Предатель (Кто, если не он?)

Холодные стены огромного зала сковывают Душу своим холодным безразличием. Сколько боли и горя они похоронили в величественном молчании? Сколько криков, преисполненных скорби, эхом разнесли в каждый уголок роскошного замка? Комуи проглатывает подступивший к горлу ком отчаяния и обводит беспомощным взглядом собравшихся Искателей и Экзорцистов. Каждый из них отлично знает доброту и чистое сердце седовласого мальчишки, но приказы начальства не обсуждаются. Ли закрывает глаза и до боли закусывает нижнюю губу, чтобы, не дай Бог, не улыбнуться немного глуповато и обратить все в шутку. Черт. Он действительно сказал это. Он только что огласил подчиненным смертный приговор Четырнадцатому Ною, Коронованному Клоуну, Экзорцисту Аллену Уолкеру. Мужчину всегда страшила предсказанная великая судьба юного парнишки, еще толком не познавшего жизнь. Но всерьез задумываться над безжалостными перспективами будущего он отказывался. Слишком болезненна и близка ему была тема самопожертвования. Быть может, отчасти из-за своей беспечности в прошлом его теперь раздирает изнутри паршивое чувство вины? Предатель. Позор. Он ничего не мог сделать. Ничего! Господи! Как же убедить себя в искренности собственных мыслей? Он действительно пытался. Да, черт побери, он лебезил перед Лувелье в надежде на снисхождение! Но проклятый червячок совести все равно находит, за что уцепиться, снова и снова перекапывает самые темные уголки памяти и с садистским наслаждением подкидывает картины разговора с Малькольмом, намекая, что в некоторых местах можно было бы сказать по-другому и тогда бы все обернулось не так… Он не напрасно отводит свой взор. Комуи рвано выдыхает, пытаясь успокоиться. Желудок так вовремя спешит напомнить резкой болью о том, что нервничать не кушав уже третьи сутки – не самая хорошая идея. Смотритель снова плотно сжимает зубы и пытается ничем не выдать своего состояния. Ему не нужны лишние вопросы и показная забота. Решив, что лучшее – поменять положение, Ли осторожно переступает с ноги на ногу и стискивает пальцы в кулаки: боль только усиливается. Пора прекращать все это и выпить обезболивающее. Нет. Лучше достать из шкафчика припрятанное от Ривера дешёвое саке и как следует расслабиться. В последнее время на его плечи навалилось слишком многое. Он должен отвлечься. Предатель. Презренный. Резко развернувшись, мужчина быстрым шагом проходит мимо смотрящих на него с немым упреком Служителей Бога и, цыкнув, выбегает из зала. Это слишком тяжело. Он так больше не может. Все. Все они его ненавидят. Даже Линали, маленькая сестренка, больше не делает вид, что все хорошо: она его избегает, а, когда заходит в кабинет, отводит взгляд и молчит. Молчит! Та, ради которой он пожертвовал своим счастьем! Позор. Смотритель в ярости срывает с головы берет и закрывает им лицо. Он больше не может так жить. Господи… Он сходит с ума от ненависти к самому себе. - Комуи. – Мужчина дергается от звука своего имени, как от удара и, тихо взвыв, сползает по стене на пол. Больше всего на свете он хочет, чтобы его оставили в покое. Пусть Орден хоть тысячу раз уничтожат. Пусть Нои перебьют друг друга. Пусть все катится к Черту! Беда. - Комуи, - настойчивее повторяет все тот же человек и несильно бьет сгорбившегося Смотрителя по затылку, - сейчас не время жалеть себя. Ты должен быть сильным, Комуи. Экзорцистам сейчас нужна твердая рука. А ты… Просто жалок. Книгочей тяжело вздыхает и внимательно смотрит на разбитого мужчину. Старик понимает, что должен оставаться в стороне и просто записывать скрытую сторону истории, но от напряжения, висящего в воздухе последние дни, даже его старое сердце дрожит и гонит по венам вместе с кровью какую-то тягучую горечь. И это Историку совсем не нравилось. – Соберись, Комуи. Встань и вернись к ним. Он ведь напрасно отводит глаза. И Ли стыдится своей минутной слабости. Он кидает на мудрого Книгочея благодарный взгляд и встает на ноги. Он больше не будет убегать. Он сможет выдержать их боль от потери близкого друга, ненависть, осуждение. Кто, если не он?