КТО ПОБЕДИТ: безумно опасный и разрушительный гон Накахары Чуи ИЛИ одна киска-омега

Гон Чуи всегда был опасным, требующим тщательного отслеживания, жестких ограничений и всевозможных заранее спланированных мер предосторожности, чтобы помешать ему разорвать на части всю Японию в той неприкрытой агрессии, которую вызывали у него его дни в период гона. Лишь горстке людей было позволено видеть Накахару, пока он был взаперти. Одним из которых был Дазай Осаму — приятель Чуи. Охранники Портовой Мафии напрягаются в его непринужденном присутствии и ему разрешают войти в крепко запертую комнату. Хотя Дазаю приходится ждать немного раздражающее количество времени, пока все чертовы замки будут сняты — с минимальными хлопотами. Чуя чувствует запах шатена прежде, чем его глаза замечают присутствие своей пары. Зрачки расширяются, когда он поднимает голову, чтобы увидеть его. Его любимый слизняк уже в полном беспорядке. Он голый, так как в противном случае уничтожил бы свою одежду. Сильно скован, увесистый металлический намордник перекрывает все слои защитных повязок. — Дазай—! — Мм, как поживает мой маленький любовный слизняк? — он небрежно сбрасывает куртку, ухмыляясь, когда Чуя пытается броситься вперед, стремясь сократить расстояние шириной в несколько футов между ними. — Дазай, Дазай...! — Я иду, я иду, — это почти мило, как быстро его агрессия превращается в привязанность, потребность и возбуждение в тот момент, когда Осаму приближается к нему, когда он в таком состоянии. Кареглазый наклоняется, запечатлевая поцелуй на щеке Чуи. Чувствуя, как холодный металл касается его щеки, когда Накахара пытается вернуть жест, после издавая недовольный рокочущий звук, когда Дазай откидывается назад, выпрямляясь, чтобы посмотреть на своего дорогого альфу сверху вниз с самодовольной ухмылкой. Этот холодный металл вскоре прижимается к его промежности, Осаму напевает, забавляясь тем, каким нетерпеливым он стал. Чуя, без сомнения, чувствует запах его предварительной течки, превращающий его обычно приятно сладкий аромат во что-то более тяжелое и насыщенное. Возбуждение застилает острые глаза Накахары, превращая их во что-то мягкое и бесконечно ласковое. Однако у него не так много времени, чтобы дразнить или думать об этом. Ему уже жарко под воротничком, ощущение одежды на разгоряченной коже граничит с невыносимым. Из-за его предварительной течки и того, что он полностью открыт для гона Чуи, не идет ему на пользу. Особенно когда мужчина постоянно прижимается ртом к его промежности. Он такой же возбужденный, как и все остальные, если не больше, жаждущий увидеть, как Дазай разденется и обнажит себя перед своей парой. Что ж, они оба скоро получат то, что хотят, но Осаму, конечно, никогда не позволит, чтобы это было так просто. – Чуя, дорогой, ты будешь хорошим мальчиком для меня, верно? — Да, пожалуйста, Дазай! — Мм~ ну, если ты сможешь заставить меня кончить без помощи рук, я сниму с тебя эти путы, хорошо? — Да, да! Хочу—! — Я знаю, чего ты хочешь, ты скоро это получишь. Я могу даже снять с тебя намордник, если ты будешь особенно хорошим мальчиком. Дазай быстро снимает с себя жилет, рубашку на пуговицах, брюки, обувь и все остальные предметы — за исключением бинтов, конечно, Чуя, вероятно, все равно разорвет их в клочья. Он чувствует на себе взгляд этих проницательных голубых глаз, когда освобождается от нижнего белья — он слышит, как дыхание Чуи тоже прерывается, когда он видит полоску слизи, соединяющую его влагалище с тканью, рычание, сопровождающее момент, когда эта липкая связь разрывается. Это порочно; он не хочет, чтобы было по-другому. Он опускается на колени, покрывая поцелуями опухшие, воспаленные пахучие железы на шее Чуи, смазывая укус, который он оставил там много лет назад, и в ответ по телу рыжего пробегает дрожь. В этих затуманенных голубых глазах дикий взгляд, и Дазай знает, что у него мало времени. Знает, что Чуя полностью возьмет верх в ту секунду, когда ему дадут свободу. Именно поэтому он наслаждается тем контролем, который у него все еще есть. Он приподнимается, чтобы оседлать колени Чуи, опускаясь на его член с довольным вздохом, растущий зуд в животе ненадолго утихает — он уже достаточно влажный и скользкий, чтобы скользить было легко, даже без каких-либо растяжек или смазки. Бедра альфы приподнимаются, вжимая его член еще глубже внутрь Дазая, и это ошеломляющее ощущение, даже без учета его быстро приближающегося жара. И он продолжает в том же темпе, вонзаясь в шатена в беспорядочной, нетерпеливой попытке трахнуть свою пару. Дазай, в свою очередь, получает удовольствие, наблюдая, как мышцы Чуи напрягаются под его путами, пытаясь освободиться (они оба знают, что этого не произойдет. Но он солгал бы, если бы сказал, что мысль о том, что это каким-то образом произойдет, не вызвала порочного зуда в голове Дазая), пытаясь прикоснуться, почувствовать и получить то, что принадлежит ему по праву. Фантазии, смешанные с небрежным трением его бедер и бедер Чуи друг о друга, заставляют его неловко быстро приближаться к своему первому оргазму. Чему не способствует жар, затуманивающий его разум, который вскоре захлестывает удовольствие. Дазай стонет в шею альфы, купаясь в этом сиянии в течение нескольких коротких мгновений. Нытье Чуи — это то, что возвращает его к действительности, и он хихикает, вспоминая о своем обещании, с улыбкой неуверенно целуя свою пару в щеку. — Я займусь этим, я—а-а, займусь этим, — Чуя замирает, позволяя Дазаю утомительно освобождать его. Ремни расстегиваются, кожа и металл снимаются с кожи Накахары, пока он полностью не освобождается от своих пут — за исключением намордника, конечно. — Продолжай быть для меня хорошим мальчиком, и я тоже сниму это, — нетерпеливый кивок, который он получает, почти милый… Что ж, это мило, пока похоть и низменные потребности снова не берут верх. Дазай грубо прижимается к полу, а в глазах Чуи отражается смесь голода и желания. Он все еще по самые яйца во влагалище Осаму, длинные, тонкие ноги обхватывают талию Накахары, прежде чем он начинает двигаться в совершенно брутальном, небрежном, но все же каким-то образом идеально точном темпе. Его член ударяется и трется обо все эти мягкие, губчатые места, которые заставляют Дазая мчаться к краю удовольствия и безумия еще раз. Теперь, когда он контролирует ситуацию, Чуя гораздо менее милый и послушный, чем был раньше — даже тогда он гораздо менее агрессивен, чем был бы с кем-либо другим. Статус Дазая как его пары и его приближающаяся течка успокаивают биологическое желание в затуманенном разуме Чуи, даже если оно все еще не в состоянии вонзить зубы в эту чудесную бледную кожу, способен только тыкаться в нее носом тупым концом своей морды. Быстрый, грубый, нетерпеливый темп рыжеволосого не замедляется ни на мгновение, даже когда жар Осаму обрушивается на них обоих с полной силой. Еще два оргазма сотрясают тело высокого мужчины. Тонкие пальцы теребят кожу вокруг его черепа, морда в первый момент откидывается в сторону. Чуя зарывается лицом в источник сводящего его с ума запаха, вдыхая его полными легкими, в то время как его бедра подрагивают, а узел у основания набухает. Он впивается зубами в горло Дазая, сдавленные стоны и еще один оргазм, следующий за болью, когда Чуя прижимает их тела друг к другу, погружая бедра глубоко в своего любовника, не отпуская его хватку на горле, даже когда маленькие капли крови выступают там, где вонзаются его клыки. Когда туман рассеивается, и он освобождает Дазая из своей хватки, язык Накахары извиняющимся жестом касается метки. Его пара все еще дрожит от последствий его жара и возбуждения. Острые зубы и мягкие языки встречаются, когда Чуя целует его, мягко и извиняющимся тоном, покусывая его губы и язык. Пока он проглатывает каждый тихий звук и судорожный вдох, который издает Дазай. Однако это затишье длится не так уж долго. Ноги омеги приподнимаются так, что колени почти касаются плеч, Чуя смещается, чтобы сесть повыше, его толчки становятся сильнее и намного глубже. Разум Дазая почти сразу же возвращается в туманное облако удовольствия и похоти. Они занимаются этим дольше, чем кто-либо из них даже в состоянии осознать – Дазай переворачивается на четвереньки, широко расставляя ноги, чтобы Чуя мог терзать его нежные внутренности, как ему заблагорассудится. Затем поворачивается на бок, закидывает ногу на плечо альфы, а после прижимает к себе, всегда держа открытой для его любимого. Сказать, что они устроили беспорядок, было бы преуменьшением. Их тела были покрыты синяками, царапинами на спине и предплечьях Чуи, оба они промокли от пота. Бинты Дазая, как и следовало ожидать, были разорваны в клочья, обнажая множество его старых шрамов, которые он растерял в похоти и возбуждении. О которых нужно заботиться. И это даже не упоминая о месиве спермы и слизи, покрывающей внутреннюю поверхность его бедер и пульсирующую, измученную пизду. Даже тогда они не останавливаются до тех пор, пока особенно мощный оргазм не вырубает их обоих, и новый узел снова не связывает их вместе. Гон у Чуи и течка у Дазая сохранятся в таком виде в течение следующих нескольких дней.