У нас тут задержка

Саша сонно щурится на табло вылета. Рейс перенесли уже на несколько часов. Медным тазом накрывается не только вечерний спектакль, но и перспектива вернуться домой в более-менее приличном, не совсем убитом состоянии. Брать такси обратно до гостиницы и снова снимать номер на пару часов душит жаба, бизнес-зал от обычного в местном аэропорту отличает разве что позолоченная табличка, авиакомпания упорно отказывается компенсировать задержку и давать хоть какие-то комментарии… Так что остаётся морально готовиться к долгому ожиданию и заранее заказывать сильнодействующее обезболивающее в Москву, чтобы потом оперативно реанимировать спину. Отправив организаторов «Преступления и наказания» на поиск нового Раскольникова на вечер, Саша набирает сообщение Ярику.       Саша: У нас задержка       Ярик: кого ждём — мальчика или девочку?       Саша: Смерть мою мы ждём((       Ярик: если ты умрёшь в родах, то миллион придётся тратить на твои похороны       Ярик: устрою пышные       Саша: Какой миллион?       Ярик: а ты не слышал? первому родившему мужику же миллион обещали       Саша: Куда тебя несёт с утра пораньше…       Саша: Хотя надо было давно перестать удивляться       Ярик: что, не смешно?       Ярик: эхххх       Ярик: теряю хватку       Ярик: это всё потому что я соскучился       Ярик: всеми частями тела       Ярик: если ты понимаешь, о чём я       Ярик: а ты в своём Воронеже застрял       Саша: Вообще-то, я в Волгограде       Саша: И он не мой       Саша: Сказал бы, чей, но в душе не ебу, кто тут мэр       Саша: Тут вообще мэр? Губернатор? Царь?       Ярик: саша       Ярик: блять       Ярик: я вообще не об этом сейчас       Ярик: ты неисправим       Саша: Может, ты просто плохо пробовал исправлять ;)       Ярик: фу       Ярик: ну то есть вот теперь ты в правильную сторону думаешь       Ярик: но смайлики твои – фу       Ярик: дед       Саша: Так что там было про скучание всеми частями тела?       Ярик: да уже ничего       Саша: Как у Иисуса? «Всё, что так во мне кипело, всё давно перегорело»?       Ярик: всё, что так у меня стояло, давно упало       Саша: ФУ       Саша: И у тебя ещё ко мне какие-то претензии?! Телефон внезапно пиликает входящим звонком. — С тобой невозможно флиртовать по смс, — бурчит Ярик. — А, так это был флирт?! — показательно изумляется Саша, — Ну надо же! Прости, не опознал… — Где-щегольский-вид-помят-небрит-прикид-несвеж, — скороговоркой выдаёт Ярик, — Ой. Бродяга в жопе заиграл. Блять, прозвучало очень плохо, но я имел в виду… Саша фыркает: — Да понял я. Вот помят-небрит-несвеж — это сейчас я. Отлично бы вписался в компанию изгоев. — Эй! Мы вообще-то модные ребята, ты видел цепи на моём костюме? — Нет, я ослеп сразу после того, как мне показали воротник Брута. Всё остальное — как в тумане… К слову о тумане: нас не выпускают, прогноз погоды мутный, так что пока даже примерно не знаю, когда буду. — Устал? — сочувственно спрашивает Ярик. Саша чуть подвисает, пытаясь понять, как ответить: перелёт, гастрольное выступление, ночь в отеле на не особо удобной кровати, ранний выезд в аэропорт, разруливание вопросов со спектаклем… По шкале нормального человека — день тяжелый, по меркам Александра Казьмина — типичный понедельник. — Устал, — Ярик сам отвечает на свой вопрос, и Саша кивает, на пару секунд забывая, что Яр не может его видеть. Это каждый раз немного интимно, честность почти на грани фола: признавать, что он, вообще-то, обычный человек, который имеет свойство уставать от каких-то бытовых дел, — А я соскучился. — Всеми частями тела? — Был — всеми, а сейчас — уже не знаю… — Это опять попытка флирта? — уточняет Саша. Намёки он прекрасно понимает, но подстебать Ярика — святое дело (а они оба, Иисусов игравшие, в святых делах разбираются). — Сбил настрой, — трагично вздыхает Ярик. — Ну извини. Но как ты себе это представляешь? Пока я в аэропорту, будешь мне рассказывать, как ты… — Саша вовремя прикусывает язык; мимо проходит семья с ворохом детей и чемоданов, — В общем, ты понял. — Ты же актёр, — говорит Ярик. Саша набирает воздуха, чтобы начать возмущаться, что не для того его мама растила и нижнетагильские педагоги играть учили, но Ярик продолжает, — И я думал, тебе такое нравится. Разве нет? Гримёрки, фотосессии, залы для репетиций… Тебя ведь возбуждает мысль, что могут увидеть нас? Узнать, какой ты со мной? Воздух из лёгких внезапно рвётся обратно. Саша прикусывает губу — дурацкая привычка! — и оглядывается по сторонам, словно кто-то может услышать этот разговор. Сидящие чуть поодаль коллеги заняты своими делами, почти все что-то слушают в наушниках. Сотрудники аэропорта неразборчиво передают сообщения по громкой связи. Никто не обращает на Сашу внимания, да и сама мысль, что тихие слова Ярика долетят ещё до кого-то, абсурдна с точки зрения физики и здравого смысла… Но сердце всё равно начинает биться чаще, разгоняя по телу адреналин. Яр, видимо, принимает этот судорожный выдох за утвердительный ответ и продолжает: — Ты ведь только для меня такой, Саш. Открытый, податливый, на всё готовый... Послушный… Возбуждение огненным клубком сворачивается в области паха. Потому что да — Саше нравится. Открытая публичность кажется ему дикостью — тут и этические причины (это же надо убедиться, что все наблюдатели участвуют в этом добровольно и осознанно), и личные (с чего он вообще взял, что достаточно хорош в постели, чтобы на него смотрели), и профессиональные (в актёры мюзиклов Саша записывался, а вот в актёры порно — нет уж, увольте)… Но вот игра на грани, всего в шаге от возможного обнаружения, заводит. Саша тянет толстовку за край, чтобы она прикрывала стояк. Как назло, перед перелётом надел самое удобное и комфортное — мягкие тренировочные штаны ничего особо не прячут, а куртка осталась лежать в нескольких метрах рядом с рюкзаком. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что начнёт возбуждаться посреди зала вылета, словно школьник, краем глаза увидевший обнаженную женщину у кого-то в телефоне. — Знаешь, что бы я сделал, если бы ты был дома? Ярик, наверное, просто издевается: Саша уже немного плывёт и не может ни быстро сориентироваться в ситуации, ни попросить прекратить эту пытку. — Я бы поставил тебя на колени. Люблю смотреть, как ты меня ждёшь — такой красивый и готовый взять всё, что я тебе дам. — Яр, я… — Тш-ш-ш, не перебивай, — Ярик неодобрительно цокает языком. Саша судорожно оглядывается, опять проверяя, не подкрался ли кто-то, чтобы подслушать их разговор. Где-то неподалёку громко хлопает дверь. Саша подскакивает от неожиданности, резко оборачивается на звук и видит спасительную табличку «WC». Туалет. Одиночество туалетной кабинки кажется спасительным по сравнению с сотней (придуманных) внимательных взглядов в зале ожидания. — Ярик, блять, — тихо ругается Саша. К туалету хочется рвануть бегом, но одна из не успевших вконец расплавиться от возбуждения клеток мозга подсказывает, что это было бы ну совсем подозрительно, так что Казьмин идёт к двери максимально непринуждённым шагом. Актёр он, в конце концов, или кто? — Как думаешь, кто-то понял, о чём мы говорим? Догадался, почему ты вдруг начал оглядываться и прикрывать ладонью динамик? Господи, Ярик слишком хорошо его знает. — Надеюсь, что нет, — шумно выдыхает Саша, наконец спрятавшись от чужих глаз и заперев за собой дверь. Плюсы маленьких аэропортов — маленькие туалеты. Меньше кабинок и меньше шансов, что у тебя появится какой-нибудь внимательный сосед, — Иначе я из этого туалета не выйду. Останусь здесь. Ярик мгновенно переключается на новый сценарий, принимая условия игры. — М-м-м, я бы взял тебя и в туалете. Даже если бы вокруг были люди. Чтобы все знали, что ты мой. Чтобы услышали. Ты ведь не умеешь быть тихим, когда насаживаешься на мой член, да, Сашечка? — Да, — признаётся Саша. В толстовке становится невыносимо жарко, а на щеки жжёт стыдом откровенности. — Если бы я был рядом, то прижал бы тебя к стене. Заставил бы выгнуться, выставить попку. От этой фразы почему-то сильно отдаёт Гербертом и Балом Вампиров, но Саше сейчас не до лингвистического и контекстуального анализа. — Сделаешь это для меня? Покажи, какой ты красивый, — урчит Яр, и Саша (видимо, попрощавшись с остатками здравомыслия) послушно прогибается в пояснице, чуть сгибая колени. Спине, очевидно, всё же будет плохо, но отнюдь не из-за жёстких кресел в зале ожидания. — Хороший мальчик, — Яр словно бы действительно рядом, словно бы видит, что Саша делает… Или просто не сомневается, что его послушаются, — Мне бы не терпелось к тебе прикоснуться. К черту долгие разговоры, да? Я бы уже стянул с тебя бельё, дотронулся до тебя… Саша еле слышно стонет и, понимая намёк, спускает штаны с боксёрами до колен. Окружающая реальность постепенно отходит на второй план; Саша растворяется в голосе Ярослава, практически чувствует касания чужих пальцев. — Взял бы тебя по слюне. Облизывать пальцы негигиенично, — блять, Ярик был бы не Яриком, если бы об этом не подумал, — но думаю, ты разберёшься, правда? Саша и правда очень быстро разбирается; на пальцах остаётся вязкая слюна. — Ты любишь, когда быстро и грубо, но я бы не торопился. Подразнил бы тебя. Довёл бы до изнеможения, чтобы ты даже своё имя забыл и просто умолял тебя трахнуть. Как думаешь, мне понадобилось бы много времени? Уверен, что нет. Давай, Саш, один палец… Мед-лен-но. Это сладкая пытка. Саша обычно не церемонится, когда растягивает себя — конечно, и смазку использует, и пальцы добавляет постепенно, но не нежничает, торопясь перейти к главному. Ярик же наоборот смакует каждую минуту, заставляя Сашу скулить и ёрзать, пытаясь получить больше. В этот раз стон раздаётся чуть громче — Саша давит на колечко мышц и медленно проталкивает палец внутрь. Он мог бы просто притвориться, мог бы не мучать себя — Ярик бы не узнал. Но это было бы неправильно. Нечестно. Ярик Саше доверяет — и Саша доверяется ему в ответ. — Умница. Не спеши. Саша старается дышать ровно, не обращая внимание на неприятное жжение и сопротивление мышц. — А теперь второй. Ещё медленнее, давай. Одна фаланга. Вторая. Хороший мальчик. — Яр… — шипит Саша. Хочется больше и сильнее: по-быстрому трахнуть себя пальцами, чтобы сбросить возбуждение. — Представляешь, какой ты красивый сейчас? Делаешь только то, что я тебе скажу. Я бы заменил пальцы языком, чтобы посмотреть, как ты краснеешь, сводишь ноги и просишь прекратить… Но сейчас тебе придётся справляться самому. Возбуждение начинает причинять боль, и Саша хнычет, продолжая мучительно медленно трахать себя пальцами. — Пожалуйста, Ярик… — Такой нетерпеливый. Я мог бы остановиться прямо сейчас, не дав тебе кончить. И ты бы дотерпел до Москвы, да? Потому что я так сказал? — Да, — Саше уже даже не стыдно; он просто пытается говорить тихо и не стонать совсем уж порнушно, — Но не надо, пожалуйста, Яр, я… Я так хочу… Мне нужно… — Чего ты хочешь? — Тебя. И это полная правда. Саша отчаянно хочет кончить, но ещё ему хочется просто почувствовать Ярика рядом. Свои пальцы — это, конечно, хорошо, но Саше нужно, чтобы сейчас его растягивал и целовал Яр, чтобы родные руки гладили его по спине, впивались в волосы, зажимали рот… — Ты потрясающий, Саш. Прикоснись к себе, давай. Саша тянется к члену, потом понимает, что в ладони у него вообще-то телефон, матерится сквозь зубы на оставленные в рюкзаке наушники и прижимает трубку к уху плечом. Поза не особо удобная, а со стороны Казьмин наверняка выглядит скорее нелепо, чем сексуально, но об этом можно будет подумать потом. — Представь, что это моя рука у тебя на члене. Мне ведь даже не нужна смазка — ты и так течешь просто от моих слов и касаний. Я провожу пальцем по головке и медленно спускаюсь вниз. Сдавливаю чуть сильнее, чем ты любишь, и веду ладонью. Саша расплавляется, рассыпается на части и, кажется, сходит с ума, потому что в какие-то моменты ему и правда кажется, что к члену прикасаются изящные пальцы Ярика. — Давай, быстрее, как ты любишь. Ты заслужил. И это всё, что нужно Саше. Он ускоряется, двумя пальцами нужную точку внутри нащупывая и размазывая предэякулят по ладони. Ярик продолжает шептать что-то развязно-грязное ему на ухо, и Саша выхватывает только некоторые фразы — что-то про «дрочишь на мой голос в туалете аэропорта» и «показать бы всем, как ты себя трахаешь, но ты только мой, этот спектакль — только для меня». Саша кончает с тихим вскриком. Сперма пачкает бочок унитаза и стену кабинки. Мышцы сводит сладкой судорогой, и Саша, вздрагивая, роняет телефон на плиточный пол — рефлексы после оргазма ни к черту. — Блять! Казьмин тянется к телефону, потом на несколько секунд зависает, смотрит на свои руки — два испачканных пальца и липкая ладонь, покрытая спермой и естественной смазкой — и снова матерится. Серая однослойная туалетная бумага дело особо не спасает, так что Саша кое-как перехватывает телефон чистыми пальцами и снова прижимает его к уху плечом. — Надеюсь, ты живой, — бормочет он, имея в виду мобильник, но Ярик принимает это на свой счёт. — Живее всех живых, — отзывается он, — Судя по звукам, это тебе там пора было скорую вызывать. Я думал, у тебя сердечко прихватило. — Телефон уронил, — поясняет Саша, — Блять, это была очень плохая идея! Просто отвратительная! Мне сейчас лететь, а я весь в… В… Во всём! — Ты в любой момент мог отказаться или просто положить трубку, — парирует Ярик, — И не говори, что тебе не понравилось. Саша решает не уточнять, что ему проще было бы самому повеситься, чем повесить трубку. Кажется, это лишняя информация. А то Ярик ещё возгордится, а потом решит открыть свою студию секса по телефону — учитывая его продюсерскую жилку и безумные идеи, с него станется. — Сам мою одежду дома стирать будешь. Руками! — ворчит Саша, кое-как устраняя образовавшийся бардак и натягивая штаны. — Я её даже вылизать могу, если хочешь. Сначала её… А потом тебя. — Ярик, блять! Всё, вот теперь у меня инфаркт случится, но не от того, что ты там мог себе надумать, а от убойной дозы кринжа. — А ещё пять минут назад тебе нравилось, — наигранно расстраивается Ярик. Саша выходит из кабинки и подставляет руки под слабую струю воды, надеясь, что где-то в рюкзаке у него ещё припасена бутылочка антисептика. С виду ладони становятся чище, но по ощущениям… Он уже готовится выйти и в последний раз приглаживает волосы перед зеркалом, пытаясь придать себе максимально не-позорно-растраханный-и-послеоргазменный вид, когда в туалет заходит сотрудник аэропорта с рацией в руках. — Тут пусто и тихо, — говорит он невидимому собеседнику, — Да откуда я знаю, мужик только какой-то. Спрошу сейчас. Извините, вы тут ничего не слышали? — А должен был? — Саша благодарит преподавателей по актерскому мастерству и собственную выдержку за то, что это звучит естественно. — Да нам сказали, что тут… Ну… Как будто… Плохо кому-то? — очевидно, что под «плохо» имеется в виду «очень хорошо», но рабочая этика не позволяет сотруднику напрямую описать, как кто-то бурно трахался в кабинке, поэтому приходится использовать эвфемизмы. — Не знаю, я зашёл руки помыть — тут пусто было. Хотя трубы у вас шумят, я даже подумал, что стонет кто-то. — Ага. — Вы бы их прочищали хоть, — начинает ворчать Саша, — И отдельный туалет для бизнес-зала сделали. А то не аэропорт, а чёрт знает что… Тон изнеженного столичной жизнью и возмущенного любым проявлением провинциальности москвича работает безотказно — сотрудник что-то бормочет в рацию и быстро ретируется. — Я могу прочистить твои трубы, Саша! — радостно ржёт в трубку Ярик. Телефон падает на пол во второй раз за последние полчаса.