Воскресные цветы

      Снег, ещё не успевший растаять, скрипел под её обувью. Она смотрела вниз, наблюдая за тем, как импортные сапожки оставляли за собой след с каждым новым шагом. Взгляд то и дело метался в стороны, цепляясь за светящиеся окна тех, кто не успел снять гирлянду после нового года. На небе сгустились тучи, стоило первым сумеркам окутать пустынные казанские улочки.              Айгуль шла вдоль дороги с пакетом. Рука давным-давно замёрзла, но неудобные карманы шубы не позволяли согреть в ней пальцы.              — Какой же там дом...? Тридцать первый… Нет, тридцать второй. — Ахмерова шептала себе под нос, пытаясь вспомнить адрес, что сказала ей новая подруга. Последнюю неделю они часто общались с Ульяной. Несмотря на разницу в возрасте Кулагиной приятно было проводить время в компании школьницы. Как говорила она сама — даже школьница приятнее, чем конспекты по микроэкономике.              Они договорились о ночёвке ещё пару дней назад, в перерыве между занятиями по сольфеджио и музыкальной литературе. Девочка даже удивилась, когда знакомая предложила прийти к ней в гости — до этого ей не приходилось бывать в чужих домах — но Уля заверила, что кроме старшего брата с ней никто не живёт.              Айгуль прокручивала этот разговор в голове, пока пыталась отыскать нужный подъезд. Кулагина немало рассказывала о родителях, что погибли в автокатастрофе, о профессии, с который решила связать свою жизнь, но ни разу не упоминала брата. Боится? Стесняется? Мозг сам собой рисовал в голове картины невообразимого чудовища, о котором Ульяна даже рассказывать побоялась.              Красный от мороза палец быстро набрал номер её дома на убитом временем домофоне. Несколько секунд ожидания сопровождались неприятной мелодией, доносящейся из некачественного динамика, прежде чем женский голос перебил его.              — Кто? — прохрипел вопрос.              — Ульяна, это Гуля. — зубы её стучали от холода.              — Поняла, заходи.              Стоило девушке трубку повесить, как дверь тут же с негромким щелчком отворилась, позволяя Ахмеровой войти в подъезд с отоплением. От смены температур замерзшие пальцы начало покалывать.              — Иду, иду! — Кулагина завязывала на поясе домашний халат, когда услышала настойчивый стук в дверь. Стоило отворить дверь, как перед ней предстала Айгуль — красная, замёрзшая, наполовину снегом укрытая.              — Ну привет, Снегурочка. — Ульяна тихо рассмеялась, приглашая гостью войти.              Ахмерова не забыла ноги от снега отряхнуть, прежде чем на порог чужой квартиры ступить. Стоило это сделать, как в нос тут же ударил запах табака и выпечки.              — Проходи, вещи оставляй тут. — Уля помогла подруге снять шубу, тут же вешая её на крючок. Ещё недели две назад она просила Влада прибить его. Конечно, он ничего не прибил, а потому сегодня днём она сама возилась с молотком и гвоздями.              Она проследила за взглядом Айгуль, что смотрела в сторону доносящегося из кухни шума. Щёки залились краской — чувство стыда и неловкости накрыло её с головой. Она трижды за день просила брата не собирать сегодня свою компанию алкоголиков, но тот лишь сослался на: «Мы вам не мешаем, вы нам тоже». Она специально встала в проёме, закрывая собой неприятное зрелище, стоило Кулагину с друзьями чокнуться стаканами, наполненными дешевой водкой.              — Не обращай внимания. Братец любит посидеть с дружками. — её собственные пальцы нервно захрустели под давлением рук. Она указала одной из них в сторону своей комнаты, когда Айгуль закончила раздеваться.              — Ты проходи, я нам пирог испекла, шарлотку. Сейчас достану и тоже приду.              Она надеялась избежать лишнего внимания, когда вошла на кухню, но надежды оказались тщетными. Влад окликнул её ещё до того, как она успела открыть духовку.              — О, Ульясик, ну наконец от книжек своих оторвалась. — Влад Кулагин закурил помятую сигарету. — Вон, люди про тебя уже спрашивать начали. Да, Кит?              Девушка позволила себе закатить глаза — сидевший за её спиной Влад-Кощей всё равно ничего не увидел бы. Она с особой осторожностью открыла духовку, доставая из неё форму с поднявшимся горячим тестом.              — Да! — громко подтвердил низкий коренастый парень. — Всё вот жду тебя, когда ты нас пирогом своим угостишь.              — Это не для вас пирог. — она не часто позволяла себе перечить его друзьям. Чаще всего принимая сторону пацифиста, как можно скорее покидала кухню в подобные моменты, убегая из гнусной реальности через учебники.              Так было раньше. Ровно до того момента, когда старший Суворов не появился в её жизни и не научил отвечать. С тех пор она за словом в карман не лезла. Единственный, кому она по-прежнему не могла перечить, был брат. Любивший выпить и ранее, после серьёзной травмы головы — будь не ладен этот Универсам — парень совсем ушёл в запой, превращаясь из агрессивного меланхолика в жертву обстоятельств, глядя на которого сердце разрывалось на куски.              — Вот так вот! — прохрипел Влад, пытаясь мизинцем застрявший кусок мяса из зубов достать. — Я для неё и то, и это, а она пирог зажала. Эх, Ульясь, скупой ты человек.              Он засмеялся вместе с компанией, пока Кулагина равнодушно разрезала свежеиспечённую шарлотку. Со спины она услышала звон, характерный открыванию стеклянной бутылки.              — Ну ладно, хер с ним, с пирогом. Сядь выпей с нами хоть.              — Не могу, меня подруга ждёт.              — Ну так, зови подругу тоже. Пусть присоединяется. — Кулагин уже хотел потянуться к серванту за двумя новыми стаканами, как Ульяна остановила его.              — Влад, ну прекрати. Она маленькая совсем, ей лет четырнадцать, ну какой «присоединяется»?              — Ну и что? — пьяные глаза брата растянулись в искреннем удивлении. — Все русские водяру с молоком матери пробуют. — с этими словами компания вновь разразилась смехом.              — Влад, пожалуйста, ведите себя потише. — она не дождалась ответа, взяла в руки тарелку и скрылась за углом. Брат хотел что-то ответить, но Ульяна успела закрыть дверь с обратной стороны прежде, чем услышала то, что испортило бы ей настроение на весь вечер.              Айгуль вздрогнула на мгновение от громкого хлопка. Она окинула взглядом подругу, и удивилась тому, как быстро на лице её растянулась улыбка, стоило войти в комнату.              — А вот и я.              От предложенной помощи Айгуль девушка отказалась — сама тарелку на стол поставила, поближе к краю, чтоб достать удобно было. В глаза бросилась позолоченная медаль, что девочка зажимала в руках.              — Нравится? — спросила она.              — Да, очень красивая, это твоя? — стоило Ахмеровой вопрос задать, как Кулагина горько усмехнулась. Настолько, что ей вдруг за свои слова стыдно стало.              — Да. Когда-то выиграла соревнования по бегу среди учеников старших классов.              Айгуль молча положила на место памятный трофей, который в серванте было не мало. Пластиковые кубки, медали, грамоты — все они покрылись многовековой пылью, совершенно ясно говоря о том, что в место это не так часто заглядывают.              Горячий пирог обжог пальцы, когда она взяла ароматный кусочек с тарелки. Гуля тут же принялась его с руки в руку перебрасывать, хоть как-то остудить пытаясь, пока тот — по невнимательности — не оказался на полу.              — Ой… Извини, я случайно.              — Ерунда! — Уля махнула рукой, проглатывая кусок целиком. Она похлопала на стул рядом с собой. — Бери новый и садись, поболтаем.              Ей было неловко выкидывать еду — так ещё и чужую — прямо на глазах Ульяны. Ахмерова потому кусок испачканный на стол положила. Взяв новый, она присела рядом.              — У вас что, с Мараткой что-то? — вопрос прозвенел в тишине своей бестактностью, но хроническая усталость позволяла Кулагиной испытывать к этому равнодушие.              — С чего ты взяла? — девочка заёрзала на месте.              — Ну не знаю. Смотрит он на тебя так… Хищно. Тогда, когда ты куртку отдавать пришла. Думала набросится.              Ни о чём таком Айгуль и думать не осмеливалась, а потому резкое заявление заставило её улыбнуться до самых ушей. Даже отвернуться в другую сторону пришлось, скрывая улыбку за кашлем, чтобы себя не выдать.              — Мы просто знакомые.              — Ну да, ну да. Вовка тоже родителям своим меня впервые «знакомой» представлял. — Ульяна снова положила кусок пирога в рот. Сухое тесто застряло поперёк горла, заставляя закашляться.              — Расскажи про него? — вдруг спросила Айгуль, чем вызвала только удивление со стороны подруги своей. — Ну он же у вас там главный. Интересно, что авторы из себя представляют.              — Что тебе рассказать? — девушка темноволосая не на шутку задумалась. Словно и сама пыталась подобрать слова, чтобы суженого своего описать. — Вовка как Вовка. Обычный самый парень. Так-то он главный по Универсаму, конечно, но на самом деле добрейшая душа. Отзывчивый, веселый… Что ещё сказать можно? — она задумалась на секунду, глядя в окно. — Я описывать не мастер, так что это, наверно, всё.              Айгуль вспомнила, как на днях видела пару вдалеке. Она тогда в школу шла — ну как шла, бежала, опаздывала — и вдалеке силуэты знакомые увидела. Лишь приглядевшись узнала в них Кулагину и Суворова. Перед лужей снега растаявшего стояли. Ульяна всё смеётся, пацана по плечу бьёт, а тот её, словно пушинку, подхватил, да прямо на руках через лужу пронёс, отчего девушка громче ещё засмеялась. Опираясь на увиденное, действительно можно было предположить, что Адидас — не Адидас вовсе, а Вовочка. И тут же Гуля первую встречу их вспомнила, и как холодела кровь в её жилах от вида сурового мужчины.              — А Универсам как?              Студентка даже возмутилась на мгновение глупостью вопросов, но возражать не стала.              — Как, как? Обычная банда, такая же, как и все остальные. Ходят, хулиганят где попало, вот и всё. Я это Вовино увлечение никогда не поддерживала — у меня из-за Универсама этого у брата теперь с головой проблемы — а тут ещё и авторство его. — увлёкшись мыслями, она ковырнула запечённое яблоко в пироге, доставая его, и зачем-то растирая между пальцев. — Ребята там хорошие. Хоть и по понятиям живут, но помочь — всегда помогут.              Ахмерова лишь нахмурилась, крошки ванильные со стола пальцами подбирая обратно в тарелку их возвращала.              — А ты чего с младшим не попробуешь? — на мгновение ей показалось, что Ульяну тема с Маратом не отпустит никогда. Не будь она воспитанной — точно ругнулась бы.              — А чего мне пробовать? Мне и так хорошо. — образы Рубильника с топором в руках тут же возникли в её голове.              — Зря ты так. Марат хороший парень. Тупой, конечно, зато человек чести.              Обе девочки засмеялись, роняя изо рта кусочки пирога. Айгуль ударила по столу с такой силой, что светильник замигал, отчего они засмеялись ещё больше. Лишь через пару минут, утирая с нижних век слёзы, успокоились.              — А вообще, — вставила вдруг Ульяна, — я тебе так скажу, что Марат мало кому куртки даёт, да на такси возит.              Уже тысячу раз она успела пожалеть о том, что про такси — будь оно не ладно — рассказала. При любом удобном моменте подруга беззлобно припоминала это, пытаясь деверя своего сосватать ей. Айгуль укусила поднявшееся сухое тесто, пока губы сами с собой растягивались в улыбке. Приторно сладкие яблоки неумолимо жгли её горло.       

      ***

             Если бы у Ахмеровой спросили, какая её нелюбимая пора, она бы без секунды раздумий ответила — экзамены. До боли в сердце она не любила бессонные ночи, в которые приходилось учить всё то, что не выучила за год. А если эти экзамены проходили в музыкальной школе, то всё было в десять раз хуже.              Это был один из таких вечеров. Уже третий час школьница не отрывала взгляда от книги, слова в которой сливались между собой, превращаясь в непонятное нечто, отчего один абзац приходилось читать по пять раз. Голова бессильно упала на её кулаки, и Айгуль точно уснула бы в тот момент, если бы не будильник, заранее поставленный ею.              Полночь. Двадцать третье января. С этой минуты ей пятнадцать лет.              Она никогда не любила собственные дни рождения, и уж тем более не ждала их. Ещё в детстве она перестала испытывать от них удовольствие, когда родители её празднику предпочитали работу. С тех пор она относилась к своему дню с характерным для обиженного ребенка равнодушием. Вот и сейчас она не обратила внимание на то, что стала на год старше. Куда больше её волновал «Концерт для скрипки с оркестром» Чайковского. А потому она лишь со злостью ударила по будильнику, дальше пытаясь вызубрить ноты.              Однако вместо «ми» и «соль» в голову лезли совершенно другие мысли. Она подумала о том, что могла бы сегодня пригласить к себе в гости Ульяну. Было бы неплохо выпить вдвоём чаю по такому случаю, а зная Кулагину она обязательно принесла бы что-то вкусное. Но мечты тут же разбились о скалы осознания — ещё две недели назад, после их совместной ночевки, Ульяна укатила в Москву на студенческую конференцию.              Айгуль не успела разочароваться тому, что очередной праздник проведет в одиночестве — в окно раздался настойчивый стук. Вначале приняв это за галлюцинацию, девушка хорошенько протёрла свои уши.              — «Совсем уже засиделась…» — успела только подумать, как стук вновь повторился. На сей раз точно.              Гуля осторожно встала с места. Рука тут же начала шарить по столу, отчего она схватила в руки деревянную длинную линейку. На оружие походило слабо, но даже с деревяшкой в руках она чувствовала себя куда увереннее. Сердце бешено колотилось, но лишь до того момента, пока она не отдёрнула резко занавеску. Хотелось расплакаться, стоило за окном в зимней прохладе увидеть знакомый силуэт в синей куртке.              Она не задумываясь отлепила со старых окон утепление в виде ватки, раскрыла их настежь. Только сейчас она заметила большую коробку в его руках.              — С днём рождения, Айгуль! — парень улыбался так широко, что заразил её — теперь она тоже улыбалась во весь рот. Он протянул ей коробку дрожащими от холода руками и чуть не выронил вниз. Гуля вовремя успела его подхватить.              — Спасибо… Но что ты тут делаешь? — она уже хотела убрать подарок в сторону, но парень резко воскликнул.              — Эй! Нет! Открой сейчас! — была бы его воля — в окно бы влез, чтобы подарок обратно в поле зрения вернуть.              С щекотящей настороженностью она отклеила пластиковый бант, разрывая упаковку. Смутилась, когда увидела коробку из-под карбюратора.              — Не смотри на надпись, другой коробки не нашёл просто. Открывай скорее.              Дрожащие пальцы откинули крышку, и глаза взмокли от солёных слез, стоило увидеть большой шёлковый шарф внутри. Прошлый её был и вполовину не таким красивым, а маминому так и вовсе было не меньше десяти лет. Горячая ладонь коснулась цветастого шелка, приятно огладившего её кожу.              — Ты чего… Он же стоит состояние! — она поборола желание запустить в глупца этой самой коробкой.              — Когда-то ты не пожалела его для меня. Теперь я не пожалел для тебя. Тебе нравится?                    — Очень! — она подняла глаза-хрусталики на него. Он рассмеялся, увидев застывшие в них слёзы.              — Ну ладно, я тогда обратно… — Марат постучал ладонью по перилам коленчатой вышки, на которой стоял всё это время.              — Уже? Зайди хоть на пару минут. — она отошла в сторону, словно надеясь, что он запрыгнет в окно вслед за ней.              — А родители?              — Спят давно.              Заразительная девичья улыбка сорвала в его голове последние катушки, когда он крикнул вниз «Турбо, подожди там часок, пожалуйста!». В следующую секунду парень, что всё это время сидел за рулём машины с подъёмником, показал большой палец, заглушая мотор.              Одним лёгким движением он перепрыгнул через окно, отчего в комнате стало на порядок прохладнее. Гуля поспешила закрыть его, чтобы в собственный праздник не подхватить воспаление.              — Мило у тебя. — парень снял с себя куртку, которую Ахмерова тут же забрала из его рук. Незаметно для него понюхала. Да. Тот самый запах. Держится до сих пор.              — Чем богаты — тому и рады. — она положила его куртку на стул, стыдливо прикрывая потрёпанную рваную обивку.              Он не дождался приглашения с её стороны — сел на застеленную кровать. Любая другая невежеством это посчитала бы, но не она, не Ахмерова. Наглость Суворова всегда её забавляла, а потому она лишь села рядом.              — И где ты пропадал три недели? — она ковырнула носком нитку, выбившуюся из напольного ковра.              — Трудился на благо общества. — маленькая комнатушка была для него слишком жаркой, заставляя лоб и спину вспотеть. Он одними лишь глазами спросил у неё разрешения, а после снял фирменную красную мастерку.              — Ну а если серьёзно?              — Да я серьёзно, зуб даю! Надо же было на подарок заработать.              — Воровал, небось? — настроение у неё сразу упало, стоило только подумать о нечистых деньгах, на которые был куплен шарф. Если он сам только не ворованный.              — Обижаешь. Сижки себе на ворованное ещё можно купить, а вот даме подарок — так себе. Я всё это время на стройке местной подрабатывал.              — А про день рождения откуда узнал?              — Ну ты чудная, конечно. В приёмной школы не составило труда узнать о тебе как можно больше.              Щёки залились краской. Хотелось поблагодарить его, вот только не знала за что. За подарок дорогой? Хоть и приятно, но справедливо всё же — свой-то она на него потратила. За визит в начале первого ночи? Так и об этом она не просила, сам захотел. Вот так и получалось, вроде и «спасибо» на языке вертелось, а сказать никак не могла.              Он увлечённо рассказывал о похождениях своих трёхнедельных, как она накрыла своей ладонью его. Марат притих, замешкался. Гуля поклясться была готова, что слышала, как тяжело он сглотнул слюну.              — Ну чего ты? Продолжай, я слушаю. — нарочно играючи, голову на плечо его опустила, вместе с ним откидываясь.              Марат лишь ногу на ногу положил, нехотя историю продолжив. На моменте про бригадира он чувствовал, как она гладит его холодную кожу большим пальцем, а стоило упомянуть сворованный цемент, как та и вовсе его второй рукой приобняла.              — Айгуль… — он чувствовал, как с каждой секундой внизу всё тяжелее становится, заставляя собственное тело нагреваться до колоссальных температур.              — М? — она даже не взглянула на него. Прикрыла веки, прислушиваясь к ритму сердца, которое с каждой секундой колотилось лишь быстрее.              — Что ты делаешь? — голос ушёл вверх на первом слове, остаток фразы он прошептал.              — Ничего. — она тоже шептала, боясь нарушить робкую тишину. — Обнимаю тебя.              — А как же упырь твой?              Суворов чуть не извинился за слова, стоило ей тяжело выдохнуть.              — Замолчи и не думай сейчас ни о чём.              Она не думала головой, прежде чем носом уткнуться в его шею. По телу Марата пробежали мурашки, стоило ей опалить тонкую кожу горячим дыханием. Она непроизвольно вдохнула полной грудью, наполняя лёгкие знакомым ароматом. Собственные коленки задрожали от удовольствия. Она вздрогнула, когда его рука оказалась на её ноге, сжимая ткань пижамных штанов вместе с бедром. Ей хотелось заскулить, но вовремя зажала рот рукой.              — Айгуль…              — Что?              Он силой убрал руку с её рта, заглядывая в голубые глаза. Он хотел остановиться, хотел отодвинуться и выпрыгнуть в окно. Оттуда на вышку и прямиком вниз, к Валере. Он поклялся себе, что сделает именно так, как только заглянет ей в глаза и увидит страх в них. Последние тормоза сдали, когда она улыбнулась ему в лицо.              — Ничего. С днём рождения. — он приблизился к ней с такой робостью, с какой не относятся к карточным домикам. Улыбка сошла с её губ, стоило почувствовать на них его горячее дыхание. Страх сковал тело, вынуждая интуитивно прикрыть глаза.              А затем он поцеловал её. Его высохшие губы сперва замерли, но уже через секунду сделали несколько движений ей навстречу. Она неуклюже теребила их, пока он не надавил большим пальцем на её подбородок, приоткрывая рот. Тело наполнилось жаром, стоило горячему языку проникнуть в её рот. Ещё в детстве она задавалась вопросом, как же людям не противно целоваться? Этой ночью она наконец смогла найти на него ответ.              — Не переживай так. Расслабь губы. — прошептал он, оторвавшись на мгновенье и прильнув к губам вновь. Ещё глубже. Ещё сильнее.              Он гладил её щёки, в перерывах шепча комплименты на татарском, отчего она раз за разом улыбалась. Они прерывали поцелуи разговорами, а разговоры поцелуями, каждый раз внося в них что-то новое. Пробуя. Изучая. Наслаждаясь моментом. И она очень пожалела о том, что не родилась летом, чтобы потом, когда по русскому задали сочинение «Как я провёл лето» она могла описать лучшее лето в своей жизни, и непременно получить за него пятерку.