю, что теперь делать. -- Георгий Иванович, вас никто не винит, вы совсем недавно в этой семье. Значит, так, Екатерина Александровна, вы несколько раз отказывались от прохождения Дашей социально-психологической педагогической комиссии. Теперь вы видите сами, что делает ваша дочь в школе. Дело зашло слишком далеко. Дашу уже вполне можно ставить на учет в полиции. По хорошему, мы обязаны поставить полицию в известность. Если вы не хотите этого -- лично я настаиваю уже на отчислении ее из школы. Если раньше речь шла о домашнем обучении, теперь я вижу, что данный ученик не может обучаться в нашей школе, -- жестко сказала директор. -- Девочка злостно игнорирует школьные правила и нормы морали, несет опасность для других учеников, значит, будем ее отчислять. Даша сжав кулаки, багровела от злости. Ее мать злобно смотрела на директора. Но возразить было нечего. Дашу выгнали из школы. На уроки она уже не вернулась, а под конвоем матери отправилась домой. Домой Павлик шел, впервые за долгое время широко улыбаясь. Учительница еще раз в классе устроила дополнительную мощную выволочку всем, кто снимал драку и не остановил ее. Она назвала их бессовестными и безответственными людьми. Сказала, что если подражать безобразному поведению Даши, то никто не будет терпеть такого человека в любом обществе, у него никогда не будет друзей и вообще хорошей жизни. И надо ценить и поддерживать хорошие отношения в классе и помогать друг другу. Павлик всегда помогал одноклассникам и в учебе, и вообще чем мог. Почему сейчас, когда ему самому требуется помощь и поддержка, все пошли на поводу у Даши? Почему никто не заметил, что Павлик с начала учебы чаще всего молчит и перестал улыбаться? Легко общаться с виртуальными знакомыми в сети, которые, еще неизвестно, говорят ли правду, а когда рядом с тобой молча страдает твой одноклассник, добрый, чуткий, отзывчивый человек, а всём просто наплевать на него, это уже подлость. Пусть история с Дашей послужит всем уроком, как нельзя идти на поводу у злого, подлого, агрессивного негодяя. Недаром Дашу выгнали уже из шести ближайших школ. Одноклассники смотрели на Павлика исподлобья, как на больного, но ему было наплевать на них. Он чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. Дома он оставил рюкзак, взял у мамы очередной список поручений, деньги и побежал по делам. Теперь у него как у старшего мужчины в доме не было ни одной свободной минуты. Мать смотрела ему вслед из окна. Она почувствовала в своем маленьком и хрупком сыне неожиданную силу и решительность. Даже глаза у Павлика вместо голубых, как раньше, теперь казались совершенно стальными и очень холодными. Шли дни, приближался Новый год. В классе у Павлика постепенно все успокоилось. Одноклассники общались с ним как обычно, и он с ними так же. Особой теплоты у них по-прежнему не было. В глубине души Павлик всегда помнил, что никто не помог ему в драке с Дашей. Но списать домашнее задание, помочь на контрольной, что-то объяснить по урокам или просто потрепаться ни о чем он никогда не отказывался. Все же хоть маленькая семья Павлика и осиротела, но праздник отмечать они собирались. Ведь это был первый Новый год Олежки, ему было почти семь месяцев, он начинал немного сам вставать в кроватке и очень радовался всему яркому и красивому. Вообще он был очень веселый, спокойный и жизнерадостный малыш. Павлик и мать изо всех сил старались сделать его младенчество счастливым и радостным. Павлик приготовил подарки маме и братишке, чтобы традиционно положить под ёлку ночью, а утром найти их. Ёлку в этот раз тридцатого декабря он сам собирал, как это делал отец. Раньше не получилось, у него было много контрольных в обычной школе и серьезные занятия в музыкальной. И наряжал елку тоже сам, мама задремала, а он не решился ее будить. Зато когда мама проснулась и с Олежкой на руках вошла в полутемную комнату, где ярко мигала гирляндами нарядная ёлочка, то ахнула от изумления, а Олежка радостно взвизгнул и замахал ручками. Павлик устало улыбнулся, глядя на них. Все же собирать и наряжать елку одному не так просто, если тебе всего одиннадцать лет. -- Сынок... -- мама обняла второй рукой Павлика. -- Какой ты уже большой... Мужичок ты мой серьезный... Прости меня, я тебя так нагружаю... -- Ерунда, мам, мне совсем не трудно. Это для меня пустяки, -- улыбнулся Павлик. -- Лишь бы вы были здоровы. И все у нас будет хорошо. -- Да, Павлуша, пусть так и будет... -- кивала мама. -- Мы все сможем. Ты у меня молодчина, сынок. Вот только бы ты побольше гулял, а то совсем бледный стал и прозрачный... Хоть на горку сходил бы, с ребятами покатался. -- Успею, мам, каникулы длинные, -- кивнул Павлик. Они вместе смотрели на ёлку и робкое, но явное ощущение праздника уже входило в их печальный дом. Утомленный Павлик лег спать как обычно и сразу уснул, завтра было еще много дел, надо помочь маме, все же Новый год встретить хотелось как следует, чтобы было почти как при папе. Он спал без снов, хотя в комнату и заглядывала полная луна. И вдруг около полуночи Павлик резко проснулся и сел в постели. Он ощущал, что в комнате кто-то есть. И почти не удивился, когда услышал из пустоты темной комнаты знакомый четкий шепот: -- Павлик, как твои дела? -- Гномик? А я тебя не звал... -- растерялся Павлик. -- И варенья у меня нет... -- Не надо! Я хотел узнать, все ли у тебя утряслось? -- шепот стал шелестящий, будто от смеха. -- Теперь да, все наладилось. Дашку из школы выгнали! Кошелек папин отдал ее отчим, и ребята успокоились... И мама меньше плачет. А Олежка растет, у него зубки уже режутся! -- улыбнулся Павлик. -- А где ты сейчас? Нитки-то нет... -- Я здесь, -- ответил лукаво шепот и на столе у Павлика сама по себе вспыхнула и загорелась ровным светом свеча в праздничном подсвечнике, который он сам принес себе в комнату, чтобы зажечь ее в Новый год. -- Вот это да, ты так можешь... -- поразился Павлик. -- Я теперь все могу, -- усмехнулся шепот. -- Теперь ты меня освободил, и я свободен от заклинания. Я был светлым духом утреннего тумана и однажды помог нечистой силе, маленькому троллю, тонувшему в болоте. За это я был наказан другими, высшими духами. Много лет я выполнял желания детей, и никто не отказывался от моей помощи. Я мог освободиться, если бы задушил кого-то или если кто-то сам отказался бы от моей помощи. Но я не мог никого задушить, а желания иногда не хотел выполнять, если они были глупыми или жестокими. А ты сам отказался от моей помощи и справился сам. Ты помог мне, теперь я снова на свободе. Спасибо тебе. -- Да не за что... Ты сказал, что забираешь что-то взамен... Я испугался, что будет плохо маме или Олежке. А что ты обычно забирал? -- спросил Павлик. -- Обычно какие-то вещи, игрушки. У твоей подружки Светы я забрал карандаши, заколку, куклу, -- захихикал шепот. -- Кстати, я больше ей не нужен. Она тоже сама всего добьется. И ты все сможешь. У тебя тоже будет все хорошо. И у твоих матери и брата тоже. А сейчас мне пора. Меня уже ждут. Туман тоже нужен многим на земле. После него всегда бывает солнце! Прощай, Павлик, будь счастлив! -- весело ответил шепот, и свеча погасла. -- Прощай, Гномик... Или Дух Тумана... Пусть тебе повезет, -- вздохнул Павлик. Было немного грустно. Все же это было так интересно, хоть и страшновато. Жаль, что его так все боялись. Ведь он на самом деле добрый. Павлик немного посмотрел еще на луну и не заметил, как уснул. -- Знаешь, ты Гномика больше не зови, -- сказал Павлик Свете, когда они встретились в магазине через несколько дней. -- Он не придет. Он теперь свободен. А ты и сама будешь прекрасно играть. Ты очень талантливая. Это он сам мне сказал, вот. Света смотрела на него круглыми глазами: -- Ты с ним говорил? И не испугался? Ой, Пашка, какой ты смелый! А я его всегда боялась! -- И зря, он добрый. А добиваться успехов надо самому. А то в них силы не будет, -- наставительно сказал Павлик. -- Да, ты прав... А пойдем сегодня на горку? Мне, помимо всего, новую ватрушку подарили! -- предложила Света. -- И ребята пойдут: Никита, Мишка, Танька, Алла, Инна, Борис, Андрей... -- Пойдем конечно, у меня снегокат есть! -- обрадовался Павлик. -- И санки! -- Это ты Олежке оставь, ему санки еще пригодятся, -- заметила Света. -- А тебе что-то подарила мама? -- осторожно спросила она. -- А, новый смартфон и еще планшет, на нем и рисовать можно. А еще шарф синий и серый свитер-аргайл, она заказала и спрятала, пока я в школе был, -- улыбнулся Павлик. Он совершенно не ожидал найти подарки под ёлкой и очень обрадовался. -- Ух ты, покажешь? -- Конечно! -- Ну ладно, давай через полчаса встречаемся у твоего подъезда, ребят по дороге захватим, -- деловито сказала Света. -- Все, давай, увидимся! -- весело ответил Павлик и побежал домой. На улице стоял небольшой морозец и ярко светило бледное зимнее солнце на голубом чистом небе. Снег чуть хрустел под ногами и переливался маленькими искорками. Хорошая погода для санок и лыж. .