И они встретились снова через две тысячи лет

Понтия легкой поступью прогуливалась по незнакомому саду. Вымощенные кварцем дорожки, кусты, экзотические цветы. Она была тут в первый раз. Женщина поморщилась от сжавшей виски головной боли. Бенедетти на минуту прикрыла глаза и оказалась совершенно в другом месте. Она сидела в некоем подобии тронного зала. Оглянувшись, она увидела, что к ней спешит служанка с чашей воды. «Вот, господин, как вы и просили» — коротко ответила девушка и потупила глаза в пол. Понтия наклонилась к чаше и увидела женское лицо, которое показалось ей знакомым. Это была не она, но и не мужчина. Почему тогда ее назвали господином? Когда женщина оглянулась на чашу во второй раз, то вместо воды увидела кровь. «Твои руки в крови. В Его крови. Грешница, грешница, грешница» — шептали голоса из-за ее спины — «Распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного. Распятого при Понтии Пилате. Распятого при Понтии. Женщина вскочила с кровати, судорожно хватая ртом воздух. Вцепившись в горло, она почувствовала знакомое ощущение. Ее кто-то душил. В желудке завязался ком, а из глаз брызнули слезы. Понтия судорожно щупала кровать рядом с собой, пока не уцепилась во что-то твердое. Иешуа, которому сильно сжали руку, тут же проснулся и, сонно щурясь, приобнял девушку, пока та содрогалась и рыдала. «Все хорошо. Я тут, я с тобой, ты в безопасности, слышишь?» — шептала он. Когда спустя пару Понтия успокоилась, он спросил: — Что случилось? — Мне приснился странный сон. — женщина усмехнулась — Ты, наверное, посчитаешь меня ненормальной, но у меня было ощущение, что все в этом сне когда-то происходило. Я была там златокудрой женщиной, она была в красном платье. Королева или принцесса, наверное. Слуга принесла ей чашу для омовения рук, а вместо воды в ней оказалась кровь. И голоса. Голоса, говорившие что-то про распятого и погребенного при Понтии Пилате. Что это? Я что, сумасшедшая? — Я должен тебе кое-что показать — молодой человек уже было встал с кровати, но Понтия вцепилась ему в руку. Боль была не сильной, а скорее приятной. — Не оставляй меня одну, я пойду с тобой. — В подростковом возрасте мне часто снились странные сны, и, что удивительно, я все их помню. Я до сих пор рисую свои сны. Вот, посмотри, это она? — Да — Понтии показалось, что ее голос пропал — А какой сон снился тебе? — О, не такой страшный. Мне снилось, как я прохожу по базару, а эта женщина стоит наверху, на балконе дворца. Она смотрит вниз и ей очень грустно. Потом ко мне подходит другая темноволосая женщина и шепчет какую-то ерунду. — Какую именно? — Благословенная в замужестве. А затем смотрит на первую фигуру. Я много раз пытался разбираться. Сначала я думал, что это Дева Мария. Про нее же есть молитва, где говорится, что она благословенная между женами. Но ее так не изображают, да и одета слишком роскошно. — Что-то еще там говорили? — Да, что-то о женщине, благословение которой было коротким. Что-то про распятие и пролитые вдалеке от Христа слезы. Ерунда в общем. Я думал, что это так интерес к религиям связано, но, как оказывается такие сны не только у меня. — Ладно, извини, что разбудила, я зря запаниковала, наверное, просто от таблеток так. Идем, нужно ложится спать. — Пошли, солнце. Понтия распахнула глаза и, перекатившись на другой бок, провела по пустой стороне кровати. Затем женщина ощутила знакомый с ранних десяти лет спазм внизу живота. Девушка встала и, завернувшись в одеяло, пошла к ванной, где почувствовала непонятное ощущение тошноты. На ум сразу пришел один из сотрудников, котором стало плохо прямо на совещании. Одновременно с этим к горлу подкатил кислый комок, и Понтия наклонилась к туалету. Спустя пару минут неопределённости ее вырвало. На шум тут же прибежал Иешуа со стаканом воды и помог ее подняться, попутно вынимая из-под ванной тазик. Аккуратно взяв девушку за плечи, он провел ее в комнату и уложил на диван. Понтия, с детства бывшая эметофобом, как только Иешуа ушел, принялась ходить по комнате, а затем открыла окно, надеясь, что это пройдет, и ее отпустит. Да, за всю жизнь ее вырвало во второй раз, первый был в далеком детстве и с него и началась фобия. Когда комок подкатил к горлу во второй раз, девушка высунулась из окна и сблеванула прямо в чьи-то кусты. На уже знакомый шум прибежал Иешуа, и во второй раз уложил девушку на диван, подставив сбоку таз и сев рядом. Затем он встал и через пару минут вернулся из кухни с пачкой таблеток. — Тебе надо выпить лекарства. Сколько в тебе килограммов? — Пятьдесят-шестьдесят, не больше точно. — Значит шесть таблеток. Открывай рот. — Фе. Какая гадость. — Давай, осталось еще три. — Сейчас потечет обратно. — после этих слов Иешуа подставил таз, а затем стал аккуратно водить руками по спине девушки. Спустя пару минут из таза, в который Понтию так и не вырвало, высунулся нос, а затем и его хозяйка. —У тебя очень красивые руки, Иешуа, и мягкие. — Где же тебя угораздило? — Да это все Симонов. Чихал и кашлял, как собака, а потом выбежал из кабинета и его стошнило. — Спи. Тебе полезно. А я пойду и наделаю сухарей по рецепту моей бабушки. Их тебе можно будет есть, если рвать больше не будет. Отдыхай. — А убирать за теми, кого рвет, кошерно? — Ближнему и дальнему помогать всегда кошерно, спи. — Да сплю я, сплю Проснулась Понтия ближе к ночи, и босыми ногами прошлепала на кухню, чуя вкусный запах хлеба. Усевшись за стол, она почувствовала поцелуй в макушку, а затем увидела поставленную перед ней тарелку с парочкой сухарей. Не евшая ничего несколько суток, Понтия тут же набросилась на тарелку, запивая огромные куски крепким чаем. Иешуа эта картина позабавила. Женщина подняла на него глаза и тоже рассмеялась. По телевизору вертели какую-то глупую передачу, и Понтия могла назвать себя самой счастливой из всех блюющих. Дьявол кроется в деталях. Кому, как не Воланду, было это знать. Все начинается с мелких пакостей, а потом перерастает в большой ком проблем. Вот взять хотя бы сегодняшнюю чудесную ночь. Казалось бы, все как обычно, если не взирать на то, что у храма, где служил епископ Каифа, собралась странная компания. Трое мужчин, стоящий на двух ногах кот и среднего роста женщина что-то старательно растирали по ступеням, а сверху, усевшись, за ними наблюдал сам Сатана. Дверь храма открылась, и из нее с парой пластиковых стаканов вышла высокого роста женщина с красивыми карими глазами. Усевшись рядом с Воландом, она протянула ему стаканчик с вином. — Вас не смущает то, что вы воруете из храма? — Формально, это принадлежит мне. Храм во имя моего Сына, мое вино — Сына Марии и Иосифа. — Как думаешь, через сколько до них дойдет правда? — Не знаю, лучше бы никогда. Тогда они потеряют свою веру и надежду. Пока сверху велись важные разговоры, свита дружно размазывала какую-то неведомую жидкость по ступеням и крыльцу. Отвлекшись на пару минут, Коровьев сказал: — И долго нам еще работать, граждане? — Уже полчаса все натираем, Господи помилуй — подхватил Бегемот — А ну, цыц! Мессир велел не выражаться. — пробурчала Гелла. — Вот так всегда! Никакой свободы слова — Коровьев, я все слышу — прокричал со ступенек Воланд — Помилуй их — тихо прошептала Иегова — Для меня это непозволительная роскошь. — А для Бога? Твои прошлые остроты изрядно ранили московское народонаселение — Только тех из них, кто способен истекать кровью — «Венецианский купец» — Впечатлен, ты — знаток. Работайте активней там!