Эта ночь распадается на части

Чон Ён не привык хотеть. Или, правильнее сказать, он не привык тосковать… до нее. Если он говорил, что хочет чего-то, то обычно получал это, но всегда чувствовал себя виноватым за это. В любом случае, он не хотел чего-то сильно — он мог принять или оставить большинство вещей. Ему не нужны были вещи, ему нужна была любовь. Он хотел, чтобы люди, которые ему дороги, были в безопасности. И он особенно хотел, когда сказал матери и Ын Хёну: — Возвращайтесь в безопасности, — и только один из них это сделал. С тех пор люди просят его о многом, но он не просит в ответ. Они просят его номер, его агентство, его отца — желания, которые он не может исполнить. Он запечатлевает в памяти то, как люди смотрят на него: голодные, как стервятники перед ужином. Он — трусливая кучка объедков. Он не знает, что изменилось в Дан И. Просто он хочет быть ближе к ней. Хочет понять страх, который затуманивает ее глаза, ее настороженное выражение лица и то, как она отмахивается от вопросов. Она не говорит о себе, замечает он. Не то, чтобы он тоже. В любом случае, в ней есть что-то настолько завораживающее, что он начинает говорить, когда раньше этого не делал. И тут он произносит: «ты мне нравишься». Это происходит совершенно случайно. Они наблюдают за тем, как их одноклассники гоняют футбольный мяч, и тут подул ветерок, и слова полились, как дождевая вода, просясь наружу. Чон Ён тут же пытается их скрыть. Боится. Если он захочет от нее того же, чего хотят от него люди, она убежит. Как он всегда делает. Чон Ён всегда убегает, больше всего от себя. Поэтому он говорит, потому что ты ничего от меня не ждешь. Он говорит, потому что с ней легко быть рядом. И ставни снова поднимаются. Наверное, он опять все испортил. Но ведь с ним всегда так? Люди хотят от него чего-то, но он не может попросить ничего взамен. До Дан-И. Всегда до Дан-И. Он думает, что если бы он знал, что когда-нибудь встретит ее, то, возможно, был бы более оптимистичен тогда. Может быть, его подогревала бы мысль о том, что где-то есть кто-то, кто не против всего этого. Но это все гипотетически. Сейчас есть только это: граница, которую он случайно провел между ними. . Он никогда не знает, как вернуть все назад. Поэтому он проводит остаток времени, пытаясь компенсировать это действиями. мелочи, такие как физическая близость, глоток ее кофе, разрешение ей есть его закуски. вещи, которые он не сделал бы ни для кого другого. потому что она особенная. Дан-и есть Дан-и, и это все, что имеет значение. Это все, что когда-либо будет иметь значение. Как он хочет, тоскует, страдает от того, как она кладет руку ему на плечо, когда идет вокруг него к своему месту, как вставляет в ухо наушник, кладет голову на стол. Не засыпает. Обычно никто из них не находится в полном бессознательном состоянии. (конечно, есть инцидент с человеческим кондиционером, но это ни туда, ни сюда). Иногда все заканчивается тем, что они шепчутся под грохот барабанов — их маленький секрет. Чон Ён не очень любит говорить, но он слушает, как загораются ее глаза, и она рассказывает о сюжете того, что смотрит или читает на этой неделе, как она удваивает время, и ей приходится напрягать мозг, чтобы вспомнить детали. Как будто она хочет передать ему все свои впечатления. Но для него эта нотка в ее голосе, это волнение, которое стоит того, чтобы это сделать. Однажды, когда он сел, она пробормотала: — Как мы определяем себя? Чон Ён не отвечает. Его голова лежит на столе, нос в миллиметре от ее носа. — Постоянное сознание, — отвечает Дан-И. — Мы не были бы собой, если бы у нас были пробелы в памяти. Мы были бы кем-то другим. У него не хватает духу сказать ей, что он понятия не имеет, о чем она говорит, но Дан-И все равно продолжает. — Вот почему трансмиграция — такая интересная тема для некоторых людей, — ее глаза блестят очарованием, ужасом, чем-то вроде слияния знания и познания, просветления. — Заменить все сознание. Переписать его. Думаешь, это возможно? — Почему бы и нет? — говорит он. — Это ведь и есть амнезия, верно? — Ретроградная амнезия, — отвечает Дан-И. Она закрывает глаза, и ее ресницы едва касаются кожи Чон Ёна. Он и не заметил, как придвинулся ближе. — Но… не совсем. Что бы ты сделал? Если бы это был кто-то из твоих знакомых? Что бы он сделал? Правильно ли было бы вообще пытаться восстановить их воспоминания? Можно ли их вообще восстановить? — Не бери в голову, — говорит Дан-И, зевая. — Вчера вечером я слишком много читала в Википедии. В этот момент все его существо начинает болеть. За кого — за себя, за Дан-И — никто не знает. . Как можно узнать человека, если он не рассказывает о своем прошлом? Чон Ён размышляет над этим вопросом во время особенно жестокой игры в Overwatch. Джи Хо выкрикивает ругательства через гарнитуру, смех Чжу Ина звучит в его голове, а позади него читает Ын Хён. К худу или к добру, он знает этих людей так, как не знал никого раньше. Можно ли по-настоящему узнать человека, если не знать его прошлого? Если никогда не спрашивать о нем? Да и что тут рассказывать? Они же подростки, у них не так много жизненного опыта. И все же мысль о том, что есть вещи, которые он никогда не узнает о ней, пугает. Поэтому он начинает присматриваться. . Дан-И не очень любит кофе, но постоянно держит сахарницу и сливки на переднем крае холодильника. Она готовит чашку для Чон Ёна каждый раз, когда он приходит. Забавно, что они пьют кофе одинаково. Она спрашивает его об играх, в которые он играет. Она знает много об играх, но больше о тех, в которых есть история, конкретный сюжет. Дан-и играет в симуляторы свиданий и рпг и всегда, всегда привязывается к персонажам. она говорит, что ей нравится, что выдумка не реальна, и Чон Ён думает: «Мне тоже». И еще: ее беспокоят круги под глазами — результат бессонницы и синий свет. Она любит сладкое, не боится просить о чем-то, а иногда смотрит вдаль так далеко, что Чон Ён задумывается, не надеется ли она улететь. . Но все это не имеет значения, когда он слышит ее слова: — Я бы тоже хотела перевестись. Четыре короля. Ё Рён. Дан-И. Они в шестером — одно целое. Какой бы была группа без нее? Были бы они так же близки? Чон Ён начинает понимать, что не знает, каким человеком он был бы без нее, не хочет видеть мир, в котором ее нет. И его снова поражает осознание того, что он ничего о ней не знает. — Ты не поймешь, — огрызается она, а может, и не поймет. может, он просто холодный, бесчувственный и сонный. может, ему стоит вернуться на диван в гостиной и заснуть, и, может, во сне он станет тем, чьи желания не противоречат страхам. тем, кто умеет говорить то, о чем думает. тем, кому она не боится рассказать о своих страхах. Сможет ли он когда-нибудь стать таким человеком? Идеализированной версией себя? Когда он перестанет бояться хотеть и начнет говорить? Драка — это катарсис. Правильнее было бы сказать, что его избивают, потому что он наносит Ру Де не так уж много ударов, но это ничего может быть, так он сможет говорить. Как смеет этот маленький мерзавец расхаживать вокруг, как будто он все знает? Как будто он изучал Дан-И, как Чон Ён, как все они? Ревность бурлит в его животе, и Чон Ён бессилен перед ней, перед этим примитивным желанием. Она ему не принадлежит. У него нет права хотеть так, как он хочет. Поэтому он направляет эти мысли в кулаки. Первый удар попадает в парню прямо в лицо, но после трех последующих его костяшки пальцев соприкасаются с кафелем в ванной. Чон Ён устал притворяться, что она ему не нужна. Он устал притворяться, что не хочет ее знать. Она протирает ватный шарик спиртом, и Чон Ён шипит от боли, проходящей по его лицу. (так похоже на желание). — Все в порядке, — говорит он хрипловато. — Я позвонил своему менеджеру. Мы перенесем встречу. Дан-И тяжело выдыхает, проводя пальцами по скуле Чон Ёна. Ему хочется, чтобы она сделала это снова. . Они просто сидят в ее доме, когда он наконец говорит это. ничего особенного. Дан-и пьет кофе — она уже привыкла к вкусу, говорит она — и Чон Ён раскладывает их домашние задания по математике на журнальном столике. и он смотрит на нее, поднося кружку к губам, и она смотрит на него с улыбкой. он не может удержаться. — Ты мне нравишься, — говорит он. Ее улыбка становится самоуничижительной. — Потому что я ничего от тебя не жду. Это больно. — Нет, — настаивает он. — Ты мне нравишься. — Чон… — начинает она, но осекается, как будто не уверена, что должна сказать. Сердце переворачивается в груди, крутится туда-сюда. Он не должен был ничего говорить. — Мне жаль. — Нет! — Дан-И вцепилась в его руку, пытаясь втянуть в себя. — Я просто… Чон, я не главная героиня. Разве могу я кому-то нравится? — В моей истории, — медленно, целеустремленно говорит Чон Ён, — ты — главный герой. Ты — все. Дан-И смотрит на него с минуту, а потом смеется в их соединенные руки. — Что это было? Ты прямо из манги сёдзе. — Звучит громко? Его сердце снова переворачивается, когда она говорит: — Кажется, мне начинает нравиться кривлянье. . Это нормально — хотеть. Это нормально — просить Дан-И взять его за руку. Это нормально — расти как личность и становиться лучшей версией себя. Чун Ёну не нужно сдаваться, он это уже понял. Ему не нужно уходить в сон или в игры, чтобы спрятаться от мира. Возможно, вместе они смогут противостоять всему.