Невозможное

      Часы мерно отбивали свой ритм, пока девушка, подперев подбородок рукой и облокотившись о массивную столешницу добротного дубового стола, пустующим взглядом следила за секундной стрелкой и в такт им стучала указательным пальцем по щеке. И ведь можно было закрыть аптеку раньше – все клиенты уже давно закупились и готовятся к семейным застольям и веселой встрече Рождества. Но мысль о том, что кому-то срочно понадобится антипохмельное, средство от ожогов, полученных за готовкой праздничного ужина, или, например, как воздух необходимое в такую ночь противозачаточное, не покидала Гермиону Снейп, буквально привязывая к креслу и не позволяя перевернуть приветственную дверную табличку на бездушное «Закрыто».       Сказать, что ведьма не любила свою аптеку, было бы абсолютным кощунством. Наоборот, ведьма горела «СнейпФармаси» слишком долго: вынашивала идею, просчитывала риски, кусала губы перед разговором с мужем, искала подходящее помещение и сотрудников. На данном этапе, определенно, это было делом и детищем ее жизни. Она могла днями напролет не выходить из кабинета, выкладывать собственноручно новые партии на полки и прилавок, все время продумывая, где выгоднее разместить тот или иной товар. Но то было по ее воле. Сегодня же все планы полетели к Мерлину с самого утра.       Старший провизор Клинт Хортон был на редкость превосходным сотрудником. Он с легкостью находил подход к клиенту, ориентировался в товаре и картотеке со сверхспособностью, не свойственной даже самой Гермионе, умело подбирал зелья и мази под каждый конкретный случай и стойко отстаивал стремление владельцев не отпускать серьезные «препараты» без назначения целителя. Идеальный сотрудник. Незаменимый, как еще пару месяцев назад считали Снейпы.       Однако все изменилось в тот день, когда хмурым ноябрьским утром Клинт, промокший до нитки под проливным австралийским дождем, пришел на работу с неконтролируемой счастливой улыбкой и выполнил дневную норму уже после полудня. Парень обычно был сосредоточенным и весьма хмурым, если поблизости не было клиентов, поэтому-то Гермиона не была бы собой, если бы не выудила у него все подробности чудесного настроения. А причины тому действительно были: Клинт познакомился с девушкой и пребывал на седьмом небе после первого свидания.       Вот с этого самого дня их лучший провизор постоянно витал в облаках, стал рассеян, часто отпрашивался пораньше или не выходил на смену из-за вдруг разыгравшейся болезни. Гермиона, как человек чуткий и понимающий, без вопросов отпускала того на больничный и вставала за прилавок, не желая перегружать остальных подчиненных, заслуживающих отдых в собственный выходной. Северус в такие моменты только качал головой и с ворчанием удалялся в лабораторию, потому как супруги еще на берегу договорились, кто и за что отвечает: Гермиона – непосредственно за аптеку и персонал, Северус – за лабораторию и производство.       Раздавшийся в тишине звонок заставил ведьму дернуться и выйти из своего медитативного состояния. На ощупь вытащив из кармана белоснежного халата мобильник, она с легкой улыбкой ответила:       – Привет.       – Привет. Ты закончила? – прерывисто дыша откликнулся на том проводе Снейп.       – Еще час до закрытия.       – Брось, уже никто не появится. Снимай кассу, я зайду за тобой через полчаса.       – Северус…       – Гермиона, – властно протянул зельевар, зная, что такой тон за редким исключением действовал безотказно.       – А если…       – Да никто уже не придет, ты видела время. В прошлом году было ровно то же самое.       – В прошлом году мы только открыли здесь филиал и о нас мало кто знал. В Англии все ломились до самого вечера.       – Англия – страна ипохондриков. Закрывайся, жена, – сказал напоследок мужчина и сбросил звонок.       Девушка устало вздохнула и взглянула на тканевый мешок с дневной выручкой – ну не говорить же мужу, что кассу она сняла еще час назад. А уж раз и дела никакого для нее не было (годовые отчеты сведены, зарплаты розданы, полки пополнены и даже протерты за день ее вынужденной работы в зале), ведьма потянулась за книгой, дабы скоротать эти полчаса ожидания. Однако смысл строк ускользал – в голову то и дело лезли посторонние мысли и воспоминания, навеянные надвигающимся праздником.       Это было их пятое Рождество как семейной четы и седьмое как пары в целом. Как бы ни пытался Северус убедить ее в том, что это обычный день в году, излишняя суета вокруг него – пустая трата времени (и денег), традиции глупы, а подарки при искреннем желании можно дарить в любое время года, Гермиона всё равно обожала этот праздник всем сердцем.       В первый их год, в две тысячи втором, когда отношения только зарождались и не было никакой уверенности в совместном будущем, ведьма осмелилась только преподнести своему мужчине скромный подарок (потому как оставить его без внимания в такой день не могла), не заводя разговора о праздновании – его отношение к Рождеству она знала уже тогда.       В две тысячи третьем Гермиона стала куда смелее в своих желаниях, ведь к началу зимних каникул они уже как полгода жили вместе. Попытка вытащить его на шумную вечеринку на Гриммо, конечно же, не увенчалась успехом, зато несколько еловых веток на каминной полке, горячий глинтвейн по вечерам, ароматный кекс Данди (готовить который ее научила еще бабушка Роза) нарушили привычную атмосферу холостяцкого убежища, сдавшегося под рукой неудержимой гриффиндорки.       В течение следующих трех лет к Рождеству в доме появлялось все больше тематической атрибутики, а в последний год пребывания в Англии и вовсе все внимание было приковано к высокой ели посреди гостиной. Гермиона, разумеется, видела разочарованный взгляд и поджатые губы Северуса, но старалась не придавать этому весомого значения, ведь с каждым новым декабрем нервозности в его жестах и мимике становилось все меньше, и она нацелилась искоренить ее вовсе. Муж все так же отказывался праздновать с бывшими студентами и коллегами по Ордену, но особо не рычал, когда они могли прийти на обед к ним.       Девушка была абсолютно уверена, что пробила бы эту броню и помогла бы прочувствовать дух Рождества, если бы не внезапное известие в середине января две тысячи шестого года. Обычный еженедельный разговор с мамой выбил из Гермионы весь воздух – отец пережил второй за год сердечный приступ. Тогда ведьма действительно окончательно осознала, что она больше не ребенок, а родители не вечны. Быть волшебником было здорово хотя бы по причине высокой продолжительности жизни. Но быть магглорожденным волшебником означало признать вероятность раннего по своим меркам ухода родственников. Масла в огонь подливал и тот факт, что она была поздним ребенком – Джин и Роберт стали родителями к своим сорока.       После недолгого обсуждения Северус и Гермиона приняли решение перебраться в Австралию, чтобы ведьма могла помогать маме и заботиться об отце, а ее муж твердо намеревался адаптировать пару зелий под организмы магглов. И вот уже два года зимняя английская сказка, сопутствующая Рождеству, сменилась жарким солнцем и песком вместо снега.       Единственным сигналом о смене времени года на этом конце Земли были дожди и периодический штормовой ветер, так что и любимый праздник неосознанно отошел на второй план. И все бы ничего, но традиционные открытки с фотографиями друзей, позирующих в привычных свитерах с первой литерой имени на груди, вызывали не подразумевающуюся в таком случае радость, а только грусть и даже тоску.       Для Гермионы Рождество обязательно включало в себя снег (порой, конечно, слякоть), мороз и румяные щеки, даже синяки от падений на льду и те вызывали сейчас улыбку. В Харви-Бей, где обосновались сначала Грейнджеры, а затем и Снейпы, праздник совсем не ощущался. Наряженное искусственное дерево в центре города смотрелось нелепо; Санта Клаусы в торговых центрах жарились в ярко-красных костюмах, в которых брюки превращались в бриджи, и стоически выслушивали желания очередного ребенка, приютившегося на коленях аниматора. Вместо битвы снежками горожане отправлялись на пляж и лепили «песковиков», что особенно раздражало Гермиону, но в кои-то веки забавляло Северуса.       Словом, в эти два австралийских года ведьма напрочь отказывалась принимать участие в этом фарсе и не обращала внимание на календарь. Однако в этом году с наступлением декабря на нее накатила внезапная тоска по Британии. Дома чаще заваривался эрл-грей вместо охлаждающих напитков, на полках и тумбах нашли свое место фоторамки с кадрами минувших лет, аудиопроигрыватель все чаще пел голосами Элтона Джона, Queen, Робби Уильямса, Coldplay и других британских артистов. А к середине месяца Гермиона стала закрываться в спальне с ноутбуком, где включала кондиционер на минимальную температуру, закутывалась в плед и начинала марафон рождественских фильмов, пока супруг занимался исследованиями в личной лаборатории и не подозревал о ее меланхолии.       А сегодня, в сочельник, настроение девушки с каждым часом стремилось к нулю – хотелось поскорее принять душ и провалиться в сон, желательно вплоть до первого января. Сморгнув наваждение, ведьма со вздохом поднялась, взяла выручку и направилась в кабинет. Она как раз успела запереть сейф, когда в проеме показалась фигура ухмыляющегося мужа.       – Ну что, были клиенты за полчаса? – забавляясь, спросил Северус, внимательно оглядывая чем-то расстроенную жену.       – Я готова, – проигнорировав вопрос, ответила Гермиона, призывая к себе сумочку.       – Все в порядке? – он перехватил ее ладонь, привлекая к себе и отводя за ухо выбившиеся из пучка пряди, закрывающие лицо.       – Все хорошо, – она обняла его, – мы идем?       – И почему я не верю ни единому твоему слову, – вздохнул мужчина и коротко поцеловал жену в висок. – Я взял на ужин еду из твоего китайского ресторана.       – А лепешки? – улыбнулась ведьма.       – Если ты дашь мне вздохнуть, мы пойдем домой и все сама увидишь.       Миссис Снейп нехотя разжала руки, выпуская мужа из объятий, и двинулась вниз по лестнице, бросая на ходу:       – Ну долго еще тебя ждать?       – Дерзкая гриффиндорка, – проворчал Снейп, усмехаясь, и поспешил за женой.       Когда они вышли из магазина и Северус закрывал аптеку, попутно накладывая охранные чары, с противоположной стороны улицы к ним уже семенил в солидных летах волшебник – владелец лавки сладостей. Несмотря на то что Австралию от Британии отделяло десять тысяч миль, здесь, в этом аналоге Косого переулка, их узнали мгновенно. Весть о событиях на родине, как оказалось, разлеталась по разным уголкам земного шара мгновенно, так что покой, о котором мечтал зельевар, знатно пошатнулся в первые недели их пребывания в стране Оз.       – Гермиона, здравствуй, моя дорогая, – мистер Дэвис лучился позитивом, ласково погладив плечо девушки, – с наступающим Рождеством!       – Здравствуйте, Аарон, и вас! – натянуто улыбаясь, ответила она. – Как ваша жена?       – О, прекрасно, прекрасно. Дети с внуками приехали, в доме теперь непременно нужно смотреть под ноги, повсюду игрушки, знаете.       – Могу представить. Передавайте Маргарет мои лучшие пожелания.       – Добрый вечер, мистер Дэвис, – Северус приблизился к ним, приобнимая жену за талию.       – Северус, – старик слегка поклонился.       Аарон обожал эту пару, а Гермиону в особенности. Его дети давно покинули родительский дом и разъехались по стране, а им с женой вдруг стало как-то одиноко в пустом доме. И вдруг у них появились такие интересные соседи. Конечно, мужчина знал, кто они, и от этого было еще более удивительно встретить их здесь. С молодой миссис они быстро подружились, и семейство Дэвисов по-отечески заботилось о постоянно забывающей пообедать владелице лучшей на его памяти аптеки. Мистер Снейп же вызывал непоколебимое уважение как к герою британской войны и отдельно как к преданному любящему мужу.       – Собственно, чего это я… Моя жена передала вам ее фирменный пирог в качестве небольшого презента, – он протянул им круглую форму, прикрытую фольгой, – я хотел зайти еще в обед, но сегодня посетителей, – присвистнул старик, – сами понимаете.       – О, благодарю, Аарон, передайте еще и тысячу благодарностей, – широко улыбаясь, ответила ведьма, перехватывая подарок и смущаясь от того, что даже не подумала приготовить ответный.       – Что ж, счастливого Рождества вам обоим, а мне уже пора.       – Счастливого Рождества!       Когда Снейпы наконец аппарировали к дому, уже начало смеркаться. Северус вдруг как-то весь напрягся, переступив с ноги на ногу, что не ускользнуло от гриффиндорского внимания.       – Все в порядке? – прищурилась девушка.       – О чем ты?       – Ты какой-то нервный, – она вошла в открытую мужем дверь, оставляя сумочку на банкетке.       – Тебе показалось, – Северус обнял ее со спины, целуя в открытую шею, – я оставил пакеты с едой в гостиной, разберешь? Хочу пока смыть с себя ароматы лаборатории.       Сначала ведьма слегка нахмурилась, ведь, во-первых, ингредиентами и зельями от него не пахло, а во-вторых, она прекрасно знала, что в лаборатории его сегодня не было и в помине – в середине дня она делала запрос по каминной сети, но его помощник сообщил, что мастер не появлялся.       – Конечно, – отбросив никому не нужные вопросы и подозрения, Гермиона развернулась в его руках и вовлекла в долгий поцелуй, прежде чем нежно улыбнуться, провожая Северуса взглядом.       По необъяснимым причинам для нее не существовало сроков для того, чтобы начать скучать по мужу. Будь то командировочная неделя или пара рабочих часов – девушка в любом случае начинала желать оказаться рядом с ним. Поэтому-то никогда не упускала возможности обнять, поцеловать или хотя бы мимолетно прикоснуться, когда они оказывались наедине. На ее счастье подозрения в начале их отношений о том, что Северус кажется абсолютно не тактильным человеком, быстро рассеялись – он точно так же тянулся к контакту, но только с ней. С посторонними или даже знакомыми он избегал банального рукопожатия.       Когда мужчина впервые приблизился к ней на достаточное расстояние, чтобы почувствовать его прерывистое дыхание на губах, Гермиона не знала, куда деть руки. Почему-то в те несколько секунд в голове билась мысль, что, прикоснись она к нему, и Северус непременно отстранится, восстанавливая личные границы. Но зельевар тогда, мягко говоря, удивил ее. Он осторожно взял ее ладонь и положил на свою грудь в районе сердца, заглядывая в расширенные от неверия карие глаза.       – Чувствуешь? Вот что ты делаешь со мной, Гермиона, – и не давая ей возможности задать хоть один вопрос, который мог превратиться в лавину других, Северус Снейп впервые поцеловал ее.       С мечтательной улыбкой вспоминая тот вечер, ведьма не заметила, как машинально скинула туфли, сходила на кухню за стаканом воды, насыпала корм их домашней сове, пристроила пирог на кухонном островке, и пришла в себя только в дверном проеме, ведущем в гостиную. Не веря своим глазам, Гермиона сделала шаг вперед, но снова замерла, хаотично бегая взглядом по тому, что видит, и думая, не мерещится ли ей это.       – Нравится? – услышала она за спиной тихий бархатный голос и обернулась.       – Северус… – прошептала девушка, часто моргая от подступивших, готовых в любую секунду сорваться слез.       Мужчина как-то весь подобрался, не понимая реакции жены и прикидывая, что сделал не так. Но когда она схватилась за пылающие щеки, резко развернулась и с широкой улыбкой вошла в гостиную, волшебник шумно выдохнул, только сейчас понимая, как все это время задерживал дыхание, и последовал за ней. Вспомнив о последнем штрихе, волшебник повел рукой, снимая чары с комнаты, и на дом обрушилась лавина запахов.       – О господи, Северус! – вдыхая полной грудью, воскликнула Гермиона.       – Ты бы быстро догадалась, если бы не чары. Хотелось эффекта полной неожиданности.       Аромат хвои, исходящий от рождественской ели в центре гостиной, манил как никакой другой. Отвыкнув за два года от подобных нот, миссис Снейп как завороженная приблизилась к размашистым веткам, кончиком пальца подхватила каплю смолы и приблизила к носу, рискуя перемазаться липкой субстанцией.       – Это волшебство какое-то, – прошептала девушка, – как ты…       Она резко обернулась, ища глазами подтверждение новому запаху, который уловили рецепторы, и метнулась к идеально сервированному и уже накрытому столу у французского окна. Убедившись, что ей не померещился пряный чарующий запах корицы, Гермиона искренне рассмеялась. В центре стола, вокруг других блюд, стоял тот самый пирог Данди, правда немного подгоревший у одного бока. И тот факт, что от него тянуло корицей (в традиционном рецепте ее не было – добавляла пряность исключительно бабушка Роза), заставил в груди все сжаться от переизбытка нежности, благодарности и любви к мужу.       Покачав головой в попытке убедиться, что это не сон, девушка бросилась к Северусу, обнимая его так крепко, как только могла. Мужчина чуть покачнулся, отступив на пару шагов, когда в него с разбегу впечаталось хрупкое на первый взгляд тело, обвил жену за плечи и поцеловал в макушку, прикрывая глаза.       – Я не могу поверить, Северус, – прошептала она, поднимая глаза.       – Придется, милая, это еще не все. И если не прекратишь мочить мою рубашку слезами, я быстро пожалею об этой затее.       – Прости, – она отстранилась, поспешно стирая основаниями ладоней слезы, – у меня просто нет слов сказать, насколько я сейчас счастлива.       Он с легкой улыбкой стер большими пальцами слегка размазанную тушь и развернул ее за плечи, прижимая спиной к своей груди.       – А теперь не суетись и посмотри как следует. Думаю, здесь есть, что исправить.       Гермиона обняла обвивающую ее руку, оглядываясь по сторонам. В центре гостиной привлекала к себе внимание, навскидку, двухметровая, не меньше, ель, украшенная только теплыми огоньками гирлянд, размеренно мигающей в одном заданном ритме. Правее от нее, прямо напротив углового дивана и журнального столика, вместо телевизора разместился камин, которого здесь вовсе не было. На полке над ним нашли свое законное место все рождественские открытки, присланные друзьями, и еловая гирлянда, увешанная маленькими красными бантами и россыпью золотых бусин. Чуть выше висел внушительный венок без всяких лишних украшений, кроме нескольких шишек.       – Здесь должны быть носки, – Гермиона указала на камин, – но ты их…       – Ненавижу, да. Простишь мне этот каприз?       Девушка наклонилась, чтобы коротко поцеловать предплечье мужа, и вернулась к созерцанию гостиной.       Над потолком в хаотичном порядке парили свечи, что наконец говорило о том, что в доме живут волшебники. Сама Гермиона никогда не добавляла их к декору, но такая ностальгия по Хогвартсу приятно грела сердце. Девушка с удовольствием поняла, что Северус пытался воссоздать ее собственные попытки украсить дом в Англии к Рождеству, забыв только о парочке деталей.       Она, не разрывая объятий, невербально призвала из коридора свою палочку и парой взмахов завершила начатое мужем: сменила песочный цвет пледа на диване на бордовый, раскидала несколько декоративных подушек с соответствующим узором и уже направило было палочку на ель, когда Северус мягко опустил ее руку.       – Не торопись.       Он на мгновение вышел в коридор и вернулся с увесистой картонной коробкой. Оставив ее левитировать возле дерева, зельевар с легкой усмешкой поманил к себе жену. Гермиона медленно подошла к нему, бросая косые взгляды на смутно знакомую коробку, и вопросительно вздернула брови.       – Не думала же ты, что я забуду о самом главном? – он старательно сдерживал улыбку, но удавалось это с трудом.       Когда в ее глазах он увидел понимание и ее рот со вздохом приоткрылся, Северус уже не смог сдерживать своей реакции и тихо рассмеялся. Взяв жену за руку, он подвел ее к коробке и открыл ее взору содержимое.       Гермиона неуверенно протянула немного дрожащую ладонь и взяла стеклянный шар с изображением заснеженного леса. Осознание медленно, но уверенно накрывало ее с головой. Это не обычная старая коробка. Это не просто елочные украшения. Это игрушки из родительского дома в Йорке, где она выросла и куда не заходила все годы после войны. Родители, к которым вернулась память, возвращаться туда отказались, а сама девушка не решалась не то, чтобы жить в нем, но и продать рука не поднималась. И теперь она держит в руках елочный шар, который они с папой купили на рождественской ярмарке, когда ей было девять.       – Это не может быть правдой… Где ты взял их?       – А какие варианты?       – Но как ты узнал? Я же ничего не рассказывала.       – Пришлось обратиться за помощью к теще, потому что я совершенно не знал, какие украшения подойдут. Слово за слово, и она рассказала о том, как вы втроем обожали наряжать дом. В том числе и об этом твоем приданом.       – И о Данди?       – Да. Не думала же ты, что я стану листать кулинарные книги? Хотя до сих пор не понимаю, кто в здравом уме может любить изюм и цукаты.       – Ты невыносимый, – она вернула шар в коробку и повернулась к мужу, обхватывая его лицо ладонями, – и совершенно невероятный!       Когда ель была украшена и они отметили Сочельник, наслаждаясь ужином и таким редким в их баре игристым, Северус на несколько минут вышел, оставляя Гермиону наедине со своими мыслями.       Как спустя несколько лет брака можно влюбиться в своего мужа еще сильнее? Оказалось, что совершенно возможно. Ведьма, поставив на стол бокал, взяла с дивана мобильник и набрала сначала родителей, поздравив их и коротко ответив на многочисленные вопросы мамы, пообещав подробности за завтрашним совместным обедом, а потом и друзей. Когда она в пятый раз заверяла Джинни, что скоро навестит их в Британии, Северус вернулся, молча вытащил из ее рук сотовый, сбросил вызов и повел за собой – все так же без слов. Краем глаза она заметила в его руках ее теплый свитер и нахмурилась, когда осознала, что и он был приодет явно не по австралийской погоде, откопав из глубины шкафа свою любимую мантию.       – Мы куда-то аппарируем?       – Миссис Снейп, воздержитесь от вопросов, – он бросил взгляд на наручные часы, – еще две минуты и все узнаете.       – Надеюсь, это все не превратится в тыкву в полночь? – хихикнула Гермиона – игристое точно успело ударить в голову.       – Надевай, – мужчина протянул ей свитер, – и выходи на задний двор.       – Слушаюсь, профессор, – поддразнила его ведьма, зная, что он не любит это обращение.       Еле справившись с тугим горлом, девушка пригладила растрепанные волосы и вышла вслед за мужем. Если ей час назад казалось, что большего удивления и счастья она в жизни не испытает, то сейчас она не была уверена больше ни в чем. Так и оставшись на верхней ступеньке и не находя сил выпустить из руки дверную ручку, Гермиона во все глаза смотрела то на Северуса, то на их сад.       Зельевар же стоял в центре лужайки, стремительно покрывающейся… снегом, и самодовольно ухмылялся. Заметив, что жена не намерена в ближайшее время ступить и шагу, он не выдержал, в несколько шагов приблизился к ней, подхватил на руки и уверенно вынес ее в сад, опуская на землю, но не выпуская из крепких объятий.       – Северус, я…       – Тише, я все знаю, – он положил подбородок на ее макушку, покачиваясь на месте, чувствуя, как на щеки прохладным касанием ложатся наколдованные снежинки.       – Как ты смог? Он же не тает…       – Если я начну перечислять все чары, мы не закончим до утра.       Гермиона чуть отстранилась и, подтянувшись носочках, с чувством вовлекла его в поцелуй, пытаясь выразить хоть толику того, что сейчас творилось в ее душе. А Северус тем временем, отвечая со всей нежностью, на которую был способен, думал, что вся эта подготовка, бесконечные аппарации в поисках дерева и трудности с его транспортировкой между материками, три испорченных кекса (надо было соглашаться на помощь Джин и не выпендриваться), рябь в глазах от обилия украшений, борьба с чарами в саду – все это стоило того, чтобы сейчас видеть свою ведьму такой счастливой. В конце концов, он же клялся перед алтарем, что сделает для нее невозможное?