untuned piano . . .

      пианино любимого расстроено, забито пылью и крысами, и последние точно прогрызут крышку однажды. он неумело играет мелодию своей жизни, уверенно протягивая пальцы к клавишам, но совсем не попадая в такт. старший братец позабыл об уходе за инструментом, но коджиро не волнует такая мелочь. пусть неприятно, но сыграть он сумеет точно. пусть не попадает в ноты, но то, что получается… почти нравится ему?       в глазах его не блестит солнца свет, даже догорающих свечей не видно... как и счастья простого.       хотелось бы коснуться души чужой.       сато одернул руку, прикусывая тыльную сторону ладони, от чего совсем тихо прошипел. глядя на хиши хочется лить слезы и кричать в пустоту души его, от невозможности прикоснуться на мгновение к чужим чувствам. коджиро близок настолько, насколько и недоступен, словно заперт в клетке стеклянной.       или, может... заперт наоборот рюсей? самостоятельно подписал согласие на это. когда-то очень давно, когда-то, когда был влюблен в жизнь и в хиши, когда-то, когда не знал горечи речи коджиро.       хиши все играет на пианино, бьет по клавишам сильнее, что те глухим стуком отдаются, не всегда возвращаясь в прежнее положение. на лице его улыбка, совсем неестественная, натянутая и злая. не та, что в светлое время казалась родной, не та, в которую удалось влюбиться однажды, не та, которую хочется любить сейчас. но коджиро даже не оборачивается ‒ боится. он плачет, кажется, но гордость не позволит слезами это назвать. бесполезная жидкость, что выглядит жалко. хиши ударил бы себя, но он увлечен произведением жизни своей.       неизвестно ему, как должны звучать чувства, но, кажется, выходит… так плохо. никто не должен узнать об этом. даже сато, стоящий за спиной, чье дыхание слышно в секундных паузах. не так сказано… особенно ему знать нельзя, нельзя слышать, как капли слез будут биться о клавиши. хиши играет громче, бьет по пианино со всей силы.       оно ведь старое… старое, и любимое когда-то. так неуважительно обращаться с инструментом подобным образом. передавать свои чувства звучанием нот, грубыми движениями, плачем и нежеланием смириться с этим.       рюсей различает эти эмоции, игра хиши подобна мольбе о помощи, мольбе, которая сопровождается и отторжением этой самой помощи. он звучит, словно стекло, разбитое о камни, словно предсмертное пение птицы, словно ветер на поле кровавой войны.       эта игра должна прекратиться сейчас. подойди и закрой крышку пианино, уведи любимого подальше от этого места и разреши закрыть в доверии глаза.       им обоим более некому довериться. две одинаковые звезды, что светят друг для друга, возможно, они когда-то более и не увидят глаз напротив…       эта игра прекратится сейчас. хиши точно разобьет пальцы в кровь, если не перестанет душить звучанием собственных чувств. до невинного жестокие, пульсирующие под сердцем, разрывающие душу в клочья, но… они свои.       сато делает неуверенный шаг вперед. еще один и еще… вблизи звучание еще хуже, оно отвратительно, режет по ушам и просит остановиться. это больно. юноша протягивает руку вперед, аккуратно касаясь плеча коджиро. касание будто током заряжено, хиши вздрагивает и с силой бьет по пианино, грубо и шумно закрывая крышку, а клавиши, кажется, разлетелись в стороны от его силы.       коджиро не поворачивается, только громко и нервно дышит, не осознавая, а хорошо ли то, что от игры его отвлекли. рюсей всегда был рядом, стоял где-то за спиной, поглядывал и рассчитывал, когда можно подойти. он умеет понимать хиши, умеет и хочет. а хочет ли этого коджиро? хочет, чтобы его заставили принять помощь?       сато одним движением руки разворачивает парня к себе, но опускает голову вниз. нельзя поднимать взгляд на хиши, ему это не понравится, он не захочет показывать своих слез. рюсей тянется рукой к чужой груди, касается области сердца, чувствует, как оно бьется.       спокойно…       юноша падает на колени, наслаждаясь тишиной рядом с любимым, но чувствует холод руки на лице. хиши жестом просит поднять голову, устало смотря вниз. ему не хочется, наверное, играть более эту неприятную ушам мелодию, отстукивая пальцами по клавишам до болей.       ‒ ты можешь посмотреть на меня.       ‒ это жест доверия?       ‒ может быть…       коджиро хотел бы ответить отказом. хотел, но язык не повернулся сказать что-то против теперь.       сато касается ладонью лица на против, аккуратно притягивает ближе, рассматривая дрожащие ресницы, следы от недавних слез, губы, глаза, в которых никогда не отразится свет. можно ли коснуться губами? поцеловать хоть раз, когда душа кажется уязвимой и тонкой?       хочется слышать мелодию, созвучную с пением птиц и шелестом весеннего ветра, но не грома средь темного леса, не вой бездомных псов, не… жизнь хиши. она звучит печально.       позволяя этот жест себе самостоятельно, рюсей мягко касается губами чужого лица. целует в щеки и в лоб, но губы обходит стороной. еще непозволительно. его бы обязательно ударили за это.       стоит воздержаться. эти двое еще не вернули былое доверие…