Знак невнимания

- Ну что, куда пойдем? - Посидим в торговом центре? - Да ну, мы там зимой насиделись, сколько можно. - Решайте быстрее, меня задолбало стоять на этой жаре. - Ну так отойди в тень, голова-трава! Они стоят возле метро, шумным, заметным пятном выделяясь среди прохожих, машин и забегаловок с фастфудом. На часах – едва за полдень, на улицах – едкое марево жара, лижет им ноги, заставляя нетерпеливо притопывать на месте Санджи и обмахиваться панамкой Нами. Июнь обнимает дома и проспекты, рассыпаясь калейдоскопом лучей одуванчиков, вьется в воздухе мягкой сладостью свежескошенной травы и отголосками грядущих летних гроз. Июнь падает на крыши, деревья, руки и плечи, пачкая солнцем, наполняя жизнью. Учебный год наконец закончился, уступив место каникулам, лету и бесцельным блужданиям во дворах и долгожданной ночной прохладе, приходящей на смену неохотно отступающему дневному жару. Он подкрался и обрушился на город внезапно, как по календарю подгадав нужные даты, - неестественно пронзительный для этих мест и не готовых к нему людей. Синоптики называют это аномалией и разводят руками, путаясь в прогнозах. Нужно лишь перетерпеть. Стоящий против света Луффи щурится, глядя на друзей, и смеется, закинув руки за голову, когда Санджи все-таки оттаскивает Зоро с дороги в тень. Он бросает короткий взгляд на Ло и тут же отворачивается, привлеченный копошащейся совсем рядом на газоне вороной. Птица обстоятельно выковыривает что-то из земли, время от времени то так, то эдак склоняя набок темную, лоснящуюся голову и оглядывая результат своих трудов хитрым взглядом. Ло молчит, по-прежнему неподвижно глядя на стоящего вполоборота Луффи и куда-то сквозь него. Его аномалия началась месяцем раньше. - Может, в парк? – предлагает Нами, готовая уже убраться от шумной магистрали куда угодно подальше. - Ты хоть представляешь, сколько там сейчас народу? Весь район собрался. - А еще орущие дети. - А еще орущий ты, Луффи. - Пойдемте ко мне, - неожиданно для себя подает голос Ло. – Дядя до вечера на работе, и у нас есть кондиционер. - Ооо, ты самый лучший, обожаю тебя! Конечно, пошли! – довольный вопль Луффи вспугивает изучающую свою добычу ворону, и она тяжело снимается с места, отлетая подальше. Ло передергивает плечами, направляясь в сторону дома. Сухой, горячий воздух облепляет со всех сторон, но он едва ли чувствует жар. Ему почти зябко. По дороге они заходят в магазин, выгребая из холодильника остатки минералки и газировки, а потом долго спорят, какое мороженое взять, пока Нами не вытаскивает охапку разноцветных пачек, раздавая каждому по одной со словами, что, если они не в состоянии справиться даже с такой простой задачей, она решит все сама. - Я не хочу, – говорит Ло в ответ на протянутый шуршащий пакетик. - Правда не будешь? – чуть удивляется Нами. – Но ведь жарко же. - Мороженое не охлаждает в жару, это миф, - отговаривается Ло. В его внутренностях и так достаточно льда. На улице Луффи блаженно прижимает пластиковую бутылку к щеке, а потом к шее. На нем свободная красная майка, и стекающие капли конденсата оставляют на ней маленькие темные точки, которые вскоре высохнут без следа. Ло сворачивает между домов наискосок, ведя всех к нужному подъезду. У них за спиной – май, а перед глазами – три долгих месяца свободы, и кажется, что их "сегодня" будет длиться вечно. В и без того небольшой квартире мигом становится тесно от количества пришедших, когда они, сгрузив напитки в холодильник, заваливаются в комнату. Включенный кондиционер начинает исправно охлаждать ее, пряча июнь за окном. - Как же круто, - Луффи, раскинув руки, падает с высоты своего роста на широкую двуспальную кровать Ло, отчего матрас мягко пружинит, подбрасывая его. – Так бы и остался. Эй, Ло, пустишь меня к себе? - Луффи, имей совесть и не ломай чужую кровать! – от такой наглости не выдерживает даже Зоро, за ноги стаскивая приятеля на пол и спасая Ло от необходимости отвечать, прежде чем нелепое "Да" сорвалось бы с губ. Он никогда не позволил бы себе оступиться, но и того, что он видит, ощущает и обретает в себе, хватает с лихвой. Нерожденные слова могут ранить не меньше, чем произнесенные вслух. Особенно, если находил смелость мысленно продолжить ответ за другого. В попытке удержаться Луффи цепляется за покрывало, и оно ползет к полу вместе с ним, комкаясь складками хаоса, пока Нами не прекращает потасовку парой подзатыльников каждому, заставляя Луффи привести все в порядок. Вместе с Ло они в четыре руки высоко вскидывают плотную серую ткань, и та размеренно опускается обратно, разглаженная теперь без единой морщинки. Обыденный, бытовой жест, и Луффи выжидающе смотрит на Ло, не зная, должен ли сделать что-то еще, и тот коротко кивает: "Теперь все в порядке". Ничего не в порядке. Они все-таки рассаживаются кто где, устраиваясь на полу, а Санджи будто бы невзначай устраивается поближе к Нами, неудостоенный как обычно ни единым знаком внимания. Они болтают, сплетничают и шутят, выпивая всю принесенную с собой воду, но холодного больше не хочется: включенный на максимум кондиционер час за часом обдувает их потоками стылой прохлады. Плечи и предплечья Луффи давно покрыты мурашками, он чуть сутулится, обнимая себя руками – неосознанный, инстинктивный жест, от которого Ло испытывает странное удовлетворение. Наконец-то они чувствуют одно и то же. Луффи все-таки сдается, первым просит чай, горячо поддержанный остальными, и вместе с хозяином дома они вдвоем уходят на кухню, чтобы разом принести потом кружки для всех. Там он задумчиво наблюдает за плавающими в прозрачном стеклянном чайнике листочками, устроившись за столом, положив голову на скрещенные руки и вскоре переставая дрожать. Ло уже в который раз пустыми глазами пересчитывает выстроенную рядом батарею разноцветных кружек. Ему нечего дать Луффи, кроме бессмысленного раздрая мыслей, которые тот, уходя, оставил бы здесь, как забытую на подоконнике чашку недопитого чая, с неловкостью гостя возвращая обратно: "Я не знаю, что с этим делать, ты уж разберись сам". Потом они все-таки отогреваются чаем все вместе, признавая, что намерзлись на неделю вперед, и это становится негласным сигналом к сборам, долгому топтанию в прихожей и взмахам рук на прощание. Уже через пару часов оживает их общий чат, но Ло только вяло смахивает с экрана плашки уведомлений, не читая. Он открывает переписку лишь на следующее утро, наскоро пробегаясь по вороху сообщений: друзья договариваются сходить на озеро искупаться, выбирают день и место. " Ребята я не смогу. У меня тут проблемы", - приковывает внимание одно из последних сообщений – от Луффи. Его закидывают вопросами, но он больше не отвечает, надолго исчезнув из сети, отчего Ло напряженно сжимает губы, прикидывая, что могло случиться вдруг за ночь. Наверное, стоит подождать, пойти занять себя чем-нибудь – Луффи умеет обходиться без чужого сочувствия, – но вместо этого пальцы набирают в личной переписке вопрос "Что там у тебя?", на который удивительно быстро приходит ответ. "Дед сказал что раз я все равно ни черта не учусь то должен подтверждать небесполезность своего существования трудовой повинностью". Зная его, можно предположить, что это дословная цитата. Прямолинейный, грубоватый Гарп общался без лишнего пиетета со всеми от мала до велика, припечатывая откровенностью, с чем либо смирялись, либо не выносили. Наверное, своей простотой Луффи пошел в него, оказываясь прозрачным для понимания и имеющим острые углы, о которые режешься без должной сноровки, привлеченный обманчивостью формы. "И теперь он забрал меня в деревню", - Луффи сопровождает сообщение горестным смайликом, немного сбивающим с толку. Он почти никогда не использует их, слишком нетерпеливый, чтобы тратить лишние секунды на подбор нужного, предпочитая отправлять усыпанный опечатками и ошибками голый текст как есть – кто надо поймет, ведь он имел в виду ровно то, что написал, и ни домыслом больше. "Надолго?", - уточняет Ло, не зная, что сказать еще. "Он хотел на три недели но мы сторговались на две если я успею там привести все в порядок". До их загородного дома несколько часов на машине. Закинутое подальше от оживленных трасс местечко, где бывают перебои с интернетом и электричеством, и которое любовно обустраивает Гарп, из года в год привлекая к посильной помощи внука. "Был бы со мной ты мы бы все быстро сделали и вернулись", - прилетает еще одно сообщение следом, заставляя надломиться сковывающую горло льдистую корку, но Ло тут же одергивает себя. Луффи никогда не подразумевает иного, кроме сказанного. "Хватит драматизировать, это просто поездка!!! Я думал, что-то правда случилось!", - оживает снова их общий чат возмущением Санджи. Значит, он тоже спросил лично, и ему Луффи ответил все то же. Его всегда хватает на всех и слишком много на одного. Таких, как он, изоляция убивает. Июнь дает передышку, разделяя их завесами дождей и утренних туманов. Там, где сейчас Луффи, погода добрее, сжалилась над людьми, отдав всю беспощадность солнца другим. Ло будто испытывает ее и себя на прочность, проводя долгие часы где угодно во вне, но преследующий по пятам жар бессильно дрожит за кромкой сознания, предсказуемый и слабый. Июнь заглядывает в глаза, насмехаясь блеском витрин и голосами уличных музыкантов, поющих свои первые куплеты о вечном; ведет сквозь изменчивое лето, к которому позабыли дать карту – такую же фальшивую, как ответы на вопросы, что задает себе Ло. Он думал – может, расстояние что-то изменит? Хотел попробовать, но не почувствовал разницы. Зоро предлагает потренироваться вместе, готовый дать меч и амуницию. Он занимается кэндо, но секция временно распущена: большинство его товарищей уехало на каникулы, и занятия полным составом возобновятся позже. Он не хочет потерять форму, методично отрабатывая движения и взмахи в пустом зале, и действительно рад, когда Ло без раздумий соглашается прийти. Их поединок больше экспромт – многолетний опыт не победить с наскока, но, отдаваясь бою, Ло не находит в голове места для прочего, и под конец немногословный Зоро одобрительно кивает ему, приглашая еще. Временами ему пишет Луффи. Рассказывает о том, как чинили с дедом крышу, и лестница, по которой они забрались, чуть не свалилась, но он успел поймать ее в последний момент. Шлет фото: что-то в общий чат, а что-то лично ему. Изображения никогда не повторяются, запечатлевая разное. Он большой любитель фотографировать, ловя в объектив телефона все то, что способно привлечь его внимание. Он присылает снимок уместившейся на ладони лягушки, добавляя, что после дождя они вовсю прыгали по двору, хотя там нет даже колодца. "Тебе нравятся лягушки?" – спрашивает Луффи следом. Где-то в параллельном потоке реальности Ло отправляет "Мне нравишься ты", закрепляя абсурдностью диалога их начало нового "вместе". Производная этих слов прорастает искажением в настоящее, отпечатываясь на экране односложным "Нравятся", которое медленно набирают пальцы. Две недели подходят к концу, и Гарп честно исполняет обещание за то, что Луффи честно исполнил свое. Их команда снова в сборе, немного соскучившаяся по вернувшемуся другу, хоть никогда и не признает этого вслух. Достигший финала июнь забирает с собой часть зноя, уступая место прокатывающимся над городом грозам, вбивающим в мокрый асфальт все счищенное с людей лишнее. В один из дней они собираются у Санджи – его многочисленное семейство уехало на выходные, и тот пользуется моментом, пообещав даже угостить их лазаньей. Пока она доходит в духовке, он расставляет перед друзьями тарелки, попутно жалуясь, что окончательно разочаровался в приложениях для знакомств и так же окончательно понял, что в них бы все равно не нашлось никого лучше Нами. - То есть тебя все проигнорировали даже там? – поддевает его Зоро, запуская новый оборот их вечных склок. - А тебе кто-нибудь нравится? – повернувшись к Луффи, спрашивает Нами, чтобы отвлечься от перепалки. - Мясо. - Я спросила "кто", а не "что", Луффи, - закатывает глаза Нами. - Мои друзья. - Друзья? – кажется, ответ ожидался чуть иным. - Ага. Ты умная и всегда помогаешь мне с физикой, Санджи круто готовит, с Зоро можно тренироваться на боккэнах… - Синаях, - машинально поправляет тот. - …а Ло, - Луффи одаривает его смазанной, нечитаемой улыбкой, - ну, это просто Ло. - Так значит, я тебе нужна только из-за физики? – прищуривает глаза Нами. - Но я же сказал, что ты умная. Я бы тоже себе помог на твоем месте. Ло не вслушивается дальше. Пузырь, в котором он существует, отсекает, скрадывает звуки, выкрашивает в зернистую сепию цвета. Он не может выбраться, и его последний запас кислорода здесь же, вынуждая быть прикованным к месту. Иногда пузырь рвется: случайно брошенные слова, жесты, взгляды пробивают в плотной мембране бреши, сквозь которые постепенно уходит воздух – их некому и незачем латать, и Ло с болезненным любопытством ждет, что будет, когда сероватая пленка сожмется вокруг него насовсем. Он отвлекает себя едой, но она не заменяет исчезающего по чуть-чуть пространства для жизни. По крайней мере, остальные тоже молчат, занятые обедом, и заполнившая кухню тишина принадлежит не ему, а всем. Закончивший первым Санджи убегает с пачкой сигарет на балкон, маяча в окне на фоне домов. Он прикрыл за собой дверь, чтобы не пускать дым обратно – отец не обрадуется, узнав, что он курит. Зоро начинает объяснять Луффи разницу между боккэнами и синаями, которую тот так наплевательски пропускает мимо ушей уже в который раз, совсем не чувствуя духа и идеи поединка, с чем не может смириться душа профессионала, пока Нами безуспешно пытается спровадить их мыть посуду. Поднявшись с места, Ло направляется к балконной двери и дергает ручку. Здесь слишком много Луффи и его равнодушия. - Ты чего такой кислый? – интересуется Санджи, выдыхая сизую струю дыма. - Там шумно. Опять они разорались. Стоять рядом с Санджи неожиданно спокойно. А еще он умеет не задавать лишних вопросов и не лезть в душу. Он подносит сигарету к губам, облокачиваясь на оконную раму отодвинутой вбок створки, неспешно затягивается, постукивая пальцами другой руки по зажатой в них пачке. Уличная свежесть смешивается с едким табачным шлейфом, оседающим в волосах и на языке, приобщающим к новому. Звуки за спиной едва различимы, упрятанные в бетонные стены, не тревожащие и не отвлекающие. Ленивыми, легкими хлопьями летит с балкона пепел. Ло гипнотизирует взглядом тлеющий край сигареты, а потом все-таки кивает на едва начатую пачку: - Можно? Пожав плечами, Санджи отдает ее вместе с зажигалкой, и он неловко затягивается, позволяя ядовитой хмари прорасти в легкие. Хочется кашлять, недоумевающий организм пытается вернуть все назад, но его заглушают усилием воли, в каждом следующем вдохе-выдохе смиряя с мыслью, что теперь это и есть их новая данность. От нее не становится лучше. Но и хуже тоже не будет. Лето медленно ползет к перелому, усталое и выдохшееся, как почти достигший вершины альпинист, берегущий силы перед последним рывком. Совсем скоро середина июля, а после оно неудержимо покатится к развязке, торопя, подгоняя и не давая опомниться. Но пока в нем слишком много свободы: часы, минуты и дни слипаются в одну бескрайнюю череду неотличимых друг от друга кадров, гоняемых по кругу, чтобы заполнить эфир. У Ло усталые серые глаза и слишком много пепельной мглы на сердце, клубящейся там мутными, рыхлыми нитями. Друзья немного удивляются его новой привычке, роднящей их с Санджи, но зато тому есть с кем коротать теперь время на перекурах. А еще в один из дней зашедший в гипермаркет Ло останавливается возле стойки с висящим там давно объявлением и принимает решение. Он оставляет заявку прямо здесь, заполняя пару листов несложной анкеты по памяти, и с ним обещают связаться, действительно перезванивая на следующий день и уточняя, ищет ли он еще работу, на что он, не раздумывая, говорит "Да". Небольшое интервью и несколько формальностей происходят в тот же день, завершаясь положительным ответом, а также посменным графиком, который он может выстраивать сам. Обязанности комплектовщика заказов в гипермаркете не самые сложные, и Ло не льстит себе подобно другим, переоценивающим значимость первой работы – это просто способ отвлечься, потонув в ворохе задач и правил. Тем не менее, когда он появляется дома после первой смены позже дяди, тот растроганно говорит, что его племянник с малых лет был очень самостоятельным и осознанным. Работа отнимает время, чередуясь с отдыхом, вынуждая пропускать часть встреч с друзьями, а потому, когда Луффи как-то раз зовет его гулять, он отказывается, поясняя коротким "Я работаю". В ответ тут же прилетает шквал вопросов и удивлений – Луффи хочет знать все в подробностях, переспрашивая и уточняя, но Ло и не думает таиться – они живут по соседству, и огромный гипермаркет является точкой притяжения всего района, где вполне можно встретиться случайно. В конце концов, это и происходит, сталкивая их с одетым в такую же форменную футболку Луффи возле полок. Он задумчиво изучает ряды разнокалиберных банок, полностью поглощенный процессом, и у Ло есть несколько секунд на то, чтобы убедиться и признать: "Не обознался". - Что ты тут делаешь? – требовательно спрашивает он с высоты своего роста, подходя ближе. - Работаю, - довольно отвечает Луффи. В его руках пластиковая корзинка для покупок и телефон, а в голосе – неподдельный энтузиазм. – Сегодня вот первый день. - Почему тут? – тупо переспрашивает Ло. - Но ты же тоже здесь работаешь, - как сам собой разумеющийся факт выдает Луффи. - При чем тут я? Это не объяснение. Но Луффи, не слушая, таращится на телефон, вскидывая брови: - Так, мне некогда – тут столько всего собирать. Ты не знаешь, где у них оливки лежат? Ну ладно, я сам найду. Он вихрем уносится прочь, лавируя между покупателями, грузчиками и тележками, оставляя Ло в замешательстве смотреть себе вслед. Находиться вместе на такой работе, как эта, вовсе не значит иметь много времени друг на друга. У каждого из команды собственный ритм и загруженность, большую часть часов они проводят в зале, фасуя и собирая, и бегают на недолгий отдых, договариваясь об очередности. Но почему-то, пересекаясь с Луффи в зале и обмениваясь ничего не значащими улыбками, Ло чувствует, как что-то в сознании укладывается на место, впервые наделяя общностью. Он больше не спрашивает о причинах и мотивах, запоздало подумав, что ими вполне мог оказаться Гарп, не любивший безделья и требовавший от внука заняться чем-то полезным, как было уже в начале лета. Они стали часто ходить на обед вместе, выбирая одно за другим кафе на фудкорте этажом выше, где в дневные будничные часы было совсем пусто, давая себе передышку после вечной суматохи гипермаркета. Даже Луффи с непривычки разговаривает меньше, сосредотачиваясь на чем-то своем. Сегодня он выбирает неприметную азиатскую забегаловку в дальнем углу этажа, где принявшая его заказ кассир сонно ставит на стойку поднос без лишних дежурных фраз и навязчивых предложений. Тут только Луффи обращает внимание на прилепленный возле кассы лист с объявлением "По техническим причинам принимаем только наличные". - Черт, я все деньги в рюкзаке оставил, - он рассеянно копается в карманах, где не завалялось даже мелочи. - Я тебя угощу, - Ло протягивает кассиру несколько купюр раньше, чем та пробивает отмену. - Правда? Спасибо! Вот за это ты мне и нравишься, - оживляется Луффи, но Ло лишь засовывает в карманы руки, разглядывая белый пластик кассовой зоны перед собой: - За то, что кормлю тебя обедом бесплатно? - Нет. Ты отзывчивый, хоть и строишь из себя одиночку. Просто не любишь показывать кому попало. Водруженные на поднос тарелки прерывают их разговор, к которому немного неловко возвращаться позже. Ло избегает думать о нем. У таких размышлений нет ничего, кроме сослагательного наклонения. Наверное, Луффи не понимает. Было бы эгоизмом требовать от него быть другим, перекраивая манеры, жесты и фразы, незнакомыми стежками сшивая одно с другим так, чтобы не задевало и не бередило, стирая принадлежность к одному человеку. Ведь тогда это был бы не Луффи. В один из свободных дней он напрашивается в гости, говоря, что соскучился по нормальному общению, и это правда – быть в одной смене не значит проводить вместе время. Полчаса спустя они сидят на диване в кухне, ожидая, пока вскипятится чайник, заводящий свое тихое урчание на фоне. Внимание Луффи привлекает оставленная на подоконнике пачка сигарет. Он медленно берет ее в руки, словно прикидывая для себя что-то, а потом кидает на Ло вопросительный взгляд: - Я возьму? - Ты же не куришь, - напоминает Ло, но тут же пожимает плечами. – Да нет, бери, если хочешь. Луффи повторяет его путь тех же неумелых движений и неловкости пальцев, слишком сильно сжимающих никотиновую палочку, чтобы не выронить ненароком. Он опасливо втягивает в себя дым, толком не зная, что с ним делать дальше, и резко выпускает, наполняя кухню матовым облаком. Тлеющий огонек съедает часть бумаги, отмечая истраченное, и Луффи пробует снова, сосредоточенно повторяя движения. - Ты делаешь неправильно, - наконец подает голос насмотревшийся на эти попытки Ло. – Нужно затягиваться легкими, а не ртом. Как когда дышишь. Луффи послушно следует совету, тут же давясь и кашляя, сигарета прыгает в пальцах, очерчивая дымные спирали в воздухе. Он не сдается, прикрывает глаза, вдыхая теперь медленнее, словно проверяя отказоустойчивость организма, но опять заходится в кашле и все так же упорно пробует еще. Чайник давно вскипел, щелкнув подсвеченной неоновой кнопкой, но до него никому нет дела, и только прерывается повторяющимся, надсадным кашлем молчание. - Зачем ты себя мучаешь? – не выдерживает Ло, когда от сигареты остается чуть больше половины и берущий передышку Луффи кладет ее в пепельницу на подоконнике. - Я хочу понять тебя. - Меня? В смысле… Зачем? - Потому что тогда я смогу понять, что со мной не так. - Я никогда не обвинял тебя ни в чем, - Ло кажется, что ему, перепутав бирки, дали в руки все ключи от замков, которые наугад приходится подгонять друг к другу, но он действительно не понимает. - Я думал, что что-то делаю не так, но ведь все же очевидно. Тогда почему оно не очевидно тебе? - Ну, если ты начнешь с начала, и мы разберемся, то я… Слова тонут в тишине, когда Луффи подается к Ло коротким, настойчивым движением. Дымная горечь поцелуя обжигает, ошарашивает, откровением ломая дыхание. Коснувшиеся плеча пальцы крепко стискивают его, сминая темную ткань футболки, а потом Луффи отстраняется, ловя полный болезненного неверия взгляд, и целует еще. Его язык мягко проникает сквозь приоткрытые губы все той же незнакомой терпкостью, разносящейся по венам и мыслям; обнявшая шею рука ерошит жесткие пряди волос, и кусочки прошлого мира крошатся на колени Ло перемолотой, бесполезной трухой. Оказывается, все это время снаружи был воздух. Пузырь лопается, с оглушающим безмолвием забирая с собой пределы и границы, смешивая "внутри" и "снаружи" в единственно верное целое, которое больше нет нужды отрицать. - Почему ты не сказал раньше? – только и спрашивает Ло. И тут Луффи прорывает: - Я говорил! Я тысячу раз говорил, но ты же не замечал. Я уже всю голову себе сломал, как сделать так, чтобы ты понял. Говорил? И тут до Ло начинает доходить. "Ты самый лучший, обожаю тебя." "Был бы со мной ты." "Ло это просто Ло." " Вот за это ты мне и нравишься." Из горла раздается какой-то невнятный звук, а потом он запрокидывает голову на спинку дивана, давясь резким, беззвучным смехом своего запоздалого осознания. - Да какого… - понявший по-своему Луффи дергается было вскочить, но его ловят за плечи, прижимают к себе, не отпуская, не давая больше ни шанса сбежать, и он, притихнув, с опасливым изумлением заглядывает в лицо Ло, вытягивая шею. - Из тебя отвратительный переговорщик, - наконец, отсмеявшись, констатирует Ло. Но, к счастью, ему больше не придётся проверять это на себе.