La nuit noire, le soirée tranquille, l'amour.

Обычная студенческая вечеринка после сданных успешно экзаменов. Конечно, не все могут позволить себе такое, однако всему курсу повезло, что у них есть Вера Наир, которая, как всем казалось, училась только ради подобных вечеринок, чтобы на каждой показывать свои новые платья и украшения. Конечно, сначала это весело, но с течением времени Джозеф начинает уставать. Он довольно хорошо общается с Верой, так что уходить пока не хочется, но он ясно чувствует, как быстро сгорает его социальная батарейка. Горячее и искрящееся раздражение заставляет его огрызаться на врезающихся в него пьяных людей. Он обнимает себя за плечи, чтобы немного отгородиться от толпы, и неспешно продвигается в прихожую в поисках своего пальто. В карманах обнаруживаются сигареты и зажигалка, и Дезольнье, пряча все это в брюки, точно так же направляется к балкону. Люди окружают его, но больше не сталкиваются - это радует. Он не хотел бы срываться и портить все своим состоянием. Уже на балконе, закрыв за собой дверь и отгородившись с ее помощью от обилия звуков, он облегчённо облокачивается на большое окно и вдыхает слегка прохладный воздух. Ещё не совсем холодно, но и нет уже давно жарких летних ночей. Щелкает зажигалка, и он с привычной смесью эмоций делает длинную затяжку. Ему противно от подобного, но душистый дым заставляет голову приятно мутнеть, а мысли отходят на второй план. Как и ощущения. А эта вечеринка была уж слишком противной - он не смог бы продержаться здесь без сигарет. Медленно выдыхая дым в осеннюю тьму, он закрыл глаза. Сейчас его макияж раздражал и стягивал кожу лица. Он не часто красился, однако перед вечеринкой его накрыло желание выглядеть сногсшибательно. Не сказать, что зря, но все же .... Он поборол желание потереть лицо и убрать с него этот дурацкий глиттер, снова глубоко затягиваясь. Из за двери глухо раздается громкая музыка. Здесь, в одиночестве на балконе, ощущается странное, печальное спокойствие. Сигарета постепенно кончается, и Джозеф замечает благоразумно оставленную неподалеку пепельницу. Затушив окурок, он механически достает ещё одну сигарету. Курить по нескольку за раз явно не является чем-то, что нравится ему, однако сейчас он действует скорее автоматически, просто чтобы как то заполнить свою душу и голову. Дым снова выходит в окно, и Джозеф устало закрывает глаза. Приглушённые биты словно усыпляют. Он не замечает больше ничего, кроме обволакивающего его едкого запаха сигарет, до тех пор, пока его талии не касаются чьи то руки. Он даже не вздрагивает, вместо этого просто открывая голубые глаза и задумчиво оборачиваясь. Конечно, это Джек. Кто ещё может так смело прикасаться к нему? Люди, посещающие вечеринки Веры Наир, прекрасно знают, кто такой Джозеф и какие могут быть последствия глупых приставаний. Француз расслабляется ещё больше, роняя голову на грудь пришедшему и чувствуя, как чужие руки нежно и почти невесомо поглаживают его талию. Это приятно. Это заставляет его чувствовать себя лелеемым. Одной рукой Джек хватается за запястье руки Джозефа с сигаретой в ней и затягивается, поднося чужие пальцы слишком близко к своему лицу. Они молчат. Джек не спешит ничего спрашивать, просто обволакивая Джозефа своим присутствием совсем как дым ранее. Он также не берет у Джозефа отдельную сигарету – просто подносит к своим губам чужую. Есть в этом что то особенное, что то личное.. Переживания, которые они делят на двоих вместе с дымом. В какой то момент пальцы начинает обжигать, и короткий окурок отправляется за предыдущим. Джозеф тянется за следующей сигаретой, но теплые руки Джека останавливают его, перехватывая бледные запястья. Благодаря констрасту с почти горячими руками художника чувствуется, что Джозеф замёрз. Это не критично, и сам он не чувствует ни капли дискомфорта, но в объятиях другого мужчины становится непривычно тепло. Настолько, что ему не хочется уходить. Он разворачивается и обнимает Джека, пряча холодные руки под его футболку, чем провоцирует низкий, бархатный смех. Этот смех такой же теплый, как и весь Джек. – Ты решил уничтожить меня своими ледышками? Джозеф ворчливо фыркает и молчит, вместо этого щипая чужую спину со спрятанной на губах улыбкой. Джек ойкает, но не отталкивает его, а прижимает ближе. Его губы касаются светлой макушки и неспешно спускаются к слегка розоватым ушам. Джозеф знает, что Джек пытается согреть его, не возращая в душный и пропахнущий перегаром ад. Приятно осознавать, что его возлюбленный знает каждую ниточку его души лучше, чем кто-либо. Приятно вот так обнимать его, чувствуя слабый запах одеколона, смешанный с капелькой чего то крепкого. Джек не напивается до чёртиков, как другие в этом доме – он знает, что Джозеф не любит такое. Но Джек другой для Джозефа. Запах алкоголя от его губ кажется манящим и приторно сладким. Вероятно, это всего лишь влияние сигаретного дыма в лёгких... Или все таки тепло бьющегося сердца? Джозеф слегка привстает на цыпочки, чувствуя, как Джек крепче сжимает его талию в руках, и невесомо касается своими губами чужих. Они целуются не страстно – нет, сейчас не время для подобного. Поцелуй ощущается как виски, выпитый Джеком, грубые сигареты и ослепляющий горьковато-сладкий привкус любви. Джозеф чувствует совсем не фейерверк и не бабочек, описанных буквально всеми, кого он только не спрашивал о любви. Он чувствует горячий чайник спокойствия, опрокинутый на его внутренности. Это чувство безопасности, чувство понимания своей важности. То, что они одинаково отдают друг другу. Они целуются ещё несколько раз. Целуются трепетно, нежно, едва-едва касаясь друг друга, словно влюбленные подростки, впервые почувствовавшие вкус любви. Поцелуи затухают, оставляя их обоих зацелованными и удовлетворёнными этими невероятно долгими секундами. Джозеф вглядывается в такие знакомые глаза напротив. Глубокие, черные, как самая глубокая бездна в мире. Нежные, как свет закатного солнца, и любимые, как ничто на свете. Улыбка непроизвольно растекается по его лицу, пока он практически буквально утопает в глазах Джека. Мужчина напротив переносит руки с его талии на его щеки, при этом умудряясь погладить все, до чего только может дотянуться, и, не прерывая зрительный контакт, тихо задаёт вопрос. – Пойдем домой? Джозеф дуется и слегка качает головой, потираясь щеками о чужие руки. Он испытывает очень смешанные эмоции по этому поводу. С одной стороны, ему хочется поскорее уйти из этой шумной людской консервы. С другой стороны... А впрочем, первая сторона, очевидно, весомее. Он кивает, снова приставая на цыпочки и оставляя на чужих губах ласковый поцелуй. С Верой он объяснится позже. В конце концов, она явно занята, утопая в этом пьяном веселье. Он крепко держится за руку Джека, когда тот уверенно ведёт его через живую, душащую и танцующую толпу. В такие моменты люди кажутся одним целым. Наверное, именно поэтому многие так сильно любят подобное. Ты растворяешься в гуще таких же пустых сосудов, и музыка, алкоголь и общая близость заполняет вас изнутри. Джозеф не смотрит по сторонам, и так представляя, что он может там увидеть. Вместо этого он не отрывает глаз от затылка Джека, а его мысли совершенно бессвязно блуждают в абсолютно разных и непредвиденных направлениях. Он сосредотачивается на теплой и суховатой коже его руки, запоздало отмечая, что стоит дать ему увлажняющий крем. Они неожиданно выныривают из людей, которых внезапно оказывается меньше, чем казалось ранее, и Джек лёгким и привычным движением помогает ему надеть его светлое пальто. Раздается грохот, и они замечают парочку, неуклюже заваливающуюся в свободную комнату. Проходит несколько секунд, после которых оба весело хихикают, а затем выходят из частного дома. Свежий воздух немного отрезвляет, но они все ещё продолжают смеяться, заводясь все больше и больше только от звука своего смеха. В конце концов они останавливаются, делая глубокие и размеренный вдохи, иногда прерывающимся запоздалым смешком. Они смотрят друг на друга с весёлыми улыбками. Приятная темнота обволакивает их теплым одеялом, а Фонари, освещающие дорогу желтоватым светом, напоминают звёзды. Оставшуюся дорогу до дома они проходят в уютной тишине, только сжимая руки друг друга и наслаждаясь молчанием. Такое молчание всегда содержит в себе гораздо больше, чем любой разговор. В нем есть все - их общая усталость, остатки смеха, их нежность, прохлада ночи и многое, многое другое. В таком молчании они чувствуют себя оставленными вселенной - нет никого и ничего, кроме них и их ворчливых чувств в груди. Добравшись домой, они неспешно заваливаются в постель, которая сжимает их нежнейшими тисками, и прижимаются друг к другу. Их конечности практически сразу же сплетаются в один узел, и Джозеф уютно устраивает свою голову на чужом бицепсе. Его губы едва слышно шепчут всякий бред на родном языке, а Джек молча слушает, со слабой улыбкой наблюдая за ним. Их невинные прикосновения, тихий шепот, ласковые взгляды и абсолютная тишина ночи сливаются в одно слово, и это слово - любовь.