Час перед рассветом

Сегодня Лиам проснулся довольно рано, хотя долго и не мог подняться с постели. Нужно было прийти в себя после всех недавних событий, чем он занимался уже по меньшей мере несколько дней. Вскоре снова начнутся лекции в университете, а преподаватель не может даже руку поднять. Он действительно пытался около получаса поднять руку, чтобы дотянуться до порошка аспирина на стуле, но от собственного бессилия решил не мучить себя, чтобы вновь не давиться ненавистью. — М, любопытно... — Уильям увидел бледную пелену в окне и сильнее укутался в одеяло. С последнего инцидента прошло не больше недели. Льюис так был напуган, что сам едва ли не свалился без сознания рядом с братом. Уильям надеялся скрыть все, но Льюис всегда был проницательным там, где он Лиам был слеп — в чувствах и эмоциях. Пока Альберт в деловой командировке, нет причин его тревожить, но Лиам понимал, что тот узнает все, просто малость позже, и тогда... Уильяма передёрнула дрожь, и он спрятался под одеяло с головой. Не хотелось даже вставать, чтобы снова не смотреть на недавно забинтованные руки и синяки на теле. Ему и самому было стыдно и противно, что он позволил мистеру Холмсу вмешаться в свой план, что он сам сначала ввел его в игру, а после не смог удержать. Шерлок быстро пробрался из пешки в ферзя, и теперь Уильям не знал, что делать со всем тем, что они натворили... Что он натворил. Не стоило даже надеяться, что он сможет обыграть судьбу и забрать оба приза разом, нет, вариант был только один... Уильям выдыхает и решает в очередной раз если не забыть все, то хотя бы обесценить. Он знает, что это не поможет, но иного выхода он не видел. Он действительно выжег бы себе сердце, только если бы мог. Только если бы это действительно означало отсутствие боли и любви. Уильям чувствовал себя эгоистом, ведь у него есть близкие, которые за него волнуются и делают все ради него и его плана, а грёзы Лиама по-прежнему желают только одного человека. — Вот черт! Окно распахивается от ветра, и на кровать падают хлопья снега. Уильям вскакивает с кровати и сразу закрывает старые дубовые ставни на английские задвижки и радуется, что смог таким образом подняться. Нужно было непременно жить дальше. Так же, как он жил до этого. Люди приходят и уходят. "Это нормально", — убеждает себя он за утренней чашкой чая и пытается отогнать навязчивые мысли демонов, которые так недавно поселились в подсознании. Уильям бродил один в пустом особняке. Льюис вернётся к вечеру, и он представляет, как брат переживает за него. Хотелось стереть все из памяти и никогда больше не знать человека по имени Шерлок Холмс, который принес в сердце Уильяма любовь вместе со страданиями... "Нет, Шерлок не виноват", — продолжает рассуждать Лиам и качает головой. Ведь он как раз делал для него все. А Уильям не мог жить без контроля всего, что движется у него в поле зрения. С раннего детства только контроль и анализ спасал его от голодной смерти и участи других малообразованных граждан. Прошли годы, а ничего, кроме костюма, не изменилось. Уильям глядит в окно. Ночью выпало ещё больше снега, и сейчас метель не прекращалась. Он планировал почитать что-то для новой лекции в университете, но решил, что может позволить себе отдохнуть. Хотелось хоть ненадолго отвлечься от навязчивых мыслей, образов, голосов внутри... Лиам тешил себя мыслью, что всегда сможет себя убить, а пока есть дела поважнее... Хотя сразу же он осознавал, что все не так. Но самообман — все, что ему оставалось. Он берет томик классики из шкафа гостиной, заваривает чай и устраивается на кресле поближе к окну. Снег продолжал мести, и был слышен вой ветра. Уильяму действительно стало легче, когда он мысленно перенёсся в другой мир и в другую эпоху... Он любил читать художественную литературу, правда и не очень в ней разбирался. Если научные статьи вносили ясность в его сомнение о чем либо, то художественные книги, наоборот, только больше мыслей и вопросов поднимали в голове и сердце. Но сейчас это было то, что нужно. Потому, что Уильям сам теперь боялся увидеть конец своего спектакля. Он сидит с книгой около двух часов и дочитывает повесть от начала и до конца, а после минуту задумчиво глядит в окно. Уильям был рад, что сейчас холодно, и он может носить теплую одежду. Все шрамы он скрывал в первую очередь от себя. Наедине Лиам не носил повязку на глазу, и братья уверяли, что и в их присутствии это не обязательно, но на людях юноша словно не принимал свой дефект. Уильям слушает пару классических сонат Бетховена, а когда в пластинке начинают следом играть сюиты Вивальди, сердце в груди сжимается до боли. Уильям словно наяву видит, как Шерлок водит смычком по скрипке и извлекает эти глубокие душераздирающие и тревожные нотки... Лиам тряхнул головой, выключил проигрыватель и сморгнул слезы. Он винил себя. Не нужно было позволять Шерлоку уходить. А что бы они делали вместе? Лиам упорствовал, что они бы обязательно нашли выход. И неважно, что он заранее знал, что в этой игре нет третьего варианта. Ему хотелось верить... Впервые Лиам думал, что сможет все перестроить, пойти против всего мира — что он и так уже сделал — и взять с собой человека, который его понимает... С которым ему никогда не будет скучно. Который единственный из всех понимает натуру Уильяма и его рвение, пусть и не разделяет его... После обеда Уильям выглянул на улицу через парадную дверь, и лицо обожгло холодом. Отчего-то ему захотелось прогуляться по окрестностям, хотя улицы здесь явно не для прогулок. Раньше Лиам не находил толка в бессмысленных прогулках, возможно потому лишь, что на то не представлялось времени. Ныне времени было достаточно. Настолько, что Уильям не знал, на что его тратить, чтобы не сделать что-то непоправимое вновь. Пешие прогулки помогали сосредоточиться, собраться с мыслями, вдохновиться и успокоиться... Хорошо в таком случае, если дорога вам известна, и вы можете бродить кругами по привычным районам, забредая во всякие закоулки. Однако Уильям толком ещё не приноровился к новому месту после возвращения из Америки. Впрочем, это был все тот же Лондон, и все та же Англия, и этого было вполне достаточно. Не было нужды выходить на улицу, вот и не знал он ещё всех новых переулков. Дарем по сравнению с прежним местом их жительства был дальше, но это не расстраивало. Ныне у студентов каникулы, и Лиам был рад так, как не был рад тогда, когда сам был студентом. Он все ещё желал научить новое поколение думать и отдавал всю свою энергию на поиски лекций, учебников и других материалов. Иногда Уильям посмеивался про себя и гадал, что бы стали о нем думать те наивные девицы, которые на переменах в саду засматривались на молодого преподавателя, если бы знали, чем он занимается в свободное, так сказать, от работы время. А может, кто-то бы его и понял. Особенно с факультета истории. Среди бедных слоев о Лорде Преступности слухи давно стали ходить подобно слухам о Робин Гуде. Не то, что это тешило Лиама, но давало надежду, что он все делает верно. Потому что с определенного момента он стал действительно сомневаться в правильности своих действий. И не то, что бы это его удивляло или пугало, нет, он всегда развеивал миф своих учеников о том, что он гений и никогда не ошибается, просто... В случае проигрыша ныне было на кону все, что ему дорого. И ещё туда по чисто формальным юридически причинам попадала его собственная жизнь. Уильям с детства привык выживать, планировать и знать наперед, что он будет делать в таких и таких-то случаях. Он знал, как защитит брата от наводнения, от болезни, от чумы, от всего плохого, что только может случится... Уильям и Льюис никогда не были аристократами по-настоящему, и в этом заключался их парадокс. Такие, как они, знали, как выживать. Но Уильям никогда всерьез не задумывался, что будет делать, когда всё-таки создаст новую страну с новой формой правления... Он никогда не знал, какого жить, но знал миллион способов выжить. Оттого ли он не представлял себя в этом новом дивном мире, который строит?.. Он часто видел в глазах Льюиса что-то вроде фразы "когда же ты поймёшь, что мне не нужна та идеальная страна, которую ты строишь, если в ней не будет тебя?", однако ничего не мог поделать с собой. Пытался, однако же, но никак не находил ни единого повода сохранить себе жизнь, когда занавес будет поднят, и находил миллион, чтобы умереть... Когда в его жизни появился Шерлок, весы немного изменили положение, но что толку горевать о том, что прошло?.. Уильям все ещё раздумывает о прогулке по окрестностям, и окончательно соглашается со своей идеей, когда из-за туч наконец выглядывает солнце. Оно освещает его стол с кучей бумаг, и теперь Лиам борется с желанием ещё что-то почитать. Но решает сделать это часов в шесть вечера, когда солнце окончательно сядет. Обыкновенные арифметические примеры также помогали ему успокоится и отвлечься, подумать о чем-то своем, пока цифры считались само-собой по инерции. Вроде такой же медитации делал однажды и Шерлок, когда они ночевали под открытым небом в Америке — перечислял все известные химические элементы и их латинские названия. Уильям надеется, что успеет вернуться до прихода брата и в то же время сможет позабыть на время о всех своих тревогах. Была бы осень — он бы непременно направился в парк и не забыл бы купить чая каркаде в заведении знакомого ремесленника, но вьюга явно разогнала всех торговцев. Тем лучше, значит, он будет бродить по пустым улицам, и никто не помешает разобраться во всех своих вопросах. Уильям надевает удобный пиджак с теплой подкладкой, брюки, сверху бежевое пальто и шарф по самые уши. Если бы не ветер, погода казалась бы куда благосклоннее, но снег, бьющий прямо в лицо, заставлял кожу краснеть и щипать от мороза. Уильям надевает перчатки, берет ключи и немного мелочи и выходит из дома. Ему хотелось думать, что он идёт куда-то и ради какой-то цели. Так гласили остатки здравого рассудка, ибо слоняться туда-сюда без дела походило на признаки какого-то сумасшествия. А Лиам до конца не хотел верить, что нуждается в помощи, потому что не умел ее просить. Потому что не у кого было, когда она действительно была нужна. А после он вырос и научился справляться сам. Он ставит себе цель дойти до базара, который обыкновенно бывает на центральной площади по воскресеньям. Рядом есть несколько лавочек местных мастеров, и иногда Лиаму удавалось там по дешёвке купить какие-то книги или другие редкости, которые сдавали туда пьяницы и должники. И не так уж важно, что Уильяму сейчас ничего не нужно было, и что сегодня вовсе не воскресенье, а среда. Неважно. Главное дойти, а после развернуться и пойти обратно. Он начинает путь. Солнце действительно иногда проглядывало из-за туч, что заставляло думать, что завтра ветер кончится. Хлопья по-прежнему падали, и Уильяму приходилось стряхивать их со своих волос. Шарф и теплые ботинки из меха согревали очень хорошо, а вот ладони мёрзли. Ночью шел дождь, и теперь вода превратилась в лёд на дорогах. Редкие экипажи не могли сдвинуться с места, потому что вовремя не посыпали дороги песком и не подковали лошадей к зиме. Лиаму и самому приходится ступать осторожно на склонах. Пару раз он даже прокатился по льду, но весьма удачно. Это даже отчасти забавляло. Он помнил, как радовались дети из приюта, когда выпадал снег. Уильям долго идёт в одну сторону и решает подняться на квартал выше, чтобы глазу открылись новые виды. Где-то среди полуразваленных домов мелькнуло что-то алое, и Лиам поднял глаза. Чем дальше он шел, тем редел район, и тем беднее показывались домишки. Здесь уже все топились исключительно дровами, ведь газа не было даже на некоторых центральных улицах. Уильям смотрит минуту на низенький ветхий домик, огороженный низким забором. В небольшом саду рядом росла ёлка, украшенная настоящими ёлочными игрушками. Стояло много самодельных расписанных горшков для цветов и других изобретений. Уильям улыбнулся и снова поднял глаза на алое полотно над крышей дома. Флаг. Мгновенно Уильям перестал любоваться душевностью бедных людей, спрятал руки в карманы и пошел дальше. В голову снова начали лезть мысли и вопросы, ответы на которые человечество ищет все свое существование. Уильям никогда не думал в точности, как будет выглядеть его новая страна. Он знал только набор пунктов и параметров, которые необходимы для прорыва и нового общества и знал, как этого всего достичь. "Но нет, право же, коммунизм — это утопия!" — убеждал себя он, пока быстро шел по незнакомым переулкам и больше не оглядывался на злополучный дом с флагом. Время было около четырех вечера, и на улицах как раз показывались дети аристократов, возвращающиеся из гимназий. Лиам словно насквозь видел их и уже сейчас мог сказать, кто вырастет из каждого из них. Один мальчишка целился снежком в товарища, но нечаянно угодил в пальто Уильяма, отчего тот обернулся. Дети скрылись, но Лиам не злился на них. Они не виноваты в том, что родились в семьях, где мораль и сострадание к бедным и вообще к другим людям порицается, ровно так же, как сам Уильям не виноват, что родился в другом социальном слое. Он бредёт вверх по незнакомой улице и мысленно представляет себе карту этого района, полагает, что улица непременно пересечётся с какой-нибудь другой, и Уильям выйдет к центру. Но он все шёл и шёл в гору по гололёду и иногда оступался, а улица никак не вступала в контакт с какой-то другой. Уильям цыкнул и пожалел, что он не на листке бумаги и не может сам провести какой угодно ему перпендикуляр и перестроить свой маршрут. Иногда проезжали двуколки, и кучеры кричали Лиаму, чтобы он скорее убрался с дороги. А убираться было особо некуда на узеньких улочках. Он прижимался спиной к холодному кирпичу и молился, чтобы прямо сейчас кому-то из хозяек не пришло в голову слить в окно помои прямо ему на голову. "А ведь меня тут легко могут убить", — пришло вдруг в голову Уильяма, и он вспомнил, как переживал за него Холмс в Америке. А теперь он так бесцеремонно шатается по темным районам Лондона. И хоть шарф был намотан до глаз, кому надо, мог легко узнать в юноше Лорда Преступности. И Уильям сейчас был бы не против умереть, да только братья же не вынесут... Он выдыхает сквозь шарф пар и бредёт на самый верх, чтобы в конец убедиться, что проделал путь зря. Впрочем, догадка его вытекала из того, что все прошлые улице в квартале были непременно связаны между собой. Уильям поглядел на центральную площадь, которая осталась далеко внизу, и на окружающие его ветхие домишки, из крыш которых курился сизый дым. Спускаясь, Лиам снова чуть не упал на мостовую, но вовремя удержался на ногах. Это даже приносило ему какую-то забаву, которой он был лишен в детстве. Здесь никто его не мог видеть, и оттого было так легко споткнуться, упасть, совершить ошибку, потому что он знал, что затем он встанет, и ничего не произойдёт... Жаль, что во взрослой жизни все всегда имеет последствия. Справа за домами Уильям видит верхушку своего университета и развивающийся на одном из его шпилей флаг Англии. Мысли снова возвращаются к подготовленным лекциям, но Уильяма это не напрягает, наоборот. Он малость улыбается и бредёт дальше. Оказавшись снова на прежнем месте, что и до подъема, Лиам озирается и глядит с прищуром на заходящее солнце. Что же, до площади смысла идти уже нет да и раннее не было. Снегопад начинается сильнее, и Уильям решает направится домой. Он проделал не такое уж большое путешествие, однако же стало и правда малость легче. Морозный воздух приводил мысли в порядок, и ноги перестали болеть от вечной работы за столом. Возвращаясь уже к известному кварталу, Лиам решает заскочить в последний открытый ларек и купить мандаринов для Льюиса, который очень их любит. И на случай, если придется его уговаривать, что Уильям просто вышел прогуляться, и ничего страшного с собой не сделал. Впрочем, Лиам понимал, что брат волнуется вполне справедливо. Ему и самому было стыдно за все, однако в моменты, когда на него находил дьявольский шепот о том, что он заслужил смерти, Лиам ничего не мог с собой поделать... Довольный, что сделал хоть что-то хорошее за сегодня, он идёт с пакетом мандаринов в руках к особняку. Шаг ускоряется, когда ветер начинает выть громче, едва ли не срывая шарф с профессора. Мысли о пледе и горячем чае сбивает шум очередного кеба, за которым увязался уличный пес. Уильям снова идёт в сторону и опять чуть не падает на льду. Через минуту снова продолжает свой путь, да только вот пёс начинает лаять на него. В детстве Лиам не очень жаловал собак, они часто его пугали. И теперь он опешил перед псом, который был ему по пояс. Вероятно, кто-то из хозяев домов выпустил его на ночную прогулку. Уильям попробовал сделать пару шагов, но пёс сновь залился оглушительным лаем. Тогда он предположил, что, вероятно, тут есть один из его домов, который он так защищает, и потому Лиам решил перебраться на другой конец улицы. Что было довольно тяжело сделать на склоне, покрытом льдом и с пакетом мандаринов в руках. — Вот же привязался... — цыкнул Уильям вслух и сделал уверенный вид и шагнул ещё пару раз. Вскоре пёс наконец отстал, и можно было выдохнуть. Тут его бы понял только Холмс. Ещё бы и посмеялся, мол, сам Лорд Преступности боится собак. Лиам тряхнул головой, попутно со снегом стряхивая и мысли о Шерлоке. Пожалуй, ему бы понадобилось обойти всю Землю и ни раз, тогда, может, он бы наконец забыл имя этого человека... Уже у самого дома Уильям видит кошку, которая также мечется от снегопада и пытается запрыгнуть на крышу соседнего дома. Удивительно, но ей это удается, и Лиам удивлённо поднимает брови от такой ловкости. Он наконец заходит в дом и стряхивает с волос, шарфа и пальто снег. Он не слишком замёрз, ведь предусмотрительно оделся тепло, но все же темнело, и вьюга обещала усилиться своим воем. — Брат, как твое самочувствие? — спросил Льюис, как только вошёл в гостиную. Лиам вернулся всего на полчаса раньше него и был рад, что успел. В вазе перед камином уже лежали купленные мандарины, а сам Уильям грелся рядом на кресле и читал долгожданную книгу по алгебре. — Мне уже лучше. Спасибо, Льюис, — улыбнулся он и оторвался от чтения. — Ты выходил на улицу? Лиам уже надеялся, что он не заметит, но, может, и к лучшему. Ему и так есть, что скрывать. — Да. Мне хотелось прогуляться. И теперь я чувствую себя гораздо лучше, — Уильям взял севшего рядом Льюиса за руку и как-то загадочно, однако спокойно, улыбнулся огню. Его транс продолжался недолго, вскоре он вдруг оживленно сказал, — я принес тебе мандарины. Лавочник уверял, что они не очень сладкие, как ты любишь. — У меня тоже есть для тебя кое-что, братец, — отозвался через время Льюис и посмотрел серьезно на Уильяма, — только вот... — Что? Что такое? — встрепенулся вдруг старший и нахмурился, сам не зная, отчего. Словно интуиция подсказывала ему, что это что-то важное, что поможет ему наконец разобраться со всем, что творится в его жизни... — Только не знаю, одобрит ли это Альберт. — Альберт? — переспросил Уильям и нервно выдохнул. Они помолчали ещё с минуту, и Лиам не знал даже, что спросить. С некоторых пор он стал бояться перемен, а ведь все, что он делал и все, к чему стремился — и есть перемены... — Просто знай, что я это делаю только ради тебя... Я не знаю, поступаю ли я правильно, брат, но даже если я ошибаюсь, ты меня всегда исправишь. Но если же это хоть как-то поможет тебе выйти... из того состояния, в котором ты сейчас, то я готов сделать все ради того, чтобы вновь увидеть тебя счастливым. И Льюис протянул запечатанный конверт брату, который, очевидно, только сегодня получил на почте. Во взгляде брата Льюис прочёл известный вопрос и тревогу и только со вздохом кивнул: — Да, это он. Я всегда буду считать тебя своим старшим братом, Уильям. Кто бы что ни говорил, но мне одному известно, какой ты на самом деле, и... — Льюис замолчал из-за пристального взгляда Уильяма, впрочем, тот смотрел внимательно оттого, что желал скорее услышать, что же дальше, — и поэтому я хочу помочь тебе. Даже если ты сам себе помочь не в силах. И даже если помощь эта будет стоить мне всего, что у меня есть. Ещё ничего не понимающий Уильям смотрел вслед уходящему брату и сморгнул слезы. Детство вспомнилось. Он перевел глаза в камин, а после на письмо. Несколько марок дали понять, что оно прибыло не из Англии... Ещё пару минут Уильям гадал, от кого оно, ибо имя отправителя не было указано... А когда терпение закончилось, и Лиам разорвал конверт, слова Льюиса мгновенно нашли свое объяснение... «Дорогой Уильям... Тьфу ты, черт! Я никогда не понимал, почему они так любят эти фамильярности. Может ты мне расскажешь, Лиам? Ведь куда уж мне, простому консультирующему детективу до аристократов! Шучу, конечно. Начало вышло так себе. Я помню твое письмо мне, Лиам. Оно вышло лучше, несомненно. И я, может, поступаю неверно и эгоистично, когда пишу теперь тебе. Если так, сожги его, и мне будет нисколько не жаль. Но если ты все ещё читаешь, значит, твоя гипотеза не была верна. Не расстраивайся, в химии такое случается на каждом шагу, и оттого я привык терпеть неудачи и в жизни. Хотя также бешусь с них, как и ты, математик. Я слышал, что ты вернулся с братьями в Англию. Только, кажется, что-то не так, я прав? Иначе бы письмо уже давно было в камине, не так ли, Лиам? Пожалуйста, напиши мне. Я буду ждать твоего ответа так же сильно, как и твоего прихода. Только на сей раз будь откровенен с собой, пожалуйста.» — Шерлок... — прошептал Лиам и уронил крупные капли слез на бумагу, исписанную мелким и неразборчивым почерком, который он узнает среди тысячи.