Дракон и его волк

      Юдексу Фонтейна чуждо слово – лихорадка. На самом деле, он с трудом мог вспомнить всего несколько случаев, когда ощущал хотя бы малейшие проявления недомогания, – настолько тривиально, что от мимолётного ощущения можно было равнодушно отмахнуться. Нёвиллет долгое время считал, что нет надобности беспокоиться о таких банальных вещах, поскольку болезни и недуги не влияют на него так, как на людей.       Однако странствие на окраину вселило в него ужасное чувство: изводящая жажда безжалостно томила его сердце. Жажда, которая не собиралась утихать, как бы он не пытался её игнорировать. И хотя ему казалось, что неважное самочувствие что-то смутно напоминало, но в воспоминаниях – за все годы своей человеческой жизни – не было ни одной ситуации, в которой он чувствовал себя подобным образом. Если бы он только знал, что пойти в одиночку – не самая разумная идея.       На данный момент перспектива вернуться с пустыми руками кажется невозможной. К сожалению, он находился на слишком далекой окраине Фонтейна, вдали от любых близлежащих деревень. Неприятная боль в животе не особо обременяла мужчину, не считая лёгкого дискомфорта.       По крайней мере, до тех пор, пока он не встретил его.       – Вам не стоит бродить в такое позднее время, месье Нёвиллет.       На секунду Нёвиллету показалось, что он слышал голос, словно неозвученные мысли каким-то образом воплотились в реальность. Но если очертания примечательного силуэта были недостаточно чёткими, дабы развеять мечтания, то окрашенная дразнящей игривостью низкая интонация голоса, которую Нёвиллет знает наизусть, с трудом помогла вернуться в действительность.       В полном оцепенении в контрасте с громко колотящимся сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, он просто смотрел на появляющуюся фигуру. То, что казалось лишь пустяковой неприятностью, каким-то образом за считанные секунды превратилось в бушующий шторм, охвативший каждый уголок его человеческого тела невообразимо обжигающим теплом. Обжигающим, но в то же время заставляющим дрожать; создающим бурю противоречивых ощущений, поглощающих почти всё его рациональное мышление.       Как его можно было встретить в такое пугающее время суток здесь – у чёрта на куличках?       – Герцог Ризли.       Потребовалось всё самообладание, чтобы сохранить сдержанность и скрыть назревающее смятение за маской невозмутимости, застывшей у него на лице. Столь знакомое имя, произнесённое уже тысячу раз, сейчас далось проговорить с таким трудом – дрожь охватила его, усиливая лихорадочное состояние. Человек, которого он жаждал увидеть, действительно был здесь – не просто образ, созданный его воображением, – и юдекс сомневался: должен ли он быть удивлён или благодарен такому совпадению.       Губы неторопливо шагавшего к нему Ризли растянулись в лёгкой улыбке. Полумрак подчёркивает его широкую фигуру, отбрасывая тени вдоль скульптурных линий крепкого телосложения. В сиянии лунного света блеск серых глаз мерцает тяжестью тысячи звёзд. На коже выделяются знакомые шрамы, а едва заметная щетина украшает острые очертания подбородка мужчины. Его популярность оправдана: в грубом, но в то же время непринужденном виде есть неоспоримый шарм, пленяющий внимание всех, кого он встречает.       Вопреки своей сущности, Нёвиллет был аналогично очарован им, возможно, ещё с момента их первой встречи. И, кажется, время только усиливает это нежное чувство необъяснимым образом.       – Полагаю, мы оба расследуем недавнее дело, верно? У меня было предчувствие, что Вы будете в нём участвовать, – Ризли всё явственнее улыбался, и уголки его глаз окружили мимические морщинки.       Как только Ризли приближается, у Нёвиллета перехватывает дыхание, и он отшатывается назад. Его тело словно заключили в удушающие объятия, а каждую нервную клетку поразил электрический разряд. Уникальный аромат: смесь кедра и кожаной ноты с оттенками чая – мускусный, но насыщенный, – привлекал внимание в прошлом, а сегодня ощущался сильнее, чем когда-либо. Что-то внутри него жаждет этого запаха; жаждет быть рядом с ним чуть ли не с первобытным желанием, заставляющим сердце бешено колотиться. Он хочет отпрянуть, он хочет броситься в его объятия, он хочет…       Его нехарактерная реакция пугает мужчину, который замирает на месте, в замешательстве нахмурив брови:       – Месье Нёвиллет?       – Я… – юдекс прочищает горло, болезненно сглатывая, дабы хоть немного избавиться от сухости. – Я в порядке, герцог Ризли. Мне просто нездоровится. Вам следует… соблюдать дистанцию, чтобы не заразиться.       – И даже будучи в таком состоянии, Вы решили рискнуть? – Ризли не выглядит убеждённым.       Задумавшись, Нёвиллет осознаёт, как особо некомпетентно звучит.       – Перед уходом я чувствовал себя вполне здоровым, – натянуто отвечает он. – Полагаю, я что-то подцепил по пути.       Ризли смотрит на него с обеспокоенным выражением лица, но прежде чем он успевает сказать хоть слово, Нёвиллет отворачивается, отмахиваясь от его беспокойства.       – Дело касается мелюзин, и, естественно, я буду курировать его лично, – он отвечает тихо, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – К сожалению, я не предполагал, что уже так поздно. Это всего лишь оплошность с моей стороны.       Была уже полночь – к тому времени Нёвиллет наконец нашел заброшенный лагерь Фатуи. Изначально он хотел только осмотреть местность и изучить возможные зацепки, однако совсем не ожидал, что путь займёт так много времени. Неважно – дело оказалось довольно сложным, учитывая, что ранее оно казалось простым. Преступник мастерски заметал следы, оставляя после себя череду тупиков. Обнаружить герцога вот так… похоже, что тот пошёл по тому же следу.       Ризли с минуту хранил молчание, затем произнес:       – Сиджвин сказала, что Вы недавно покинули свой кабинет, тогда-то я и подумал, что, скорее всего, Вы работаете над этим делом. Не могу же я позволить Верховному судье узурпировать мою работу, верно?       К своему стыду, Нёвиллет не учёл этого:       – Вы совершенно правы, – робко бормочет. Досадная ошибка – не проинформировать эмиссара заранее. – Простите, если я не соблюдал свои обязательства.       – Я пошутил, месье Нёвиллет, – Ризли усмехается, и, наконец, выражение его лица смягчается. – По правде говоря, я надеялся встретиться с Вами. Лишняя пара глаз не помешала бы моему расследованию.       – Ох, – Нёвиллет вздрагивает от негромкого смеха и нежного взгляда, ощущая едва уловимый, но отчётливый трепет в своём и без того сильно бьющемся сердце.       – Прошу прощения.       – Но, – отвернувшись, продолжает Ризли и направляется к палатке, чтобы её осмотреть, – разве это не судьба, что нам каким-то образом удалось встретиться?       Нёвиллет замирает после его слов.       Являясь Гидро драконом, он не верил в предопределённость судьбы. Ему нет необходимости следовать указу небес – играть чужими жизнями ради удовлетворения своих прихотей. И всё-таки нельзя отрицать небольшую вероятность их встречи, ведь что-то их свело именно в этом месте, именно в это время, – хотя каждый из них в любой момент мог поступить иначе. Возможно, Ризли был прав; возможно, это дело рук судьбы, тянувшей по предначертанному пути.       – Пожалуй, Вы правы, – наконец говорит Нёвиллет с лёгкой, искренней улыбкой. Наперекор расстройству он чувствует ободрение.       Ризли оборачивается и замирает, пару раз удивленно моргнув. Он несколько раз открыл и закрыл рот и лишь потом произнес:       – Осторожнее, кто-нибудь может влюбиться в Вашу улыбку.       Нёвиллет считает эту идею совершенно абсурдной, но, когда Ризли наклоняет голову и одаривает его своей очаровательной мальчишеской улыбкой, он полностью теряет дар речи. Он таращился слишком долго и вдруг спохватился, почувствовав, как в голову вновь начали закрадываться неприятные мысли. Необъяснимое желание просыпается внутри него, умоляя стать заложником объятий сильных рук и сделать вдох. Однако это было бы грубо с его стороны – даже бесцеремонно. Какой бы заманчивой ни казалась эта идея, он отказывался поддаваться такому низменному инстинкту.       Эмиссар приподнимает складки палатки, открывая взору относительно скудный лагерь. В свете единственного зажжённого фонаря видно, что в центре лежит один изношенный спальный мешок, а также спущенный рюкзак и разбросанные отходы опустошённых припасов. Кажется, беспорядок был вызван спешащей фигурой, которая второпях опрокинула некоторые вещи.       – Ушёл, – вздохнул Ризли и сел на корточки на землю, чтобы лучше осмотреть спальный мешок. Он проводит рукой по ткани – за считанные секунды выражение его лица становится серьёзным: герцог сосредоточенно хмурит брови. – Похоже, совсем недавно. На спальном мешке ещё сохранилось немного тепла.       Нёвиллет молча кивает, до сих пор наблюдая на расстоянии. Ему было известно, что преступник успел покинуть лагерь до его прибытия – к тому моменту палатка была уже пуста.       – Вам стоит отдохнуть. Останьтесь здесь и осмотритесь вокруг. Я пройдусь по периметру в поисках любых следов, – после недолгого осмотра Ризли поднимается на ноги, попутно отряхивая грязь со своей одежды.       Ризли обращает внимание на тропу, уже собираясь уходить, – и сердце Нёвиллета замирает, необъяснимая паника нарастает в его груди. Руки непроизвольно дёргаются в отчаянном побуждении, и желание остановить герцога горячо обжигает горло, пытаясь вырваться наружу в виде слов. Но он остаётся неподвижным, безмолвным; наблюдает с хмурой физиономией, как коллега исчезает за деревьями.       Оставшись наедине с собой, Нёвиллет сбрасывает маску хладнокровия, захлебываясь всепоглощающей волной тоски. Колени заметно слабеют, угрожая подогнуться, пока он ковыляет к палатке. Тремор рук сопровождается выступающими на лбу капельками пота. Тяжесть страдания и тревоги сжимает горло, каждый вдох кажется отягощённым – невозможным. Сердце юдекса наполнилось тоской по чему-то недостижимому – и это чувство стало самым мучительным из всех.       Добравшись до палатки, он рушится на спальный мешок, задыхаясь от напряжения. В отсутствие Ризли боль лишь только усиливается. Его оставшегося аромата недостаточно, чтобы помочь справиться с адским пламенем, бушующим в сердце дракона. Независимо от намерений, ему не положено завязывать отношения с людьми. Юдекс Фонтейна прежде всего обязан оставаться беспристрастным для обеспечения баланса интересов и порядка в зале суда. Уже достаточно продолжительное время он ведёт одинокий образ жизни.       Однако сердце болезненно сжимается от тишины и холода. Он вдыхает шлейф кедра с отзвуками кожаных изделий, словно кислород – словно это единственная причина продолжать жить. Аромат окутывает его, подобно одеялу, предлагая утешение в своих тёплых объятиях. И всё же этого недостаточно. Всего было недостаточно.       Нёвиллет ёрзает и, поскольку ему резко становится слишком жарко в одежде, буквально срывает с себя мантию, отбрасывая на другой конец палатки, будто её охватило пламенем. Каждое прикосновение воздуха к коже заставляет его съёживаться и ощущать себя неуютно в собственном теле. Ныне расстёгнутая рубашка – пустыня под палящим солнцем – безразлично обжигала, причиняя душе невообразимые страдания.       Каждая попытка ухватиться за ясную мысль – схватка с тенями, но он пытается сосредоточиться: борется с безжалостным натиском ощущений. Симптомы, сопровождающие лихорадку, указывают на ужасный недуг, но как у Гидро Дракона, его устойчивость и переносимость боли намного превосходят человеческие. Быть может, если он проигнорирует это, то болезнь сама отступит.       Нёвиллет принимает более удобное положение, чтобы облегчить свои страдания, и полностью застывает на месте, внезапно охваченный резким ощущением. Сердце вздрагивает от страха и неверия – он быстро опускает руку, дабы определить подозрительную влажность между ног.       Скользко.       Нёвиллет в ужасе отшатывается назад – и наконец всё встаёт на свои места.       Течка. Вопреки невозможному, другого объяснения лихорадочному мареву нет. Но он человек. Течка – брачный ритуал животных (включая драконов), способствующий совокуплению и производству потомства, – то, на что Нёвиллет больше не способен, находясь в этой форме. После своей реинкарнации на протяжении веков он был уверен, что у него больше не может быть течек, поскольку он редко испытывал даже намёк на сексуальное желание, но… это ставит под сомнение его теорию.       – Нгх! – непроизвольный всхлип сорвался с губ Нёвиллета, когда он вновь сместился – между ног образовалось больше слизи.       Брюки, пропитанные естественной смазкой, кажутся тесными и неприятно влажными. Это было только начало его течки, но тем не менее её интенсивность мучительно становилась невыносимой. Нёвиллет не помнит, чтобы в прошлом симптомы были такими нестерпимыми – тысячи иголок одновременно вонзались в плоть и лишали рассудка. Возможно, это результат длительного отсутствия течки или же какой-то аномалии, вызванной его человеческим организмом, – как бы то ни было, он чувствует, словно тонет в ощущениях, задыхается как от жары, так и от холода.       Он начинает стремительно раздеваться: снимает брюки, высвобождая наружу затвердевший член. Шумно вздыхая, Нёвиллет счёл недоразумением десятикратно возросшую чувствительность, что заставила его свернуться клубком. Каждый дюйм его тела сотрясала неконтролируемая дрожь – дыхание становилось поверхностным и неровным. Мысли спутались – одолела порочность.       Он тоскует по чему-то… по кому-то…       Кедр и кожаная нота с оттенками подслащённого чая.       Глаза расширяются, и он вздрагивает от избыточного всплеска предательского желания лишь при одной мысли о его имени. По нему будто пробежался электрический разряд, обжигая внутренности невыразимой болью, – наказание за то, что он не остановил Ризли раньше; отчаянная мольба вернуть его обратно. Сейчас он нуждается в нём больше всего на свете, но это неправильно. Было бы несправедливо по отношению к Ризли взваливать на него своё бремя.       Но он обязан вытерпеть. Если не может справиться с такой простой проблемой, значит не достоин зваться Властелином Гидро.       Секунды растягиваются в минуты – минуты растягиваются в часы. Зрение затуманивается, на периферии мелькают пятна, и юдекс отчасти слышит заглушённый неистовым биением собственного сердца стук дождевых капель по крыше палатки.       И он ждёт, ждёт всё это время, жаждущий краткого мгновения временного облегчения в замкнутом кругу мучений.       Слишком поглощённый неумолимым натиском ощущений, он не слышит звука торопливых шагов, направляющихся к палатке. Герцог приближается, а его взволнованный голос сопровождается чередой проклятий. Знакомый аромат будоражит что-то внутри Нёвиллета – что-то одновременно первобытное и успокаивающее, но от внезапного порыва ветра он ещё пуще сворачивается калачиком, пряча лицо в коленях, в надежде отгородиться от остального мира.       Однако тёплое прикосновение к обнажённой коже приводит его в чувства.       – Нёвиллет!       Услышав панический голос Ризли, он медленно открывает глаза, едва способный разглядеть что-либо сквозь пелену. Чужое лицо по-прежнему размыто, окутано тенями, но аромат эмиссара обволакивает, как кокон, успокаивая, несмотря на растущую интенсивность течки. Самообладание дракона было на пределе. Нёвиллет не хочет беспокоить его подобным образом, но он такой тёплый; он так совершенно близко. Инстинкт берёт верх над разумом ещё до того, как он это осознаёт.       Без предупреждения Нёвиллет бросается вперёд и утыкается лицом в крепкую грудь, тесно прижимаясь и вдыхая так, словно ему не хватало кислорода. Он пытается произнести его имя, но едва узнает собственный голос – измученный, будто прошли дни, перед тем, как он успел глотнуть воды.       – Вы… – голос Ризли звучит сдавленно – он борется со своей сдержанностью, находясь явно под влиянием всепоглощающих феромонов, исходящих от мужчины. Теперь уже аромат Ризли становится сильнее, мощнее. Это побуждает Нёвиллета желать большего. – Вы… омега?       Омега? Это слово ему незнакомо. Так как биология дракона отличается от биологии животных, Нёвиллет никогда не чувствовал необходимости относить себя ко вторичному полу. Однако это объясняло, почему судья чувствует, как каждая его частичка жаждет Ризли, сколь никого другого.       Нёвиллет издаёт тихий звук в подтверждении и обнимает Ризли крепче, глубоко вдыхая аромат его одежды:       – Ризли…       Герцог резко выдыхает – его лицо приобрело более напряжённое выражение.       – Нёвиллет, – старается он, но голос дрожит от напряжения, – Вы меня слышите? Ваши рожки…       Ему и в голову не приходило, что видны его рожки, но тотчас осознав, он также обнаружил: его хвост тщательно обвился вокруг туловища Ризли, видимо для того, чтобы помешать ему уйти. Несмотря на неотразимо возбуждающий аромат, охватывающий всю его сущность, он по-прежнему остаётся ненасытным – жаждущим эмиссара так, точно спасение можно найти лишь в его объятиях. Нёвиллет упускает заданный вопрос.       Юдекс чувствует, как что-то горячее и тяжелое прижимается к нему, упираясь в живот, – и сердце наполняется теплом от осознания: Ризли хочет его – Ризли находит его желанным. Глаза герцога распахнуты от вожделения – разглядывают каждый дюйм восхитительно бледной, чистой кожи, словно перед ним угощение, которым он мог полакомиться. И впервые за долгое время одинокого существования Нёвиллет ликует при мысли об этом.       Единственный человек, которому мог довериться Нёвиллет, – Ризли.       Недолго думая Нёвиллет прижимается к чужой твёрдости и издаёт беззвучный крик – тело извивается в приступе нахлынувшей эйфории. Он даже не подозревал, что человеческое удовольствие может быть таким приятным. Разум, наполненный порочной жаждой, импульсивно желает открыть своё сердце неизбежно притягивающей магнетической силе. Впрочем этого недостаточно. Он нуждается в большем. Он нуждается в нём.       Попытка вновь потереться бёдрами была прервана: его движения останавливают широкие ладони, крепко удерживающие дракона за талию. И как бы сильно он ни извивался, всё было тщетно против непоколебимой стойкости эмиссара.       Слёзы разочарования обжигают глаза. Почему он остановился?       Из глубины горла Ризли раздался низкий рокот, граничащий с рычанием.       – Нёвиллет, – скрипнув зубами, сказал он голосом, полным желания, – я хочу, чтобы Вы сказали это.       Юдекс не догадывается, что от него хотят услышать. Теперь волчьи уши и хвост Ризли были отчётливо видны – аналогично появившимся драконьим чертам Нёвиллета, – сигнализируя о потере контроля. В стальных затуманенных глазах безошибочно угадывается голод. Было очевидно, что Ризли боролся с рядом желаний: наброситься, заявить права, спариться. Но, несмотря на всё это, герцог по-прежнему отказывается сдвинуться с места.       – Скажите, – мужчина приближает губы к уху Нёвиллета, и его голос понижается до тихого шёпота, – что хотите этого. Скажите, что хотите меня. Я отдам вам всего себя.       О.       И хотя мысли едва соображающего Нёвиллета в полном беспорядке, слова срываются с его губ без колебаний.       – Прошу, – задыхаясь, стонет Нёвиллет, – Ризли… ты мне нужен…       Этих слов было достаточно – их губы соприкоснулись, и герцог скользнул юрким языком в чужой рот, дабы объявить мужчину своим. Поцелуй, полный пылкости и страсти, выражающий степень желаний, которую невозможно передать словами. Ввиду неопытности Нёвиллета, их заострённые клыки иногда неловко клацали друг друга, однако, Ризли нисколько не обращал внимания на его неуклюжесть. Эмиссар с жадностью исследовал каждый дюйм чужого рта до тех пор, пока каждая щелочка не осталась нетронутой. Все стоны и вздохи Нёвиллета поглощались настойчивым языком Ризли – от избытка ощущений у обоих мужчин кружилась голова. Большая рука герцога, покрытая шрамами от многолетнего напряжённого труда, обхватывает основание члена судьи – громкий стон тут же срывается с покрасневших губ.       Нёвиллет дрожит от вожделения – рука начинает вяло двигаться, и каждое простое прикосновение к коже воспламеняет его. Упоение разливается по венам дракона подобно расплавленной лаве, обжигая нервы жаром возбуждения. Он настолько чувствителен даже к малейшему прикосновению – секреции обильно вытекают с обеих сторон. А когда Ризли сжимает мозолистый кулак и ускоряет темп, то юдекс вскрикивает, кончая в руку партнёра с хриплым хныканьем.       Оба мужчины затаили дыхание; Ризли отстраняется первым и шепчет похвалу, растягивая ниточку слюны, соединяющую их губы. Нёвиллет не осознавал, что его ногти – точнее, когти – впились в чужие плечи достаточно сильно, чтобы потекла кровь; но, если Ризли и беспокоила боль, он не проронил ни слова. Вместо этого мужчина вытирает руку об одеяло и перемещает губы к лебединой шее, оставляя следы лёгких поцелуев перед тем, как вонзиться зубами в бледную кожу. Всякий укус и кровоподтёк заставляет Нёвиллета всхлипывать, извиваясь как от боли, так и от экстаза, и лишь когда заметно расцветает каждая отметина, эмиссар с извиняющимся видом припадает к ранкам, осыпая их новыми поцелуями, прежде чем повторить всё сначала.       Дракон скулит, дергая Ризли за одежду с немой мольбой снять её. Тот быстро реагирует, снимая пальто и расстёгивая пуговицы на рубашке, и, хотя Нёвиллет пытается помочь, в конце концов он нетерпеливо отрывает пуговицу руками. Каким-то образом рубашка превращается в клочья, отброшенные в другой конец палатки, – и это вполне устраивает. Верхняя часть тела Ризли наконец обнажена – взгляд юдекса проходится по подтянутому телосложению; нежные руки прослеживают неровные шрамы, покрывающие почти каждый дюйм кожи.       Ризли словно был сотворён небесами. Чёткие черты лица, широкие плечи и твёрдые мышцы, перекатывающиеся под кожей. В тусклом свете фонаря на обнажённом теле выделяются поблёскивающие капельки пота. Мягкие чёрные волосы с проседью, точёный подбородок, который мог бы разрезать аж сами горы, и потемневшие глаза, в которых смешались нежность и голод. От такого зрелища Нёвиллет чувствует, как заливается краской.       – О, Архонты, Вы так прелестны, – бормочет Ризли, протягивая свободную руку, чтобы обхватить драконьи рожки. Такому простому действию удалось захлестнуть волной усиленного удовольствия – хрипло стонущий Нёвиллет бьётся в конвульсиях. Виляющий позади Ризли хвост выдает его довольство происходящим. – Вам нравится?       – Да, – сипло ответил Нёвиллет. Он цепляется за пояс брюк Ризли, пытаясь расстегнуть ремень неуклюжими движениями. Тяжесть массивной выпуклости, натягивающей ткань, вынуждает его пускать слюни, а дырочку дёргаться от желания. Нёвиллет мог только гадать, каково это – ощущать его внутри себя, быть заполненным полностью, пока всё, о чём он может думать, – это Ризли, Ризли, Ризли...       – Нетерпеливый, – усмехается Ризли, легонько целуя юдекса в макушку. Находясь под явным воздействием феромонов, у него ещё откуда-то есть раздражающее время на скромность. – Нужна помощь, месье?       Нёвиллет отчаянно кивает. От некогда былой застенчивости не осталось и следа, сменившись испепеляющей потребностью быть переполненным семенем под завязку. Он попросил бы Ризли сделать с ним самые постыдные вещи, лишь бы тот перестал пренебрегать текущей проблемой и...       Ризли встречается с ним взглядом, и, словно для того, чтобы устроить шоу, его руки медленно двигаются, смело скользя по талии партнёра. Нёвиллет дрожит от лёгкого прикосновения грубых ладоней, а чужие напрягающиеся при каждом движении бицепсы стали объектом его пристального взгляда. Послышался тихий щелчок: мужчина медленно расстёгивает пряжку под звук шуршащей ткани. Время замирает, и дракон ждёт, затаив дыхание. Казалось, прошла вечность, прежде чем Ризли наконец закончил расстёгивать свой ремень и отбросил его в сторону, с ухмылкой подняв руки.       – Вы выглядите счастливым, – насмешливо отзывается Ризли. – Теперь Вы можете… вау!       Нёвиллет толкает эмиссара на спину на спальный мешок и седлает сверху, даже не дав ему закончить фразу. Удивление Ризли быстро переходит в стон, когда стиснутый изящными ладонями член наконец высвобождается. Нёвиллет слышал, что альфа-волки бывают слишком больших размеров, но это... несомненно, превосходит его ожидания. Угрожающе большой и столь тяжёлый в его руках, несомненно, самый большой из тех, что ему доводилось видеть за свои долгие годы, – и всё же он хочет. Хочет с такой внутренней жадностью – образ огромной длины, которая медленно растягивает его, поглощает каждую мысль…       Из глубины горла вырывается хныканье, когда Ризли проводит рукой по его хвосту, с удивлением ощупывая переливающуюся чешую. Мысль о том, что его хвост может быть эрогенной зоной, даже не приходила ему в голову. Каждая ласка понуждает Нёвиллета содрогаться от удовольствия – бёдра подрагивают по обе стороны чужого тела. Дракон совершенно бессилен под умелыми руками, податлив и уступчив, позволяя Ризли делать всё, что ему заблагорассудится. И Нёвиллету это нравится – терять контроль над ситуацией, позволять кому-то другому направлять его, пусть даже всего на одну ночь.       – Ризли, – снова скулит Нёвиллет, опускаясь на колено партнёра. Он жаждет большего, – мне нужно… мне нужно…       – Обхватите их обоих вместе, Нёвиллет, – воркует мужчина, поглаживая его талию.       Нёвиллет слегка кивает и проводит рукой вдоль всей длины Ризли, задевая пальцами вздувшуюся сбоку вену. Член эмиссара почти затмевает его собственный толщиной и размером, а на кончике уже скапливаются белые бусинки. Как откровенно, порочно и непристойно чувствует себя судья – не передать словами. Он должен опасаться, должен быть в ужасе от величины чужого члена – но вместо этого у него текут слюнки.       Ризли притягивает его ближе и обхватывает ладони Нёвиллета, удерживая их на месте.       – Всё верно, – шепчет он, глядя потемневшими глазами. Нёвиллет вздрагивает от прикосновения: эмиссар проводит кончиком пальца вдоль костяшек. – Медленно двигайте руками вверх-вниз.       Нёвиллет издаёт сдавленный стон, и, когда их руки начинают двигаться в едином ритме, в уголках его глаз появляются слезы. Непристойные звуки срываются с губ один за другим, пока жар нарастает в животе, будто в печи, разум затуманивается ошеломляющей волной ощущений. Стоны и мычания Ризли побуждают Нёвиллета действовать решительнее и смелее в стремлении доставить удовольствие. Белые вязкие жидкости обильно вытекают из их кончиков, стекая по бокам и растекаясь по всей длине каждого. Тяжело дышащий дракон чувствует, что возбуждается всё больше в погоне за наслаждением.       – Ах!       Нёвиллет активно надрачивает – и внезапно из приоткрытого рта вырывается судорожный вздох. Толстый палец уверенно касается его входа, обводя края томными движениями. Дырочка инстинктивно сжимается, неизбежно выплескивая обильное количество естественной смазки.       – Вы такой мокрый для меня, – хрипло выдал Ризли, едва проникнув пальцем внутрь, как Нёвиллет тут же насадился в ответ, не дав возможности отстраниться. – Хороший мальчик.       Руки непрерывно дрожат от повышенной чувствительности, пока низкий тембр чарующего голоса выбивает из легких Нёвиллета воздух. Это затягивает – это невообразимое удовольствие, с которым он познакомился, разбивает остатки его чопорного образа как хрусталь о камень. Он жаждет этого настолько сильно, что тело охотно приветствует проникновение пальца. Герцог добавляет следующий, скользя внутрь и наружу с удивительной лёгкостью, растягивая юдекса для чего-то более широкого – для чего-то большего. Руки Нёвиллета ускоряют темп, стимулируя их обоих почти до кульминации, пока он с безмолвным криком не кончает на грудь Ризли.       Он наклоняется вперёд; его бёдра влажные от собственной смазки и семени, но эмиссар не собирается останавливаться. На самом деле такая реакция лишь подстёгивает – Ризли издаёт звериное рычание, от которого волосы на загривке Нёвиллета встают дыбом. Мужчина погружает внутрь длинные пальцы так глубоко, насколько это возможно, шевеля ими в поисках чего-то ускользающего, – и перевозбуждённый до слёз Нёвиллет ничего не может поделать, кроме как принять это.       Затем он видит звёзды.       Рот Нёвиллета раскрыт в немом вопле; в глазах темнеет от скачка стимуляции, доводящего до крайности. Брызги попадают на руки, грудь и лицо Ризли. Пальцы внутри него замирают на мгновение, после чего начинают двигаться с удвоенной силой, поглаживая то самое чувствительное место до тех пор, пока Нёвиллет не начнёт хныкать имя герцога, неспособный озвучить любые другие мысли. Выброс феромонов Ризли усиливается, смешивается с уникальным ароматом дракона воедино, погрузив в облако такой эйфории, что Нёвиллету хочется навсегда остаться в этой маленькой палатке, изолировавшись от всего мира.       – Ещё… – в надежде Нёвиллет крепко цепляется пальцами за чужую руку, – хочу…       Вновь исторгнув рычание, Ризли внезапно приподнимается, притягивая их тела вплотную друг к другу. Приблизившись к уху, эмиссар произносит голосом, сочащимся вожделением:       – Ну же, скажите. Чего Вы хотите?       – Тебя… – без колебаний выдаёт Нёвиллет. – Только тебя… я…       Ризли довольно урчит, виляя хвостом так сильно, что тот задевает ткань палатки. Он прикусывает ухо, наслаждаясь очередным плаксивым возгласом мужчины, и глубоко проникает ещё одним пальцем в дырочку.       – Запомните: только я могу удовлетворить Вас, Нёвиллет.       Нёвиллет не знает, что именно от него требуют, но из чужих уст всё звучит так заманчиво. Ризли мог бы воспользоваться ситуацией и расспросить его о власти, о силе, о жизни – а Нёвиллет бы даже не сообразил.       – Да, пожалуйста, Рио...       Пальцы внезапно покинули нутро – и юдекс тут же заскулил от потери. Пустота вынуждает жаждущую дырочку пульсировать, сжимаясь вокруг ничего. Между тем большие руки герцога раздвигают Нёвиллета, выставляя его на морозный воздух. Что-то тяжёлое протискивается между ними, дразня медленным трением сморщенный вход, – и Нёвиллет зарывается лицом в изгиб чужой шеи, чтобы скрыть румянец неловкости.       Несмотря на то что произошло ранее, он вдруг начинает стесняться: его абсолютно обнажённое тело выставлено напоказ изучающему взгляду.       – Я держу Вас, – заверяет Ризли, задабривая поцелуями бабочки. – Посмотрите на меня.       Он произносит это таким нежным тоном, что щёки Нёвиллета краснеют пуще прежнего – но, наконец, дракон поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. Ризли продолжает покрывать поцелуями все вокруг: лоб, глаза, губы, – следя за тем, чтобы ни одно место не было забыто. Он лелеет его с такой пылкостью и преданностью, как возлюбленного, как самого дорогого человека.       Если бы у Ризли был любимый человек, он наверняка относился бы к нему так же хорошо, отметил про себя Нёвиллет, пока сердце сжимала печаль.       Нёвиллет поражается, чувствуя, как две большие ладони, держащие его за талию, располагают дырочку прямо поверх толстого ствола. И прежде чем он успевает понять, что происходит, головка ловко проталкивается в его нутро.       Настигнутый внезапным действием Нёвиллет чувствует, что раскалывается надвое.       – Ммм!!!       Ризли не ждёт, не предупреждает. Он опускает юдекса до упора, погружаясь по самое основание одним плавным движением, – и Нёвиллет больше не может думать, не может вздохнуть; его хвост слепо мечется, а когти вонзаются в кожу. Пронзён, обнажён, разорван на части голыми руками и соединён воедино на одном дыхании. Бесконечная длина проникает настоль глубоко – его живот больше не может оставаться плоским. Он так полон, полон Ризли и только Ризли: в разуме, в теле, в душе. Эмиссар не тратит ни секунды на бездействие – начинает двигаться, не давая возможности привыкнуть к своему огромному размеру.       В глазах Нёвиллета белеет, а рот раскрывается в бесшумном крике, когда Ризли поднимает и швыряет его обратно на землю. Каждый вздох вылетает из него как пуля – вырывается сквозь губы под настоящей силой жестоких толчков. Ризли врезается в Нёвиллета так, словно хочет продолбить место для своего члена; словно хочет, чтобы тело дракона помнило его форму до конца своих дней. И губы – греховно-красные – устремляются вперёд, дабы несколько раз прикусить уязвимый сосок, заставляя Нёвиллета безудержно дрожать от блаженства.       – Вы созданы для меня, – Ризли стонет, вдыхая аромат партнёра, – лучшее, что он когда-либо ощущал; ставит ещё один засос на груди, увлечённо пополняя коллекцию. – Всё это лишь для меня одного.       Нёвиллет пытается найти его глаза сквозь пелену слёз и вздрагивает от того, что видит перед собой. Ризли окидывает фигуру Нёвиллета хищным взглядом: в глазах нет ничего, кроме ненасытного, животного голода. В нём не осталось ни нежности, ни терпения, ни самообладания – на самом деле, его безжалостные, дикие движения напоминали настоящего зверя. Собственнический рык, полный первобытной похоти, потрясает до глубины души, и, становясь ещё влажнее, Нёвиллету остаётся лишь хныкать в ответ.       Оргазм настигает быстро, затем следующий. Мольбы, потерянные в собственных стонах, оказываются напрасными. Нёвиллет хочет, чтобы Ризли замедлился. Хочет, чтобы он скорее кончил. Хочет, чтобы притянул его к себе для поцелуя. Хочет, чтобы тот оплодотворил его, – несмотря на то, что, находясь в этой форме, Нёвиллет не может забеременеть. Каково это – вынашивать детей Ризли? Заботиться о них, растить их вместе с альфой?       Будто прочитав его мысли, Ризли низко смеется ему на ухо:       – Я собираюсь выебать Вас так, что завтра Вы не сможете ходить, – шепчет, жадно двигая бёдрами. – Трахать Вас до тех пор, пока не заполню своими детёнышами по полной. Разве не этого Вы хотите?       И до чего же Нёвиллет этого хочет. Он отчаянно кивает и притягивает Ризли ближе, сливаясь в страстном поцелуе. Их языки переплетаются, исследуя горячие рты друг друга. Слюна стекает по подбородку, когда он со стоном принимает каждый толчок, – Нёвиллет буквально теряет остатки здравого смысла – это всего лишь оболочка его прежнего «я». Он корчится всякий раз, когда острые клыки царапают его кожу, украшая чередой укусов верхнюю часть тела. Особо резкий толчок в простату подталкивает к следующему оргазму, вынуждая Нёвиллета выгибаться в спине, пока прозрачная жидкость не разольётся по всей груди. И у него не остаётся сил даже кричать.       Вдруг Ризли издаёт рычание – единственное, что слышит Нёвиллет перед тем, как толстая длина начнёт увеличиваться. Дракон задыхается, чувствуя, как из его легких выбивают весь воздух, а пальцы ног загибаются от ошеломляющих толчков. Узел набухает у основания, стремительно расширяясь и затыкая его так, чтобы ничто не смогло ускользнуть наружу, вплоть до того, что Нёвиллет практически ощущает ком в горле. Горячее семя разливается внутри в обильном количестве, заполняя до краёв, пока его живот слегка не набухнет. Нёвиллет хнычет и, откинув голову назад, закатывает глаза от нарастающего и столь пьянящего удовольствия.       Наконец Ризли заканчивает кончать внутрь и отпускает талию Нёвиллета, позволяя ему упасть вперёд на грудь и прикрыть глаза. Усталость пронизывает до костей, что очевидно по их тяжёлому дыханию. Жар на время спадает, и Нёвиллет удовлетворён ощущением наполненности и сцепки с лежащим под ним альфой. Теперь он может уделить время на отдых, чтобы подготовиться к следующей волне течки, что вскоре наступит.       Лёгкое прикосновение к лицу возвратило ясность мысли – и глаза дракона чуть приоткрылись. Ризли нежно поглаживает его щёку, плавно проводя ладонью по линии подбородка. Он смотрит на Нёвиллета из-под полуприкрытых век; тонкая улыбка смягчает черты его лица. Мягкое свечение слабо горящего фонаря делает момент более интимным и настоящим. Казалось, будто они погрузились в свои маленькие фантазии, слушая биение сердец друг друга, пока тихий стук капель дождя затихал на заднем плане.       И невзирая на то, что Нёвиллет сводит общение с людьми к минимуму, отказывается от отношений и ведёт уединённую жизнь на протяжении столетий, он льнёт к герцогу, принимая тепло его прикосновений.       Ризли держит его ещё некоторое время и, убрав руку, издаёт мягкий смешок:       – Простите. Я лишь... наслаждаюсь мгновением, – его нежный голос полон надежды. – Я много раз представлял себе этот момент.       Такие простые слова задевают Нёвиллета за живое, заставляя его сердце учащённо биться от неожиданности и неверия. У Ризли наверняка есть немало поклонников, учитывая его телосложение и второстепенный пол. Он уверен, что в глазах этого мужчины должен быть кто-то другой – кто-то более открытый, более добрый; более подходящий для отношений, в которые Нёвиллет никогда не сможет вступить. Просто... он никогда бы не подумал, что этот человек может питать к нему такие чувства.       Человеческая любовь – это не то, чем можно так безрассудно разбрасываться по минутному влечению. В конце концов, за свою жизнь он повидал множество случаев: неудачные браки, заканчивающиеся актами мести; отвратительные преступления, совершённые на почве ревности; и бесчеловечные поступки, подпитываемые отчаянием разбитого сердца. Отчаяние в глазах тех, кого предали и предателей, оставляющих за собой след трагедий и разрушенных жизней. Нёвиллет признал, насколько сложна эта эмоция – она может создать величайшие узы между людьми и в то же время вызвать величайшее опустошение.       Боль, глубоко поселившаяся в его груди, начинала нарастать. Нёвиллет мог не обращать внимания на природу людей, но даже он не в силах противостоять щемящему чувству, засевшему в собственном сердце. Он беспокоится. Беспокоится, что станет требовательным, эгоистичным, зависимым от этого удовольствия и тепла. Беспокоится, что мечты об уединённом существовании больше не будут осуществимы, как только он начнёт тосковать по кому-то изо дня в день. Боится, что, проснувшись в далеком будущем, Ризли больше не будет рядом.       Он не должен отвечать взаимностью. Не может. Но он осознаёт, что не может подобрать слов; что ему не хватает духу посмотреть в глаза напротив и сказать в ответ, что он не чувствует ничего подобного. Не сейчас, когда они столь многое пережили; не сейчас, когда они через всё прошли вместе.       Поэтому Ризли всегда привлекал его внимание? Может быть, именно поэтому он всегда с нетерпением ждал своих визитов в Крепость Меропид? Не поэтому ли он иррационально боролся за положение этого человека, тем самым, бросая вызов правилам, которые сам же для себя установил?       Нёвиллет упрям, и даже не отрицает этого – он уже так безнадежно влюблён. Леди Фурина была бы в шоке, если бы узнала – или, возможно, она уже собрала всё воедино, зная его лучше, чем он сам.       Быть может, всё будет хорошо, если он вновь доверится Ризли.       Нёвиллет прикрыл глаза, положив голову на грудь герцога. Драконий хвост обвился вокруг чужой талии, крепко удерживая мужчину. Их руки встретились, пальцы сплелись.       – Я тоже представлял себе это, – тихо шепчет он, что голос почти теряется в шуме ветра. Однако слова не проходят мимо чуткого слуха – уши внимательно подёргиваются на макушке герцога. – Если бы ты принял меня, Ризли, я бы очень хотел остаться рядом с тобой.       Наступила секундная пауза, после чего Ризли, сжав его руку, прижал её к своему сердцу. Живому, ощутимо бьющемуся сердцу. И их губы нежно встретились, подобно двум влюблённым под звёздами, сейчас и навсегда.       Во время судьбоносной встречи под проливным дождём Гидро Дракон, наконец, отдаёт своё сердце.       ***       – А почему у тебя такие мокрые штаны? – Клоринда смотрит на него с осуждением.       – Я попал под дождь.       – А ещё дождь смыл твою рубашку? – после чужого многозначительного молчания она добавила: – Знаешь что? Я больше не хочу знать.