•
«и вот уже готова быть с тобой»
•
— Бобруйск. — Кемерово. — … Из-за повисшей за столиком тишины взгляды Василия и Киры обращаются к Мише, набирающему сообщение на телефоне и упустившему момент, когда наступила его очередь называть город. — Штапич? Не отзывается. Меж его бровей залегает глубокая складка, а тяжёлый вздох и сжатые в тонкую линию губы выдают, что переписка ебёт мозг, как любит выражаться Хрупкий, поэтому полностью увлечённый диалогом с незримым собеседником Штапич ничего не слышит. А Вася, позвав ещё пару раз, больше не церемонится — пинает под столиком зазевавшегося друга, вернув его в реальный мир. Миша, выругавшись, смотрит на Хрупкого. — Чё? Но Василию глубоко плевать на хмурую рожу товарища. — Хуй через плечо, — Хрупкий пьяно смеётся над дурацкой присказкой. — Не теряйся, Штапич, тебе на «о». — Ну… Омск. — Опять «к», — Кира вздыхает, вспоминая ещё не названные города. — Клинцы? — Было. — Блять, — цокнув языком, девушка сводит брови к переносице, а через пару мгновений торжествующе выдаёт: — Кондопога! — Чего? Вася хмурится и качает головой, отрицая. — Нет такого города. — Есть, — Кира по очереди глядит на соотрядников, — в Карелии находится. Хрупкий лезет в интернет, чтобы проверить её слова. А Штапич опять отвлекается на телефон, коротким сигналом оповестивший о входящем сообщении. Едва взглянув на экран, Миша мрачнеет и встаёт, снимая со стула куртку болотистого цвета, которую накидывает на плечи, и одновременно с этим отрывисто роняет: «Скоро вернусь», застопив игру, затеянную, чтобы отвлечься от неудачного поиска. Всё его внимание — в телефон. Миша покидает бар, даже не взглянув на друзей, но прижимая мобильный к уху плечом, пока старается попасть в рукав куртки. Кира глядит на пустующее место, где сидел Штапич, и тянется к оставленной им пачке сигарет. В мятой упаковке, помимо крепких никотиновых палочек, пластиковая зажигалка, которой девушка несколько раз безрезультатно чиркает. Хрупкий протягивает ей свою, а затем и сам прикуривает, выдыхая густой дым под потолок. Самойлов из колонок под ритмичную мелодию вещает о двуликом сердце, бармен попусту натирает бокалы и стопки, а единственный официант уткнулся в книгу, изредка поднимая незаинтересованный взгляд на малочисленных посетителей. Его бейдж с до смешного простым именем «Иван» криво висит на кармане бордовой рубашки, вызывая желание поправить его, и когда Кира поднимает взгляд выше, то замечает, что официант тоже смотрит на неё. Стряхивая пепел в тяжёлую стеклянную пепельницу, поставленную между ними с Хрупким, Кира равнодушно смотрит на дотлевающую до фильтра сигарету, предпочитая делать вид, что улыбка Вани послана вовсе не ей. Хрупкий, заметив это, усмехается. Он садится полубоком, закинув руку на спинку дивана, и продолжает скалиться, пока девушке не надоедает, что её сверлят взглядом. Смяв окурок о дно пепельницы, она поворачивает голову к товарищу. — Чё тебе? — беззлобно. — И давно ты на Миху запала? Кира раздражённо цедит: «Херню не неси», но Вася за выпущенными колючками видит чужой страх, и цокает языком. — Мне-то, Шрамик, не пизди. Думаешь, не вижу, как его глазами пожираешь? Не, ну поначалу не замечал, конечно. Когда мне Мила об этом сказала, я подумал: «Шрамик же у нас не такая дура, чтобы на Штапича запасть». Не поверил, короче. А потом понаблюдал за вами — и впрямь… — Что «и впрямь»? — А то сама не знаешь, — подмигивает Хрупкий, а затем серьёзнеет. — Чё, реально влюбилась? — Нет. Мужчина хмыкает. Явно не поверил, но дальше ковырять этот нарыв не торопится. Просто взмахом руки подзывает официанта и заказывает ещё бутылку коньяка. И девушке даже кажется, что он больше не станет рыться в теме их со Штапичем взаимоотношений, но, опрокинув в себя рюмочку янтарной жидкости, Хрупкий снова обращает захмелевший взгляд на Киру. — Завязывай с этим. Сама же знаешь, Штапич на Куклу запал. — Только вот ей похуй. — Штапича это будто волнует, — Василий подпирает голову кулаком, зевая. — Он уже несколько месяцев с этой иглы слезть не может. Заупрямился — и всё тут. А ты страдать будешь, как и Оса. Мишка ей тоже кровь попортил, на неё смотреть больно было. — Я не Оса, блять, — припечатывает раздражённо. — Понял? — Понял… Чё ты сразу в агрессию? — Вася не ждёт ответ и наполняет рюмки, протянув одну из них Кире. — Мир? Утомлённая трудным и насыщенным днём, девушка кивает. Крепкий алкоголь согревает горло, а от уже выпитого в теле поселилась лёгкость, и когда Кира тянется к сырной тарелке, чтобы закусить, собственные движения кажутся ей смазанными. Ещё от одной рюмки она отказывается. Хрупкий, пожав плечами, наполняет свою, потом ещё раз — и к возвращению Штапича его окончательно «развозит». Остановившись у столика, Миша приподнимает бровь, глядя, как Кира отбирает телефон у Васи. Тот решил, что именно сейчас нужно позвонить Миле и вымолить у неё прощение за утреннюю вспышку злости. — Штапич, хоть ты скажи ему, что это плохая идея, — но под взглядом Киры он лишь пожимает плечами, мол, пусть звонит, если хочет. — Да она пошлёт его! Второй час ночи, Мила наверняка спит. И Кира оказалась права. Когда Мила поняла, что Хрупкий пьян, она сбросила звонок, а дальнейшие попытки дозвониться натыкались на очевидное «Телефон абонента выключен…». Однако Вася сдаваться был не намерен. Пьяно щурясь и с трудом попадая по кнопкам, вызывает к бару такси, а потом ждёт его, отмораживая задницу на крыльце и вливая в себя остатки алкоголя из бутылки. Кира и Штапич курят неподалёку. — Может, в гостишку к Зиду отправим? — интересуется девушка. — Отец Милы выгонит его, и этот придурок окочурится на холоде у их подъезда. Но Миша усмехается и качает головой: «Мила не даст помереть». После этого между ними повисает молчание, но и оно длится недолго, потому что через несколько минут Хрупкого увозит такси. Кира провожает машину взглядом, надеясь, что друг не вляпается в какую-нибудь историю, а затем оборачивается к притихшему Штапичу и интересуется, в какую ему сторону. — Хрен знает, — Миша шмыгает покрасневшим на морозе носом. — Домой не хочу, мать опять мозг клевать начнёт. К Зиду, наверное, пойду. Кира задумывается всего на мгновение, прежде чем предложить: — Можешь у меня переночевать. — Да ну… Неудобно как-то. — Неудобно на потолке спать. Знаешь, почему? — с риторическим вопросом она хватает Штапича за рукав, потянув в нужную сторону. — Пойдём, здесь недалеко. Идут в абсолютном молчании. Миша достаёт из пачки ещё одну сигарету, иногда пинает комья затвердевшего снега и дышит ртом, выдыхая не то пар, не то табачный дым. И Кира, честно, пытается не пялиться: в её пришибленном фенилэтиламином сознании Штапич даже курит красиво. Зажимает рыжеватый фильтр в длинных пальцах, затягиваясь отравой, и чуть запрокидывает голову, чтобы через пару мгновений сухими губами выпустить сизую, плотную дымку. Шарфик при этом оголяет бледную шею с горбинкой кадыка, который дёргается, когда Михаил сглатывает горькую слюну. В голове почему-то голосом Хрупкого мелькает насмешливое «Думаешь, не вижу, как Штапича глазами пожираешь?», и Кира отводит взгляд, вперив его в знакомую «Пятёрочку» у дома. Через несколько минут она отпирает входную дверь, и два оборота ключа в замке сопровождаются гулкими щелчками, что эхом разносятся по обшарпанной лестничной клетке. Отойдя немного в сторону, девушка сначала пропускает в квартиру Штапича, вслед за которым заходит в узкий — из-за массивного шкафа у стены — коридор. Мужскую куртку на вешалке и пару обуви под ней Кира замечает, лишь включив свет, и недоумённо хмурится. Отец, что ли, вернулся? Так рано ещё… Он только в конце недели должен был приехать с вахты. Пока девушка судорожно перебирает даты, вспоминая рабочий график отца, тот и сам выходит из кухни. Но прежде, чем в коридоре появляется его тело, Кира слышит насмешливое: «Чё, сука, наблядовалась?», и Штапич от такого своеобразного приветствия бросает на соотрядницу вопросительный взгляд. Но ему тоже достаётся порция «вежливого»: — А это чё за хуй? У отца в руках бутылка дешёвого пива, судя по тону разговора, не первая за вечер, и Кира отстранённо думает, что удивительно только одно — отсутствие дружков, с которыми тот обычно напивается, когда приезжает с вахты. Пока девушка снимает куртку и ботинки, мужчина глотает своё пойло и сверлит Штапича замыленным взглядом, а от того не замечает мелькнувшую на чужом лице брезгливость. Михаил смотрит на поношенную майку-алкоголичку, затёртые трико с растянутыми коленями, и задерживается на круглом лице, которое пестрит всеми признаками того, что мужик любит выпить. Он совершенно не вяжется с Кирой: утончённой и только на первый взгляд хрупкой, едва достающей Штапичу до плеча. Шрамик унаследовала от отца выразительный разрез серых глаз, обрамлённых ресницами в цветной туши. Порой она настолько язвительна, что хочется сомкнуть вокруг её тонкой шеи пальцы, сжав их. Но сейчас девушка подозрительно молчалива. Кира не смотрит на отца. Лишь подталкивает разувшегося Штапича к своей комнате, говоря, что ему лучше раздеться там. — Слышь? Я с тобой разговариваю. Вырвавшись из чужих пальцев, девушка цедит: «Не трогай, блять». — Мои гости тебя не касаются, — продолжает, и Штапич думает, что никогда не видел её такой злой. Кире просто хочется отдыхать, выделив Мише спальное место, а не смотреть на хмурую рожу человека, являющегося отцом только по документам. Он в её воспитании не принимал участия. Нарисовался несколько лет назад, когда мама уже болела, нассал ей в уши — и прописался в квартире под мамино слабое: «Ну он же твой отец, Кирочка». А Кира в гробу такого отца видела. — Я говорил, чтобы ёбырей своих не приводила. — Это мой дом. Привожу, кого хочу. И захлопывает дверь перед носом отца, сунувшегося вслед за ней в комнату. Он несколько раз стучит кулаком, а Кира поворачивает ключ в замке, даже не вздрогнув от такого проявления агрессии, и оборачивается к Мише. Штапич не выглядит потрясённым сценой общения родственников, но Кира всё равно извиняется, хоть в брошенном ею «Извини» мужчина не слышит искренность, только усталость. — Мы с отцом немного не ладим. — Да я уж понял. Прикроватный ночник озаряет комнату тусклым жёлтым светом, и Михаил, заметив над письменным столом картину, подходит, чтобы получше её рассмотреть. В углу холста чёрной краской выведены инициалы — К.Л., и Штапич смотрит на девушку. — Ты рисовала? — Мама, — задержавшись взглядом на картине, Кира всё же отворачивается. — Она художницей была, говорили, талантливой. Это её последняя картина. — А ещё есть? — Нет. Отец всё на дачу вывез и сжёг. А потом и дачу тоже сжёг. Штапич слышит в её голосе неприкрытую злость. Он прекращает разглядывать написанный маслом пейзаж, обернувшись к Кире, и застывает. Девушка, сняв свитер крупной вязки, остаётся в бюстгальтере, но Мишу изумляют белесые шрамы на её спине и подвижных лопатках, на которые Штапич смотрит, пока Кира не прячет их под растянутой футболкой. Она замечает его взгляд, когда садится на край постели, чтобы снять узкие джинсы, и истолковывает по-своему. — Что? — цокнув языком, она продолжает: — Я не из стеснительных, а у твоих баб всё то же было, что есть у меня. Кира надевает домашние шорты, собирает в пучок выкрашенные красным волосы, и уходит к шкафу, чтобы подобрать сменную одежду для Штапича. А вскоре протягивает ему футболку и спортивные штаны. — Должны подойти. — Это чьи? — Парня, — и под удивлённый излом брови Штапича добавляет: — Бывшего. Я их этому мудаку отдать не успела, его в лечебницу упекли… Не переживай, вещи постирала. Можем по очереди в душ сходить, когда этот, — презрительно кривится, — уснёт. Миша кивает. — Ты поэтому позывной «Шрамик» взяла? — спрашивает всё-таки через несколько минут, не в силах побороть любопытство. — Из-за шрамов? — Я в прошлой группе Лютиком была. Шрамиком меня Ляля окрестила, и прижилось как-то… Кира ненадолго замолкает, погрузившись в мысли, и Штапич оказывается предоставлен сам себе. Вопреки словам о неловкости, молодой человек чувствует себя комфортно. Без стеснения — и с удобством — устраивается на разложенном диване-книжке и вытаскивает из-под спины затерявшийся среди складок пледа томик стихов Бродского. Вертит его в руках и убирает на прикроватную тумбочку, взглянув на Киру. На языке вертятся вопросы, касающиеся того, как на девичьей спине появились все эти рубцы, но Штапич тактично молчит. Если Шрамик захочет, продолжит рассказ. И будто прочитав его мысли, Кира садится рядом, прислонясь спиной к стене и ощущая её прохладу. — Их отец оставил, — говорит ровным голосом, потому что всё уже отболело. — Когда мама умерла, мне семнадцать было, и он решил, что обязан взяться за моё воспитание. А я его ненавидела, и сейчас ненавижу. Бросил маму беременной, потом через шестнадцать лет заявился, как ни в чём не бывало, прощение у неё вымолил… Мудак. Теперь из квартиры меня выживает. — Может, поспрашиваешь у наших телефон хорошего юриста? — У меня денег на юриста нет. — Ну… Если совсем невмоготу будет, ты звони. Перекантуешься у меня. От такого предложения Кира удивлённо смотрит на молодого человека, и всё-таки не выдерживает. «А маме своей ты меня как представишь? Невестой?» — спрашивает с издёвкой, на что Штапич лишь закатывает глаза. — Но спасибо за поддержку, — мягко улыбнувшись, Кира слегка толкает Мишу плечом. В ней нет ни капли смущения, как это бывает в любовных романах, где пылающие от чувств девушки неловко мнутся, краснеют-бледнеют и двух слов между собой связать не могут, находясь вблизи объекта воздыхания. С Кирой, наверное, что-то не так, но свою влюблённость в Штапича она приняла спокойно, зная, что вскоре перебесится. Они познакомились во время учений, когда зелень только начала пробиваться почками на ветвистых деревьях, а грязь от растаявшего снега подсыхала в лучах ещё холодного солнца. Жора отправил их со Штапичем «гонять» поисковиков: те перекрывали лес цепью из 20-30 человек, поделившись на небольшие группы. Лёжа на сырой земле и видя отблески идущих на неё фонарей, Кира хотела повеселиться, поэтому зашептала в рацию: «Они рядом со мной, отвлеки». Штапич неожиданно согласился, заорал, и поисковики развернулись в его сторону, а у Киры появилось время уйти глубже в лес. Едва она нашла сухое место под ёлкой с подстилкой из осыпавшихся иголок, из рации донеслось тихое: «Твоя очередь», и теперь кричала уже Кира, подражая мужскому оклику. Поисковики бродили по лесу около двух часов, пока не поняли, что их дурят, и разделились — тогда «потеряшек» нашли быстро. А в штабе Жора отчитал Киру и Штапича, сдружившихся именно после той выходки. Через полчаса, прислушавшись к тишине квартиры, Кира бормочет: — Вроде уснул… Пойдёшь первым. Она даёт Штапичу чистое полотенце, подсказывая расположение ванной комнаты, и пока мужчина находится в душе, Кира пустым взглядом смотрит в потолок, думая, что надо бы завести побольше будильников. Иначе точно опоздает на работу, единственный плюс — ей нужно выйти в вечернюю смену. Алкоголь постепенно ослабляет своё воздействие. Мир перед глазами больше не плывёт от резких движений, но расслабленность и даже леность по-прежнему наблюдаются, особенно после тёплого душа. После него Кира, насухо вытирая влажные волосы полотенцем, испытывает желание забраться под тяжёлое одеяло и уснуть. В идеале, конечно, прижавшись к тёплому боку Штапича, но тот вряд ли оценит чужой приступ тактильности, поэтому девушка обнимает плюшевую ламу. Но вместо сна к ней приходят непрошенные мысли. Сегодняшний поиск… это первый в её опыте «Найден. Погиб», и у Киры больше нет сил делать вид, что всё в порядке. Они опоздали всего на час, но этих шестидесяти минут смерти хватило, чтобы прибрать к костлявым рукам совсем ещё маленькую девочку. Лежащий рядом Штапич будто слышит чужие мысли. Повернувшись на бок, он шепчет: — Мы не может всех находить живыми, Шрамик, но стремимся к этому. Иначе для чего все учения и прочая хуйня? Штапич понимает, что сейчас испытывает девушка. Его первый поиск завершился тем самым «Найден. Погиб». Когда Михаил вытаскивал тело подростка из ледяной воды, он ничего не чувствовал. А потом прибежала мать ребёнка, и под её отчаянные крики и рыдания на Штапича разом упали все эмоции. Они погребли под собой мужчину на несколько суток. Поисковики правда не успели бы тогда, и осознание этого пробуждало ярость. Зудящее под кожей желание закрыть гештальт — спасти кого-то — заставило его снова позвонить Ляле и напроситься на поиск. Так Штапич и втянулся во всю эту поисковую жизнь, полюбил даже блуждания по болотам, после которых обязательно возвращался в штаб продрогшим и мокрым от холодной, грязной воды. — Мы же совсем рядом были. До этой пристройки всего ничего оставалось. Мы могли бы её найти живой, — голос девушки звучит глухо. — Мы почти успели. Я же… Кира замолкает, чувствуя, что говорить дальше мешает ком в горле. Алкоголь, начавший действовать как депрессант, и произнесённое вслух признание отсутствия всемогущества поисковиков… Это сродни нажатию на спусковой крючок. Кира сотрясается в беззвучных рыданиях, пряча лицо между подушкой и плюшевой ламой. Штапич кладёт ладонь на её острые плечи, но не произносит банальное для таких случаев «Не плачь» или «Ну-ну, успокойся, ты чего?», потому что знает: эту боль лучше выплакать, выкричать, а не копить в себе тяжким грузом. Жора любит повторять для новичков, что детский труп — водораздел между человеком обычным и поисковиком. «Поисковик с гордым словом «волонтёр» в башке готов сознательно вписаться в то, что заставит его увидеть такое зрелище второй, пятый, десятый раз», — говорил председатель отряда. Когда Штапич двигается ближе и прижимает девушку к себе, та не сопротивляется, наоборот, обнимает в ответ, уткнувшись в мужскую грудь и глуша в ней всхлипы, пока Миша шепчет на ухо что-то отвлечённое. Постепенно рыдания стихают. Только тогда Штапич отстраняется от Киры, на заплаканном лице которой в свете ночника блестят влажные дорожки слёз. Вытирая их, молодой человек тихо интересуется: — Всё? И в голосе, произнёсшем этот простой вопрос, девушка слышит заботу. Она кивает, прежде чем заикаясь ответить: «Д-да». Миша лежит спиной к светильнику на прикроватной тумбочке, и от этого его глаза тёмные, практически чёрные из-за растёкшегося по радужке зрачка. «Красивые», — бьётся в Кириной голове, и она опускает взгляд ниже. На мужские губы. Опомниться себе не даёт, поддаваясь внезапному желанию поцеловать Штапича. Всё его тело цепенеет от такого порыва, и Кира, ещё прижимающаяся к груди Миши, чувствует это напряжение. Поцелуй длится недолго, всего несколько мгновений, и девушка первой прерывает невинное прикосновение к чужим губам. Она отстраняется, отодвигаясь от Штапича и спешно придумывая себе оправдания, но произнести их не успевает. Миша удивляет её больше, когда накрывает ладонью затылок и притягивает обратно, возобновляя поцелуй уже гораздо раскованнее. Эмоции, долгое время сдерживаемые после неудачного поиска, находят выход через жадные поцелуи и прикосновения. Кира закрывает глаза, позволяя Штапичу уложить себя на лопатки. Одновременно хочется и кануть в небытие, и остаться здесь, потому что губы нависшего над ней Миши целуют её заплаканное лицо — от этой нежности всё внутри сжимается в приятном спазме. За окном начинается метель, завывает промозглый ветер, а Кире жарко. Наверное, она с удовольствием ощутила бы эти холодные потоки воздуха на своём теле, которое начинает гореть от ласк Штапича: от его сухих губ, от загрубевших пальцев, скользнувших под футболку и накрывших небольшую грудь. Тишину, подобно острию ножа, режет сорвавшийся с женских губ полустон. И с каждым мгновением происходящего становится мало. Стены и потолок комнаты давят. Нужно больше пространства: кажется, всё, что есть, заполнил собой Штапич. Он занимает место не только во внешнем мире, вдавливая Киру в матрац, но и во внутреннем, вытесняя из головы лишние мысли. Кире кажется, она сойдёт с ума от нетерпения, когда парень спускается прикосновением вниз по её животу и замирает у резинки на пижамных шортах. Распалённая ласками, она тяжело дышит и обводит ладонью твёрдые мышцы мужской спины, бессвязно шепча: «Пожалуйста» и не уточняя, о чём именно просит. Штапич вдруг колеблется. Смотрит в её замутнённые глаза, в которых с каждым мгновением становится всё больше ясности, и кусает щеку изнутри. — Нам нельзя, — с выдохом он скатывается с девушки, ложится рядом и растирает лицо. — Нельзя. Кира усмехается. — Из-за Куклы? — Да причём тут она вообще! — Мишины губы накрывает рука спохватившейся Киры, которая убирает её, убедившись, что Штапич больше не будет кричать. — Я же знаю, что нравлюсь тебе. Хочется, конечно, узнать, как давно он в курсе? Догадался сам или кто-то другой открыл глаза на этот факт? Но девушка лишь произносит: — И? — Что «и»? — Блять, Штапич, если ты думаешь, что после секса я вдруг начну что-то требовать, то это не так. Скинув с себя одеяло, Кира садится на диване, чтобы лучше видеть Мишу. Тот немного сбит с толку, но не сопротивляется, когда девушка садится на его бёдра и упирается ладонями в подушку по обеим сторонам от головы. — Я чувствую, как у тебя стоит. И сама хочу, чтобы ты меня трахнул. Давай не будем всё усложнять? Или, хочешь, расписку тебе напишу? — выпрямившись, Кира пальцем выводит закорючки на мужской груди, имитируя буквы. — Мол, я, такая-то такая, после секса обещаю не требовать от Михаила Штапича жениться на мне и… Ну-ка, на что ещё обычно надеются в таких случаях? — Ты ебанутая, Шрамик. Девушка не понимает, подрагивают губы Штапича от злости или сдерживаемой улыбки. Но всё равно пожимает плечами, мол, Америку своим высказыванием тот не открыл. Сам их отряд — ебанутая семейка. Здесь есть тревожные бабушки, которым надо всех накормить, известный хулиган, по которому тюрьма плачет, дядька-блядун, который бьёт тётку, распущенная сестрица, собранная сестрица, ботаник, выскочка и так далее. Адекватных и чистеньких у них нет. Вот и Кира ненормальная, раз продолжает провоцировать Штапича, который не сопротивляется, когда она сначала снимает с него футболку, а потом очерчивает дорожку поцелуев на ключицах. И усмехается, потому что Миша сдаётся. Он сжимает в кулак её волосы на затылке, немного грубо подтягивает к своему лицу, чтобы, коротко взглянув в глаза, впиться в Кирины губы злым поцелуем. … а через неделю, сидя в бургерной на Маяковской и всем отрядом отмечая удачно завершившийся поиск, Кира усмехнётся. Кукла в очередной раз прилюдно продинамит Штапича, играя с ним в пресловутое «Горячо-холодно». И когда все засобираются по домам, Хрупкий предложит перекантоваться у него, но Миша, встретившись взглядами со Шрамиком, отрицательно качнёт головой. — Спасибо, дружище, но я сегодня занят. Через пару часов он вновь окажется на смятых простынях в комнате Киры. А девушка, расслабленная после хорошего секса, будет курить у открытого окна и, веселясь, слать нахер орущего за дверью отца, проснувшегося от её громких стонов. — Ты ебанутая, Шрамик. — А ты повторяешься, — подмигнув, Кира тушит сигарету и закрывает форточку, прежде чем вернуться в постель к Штапичу.