Новый год в Голубково

Свежий беленький снежок радостно скрипел под подошвами валенок. Сегодня утром Голубково хорошенько припорошило — высокие сугробы лежали всюду: вдоль длинных деревянных заборов, в квадратных палисадниках перед домами, на главной площади у почты. Словом, самый настоящий Новый год. Андрей бодро топал по проселочной дороге, сжимая в руке целую авоську душистых мандаринов. Он специально встал пораньше, чтобы успеть в магазин к утреннему завозу. 31 декабря продукты исчезали с полок со скоростью света, поэтому нужно было во что бы то ни стало успеть отхватить свою порцию оранжевых цитрусов.  Пришлось, конечно, постоять в очереди, поругаться с противной бабкой с Озерной улицы, мило поулыбаться тучной продавщице и выполнить все остальные обряды предновогоднего голубковского шоппинга, но всему этому была грош цена, стоило Андрею представить довольного Мишку, счастливо поедающего мандарины за праздничным столом.  На дворе было тихо и чисто. Белый снег красиво искрился под лучами восходящего солнца, куры тихо кудахтали в сарае, из трубы на крыше тонкой струйкой поднимался дымок. На лавочке у входа в дом с крайне важным видом вылизывал свою зимнюю шерстку Меригуан. Андрей быстро почесал его за ушком, поставил рядом авоську, а сам направился к дровнице, чтобы захватить домой парочку поленьев. Пока он кряхтел, укладывая деревяшки на сгиб локтя, кот успел обтыкать своим розовым носом все мандарины. В жилой части дома было сухо и тепло. В печке в углу приветливо потрескивали прогоревшие угольки. Андрей свалил дрова на железный настил, стянул валенки и прошел в комнату. Внутри приятно пахло хвоей от елки, которую он притащил из леса на днях. В тот вечер Миша принес из дома большую коробку елочных игрушек — старых таких, стеклянных, как в детстве — и поставил довольно перед Трахтористом, мол, давай наряжать.  Украшали лесную красавицу до самой ночи. Долго, конечно, вышло, но Андрей ничего не мог поделать с собой: в тот день ему как-то особенно сильно хотелось затискать своего Бормотунчика, погладить его везде, зацеловать. Да так, чтобы весь он светился от любви и нежности. Мишка и впрямь тогда как-то по-особенному улыбался, краснел, радостно бормотал что-то себе под нос и задумчиво жевал губы, примеряя очередную игрушку к елочной ветке. Видно было, что хорошо ему.  Андрей постоял минуту, прокручивая в памяти сладкие воспоминания, потом нахмурился задумчиво, обошел елку несколько раз, проверил, все ли шарики на месте. Нагнулся, поправил стоящих снизу Деда Мороза со Снегуркой и заглянул в большой подарочный пакет — проверить, все ли там в порядке. Внутри металлическими боками поблескивали новехонькие бидончики. Все они были разного размера и складывались друг в друга, как матрешка. Андрей пересчитал их еще раз и удовлетворенно хмыкнул — Бормотуну должно понравиться.  Посреди комнаты уже стоял разложенный стол-книжка, а на нем — много разноцветных тарелочек со всякими нарезками, пиалка с конфетами, две бутылки самогона. В холодильнике ждали своего часа оливье, селедка под шубой, запеченная курочка с картошкой и даже бутерброды с красной икрой. В общем, Трахторист очень уж хотел порадовать Мишку в их первый совместный Новый год. Что уж греха таить, приготовил это все он, конечно же, не сам — весь декабрь обивал пороги доярок, чтобы те помогли. В итоге все вышло, слава богу, в лучшем виде.  Трахторист постоял немного возле стола, прикидывая, сколько разных дел еще предстоит переделать до вечера. Надо было хорошенько прибраться в избе, протопить печку, насыпать курям корма на два дня вперед, расчистить от снега двор и главную площадь, где после курантов обычно собиралась вся деревня. И все это надо успеть до прихода Миши. Тот встал ни свет, ни заря, копошился долго в сенях, разбудил Андрея и ушел к себе, чтобы тоже завершить все свои предновогодние дела.  Первым делом, даже не дойдя до дома, он заглянул на ферму к своим буренкам, нагладил их всех, что-то нежно приборматывая, накидал побольше сена, повесил каждой на шею колокольчик на праздничной ленточке. Все доярки уже сделали свою утреннюю работу, кучковались в углу и что-то тихо обсуждали, странно посматривая на Бормотуна. Миша было подошел к ним, гремя бидончиками, и начал что-то сбивчиво бормотать, а те только испуганно попятились да разбрелись кто куда. Бормотун еще с минуту шептал им что-то вслед, но ни одна так и не поняла, чего он хочет. Миша расстроенно вздохнул и пошел к выходу с пустыми бидонами. Не видать ему сегодня свежего молочка. Но тут, когда он уже подходил к двери, из-за угла, перевязывая толстую косу красной лентой, вышла доярка Аня.  — Эй, Бормотунчик, пойди-ка сюда, — Анька встала посреди прохода и начала вытаскивать что-то из кармана телогрейки.  Мишка весь вздрогнул, заслышав, как к нему обращаются. Повернулся, подумал, пожевал немного губы и осторожно к Ане подошел.  — У меня для тебя кое-что есть, — Анька протянула руку. В ладошке у нее была красивая плетеная авоська ручной работы, — С наступающим тебя Новым годом, Мишка! Бормотун сначала отпрянул, недоверчиво разглядывая неожиданный подарок, а потом принял его из дояркиных рук, стараясь ненароком не порвать, не помять. Авоська была причудливая: крепкие белые веревки переплетались необычными узорами, похожими на цветочки. Миша весь покраснел, замялся. К глазам ненароком подступили слезы. Никогда еще ему вот так просто не дарил подарки почти незнакомый человек.  — А у меня… у меня же для тебя совсем ничего нет, — Бормотун растерянно забегал глазами по Анькиному красивому личику. Ему совсем не хотелось отдавать обратно авоську, но как-то не очень хорошо получалось. Как же так, ему дарят, а он даже не подумал что-то подарить в ответ. — Да ты чего, Бормотунчик, ты же тут нам круглый год с буренками помогаешь, это же самый лучший подарок, — Аня улыбнулась, наблюдая за тем, как трогательно Мишка засмущался, и вдруг коротко приобняла его, поглаживая по засаленным прядкам. — А что это у тебя бидончики-то пустые? — Анька отпрянула от Бормотуна, всплескивая руками, — Пойдем-ка я тебе налью молочка парного, только что Зорьку подоила. С фермы Миша вышел счастливый, с полными бидонами сладкого молока и новой авоськой. Хорошая была все-таки эта доярка Аня, не шугалась его, как остальные, и, кажется, понимала даже, какой он на самом деле. Редко таких людей можно было встретить. Бормотун быстро дотопал до своего дома, сложил бережно все свои дары на кухонном столике и принялся прибираться в избе. Нужно было в грядущий год входить в чистоте и порядке.  До самого вечера Мишка занимался делами. Подмел пол, перемыл всю посуду, распаковал и бережно протер новенькую гитару, которая пришла ему сегодня утром в подарок от брата. Вместе с ней Леша прислал еще целую упаковку свежайших «Коровок» — Бормотун то и дело закидывал по одной в рот, пока носился туда-сюда по комнатам. Свой подарок брату Миша отнес на почту еще вчерашним утром.  Потом он до скрипа намылся в бане, которую Андрюша совсем недавно починил, достал из печи душистый куриный пирог, приготовленный по рецепту маменьки, выудил из недр шкафа свою праздничную красную клетчатую рубаху, нарядился и задумчиво встал перед подоконником, на котором досыхал его подарок для Трахториста.  Мишка тревожился из-за этого уже целый месяц. Вообще, обо всем, что с Андреем было связано, Бормотун немножко тревожился. Сначала всю осень он переживал, что вот-вот работа в полях закончится и его Трахторист соберется и уедет в город. В самом деле, чего ему тут делать, коль работы нет — в городе то все повеселее будет, чем тухнуть в селе на пару с деревенским полоумным.  Потом, когда Андрей заявился домой с новостью про снегоуборочную насадку для трактора и заверениями, что никуда он от Бормотунчика убегать не собирается, Миша порадовался-порадовался недельку, а потом снова запереживал. Теперь то надо было обязательно придумать, чего бы такого подарить Дюше на Новый год. Нужно было что-то такое, что могло бы выразить любовь, нежность и заботу, которых в Мишке стало через край после встречи с Трахтористом.  Думал-думал Бормотун и смекнул, что подарок непременно нужно сделать своими руками и вложить в него все свои чувства. И вот на целый декабрь в подсобке Шурика в библиотеке он устроил гончарную мастерскую. Приходил туда каждый вечер и вместо того, чтобы книжки читать, сидел и лепил кружечки в форме коровок, аж все губы от усердия изжевал. Когда все было готово, принес свое творение домой и обжег в печи, а потом нашел в подполе старые краски и раскрасил, поставил сушиться на окно. Теперь с подоконника на него глядели две чашечки на ножках с копытцами, а вместо ручки у них были пятнистые коровьи мордашки. Получилось не идеально — у одной коровки скосились рога, а у другой одна нога была короче остальных. Мишка еще минут пять постоял у окна, рассматривая кружки со всех сторон, вздохнул печально и сложил их в красивую праздничную коробку. Криво-не криво, а с пустыми руками идти нельзя, оставалось надеяться, что Трахторист не посмотрит на него как на сумасшедшего.  Пора было выходить. Бормотун задумчиво прошелся еще раз по всем комнатам в доме, выключил везде свет, сложил пирог с подарком в авоську и вышел на двор. На улице уже стемнело, вдоль проселочной дороги желтым светом горели фонари, снежок крупными хлопьями падал с темно-синего неба. Мех на воротнике тулупа назойливо щекотал нос, и Миша несколько раз чихнул, подтирая верхнюю губу рукавом.  Вся деревня стихла в преддверии праздника — ни одного человека не встретил Миша, пока шел до дома Андрея. Все жители Голубково разбрелись по домам, чтобы закончить последние приготовления к новогодней ночи. В окнах низеньких домов повсюду горел теплый свет, за занавесками были видны фигуры людей, снующих туда-сюда по своим избам. Бормотун даже взгрустнул немного, пока шел по пустым улицам, до того они были одинокие. Но сразу улыбнулся, представив, как зайдет сейчас в теплый дом своего Трахториста и нагладится с ним вдоволь. Мишка явился на порог большим мягким комком, укутанным в свою самую теплую зимнюю одежду. К вечеру в Голубково началась вьюга, поэтому весь его тулуп и шапка были в снегу. Андрей встретил его прямо в дверях и помог раздеться, попутно сцеловывая с длинных ресниц маленькие кристаллики инея. Бормотун нетерпеливо перетаптывался с ноги на ногу, тихо фыркал и оттаивал понемногу. — Андрюша, ну что ты, дай-ка хоть в избу пройти, — освободившись от одежды, Миша подобрал с лавки у печи авоську, сунул в руки Трахтористу пирог, а остальное спрятал за спиной и боком пробрался к елке, чтобы положить туда свой подарок.  Андрей тем временем похозяйничал еще немного на кухне, переложил пирог на блюдо и поставил его на стол рядом с остальными тарелочками. В комнате царил приятный полумрак, горела только лампа на столе, советская гирлянда на елке да старый телевизор, из которого на минимальной громкости доносились звуки «Голубого огонька». Бормотунчик в своей мягкой клетчатой рубашке выглядел среди всего этого так по-родному, так по-домашнему, что у Трахториста аж защемило в груди от подступившей нежности.  — Мишка, у меня для тебя есть подарок, — Андрей подошел к стоящему у елки Бормотуну и сжал его руку в своей большой ладони.  — У меня… у меня тоже, — Миша застенчиво опустил глаза в пол и весь даже покраснел как-то. Трахторист удивился, чего это он смутился весь, как будто первый день знакомы.  — Так пойдем сядем за стол и подарим друг другу, чего ты, — Андрей подхватил свой пакет и сел на скрипучий диван, подзывая жестом Бормотуна. Тот потоптался еще немного и примостился рядом.  — Ты первый, — пробормотал Мишка и принял подарок из андреевых рук, аккуратно заглядывая внутрь.  Из пакета гладкими боками на него глядели шесть жестяных бидончиков, каждый разного цвета. Все они были сложены друг в друга наподобие матрешки. Бормотун вытаращил в восторге глаза и начал осторожно доставать один за другим. Последний, самый маленький бидончик был белого цвета, а посередине на нем была нарисована пятнистая коровья мордашка. Под ней маленькими буквами-бусинками было выведено «любимому Бормотунчику».  У Миши внутри все перевернулось, стоило ему увидеть эту надпись. Он крепко сжал бидончик в ладонях и почувствовал, как к горлу подкатывает ком, а глаза наполняются влагой. Никогда у него не было такого близкого человека, кроме семьи, который был бы с ним таким чутким и внимательным, который бы так хорошо понимал его и не считал за чудака. Не в силах сдержаться, Бормотун обхватил руками Трахториста и вжался лицом ему в шею, размазывая слезы по горячей коже. Андрей осторожно обнял его в ответ, поглаживая отросшие лохмы.  — Бормотунчик, что такое, тебе не нравится? — Трахторист беспокойно запричитал, сжимая дрожащие плечи, — Тихо, тихо, ну что ты… — Оч..чень, очень нравится, — Миша чуть отодвинулся, хлюпая носом, и начал беспорядочно целовать Андрея в щеки, в веки, в губы, — Спасибо, спасибо, спасибо.  Трахторист обхватил ладонями его намокшее лицо и с напором поцеловал, пробираясь языком в щель между зубами. Бормотун яростно ответил и начал было уже стягивать с Андрея черную майку, но тот мягко отстранился, поглаживая Мишины щеки большими пальцами.  — Давай я твой посмотрю, очень уж мне хочется, — Бормотунчик тут же снова зарделся, заперебирал беспокойно пальцами по краешку своего пакета.  — Я… я боюсь, вдруг тебе не понравится, — Миша начал жевать губы — всегда так делал, когда сильно нервничал. Андрей удивленно посмотрел на него, распаковывая подарок. — Мишка, как же мне может не понравиться, все от тебя мне нравится и сам ты мне тоже очень нравишься, ну что же ты… — Трахторист быстро приговаривал, разворачивая бумажную обертку, но сразу замолчал, завидев содержимое, — Это ты сам сделал? Бормотун неуверенно кивнул, внимательно наблюдая за реакцией. Андрей широко улыбнулся, повертел необычные кружечки в руках, аккуратно поставил их на стол и тут же загреб Мишу в свои крепкие объятия.  — Какой же ты у меня талантливый, я даже представить не могу, как такое можно сделать своими руками, — Бормотун заметно расслабился в андреевых руках, весь как будто обмяк даже. Видно было, что переживал он об этом не один день, может быть, вообще целый месяц. Трахтористу было так приятно, что он даже не мог выразить все свои эмоции словами и поэтому просто завалил Мишку на диван, начиная расстегивать рубашку и вылизывать его со всех сторон. Когда они, все мокрые и раскрасневшиеся, неторопливо одевались, до полуночи оставалось меньше часа. В избе приятно пахло мандаринами и прочими вкусностями, которые стояли на столе. Вьюга за окном потихоньку успокаивалась. Меригуан тихо мурчал на стуле рядом, подвернув лапки под себя, и любопытно принюхивался. Андрей подхватил с тарелки с нарезкой кусок колбасы и сунул ему под нос. Кот довольно заурчал и сжевал его за секунду.  Бормотун почувствовал, как урчит живот, и тоже потянулся к салатам. Трахторист уже с аппетитом уплетал селедку под шубой. Недолго думая, они вскрыли бутылку со свежим самогоном и начали рюмка за рюмкой его пить. Мишка уже после третьей весь распалился, скинул с себя теплую рубашку и начал прерывисто рассказывать, как проведывал сегодня утром коровок, как Анька подарила ему новую авоську, а Лешка гитару, как он целый месяц лепил в библиотеке чашки для Андрея. Трахторист жевал, довольно хмыкал, кивал и наблюдал за Бормотунчиком, который в такие моменты становился таким открытым и искренним. — Мишк, а сыграй-ка мне что-нибудь, ты же умеешь, — Андрей поднялся и вытащил из-за печи старенькую гитару, протягивая ее Бормотуну. Миша тихонько хрюкнул, поперхнувшись куском сыра, которым он закусывал очередную рюмку, и быстро закачал головой в протесте. Опять засмущался.  — Бормотунчик, ну давай, не стесняйся, это же я, — Трахторист улыбнулся и начал упрашивающе таранить ему грудь головой. Миша с сомнением посмотрел на Андрея, но гитару все же взял и тут же начал подкручивать колки. Трахторист с восхищением смотрел на то, как его пальцы умело перебирают струны, как левая рука нежно обхватывает гриф, как ресницы мелко дрожат, отбрасывая тени на щеки. Бормотун подумал немного, закусив губу в сосредоточении, и начал наигрывать первые аккорды знакомой с детства песни. Андрей тут же вспомнил свою детскую комнату и маму, которая ставила ему по выходным пластинки с песнями из мультиков. «Простоквашино» был одним из его любимых. — Кабы не было зимы в городах и селах..., — Миша начал тихо напевать и Трахторист весь обомлел, услышав его низкий бархатистый голос. Как же так получилось, что за все время, прошедшее с их знакомства, Бормотун ни разу не спел ему. Мишка продолжал петь, несмело поглядывая на замершего Андрея из под полуприкрытых век. Трахторист сидел тихо и неотрывно смотрел, полностью погруженный в таинство, раскрывшееся перед ним. Все внутри него сжалось от накрывших волной чувств к этому человеку — самому интересному и необычному из всех людей, которых Андрей встречал в своей жизни. Бормотун тем временем провел по струнам в заключительном аккорде, отложил гитару и начал рассматривать свои руки, сложенные на коленях, не осмеливаясь поднять взгляд. — Мишань, это... это же просто невероятно! — Трахторист воскликнул, перехватывая Мишины ладони, — Я и не знал, что ты так красиво поешь! Бормотун что-то забубнил себе под нос, начал отнекиваться, но Андрей тут же заткнул ему рот нежным поцелуем. Пока они миловались, из старенького телевизора послышались звуки фанфар — начиналось новогоднее обращение президента. Мишка оторвался от Трахториста и посмотрел на настенные часы. До полуночи оставалось меньше десяти минут. Он тут же подскочил и побежал к тумбочке за ручками и бумажками. Андрей ласково улыбнулся, забирая у него из рук небольшой клочок тетрадного листа. — Дюша, мы должны загадать желание, — Бормотун закопошился, освобождая краешек стола от тарелок. — А давай напишем, а потом обменяемся и загадаем друг за друга. Так точно сбудется, — Трахторист достал из кармана коробок спичек и уже прицелился ручкой, чтобы написать желание. — Нет! Надо под куранты, — Миша тут же перехватил его руки, останавливая. Они посидели еще пять минут, слушая речь про то, каким трудным был уходящий год и как много всего хорошего ждет их в новом. Звук курантов раздался, когда Андрей наливал самогон в рюмки. Бормотун тут же схватил ручку, закусил кончик языка и, не думая, начеркал что-то на своем листке. Потом они обменялись бумажками и на секунду затихли, внимательно вчитываясь в неразборчивый почерк друг друга. Трахторист растянул губы в радостной улыбке — на Мишкиной записке было написано ровно то же самое, что пожелал он сам: чтобы они всегда были рядом. Бормотун весь покраснел, поднял счастливый взгляд на Андрея и было полез целоваться, но бой курантов уже подходил к концу. Они засуетились, поджигая свои записки и стряхивая пепел в рюмки, и выпили, глотая не догоревшие куски бумаги. Когда из телевизора заиграл гимн, Трахторист обхватил Бормотуна руками, сгребая его в крепкие объятия. Смял своим ртом его мягкие, горьковатые от самогонки губы, пролез внутрь языком, трепетно поглаживая кончиком голые десны. Мишка был весь такой теплый, разгоряченный от алкоголя и печного жара, пах сладко молочком и немножко сливочными конфетами. Андрей мягко поглаживал его худые бока, пробираясь пальцами под майку, скользил ладонями по бархатной коже под пупком. Бормотун тихо урчал в поцелуй и тоже уже нетерпеливо залезал ладонями Трахтористу в штаны. На улице загрохотали первые залпы новогодних салютов. Они нежились голые на диване, переплетаясь крепко конечностями. Андрей прочесывал пальцами Мишины темные волосы, а тот сопел тихо ему в грудь, поглаживая ладонями мясистые бедра. Самогонка разливалась теплыми волнами по всему телу и так хотелось вот так заснуть до самого утра, но Бормотун заворочался, приподнимаясь с дивана, натянул штаны и побежал к окну смотреть на разноцветные салюты. Трахторист тоже встал, обнял его сзади и щекотно заводил носом по торчащему ушку. — Хочешь, пойдем на площадь, посмотрим, кто там есть, — Миша смешно почесал ухо плечом и согласно закивал. Они быстро оделись, накинули теплые тулупы, выпили еще по рюмке самогона и вывалились на двор, разгоряченные и уже порядком пьяные. Меригуан быстро выскользнул на улицу за ними и пошел куда-то по своим кошачьим делам, важно виляя хвостом. Когда они уже подходили к калитке, Андрей вдруг развернулся, зашел обратно в дом, схватил гитару и трусцой пробежал обратно к ждущему у выхода Бормотуну. Тот посмотрел на него вопросительно и спрятал нос в воротнике. — Может поиграем там, народ повеселим, — Трахторист подошел к Мишке и закинул руку ему на плечи. Бормотун забубнил себе что-то под нос, но говорить ничего не стал. Центральная улица, ведущая к главной площади, была переполнена людьми. Все Голубково вышло из своих домов вдохнуть свежего морозного воздуха и посмотреть на салюты. Народ медленно двигался в сторону почты небольшими кучками. Все смеялись, обнимались, поздравляли друг друга с Новым годом. В ногах постоянно путались ребятишки, играющие в догонялки, кто-то взрывал петарды. С неба крупными красивыми хлопьями летел снег. Миша смешно щурился и высовывал язык, пытаясь поймать снежинки. Иногда он опасливо озирался — переживал, что кто-то увидит их вместе и скажет что-нибудь плохое, но, казалось, никто не обращал на них внимания. Только бабки, сидящие на лавочках у заборов, смотрели и переговаривались о чем-то между собой. Андрей заметил растерянные взгляды Бормотунчика, сжал руку на его плечах еще крепче, притянул к себе и быстро чмокнул в щеку. Мишка посмотрел на него большими глазами, оглянулся еще раз вокруг и ласково улыбнулся. На площади толпилась целая куча народу. Какие-то подростки играли в снежки, доярки сбились вместе у магазина и громко смеялись. Пока Андрей здоровался за руку и обменивался поздравлениями с мужиками с работы, из-за угла выскочил Шурик и налетел на Бормотуна, сгребая того в объятиях. Мишка загыгыкал, похлопал его по спине и начал что-то рассказывать. У Шурика в руках была большая коробка с фейерверками. Он схватил Бормотуна за руку, отвел подальше от людей и достал из кармана спички. Они начали копошиться, поставили коробку на землю, обложили ее со всех сторон снегом, сняли крышку. Шурик зачиркал спичками, спалил несколько, но в конце концов поджег фитиль. Мишка замер на месте, наблюдая за искрой, бежавшей быстро по тонкой веревочке. Когда она уже практически подползла к набитой порохом коробке, сзади к Бормотуну резко подскочил Андрей и за плечи повалил в снег за пару метров от места взрыва. Фейерверки громко затрещали и полетели в небо, разрываясь наверху разноцветными вспышками. Трахторист с Мишей на карачках отползли подальше, громко смеясь, и раскинулись звездочками на снегу. Рядом с ними откуда-то появилась медсестра Маша и начала хватать их за руки, осматривая со всех сторон. Убедившись, что оба целые и не получили никаких ожогов, она подошла к стоящему рядом Шурику и дала подзатылок, обругивая его за неосторожность. Балутекарь только засмеялся счастливо и обхватил ее за плечи, утягивая за собой в сугроб. Все они еще несколько минут лежали в снегу, наблюдая за яркими искрами на фоне синеватого зимнего неба. Когда салют закончился, Андрей встал, схватил Бормотуна за руку, поднял из сугроба и потащил его за собой к лавке у магазина, где одиноко лежала оставленная им гитара. Трахторист схватил ее и протянул Мишке, утвердительно кивая. Тот было отступил назад, замялся, но все-таки взялся за гриф, когда увидел Шурика и Машу, которые пристроились рядом и замерли в ожидании. К их компании подошла еще пара человек, откуда-то появились Ренегалтер и какие-то ребятишки. Бормотун весь сжался, уткнулся носом в воротник и начал играть. Когда он запел, все вокруг восторженно захлопали и начали тоже подпевать. Андрей стоял рядом, с гордостью наблюдая за Мишей, который через пару песен осмелел, начал играть ловко и уверенно. Народ не отпускал их еще добрый час. Вокруг собралась целая куча людей — все смеялись, пели, водили хороводы, кидались снежками. Когда Бормотун закончил играть последнюю песню и поднялся с лавки, народ налетел на него со всех сторон. Все начали обнимать его, хлопать по спине, пожимать руку. Мишка, и без того раскрасневшийся от мороза и долгой игры на гитаре, от бесконечных комплиментов заалел еще больше. Люди начали потихоньку рассасываться — кто-то пошел гулять дальше, кто-то двинулся в сторону дома доедать салаты. Трахторист самый последний подошел к Мише, обнял крепко и поцеловал быстро в губы. Бормотун сжался комочком и уткнулся носом ему в воротник, постепенно успокаиваясь. Для него такое внимание было в новинку и он не знал, куда девать нахлынувшие разом чувства страха, стеснения и радости. — Мишка, ты такой молодец! Самый красивый и самый талантливый, — Андрей аккуратно отстранился и взял Бормотуна за руку, — Пошли домой греться. Обратно они шли в самом лучшем расположении духа. Смеялись, громко пели, валяли друг друга в снегу, периодически прихлебывая самогон из маленькой фляжки, которую Трахторист спрятал перед выходом в кармане тулупа. На душе у обоих было бесконечно светло и радостно от этой беззаботной ночи, новогоднего волшебства вокруг и любви, которая уютным комочком теплилась у каждого в груди. Дом встретил их приветливым потрескиванием угольков в печке и душистым запахом хвои. Они быстро разделись, переоделись в сухую одежду, запихнули в рот по паре бутербродов со стола и завалились в кровать, кутаясь в пуховое одеяло. Андрей пристроился к Бормотунчику сзади большой ложкой и зарылся носом ему в затылок, лениво поглаживая теплый бочок. Миша пару раз чмокнул его в ладонь и почти сразу засопел. — С Новым годом, Мишка, — Трахторист тихо прошептал, медленно погружаясь в сон. — С Новым годом, — пробормотал тот в ответ и еле слышно захрапел. Голубково затихло в преддверии первого январского утра. Куры сонно кудахтали в сарае за стенкой, на лавке у печки мурлыкал Меригуан. С улицы еще долго доносились редкие хлопки петард и голоса людей, возвращающихся с гулянки домой. Стрелки на настенных часах тихо тикали, отсчитывая первые часы нового года, который обязательно будет самым счастливым.