Непревзойдённые

— Обещай, что никому не расскажешь об увиденном, — Чуя сосредоточен, но волнение выдают пальцы, перебирающие футболку. — Ни маме, ни папе, вообще никому. — Только игрушкам расскажу! — Дазай всплёскивает руками. На лице искреннее любопытство и предвкушение. — Даже игрушкам не рассказывай! Осаму, это строгий секрет, понял? Оба оглядываются на треск в глубине старого чердака. Вещи тут тяжёлым грузом разместились по углам, полы скрипят, а открытое окно пропускает вечерний сквозняк. Его шорох пугает до мурашек. — Почему мы пришли сюда? — тихо спрашивает Осаму, будто боится прервать шёпот ветра, затаившегося за коробками. — Почему не закрылись в комнате? — Это опасно, взрослые могут увидеть. Наконец и Чуя опускается на колени. Глаза закрываются с тихим вздохом, неестественный холод вынуждает Осаму выпрямить спину и вздрогнуть; ветер, кажется, усилился. Ладошки Накахара складывает, как бы прижав друг к другу в попытке раздавить невидимое глазу. От напряжения брови нахмурились, а младший наблюдает, не отрываясь, ожидая сам не зная чего. — Чуя? — Не отвлекай. Минуту Осаму почти не дышал. Переводил взгляд с чужих рук на лицо, сдерживал вопросы, как и желание коснуться дрожащих плеч друга. Но яркая, неожиданно ослепившая вспышка – и он в страхе падает на спину, прикрываясь. Чуя молчит. Яркий огонёк, одаривая деревянные стены светом, заплясал над пальцами чудным танцем. Как зачарованный, мальчик медленно улыбается и приоткрывает веки, обращаясь к свечению: — Ещё маленький, а так сияешь. — Как ты это сделал? — опомнившись, Осаму подползает обратно с открытым от удивления и восторга ртом. — Не знаю, просто... сделал, — размером с его ладонь шар подлетает выше, щекоча шею теплом. — Он живой? — Нет, наверное, — Чуя грустно улыбается, — но он сильный, я чувствую. Будто это часть меня. Мама говорила, что подобное случится однажды, и я сделаю то, чего не смогут другие. — Научишь? — как под гипнозом, Осаму тянет пальцы, но болезненно ойкает. — Горячо... Как ты держишь? — Разве горячо? — Осаму, Чуя! — голос снизу немедленно приводит в чувства, а огонёк потухает, в последний раз заискрившись. — Ужинать! — Ну блин, ушёл, — Дазай заметно расстраивается. Они поднимаются, но Накахара сразу падает обратно на колени, не удержав равновесия. Следом с беспокойством приземляется Осаму; что-то в Чуе не так, тело обмякло и даже в темноте мутный взгляд не ускользает от внимания. — Ты как? — держа за локоть, младший помогает подняться вновь. — Ничего, всё хорошо, — немного нервный смешок напрягает Дазая. — Я стану сильнее. И мой дар – тоже. — Но, Чуя... — Никому ни слова, помнишь? Прикусив губу, он кивает и наблюдает, как Чуя спускается. И ещё раз оглядывается: ветер стих, под натиском многообразных эмоций явилась усталость. Но устрашающий шёпот не покидает голову. И Осаму понимает: так звучит проникшее зло, что долго таилось извне.