Подарок

Ему пришлось идти несколько миль в сторону запада, прежде чем последние городские крыши окончательно скрылись из виду. Милостивый утренний туман укутал Врата Балдура густым серым покрывалом, и Хальсину наконец-то начало казаться, что он как минимум в трёх днях пути от так называемой «цивилизации». Даже воздух здесь был другим. Без печного дыма, скорняжных отходов и подгнивших на солнце рыбьих потрохов. Тягуче-масляный запах хвои проникал в лёгкие точно целебный бальзам, и вскоре друид ощутил, как к нему вернулись и силы, и настроение. — Мастер Хальсин! — стоило ему на минутку присесть у тонкого ручейка, чтобы перевести дух, как в ладонь доверчиво ткнулся мокрый нос. — Я знал, что вы вернётесь! Он глянул под руку и обнаружил озорную морду бурого лисёнка. Ему ещё предстояло пережить свою первую самостоятельную зиму, но отчего-то Хальсин был уверен, что с таким боевым характером малышу придётся несладко. И ладно бы просто умыкнул рыбину у зазевавшегося трёхсотлетнего вампира. Нет же. Отобрал. Кости в правом предплечье заныли, словно по ним всё ещё скребли упырьи клыки. Отговаривать Астариона «немедленно выхлебать проклятого щенка» пришлось не только убедительным словом, но и посохом. — Рад, что ты в добром здравии и не нашёл новых приключений, Тучка, — друид ласково потрепал зверя за ухом. Лис смешно фыркнул, недовольный прозвищем. — Я тогда понял, что вы мне сказали, — он возбуждённо покрутился на месте. — Про воровство. Что дохлина очень расстроился, ведь рыбу добыл он. А я сильный и могу сам. И у меня получилось! Вот. Тучка зарылся носом в траву и вытащил оттуда мёртвую полёвку. Тушка выглядела свежей, правда, кто-то нетерпеливый начисто отгрыз ей хвост. — Передайте это дохлине, мастер Хальсин, — попросил лисёнок, подтолкнув добычу носом. — Может, он перестанет быть таким злым? Друид с благодарным кивком убрал мышь в одну из поясных сумок. Не то чтобы он надеялся, что подарок растопит сердце Астариона, скорее, что приведёт в бешенство. Немного душевной встряски за прокушенную руку он заслуживал. И ещё немного — за «тьфу, тьфу, будто налакался мёда из колокольчиков». — Вы грустный, — Тучка, просидев с ним пару молчаливых минут, трогательно моргнул глазами-бусинками. — Хотите, я и вам мышку поймаю? — Боюсь, с ней уже мышкой не отделаешься, малыш. Увы, не вампир заставил его искать уединения и размышлений. И если бы Хальсин приволок Тав хоть взрослого медвесыча, она не стала бы смотреть на лесного эльфа с большей благосклонностью. Тав вообще ни на кого не смотрела с благосклонностью. Хальсину порой хотелось пошутить и спросить, не было ли у неё в роду дроу, но эльфийка на редкость слабо воспринимала шутки. К ручью спустилась молодая олениха. Глядя на то, как она изящно перебирает ногами, переступая корни и камни, друид ещё сильнее почувствовал укол давно забытой тоски. В Тав была та же естественная, природная грация, её тёмные волосы искрились на солнце и вбирали в себя мистический блеск луны ночью. В синих глазах таилась холодная, мрачная глубина горных озёр, но какая обманчивая! Никакой грозный облик не скрывал красоты доброго сердца, ведь не словами, а поступками эльфийка проявляла истинную свою суть. Тучка осторожно отступил за спину друида и потом быстро юркнул в лес. Связываться с предводителем стада, который наверняка бродил неподалёку, и сам Хальсин остерегался даже в медвежьем обличии. — У него были самые красивые рога в этом лесу, — олениха, утолив жажду, долго и проницательно смотрела на него, а затем тряхнула головой, сбрасывая с шерсти лишнюю влагу. — Но они и привлекли людей. Мой новый друг никому не нравится, однако он всегда знает, где есть пища. У вас тоже забрали подругу? — Нет, — Хальсин поднял из ручья мокрый камешек, покрутил в пальцах и тяжело вздохнул. Делиться с оленем сокровенными переживаниями — вот уж причуды Дуба-отца. — Она не хочет быть моей… подругой. Ничьей вообще. Но мне неведомо, сколько времени ей отмерено, и я страшусь, что… Он замолк, не решив, как закончить мысль. Что личинка иллитида возьмёт верх, лишив его не только друга, но и любимой? Что Тав отвергнет, приняв за очередного ветреного воздыхателя, кои крутились возле неё, как мотыльки вокруг ослепительно яркого фонаря? Давно не одолевало его столько сомнений, не ныли старые раны. У мудрости лет и есть и обратная сторона — порой думаешь слишком много и быстро отучаешься разбираться в простых вещах. — Я была бы рада провести с ним ещё одну зиму, — в нечеловеческом голосе животного появились удивительно человеческие мечтательные нотки. — Пусть у него бы и не было таких красивых рогов. Наверное. Да. Кажется. Я думаю, вам не стоит упускать её. — Я знаю проверенное средство, господин друид, — раздался писклявый голос откуда-то сверху. Хальсин запрокинул голову. По сосновому стволу над ним закружилась огненно-рыжая белка. — И что же это, друг мой? — Орехи! — Орехи? — Орехи, — повторила белка совершенно серьёзно. — Своей зазнобе я приволок самый большой орех, который нашёл. Она стала моей в тот же день. Прогнала того здоровяка с Трёх Камней. — Мы поможем, господин друид, — пропищала другая белка, вынырнувшая из густых листьев следом за первой. Видать, та самая «зазноба». — Не отчаивайтесь! Прежде чем Хальсин успел возразить, белки исчезли. Не прошло и нескольких минут, как целая армия пушистых грызунов натаскала ему полную горсть тёмных ароматных ядрышек. Невольно друиду вспомнились прижимистые торговцы из Врат, которые взяли бы за неё как за кувшин хорошего эля. В природе была и вражда, и жестокость, но никогда не искусственная, основанная на жадности и злобе. — Вы крайне не похожи на белок из моего леса, — Хальсин не удержался и закинул в рот одно сосновое семечко. В роще белки действительно отличались некоторой… прижимистостью. — Не представляю, как и отблагодарить вас. — Хорошим помётом, — уверенно заявила первая белка. — А лучше двумя. Нужно больше похожих на вас двуногих. Везде. У ручья Хальсин продремал аж до заката, но рано или поздно пришлось бы возвращаться в город. Тав опять будет ворчать, что он шлялся неведомо где, потом патетически вскинет руки к потолку и скажет, что их отряд — сплошное наказание, и как с таким мир спасать — одним богам ведомо. Он рассмеялся от всплывшей перед глазами картины, не обращая внимания на косые взгляды городских стражников близ «Эльфийской песни». Тав сидела совсем одна посреди снятой ими комнаты и смотрела в книгу с таким лицом, словно та в чём-то провинилась. Кусочек сердитого взгляда достался и Хальсину, однако эльфийка мгновенно смягчилась. — Хоть кто-то вернулся, — пробубнила она. — У всех дела, одна я тут ассасинов жду. Где был? Друид сунулся в сумку, чтобы показать подарок для Астариона и повеселить её, но в пальцах предательски зашуршали скорлупки. Не та сумка. Друид рассеянно извлёк на свет горсточку ядер. — Орехи, — Тав с удивлением бросила книгу и в один кошачий прыжок оказалась рядом. — Те самые. Как ты запомнил? Хальсин бестолково пожал плечами. Врать он никогда особо не умел. — Мы тогда как раз хвойную рощу проходили, — она без разрешения стянула с его ладони несколько орешков, словно пугливая птичка, оставив взамен мимолётно-сладкое прикосновение пальцев к коже. — И я тогда спросила у тебя — есть ли там орехи? А ты сказал — вроде бы не сезон. И вот они, — Тав разгрызла один и с блаженством зажмурилась. — О, боги, ты украл моё сердце. Придётся делиться с тобой мятной настойкой. — Ты ведь знаешь, — Хальсин в притворном ужасе приложил руку к груди. — Мне строго запрещено пить, иначе я буду клясться в любви первому встречному. Она невозмутимо оглядела пустую комнату. И не стала прятать лукавой улыбки. — Что-то не вижу особой проблемы.