Дипломатия

      ...Куроград, и без снега умудряясь оставаться бесцветным, был похож сейчас на заледеневший бетонный блок. Широкий проспект тонул в облаке пурги, нелепо закрываясь пеленой из колкой пыли, до неприличия прямыми углами из которой высовывались серые строения. Из этих ровных бетонных коробок-кирпичиков получались кварталы, соответствуя плану города на все сто процентов и девяносто градусов.       Ни единой кривой и округлой — все ровно параллелепипедно и пропорционально. Даже скругленные обычно шапки снега на крышах принимали прямоугольную форму. По дороге растянулась шеренга снегоуборочных машин, сдирая вмерзшие в асфальт сугробы. Все должно быть идеально, чтобы ни у кого не возникало вопросов и нужд. Городок подстать перфекционисту.       Я всегда умел подмечать детали — так говорят. Куроградцы всегда педантичны и строги — насколько мне известно, здесь это называется «народным воспитанием», когда из людей делают идеальных роботов для выполнения определенных задач. Не удивлюсь, если Генштаб растит их в колбах.       С гостеприимством у них, слава Создателю, все в порядке — в гостинице сразу предложили отдать одежду в химчистку. Отказался — после выселения направляюсь сразу в центр. Даже трансфер предложили — о как. Дипломатия есть дипломатия, но Управление ждать не будет.       Пока вещи сушатся у камина, сижу в кресле и смотрю в окно, окольцованное контуром изморози. Из полосатой трубы в паре кварталов отсюда валят клубы дыма — к пяти часам утра работу начинает металлургический цех. По тротуарам плетутся деловые горожане, закрываются от ветра руками, в форменных пальто, теплых ватниках или подбитых мехом дубленках.       В это же время по рельсам проезжает первая вереница трамваев, подбирая пассажиров прямо на ходу. Хотя, к чему бы им торопиться? В Курограде ведь никто не опаздывает. На низкой скорости, жужжа двигателями, плетется грузовой кортеж. Ежедневные поставки — тоже ранние, не позже шести. У круглосуточного киоска выстраивается очередь за утренней газетой.       Медленно, но по-обычному четко и размеренно, застучало сердце страны. По уличным венам поплыли рабочие эритроциты, в окнах зажегся свет, а фонари погасли. В транспорт набились пассажиры, направляясь в органы-предприятия, качать кровь по артериям, возобновлять работу государственного организма.       По паркету за дверью застучали каблуки. Завтрак тут доставляют по заказу, прямо в номер. Скоро и ко мне зайдут — пора сворачиваться. Завершаю отчет и пакую портфель, натягиваю форму. Тяжелое кожаное пальто ложится на плечи, когда дверь впускает в прохладную комнату желтый свет и тепло.       Над проспектом — еще издалека видны рассеивающие метель лопасти — жужжит орнитоптер. Люди вскидывают головы, тут же опуская и вжимая от холода в плечи. Мех согревает изнутри, на черной коже оседают снежинки. «Помотает нас» — думаю, все еще глядя на снежные облака, заволокшие небо.       «Через час уже будем в Посаде» — оповещает голос пилота в наушниках, а я протираю узкий иллюминатор перчаткой. В последний раз провожаю взглядом центральную улицу города, уже наполненную легковыми и служебными автомобилями — и густой туман окутывает воздушное судно, куполом накрывая холодный серый город.