***
Сколь жарок ни был бы день, ему на смену приходит кусающая за плечи прохлада ночи. С балкона на втором этаже открывается вид на бо́льшую часть крепости: каменные дома застывают, стоит погаснуть свету в окнах, замолкают даже самые весёлые из воинов, тишина переплетается с тьмой и куполом накрывает их временное пристанище. Фрида, кажется, единственная не спит. Никак не может сомкнуть глаз, когда перед внутренним взором выцарапаны умирающий на её руках отец и равнодушные ангелы, окружившие их, а в ушах звенит голос Эльрата. Ей хочется винить лже-Изабель, Ласло и самого бога-дракона — получается лишь себя. Пальцы до боли впиваются в острые колени, скрючиваются и напрягаются в стремлении наказать, оставить синяки. Она не заслуживает праздновать победу и видеть сны. Не заслуживает находиться среди спасителей Империи. Ей место в сырой земле хладным трупом, оттого сейчас она дрожит в объятиях жестокого ветра. — Тебе не стоит сидеть здесь так долго. Заболеешь. Голос Дункана вырывает из тоскливой задумчивости, хоть и не заставляет обернуться. Зачем? Проще сделать вид, что не замечает пристального внимания и не пытается понять, что притягивает его к ней из раза в раз. Может, сейчас он уйдёт… Вместо этого Дункан укутывает её в тёплую накидку и проталкивает в руки деревянную миску. Фрида впервые осознанно поднимает на него взгляд — и не может разглядеть во тьме ничего, кроме смутных очертаний. И всё-таки ей кажется, что он серьёзен. Фриде хочется верить, что он серьёзен. — Ты совсем ничего не ела, а силы завтра пригодятся. Не мори себя голодом. Если бы не его прежние попытки соблазнить её и не её ценность как союзника, она приняла бы это за проявление заботы. Молчание растягивается на долгие минуты. Фрида всё так же глядит перед собой и сжимает продрогшими пальцами миску, ароматы из которой щекочут нос. К ним примешивается запах Дункана: душистое мыло, лес, пропитавший его кожу, и что-то ещё, неуловимое, но отличающее его от остальных воинов. Что-то, напоминающее дом. Между ними кровь разрушенной империи и неожиданно комфортная тишина. Чутьё подсказывает, что он не уйдёт, пока она не поест, и Фрида берётся за грубо вытесанную деревянную ложку. Горячая похлёбка непривычной пряностью растекается на языке, желудок скручивает болью, а зубы стукаются друг об друга, пережёвывая морковь. Мать сейчас брезгливо скривилась бы: как может воспитанная леди — герцогиня! — наслаждаться пищей простых крестьян? Но для Фриды нет ничего вкуснее. Не спустя несколько недель существования впроголодь. — Спасибо, — голос ожидаемо подводит, но Дункан реагирует немедленно: — Пожалуйста, — в том, как он говорит, слышна улыбка. — Спокойной ночи, Фрида. Он уходит так же бесшумно, как и появляется, оставляя её исследовать кончиками пальцев бока миски и наслаждаться теплом его накидки. Топором нависшую над ними тьму всё ещё не разгоняет ничего, но в душе Фриды становится чуточку светлее.Стеклянные глаза
8 декабря 2023 г. в 14:59
На лице Фриды застывает восковая маска: залихватская усмешка и нагло прищуренные глаза. Голос звучит бодро, почти страстно, остроты срываются с языка активнее, чем раньше. Однако Дункан видит — взгляд её пустой, задумчивый и тронутый дымкой скорби.
Она одна, стоит на своих двоих, уставшая и замученная. Осознание когтями рвёт душу — Годрика нет. Фрида не успела.
— Я думал, ты погибла! — Дункана наполняет горечь напополам с облегчением. Тяжело разобраться в клубке чувств и мыслей, ведь столь многое приключилось за короткие несколько минут.
— Траур носил недолго, — отвечает она так, как он себе воображает всё то время, что они не видятся. Легко подумать, будто с ней всё в порядке, вот только жизнь учит Дункана замечать самые мелкие детали. Внимательность, с которой он впивается в её собранную фигуру, почти болезненная.
После длительной осады им всем необходимо отдохнуть. Так и решают: отоспаться и лишь потом заниматься предстоящим противостоянием с сектантами красной королевы. Дункан делает шаг, два, три — сам не замечает, как оказывается перед Фридой. Вокруг кипит жизнь, громко переговариваются солдаты, воздух содрогается от громогласного смеха Вульфстена, но вся сосредоточенность достаётся девушке с крутым нравом и стеклянными глазами.
— Что произошло? — его вопрос повисает в воздухе.
Кажется, Фрида вот-вот сорвётся с места, убежит, лишь бы не говорить ему ни слова. Однако она переплетает пальцы перед собой, вскидывает острый подбородок и одними губами шепчет:
— Я не смогла его спасти.
Вместе с отцом умирает и сама Фрида.
А Дункану ничего не остаётся, кроме как сжать закованное в тяжёлые доспехи плечо в знак поддержки — и в очередной раз вздрогнуть от взгляда, направленного сквозь него.