Растопи моё сердце, Чонгук.

Когда-то давно, ещё в детстве, он слышал от своей няни истории про такую любовь, ради которой люди готовы были на все, это называлось «истинность», самые чистые чувства, в которых нет корысти, желания получить выгоду. Чонгук не уверен, существует ли такое в настоящем времени, но даже если это не истинность, он уверен, что не найдет для себя более подходящего мужчину, не сможет полюбить кого-то сильнее, чем грубого кхала севера. Но море камень точит, южанин научит альфу, как обращаться с нежностью. Покажет, что доставлять удовольствие бывает даже приятнее, чем получать его. Заберет контроль в свои руки, ведь никто до него ещё так не делал. И Чонгук уверен, что Тэхен ему доверит это, не смея возражать. Такие мысли пьянят голову посильнее крепленого вина. Он отвечает на поцелуй с удовольствием, живот скручивает очередным спазмом, юноша понимает, что уже ему самому одних губ альфы не хватает. Сегодня они точно дойдут до конца. — Знаешь, почему о южанах часто говорят, как о страстных любовниках, с которыми никто не может сравниться? — тихо спрашивает, его невинность не мешает ему сейчас становиться искусителем. Омега толкает кхала на кровать и нависает над ним сверху, — они любят управлять мужчинами. А мужчинам, вопреки их природе, нравится это. Об этом Чонгук хорошо знал, его дядюшка заправлял борделем, будучи при этом омегой. И альфы готовы были отдать любые деньги, чтобы попасть под власть красивых омег. Когда альфа чувствует, что его не отталкивают, лишь сильнее льнет к омеге, позволяя своим рукам блуждать по юному телу, но Чонгук от губ первым отрывается, вызывая у кхала немой вопрос: неужели слишком сильно напирает? Но сказанное вслух омегой повергает его в шок. Он на лопатки послушно укладывается, понимая, что сейчас этому дикому и необузданному омеге не стоит противиться и как же Чонгук невероятно прекрасен, когда позволяет своей природе выйти наружу. Когда его нежный цветок становится таким же несдержанным и сам напоминает дикаря, позволяя кхалу увидеть и такую его сторону, что кажется, лишь больше распаляет желание внутри Тэхена. — Ты так гнался за удовольствием, мне часто рассказывали мальчишки из гарема о том, как повелитель севера грубо их брал ночь напролет, — он больше не дает себя касаться, сам заводит руку за спину, собирает пальцами смазку и возвращает ее обратно, вставляя в себя сразу два пальца, стонет сладко. До прихода короля он уже успел себя растянуть, тихо скуля в подушку его имя, — ты смотришь. А я делаю. Попробуешь пойти против этих правил, и мы закончим. Кхал наблюдает, в бархатный голос вслушивается, который сейчас так надменно с ним обращается, но не вызывает даже возмущения внутри альфы, хотя, его внутренний зверь готов рвать и метать от бездействия, когда руки он на постель укладывает. Его омега не разрешал ему касаться, так тому и быть. Если есть что-то более желанное, более манящее и более достойное, чем завоевания, чем походы на новые территории, то это "что-то", вернее кто-то сейчас пальцами своими себя же растягивает, сводя с ума правителя, но разве когда-то такое было ранее? Альфа внутри мужчины беснуется, воет, сжимает каждый орган в когтистую лапу, но от того же приятнее и томительнее нахлынувшее ожидание, когда ему будет дозволенно касаться. Чонгук снимает с себя прилипшую к телу рубашку, теперь показывая всего себя своему супругу, вновь его целует, перенимая инициативу, а когда Тэхен пытается взять верх, больно царапает появившимися клыками его нижнюю губу. Кровь слизывает и начинает покрывать поцелуями шею, плечи, но не дает целовать себя, хочет, чтобы выдержка альфы достигала своего предела. — Цветок, в какие игры ты со мной играешь? — Тэхен чувствует, как чертовски тесно становится в штанах, а Чонгук продолжает играть в свои манящие игры, стонет развязно, слух правителя ласкает. Как ни странно, самолюбие кхала тешится, когда тело такое желанное сейчас рассмотреть детально может, словно доселе омегу обнаженным не видел. — Хочешь потрогать, м? Проси меня об этом. Хорошо проси и тогда, возможно, я дам тебе то, что ты так хочешь. — Чонгук, позволь мне прикоснуться к тебе? — Тэхен никогда не просил, никогда не вымаливал разрешения на ласку, на прикосновения, на поцелуи. С этим омегой все было иначе, и кхала откровенно ведет. То, как вел себя брюнет определённо заводило и подстёгивало, подливало топливо в огонь желания, что успел разгореться в мужчине еще с момента их первой встречи, и самодовольство это на лице Чонгука явно читается, когда он приказывает просить его. — Прикажи мне коснуться себя, сегодня я волен исполнить любую прихоть моего принца и позволю делать все то, чего никому не было дозволенно ранее. — с губ уже звучно срывается рык, в брюках становится до ужаса тесно, хочется пальцы омеги на свои заменить, подготовить для себя, чтобы наконец войти в омегу, стать с ним единым целым, потому что вытворял с ним Чонгук что-то невероятное, что-то новое, и кхал никогда такого не испытывал, когда им управляет тот, кто обычно покорен. Он внутреннюю доминирующую сущность затыкает. Тэхен на локтях приподнимается, чтобы в чужие глаза заглянуть. Где это видано, чтобы кто-то посмел отдавать приказы самому королю? Запрещать ему, управлять им, как хочется. Но сейчас кхал сам дает на это право хрупкому омеге, который вскружил голову, прорываясь через все привычные северу рамки поведения. Возможно, он был даже более диким и необузданным, чем суровый северянин. Горячая южная кровь никуда не делась, сегодня лишь наконец показала себя во всей красе. — Позволь мне взять тебя, южный цветок. — Взять меня? — насмехается, но при этом смотрит на своего возлюбленного так нежно, — сегодня беру я, это будет твоими извинением за каждое необдуманно сказанное тобой слово. Он вновь собирает смазку, показывает свою руку мужчине, пальцы влажные, запах омежьего феромона был удушающим, словно комната превратилась в цветник. Тэхен очарован, повержен абсолютно полностью развратным поведением омеги. На севере юнцы такого себе не позволяли, так играться с альфами считалось зазорным, неправильным, но как же кхалу нравится, когда им управляют сейчас. Чонгук точно с ума его сводит, позволяя себе столько вольностей в сторону правителя. Он был особенным во всем, заставляя мужчину под собой изнывать от желания. Но вместо того, чтобы схватить омегу и наконец получить от него то, чего так требует тело, кхал позволяет и дальше омеге вести, оставаясь ведомым. — Я немного испачкал руку, избавься от этого беспорядка, — это уже не просьба, а приказ, за которым следуют действия. Он дает мужчине попробовать себя, слизать влагу с тонких пальцев, которыми юноша давит на чужой язык, улыбаясь, словно дорвался до любимой игрушки, — такой старательный, так хорошо исполняешь каждое моё желание. —Как долго ты скрывал внутреннего любовника, что так искусно в тебе притаился, — прикусывает губу мужчина с глубоким вдохом, отчего грудь его вздымается. — Ты невероятный. Так ловко подчинил меня себе, южный принц. Тэхен совсем без стеснения позволяет себе прильнуть губами к пальцам, скользнув по чужой руке, что тянулась к губам, оглаживая ее, а после плотно сжимает запястье, притягивая его к себе. Кхал высовывает язык, позволяя Гуку коснуться его сначала самому, а после принялся выполнять приказ южанина, облизывая всю длину сразу двух пальцев, а как заканчивает — смыкает на них губы, специально втягивая те в себя. Он кружит языком по каждой фаланге, чтобы не упустить не капли, стекающей по нежной коже. И омега был прав, сейчас не он брал Чонгука, а сам южный цветок брал Тэхена, отдавая приказы, самолично себя для него растягивал и вел себя, как чертов первозданный грех. Но Тэхена прозвали Дьяволом Севера, но Чонгук — инкуб с Юга. Он ерзает на чужом возбуждении, но дразнит не долго, отстраняется, чтобы самостоятельно избавиться от чужих штанов, которые остаются лежать где-то на полу. Член у кхала уже стоит, он явно будет больше, чем даже четыре пальца омеги. Но у Чонгука течка, его тело специально себя подготавливает для того, чтобы принять альфу. В первую брачную ночь, если бы она состоялась и мужчина взял южанина с присущей ему грубостью, он бы точно его порвал. — Как думаешь, сможет ли это меня удовлетворить? — он ведет ладонью по горячему возбуждению, у самого терпения уже не оставалось, но хотелось отомстить сполна. Каждое движение бедер — кружило голову. Тело альфы откликалось на каждое движение омеги, и Чонгук вновь читает его мысли, когда наконец позволяет снять плотную ткань с его возбужденного органа. Отчего Ким шумно выдыхает, чувствуя хотя бы секундное, но облегчение. Но Чонгук не сдается так просто, дразнит, касается мягко, продолжая сладкими речами кхала заманивать. — А тебе разве не хочется самому это проверить, моя драгоценность? — смешанные чувства вызывал Чонгук в альфе, хотелось наконец прервать эти игры и взять его, но так нравилось видеть этот азарт в чужих глазах, огонь страсти, что в них скрывается, и кхал вновь держится, чтобы не нарушить правила игры, которую ведет юный Тормунд. Чон вновь выше поднимается, направляет член к своей текущей дырке, чувствует, как в нее входит влажная головка и выдыхает нервно, надеется, что сможет принять все. Он насаживается медленно, приподнимается, затем вновь опускается, наконец полностью садится и стонет несдержанно громко от этого чувства заполненности, удовольствие, которое граничит с болью. И Чонгук все же позволяет в себя войти изнывающему от желания члену, отчего Тэхен тихо порыкивает, погружается в безумно узкое и горячее тепло юного тела. Чонгук узкий, стенки так и сокращаются, а смазка выделяется все сильнее и это ощущение долгожданной близости пьянит намного сильнее вин, которые пьет кхал. — Можешь трогать, — наконец дает альфе разрешение, потому что уже сам хочет этого до безумия. Сам начинает осторожно двигаться на толстом члене, ему нужно к нему привыкнуть, иначе потом он не сможет принять узел, — ты в день свадьбы сказал, что нас будет слышать весь замок. Заставишь меня стонать так, чтобы каждый в этом дворце знал, как мне хорошо с тобой? Альфа слышит разрешение и довольно скалиться, позволяя себе уже сесть, чтобы губами тела желанного касаться, а руки властно и крепко держат манящие бедра. — Надеюсь, что твой голос буду слышать только я, потому что никто иной этого не достоин. Позволь мне насладиться твоими стонами сполна, кхалиси. — Кхал держит Чонгука, руками скользит от мягких бедер к талии, не отпуская от себя ни на сантиметр. Тэхен устами припадает к полочкам ключиц, чтобы оставить на них красивые отметки. У Чонгука просто потрясающее тело, что с трудом принимает в себя член старшего, но омега продолжает двигаться на органе, отчего у Тэхена глаза буквально закатываются в блаженстве. Настолько до невозможного хорошо ему было в этой «неправильной» связи. Вряд ли кто-то думал, что в эту ночь король будет не с Теоном. Никто никогда не узнает, как Тэхен сгорает от прикосновений своего цветка, как поклоняется его телу, исполняя любые прихоти. Чонгук знает, что это то, в чем нуждался его мужчина, привыкший все держать под своим контролем и быть тем, кто принимает решения. Сейчас ему позволяют отпустить себя, сняв корону и поклонившись южному принцу. Никто бы не осмелился потребовать от него нежности, поцелуев и любви. Тормунд же просит от супруга чувства, ему не нужны подарки, клятвы, он не хочет менять мужчину под себя, принимает каждый его грех. Этот омега станет его кхалиси. Тэхен со всей нежностью смотрит на омегу, что принимает его в себя, но нарочно не метит, все еще на глаза темное пятно прошлой метки попадается, и кхал его тянется зацеловывать, словно это сотрет чертову неудавшуюся попытку присвоить себе южанина. Руки оглаживают стан, кажется, прикосновения к омеге сейчас были нужнее воздуха, поэтому он так пальцами за нежную кожу цепляется, не выпуская из своих ладоней ни на секунду. Кхал принял его таким, какой он есть: своенравный, гордый, отстаивающий свою честь ценой собственной жизни. Правитель шрам на шее поцелуями усеивает. Шрамами надо гордиться, так считал Тэхен, и эта отметка на теле лишь доказывает всем вокруг, насколько смелый омега, насколько в нем много своего достоинства, что он готов собой пожертвовать, лишь бы честь отстоять. И как тешило самолюбие Тэхена, что сейчас этот никем непокоримый южный цветок сам под ласки подставляется. Чонгук замирает на несколько мгновений, думая, что ему послышалось. Кхалиси это не обычное звание, это буквально титул истинной королевы севера. И стать ей может далеко не каждый супруг кхала. — Моё солнце и звезды, — шепчет Чонгук, впервые называя так мужчину, на юге подобным образом иногда говорили о любви всей своей жизни, это дороже любого громкого признания. Кхал смотрит на своего омегу, стараясь поддерживать с ним зрительный контакт. Глаза Чонгука — поистине произведение искусства, и только раз взглянув в них, можно потерять рассудок. Они — омут, в который Тэхена затягивает, а он и вовсе сопротивляться не хочет. Шепот слух ласкает, подтверждая, что чувства взаимны. Не нужно жить на другом континенте и знать все обычаи южных земель, чтобы догадаться, что Чонгук признается в любви, подобно настоящему принцу с Юга. По-своему и звучало это, как самая красивая мелодия, которой кхал еще долго будет упиваться, прокручивая в своей памяти, а может быть Чонгук станет говорить это чаще? Юноша привыкает к чужим размерам, он все ещё чувствует давление члена на внутренние стенки, но теперь двигается быстрее, опускается до самого конца, отчего по комнате разносятся безобразно громкие звуки, смазка взбивается в пену, прилипая к коже. Чонгуку словно мало, он бедрами крутит, наконец находя положение, в котором удовольствие достигает пика. Чонгук невероятно хорош, Тэхен это всем нутром чувствует, когда на нем так развязно скачут, подмахивая бедрами. Кхал сам не сдерживается, когда чувствует омегу так близко, позволяя их феромонам смешаться, пометить друг друга на уровне запахов. Ладони властно сжимают бедра приподнимая их, дабы прижать к собственному возбуждению. Глаза вновь погружают хозяина во тьму, закрываясь, вой зверя внутри Тэхена слышит весь дворец. Они долго ублажают друг друга, омега ненасытен, течка делает свое дело, сейчас ему мало будет одного раза. Он с громким стоном кончает, пачкает семенем рубаху мужчины, которую просто с него стягивает. Слезает с крепких бедер, ложится на кровать, притягивая к себе кхала. — Трахни меня своим узлом, альфа, ты же так этого хочешь, — для Тэхена, вероятно, это важнее всего, потому что его муж разрешает случиться сцепке. И раз уже он признает Тормунда своей кхалиси, у Гука просто не остается поводов отказать. Первый раз был достаточно продолжительным, но сцепки мужчина старался не допускать, да и сам Чонгук прекрасно контролировал процесс. Но когда омега укладывается на спину и дает свое разрешение, кхал лишь на секунду ошарашенно смотрит на своего омегу. — Ты точно к этому готов и не пожалеешь, Чонгук? — Кхалу хочется просто взять того, кто самолично дает разрешение, и все же сейчас ответа и согласия он не дожидается. Тэхен тонкие щиколотки закидывает на крепкие взмокшие плечи. Темнота в глазах густеет от вида идеального лица напротив, удовольствие плещется в карих, полузакрытых глазах, оттого внизу живота болезненно тянет и ждать более смысла нет. Он пальцами касается сфинктера, собирая немного смазки и проводит по члену. Тэхену хочется быть аккуратным, хоть он уверен, что Чонгук сейчас легко его примет. Толчки в податливое тело становятся всё увереннее и сильнее. Этот секс не сравним ни с одним до него. Никто не сможет даже равняться с удовольствием от того, на сколько они близко с Чонгуком, на сколько блядски хорошо в этом храме, созданном самим Богом, с кем так конфликтует за право быть главнее Кхал. Сам же он своего удовольствия, что накрывает с головой, ни чуть не скрывает, рычит в густые волосы, в которых зарылся. Впивается пальцами одной руки в талию, пока второй чужую руку находит, сплетая их пальцы. Хотелось чувствовать, что они максимально близко сейчас, насколько это возможно. Настолько горячо, мало пространства и оттого приятнее внутри кхалиси. Колечко мышц плотно охватывает эрегированный орган. Волна наслаждения то и дело накрывает и вновь отходит, позволяя правителю оставаться в своём уме. Возможно, сейчас Чонгук слишком быстро решился на подобный шаг, но с другой стороны, есть ли смысл тянуть теперь, когда их чувства взаимны. Юноша не хотел отдавать свое тело тому грубому, неотесанному мужчине, который видел в нем только объект. Но сейчас все иначе. И королю действительно нужен наследник, тот, кто займет потом трон, такой же сильный и мудрый завоеватель. Тормунд хотел быть именно тем, кто родит первенца, доказав тем самым свою любовь. Тэхен изначально на брак согласился, чтобы у него родился не бастард, не грязнокровка, которого никто во дворце не признает, а чистокровный альфа королевских кровей. Он с самого начала хотел, чтобы Чонгук просто принял его и добиться сцепки, но сейчас словно задача у Тэхена не зачатие, не наследник, а просто подарить всего себя омеге, насколько он сам может. — Ты же так хотел наследника, — он не понимает, что останавливает мужчину. Раньше для него ребенок был первостепенной задачей, а сейчас вдруг начал думать о чувствах омеги и его желаниях. Конечно же, это льстит, Тэхен ставит его желания выше своих. — Я не посмею жалеть о нашем ребенке, если все получится. Он будет доказательством наших чувств. Когда Чонгук так говорит о наследнике, то речами этими кхалу упиваться хочется. Приятнее знать, когда твой омега будет вынашивать желанного для обоих ребенка, когда вы оба хотите, чтобы сын родился на свет. Чонгук сам то и дело притягивает к себе мужчину, чтобы поцеловать, бесстыдно стонать прямо ему в губы. Ему было так хорошо, он получал не меньше удовольствия, чем его супруг. Именно так он и представлял их первый раз: без излишней грубости и статусов. Возможно, омега совсем скоро сам станет ненасытным до секса с мужчиной, потому что то удовольствие, которое он получает сейчас, нельзя ни с чем сравнить. Тэхен стонами упивается и без того с трудом себя сдерживает, чужие губы своими обхватывает, кусает, на себя тянет, а после кончиком языка по ним проходится, если вкус металла на них присутствует, но уже и не важно чья это кровь, они давно были ею повязаны. Сейчас кхал желал каждой клеточкой своего тела слиться с Чонгуком, войти вместе с узлом, а после заполнить своего кхалиси семенем до самых краев, чтобы даже с членом внутри жидкость начинала просачиваться наружу. Он чувствует, что мужчина скоро кончит, ещё немного и появится узел, за которым последует сцепка. Но Тэхен словно специально замедляется, оттягивая этот момент непонятно для чего. Чонгук на него рычит, к себе притягивает, бедрами сам подмахивает, он не будет до конца удовлетворен, пока не получит желаемое. — Узел, прошу, Тэхен, — стонет почти бессвязно уже охрипшим голосом, царапает чужую спину, ещё немного и начнет кусаться, — это приказ, черт возьми. Южный цветок так мило злится, когда Тэхен специально тормозит, — это лучшее, что видел, поэтому он в очередной раз поддается на приказы своего кхалиси. Он понимает, что противостоять Чонгуку было бы бесполезно, он слишком сильное влияние оказывал на альфу. Тэхен вновь набирает темп, совершенно не собираясь его сбавлять, так же как и толчки становятся максимально глубокими, отчего звук шлепков их тел отражался от стен, смешиваясь со стонами и рычанием. Он рукой ведет от талии к чужой шее, а после по губам большим пальцем мажет, вновь к ним прильнув. Тэхен пальцы в взмокшие волосы омеги запускает, к себе притягивает, чтобы в поцелуе слиться, когда понимает, что сейчас готов кончить. Много не потребовалось, стоило коснуться желанных губ — кхал изливается в омегу, чувствуя, как узел разбухает, позволяя осуществить сцепку, о которой так долго мечтал кхал. Чонгук пятками на чужую поясницу давит, словно боится, что мужчина не даст случиться сцепке. Он чувствует, как образовавшийся узел его ещё больше растягивает, это немного больно, но у принца в голове такая пустота, он бедрами двигает, хочет как следует почувствовать член альфы. Тэхен его наполняет густым теплым семенем, а южанин не хочет, чтобы хоть одна капля на простыни упала. Во время сцепки кхал кончил ещё как минимум трижды, крепко прижимая к себе свой цветок. — Можно ли считать это нашей первой брачной ночью? — осуществленной в день свадьбы с другим омегой. Но Тормунду не стыдно, он чувствовал удовлетворение от того, что Тэхен выбрал сегодня его. И сделает всё, чтобы впредь не делал выбор в пользу других. Тэхен чувствует небывалое расслабление, которого раньше не получал ни с одним омегой, Чонгук и вправду умеет удивлять, лишая стойкого воина сил. — Думаю, что иначе считать не получится. — Кхал понимал, что сегодня он должен был провести так ночь с Теоном, но ему откровенно плевать на западного принца, что сейчас находится в его покоях и, скорее всего, даже в его постели останется ночевать, потому что правитель исчез со своей свадьбы и, как только вошел в покои кхалиси, больше их не покидал. Кажется, слухов о Чонгуке станет только больше, но Тэхен самолично подрежет языки каждому. — Останься со мной, — просит, когда узел спадает, он вымотался, но это приятная усталость. Стоило мужчине выйти, как из сфинктера потекла теплая сперма, до этого переполняющая живот. Чонгук не краснея, переворачивается, открывая вид на красивые изгибы, покрасневшие ягодицы, испачканные в смазке и семени. Наконец успокоился, живот не болит, но что-то ему подсказывает, что завтра он вновь будет молить об узле Тэхена. И надеется, что будет это делать в покоях короля, чтобы наполнить его комнату своим запахом. Это собственничество было связано то ли с течкой, то ли с потайными желаниями. — Цветок, я и не хотел уходить. — Тэхен Чонгука вновь рассматривает, когда тот бесстыдно укладывается на живот. Пальцами оглаживает позвонки, а после легко целует их, двигаясь все выше к загривку, чтобы вдохнуть запах омеги, что с его смешался. Северный правитель рядом укладывается, прижимая к себе омегу, чтобы заключить того в объятия, все же, каким бы диким, непокорным и сильным Чонгук не был, сейчас он все еще нуждается чувствовать себя защищенным и кхал с радостью даст ему это чувство. Тэхен губами по шраму на щеке омеги мажет, глаза прикрывая. Он обязательно спросит о каждой ране, которую имеет Чонгук на теле, на своем сердце и сделает все, чтобы они больше не причиняли боли его цветку. Даже если Чонгук станет его ядом — он с радостью выпьет все до последней капли, улыбнувшись. — Не перестаешь меня удивлять, раз за разом покоряя мое сердце. Возможно, до конца не осознаешь, сколько власти у тебя на самом деле. — Шепчет на ухо мужчина, а после удобнее укладывается. — Отдыхай, цветок, тебе нужно выспаться. — Словно цитирует слова Чонгука, когда он решил остаться впервые в покоях кхала.