Одни в квартире

      Женька любила Новый год. Было в этом празднике, на её взгляд, что-то волшебное, даже неосязаемое, и несмотря на то, что в Деда Мороза девушка давно не верила и силилась делать вид, что тридцать первое декабря – это всего лишь один из обычных, ничем не примечательных дней в году, всё же не могла сдержать улыбки, когда наблюдала за домашней новогодней суетой.       Мама как обычно нарезала салатов на несколько дней вперёд, ожидая в гости всех друзей и родственников, и теперь подпевала песне на новой пластинке, которую на днях где-то достал папка. Уж больно они любили в молодости покуражить на местных дискачах и с рождением дочек расставаться с этим не планировали, иногда устраивая дома импровизированные танцполы, участие в которых теперь принимала вся семья.       Отпраздновав наступление праздника, родители неспешно кружились в танце, а Ирка, младшая сестра, прыгала вокруг них, развлекая саму себя и периодически задевая ёлку, из-за чего свежая хвоя опадала на пол, а стеклянные игрушки грозились слететь с веток.       – Женька, ты чего такая скучная, пойдём со мной! – потянула её за руки маленькая непоседа, и Женька нехотя встала с удобного дивана, стараясь отвлечься от ожидания гостя. Её гостя.       Обрадованная, Ира завизжала и накинула на плечи старшей синюю мишуру. Женька любила свою семью, всегда старалась помогать по хозяйству и фактически вырастила младшую сестру, когда мама днями и ночами пропадала в конторе, разбираясь с бумажками, а папа уезжал в долгие командировки, откуда привозил импортные продукты и вещи. В последние годы их жизнь стала лучше и спокойнее, однако Женька, с детства предоставленная сама себе, выросла слишком независимой, и, к несчастью родителей, тёплых чувств проявлять к ним не умела да и не хотела. Мама нередко обижалась на неё из-за этого, папе было всё равно, и Женька бы соврала, если бы сказала, что холодное отцовское «Евгения» её не задевает.       Но сейчас всё было практически идеально. Родители счастливы, Ирка любуется новыми лентами, которые мама вплела в белокурые волосы, однако Женька чувствовала себя не на своём месте. Хотелось вырваться, почувствовать себя действительно счастливой и свободной, не обременённой наказаниями отца, который иногда вспоминает, что нужно проявлять участие в жизни старшей дочки, и задаёт неуместные вопросы, или нравоучениями мамы, которая крайне обеспокоена появлением в жизни дочери взрослого парня: с виду приличного, но внушающего подозрения.       Громкий стук в дверь, ровно три раза, словно спусковой курок. Женька спотыкается на месте от неожиданности и выбегает из гостиной, останавливаясь возле входной двери. Приглаживает растрёпанные русые волосы, поправляет новенькую короткую юбку и расправляет кружевные чёрные колготки, которым бы обзавидовалась каждая десятиклассница. Старается скрыть столь явную радостную улыбку, но получается у неё это с трудом, когда открывает дверь и видит на пороге своего мужчину.       Вова сразу же после наступления полуночи уезжает от пацанов, с которыми праздновал наступление Нового года: отец и мачеха с Маратиком уехали к родственникам ещё вчера в Казахстан, и парень остался, к своему удовольствию, один на несколько дней. Вова не считает нужным посвящать пацанов из группировки в подробности своей личной жизни, поэтому, схватив несколько подъёбок про шлюх, к которым стремится Суворов, пока цена в новом году не выросла, и многозначительно улыбнувшись, садится в отцовский «Москвич» и едет по уже хорошо знакомому маршруту.       В руках авоська с апельсинами и несколько шоколадок, знает, что она их любит. А ещё знает, что она отдаст их своей младшей сестре, поэтому предусмотрительно прячет одну в бардачке машины.       Количество ступенек знает наизусть, а подъезд ему уже, как родной: столько всего здесь было сказано и сделано. Если бы кто-то ему сказал, что он будет лететь на всех парах к какой-то девчонке, он бы отпинал этого шутника.       Женя открывает ему дверь с задержкой, но это не имеет значения. Стоит, улыбается, как дурочка влюблённая, мишуру одной рукой стаскивает, а в другой пальто серое держит. Вова шаг вперёд делает, помогает.       – Иди сюда, – голос хриплый от сигарет, знает, что ей не нравится, что он много курит, но поделать с этим ничего не может – привычка.       Женя льнёт к нему всем телом, нарочно прижимается близко, и Вова усмехается ей в макушку: чертовка.       – Я скучала, – шепчет стеснительно, глаза серые робко поднимает к его лицу, а у Суворова сердце в груди стучит, сильно-сильно, от этого признания, так несвойственного ей.       – Я тоже, маленькая.       Краем глаза замечает появление свидетелей, и так хочется закрыть её от всех, увести подальше и спрятать, чтобы только его была. Вовка всегда ревновал её, на каждый кривой взгляд в сторону своей девчонки реагировал, правда, об этом Женя не знала. Всегда знал, что он собственник, но тут прям кроет что-то.       – Здрасьте, – Женю одной рукой за талию обнимает, но не отпускает и свободной рукой нахмурившимся родителям салютует. – Мелкая, на, – девчонка быстро авоську выхватывает и за ногу обнимает в знак благодарности, промямлив тихое спасибо, сразу же к матери отходит.       С родителями её Вова знаком не очень хорошо, пару раз здоровался, но на праздники семейные его ещё не приглашали, да и он не стремился: знал, что Женя с ними не очень близка. Анна Сергеевна оглядывает парня с подозрением, костяшки сбитые замечает и думает в который раз, что этот бандит голову её дочке дурит, но молчит, потому что боится отношения испортить. Геннадий Александрович позу поувереннее занимает, немного рассеянным взглядом высокого парня обводит, который без стеснения дочку его старшую в объятиях зажимает. Парнишку он знал не понаслышке, видел пару раз, как тот дела решает и с какой шпаной замесы устраивает. Сам знает, что у восемнадцатилетних мальчишек на уме в этом возрасте, поэтому опасается, как бы девчонка с пузом не осталась, когда этот наиграется.       – Здравствуй, – в тон ему отвечает мужчина. – На салатик зашёл? Или что покрепче, может?       – Та не, дядь Ген, я же не пью, – криво улыбаясь, отвечает Вова. Женя под боком тихо усмехается, но также с вызовом смотрит на отца, мол, получил ответ? Его это недоверие даже подзадоривало. – Дочку вашу вот украсть хочу.       – О как. Надолго?       – Пока что только на всю ночь, – парирует Вовка, – в клубе вот танцы сегодня, хотел всё по понятиям сделать, чтоб правильно было, вот.       А Женьке в голову врезается его «пока что», и она еле сдерживается, чтобы не начать улыбаться ещё сильнее. Ей иногда становилось так страшно от своей зависимости к нему, от мысли о том, что он может оставить её, но потом она просто качала головой. Глупая девчонка.       – А если не разрешу?       – Ну тогда придётся, как обычно.       Геннадию Александровичу стыдно признаться, что он понятия не имеет, как это «как обычно». Слишком мало он о своей дочке знает, к его сожалению. Поэтому мужчина просто задумчиво хныкает и на парня ещё раз пристально смотрит:       – Головой отвечаешь.       – Слово пацана.       Женька быстро натягивает сапоги и пальто, которое даже не застёгивает, знает, что сейчас они сразу сядут в тёплую машину и поедут на танцы. Пальцы с Вовкиными переплетает и ладони его не отпускает, пока в салоне автомобиля не оказываются.       Ей нравится наблюдать, как парень уверенно держит руль одной рукой, а ещё больше нравится, когда он вторую кладёт на её коленку в кружевных колготках, и тепло его кожи вызывает мурашки от прикосновения. Женя ноги крепче сжимает, чувствуя, как внутри всё напрягается.       – Мы не на дискотеку едем? – недоумённо спрашивает она, когда Вова начинает ехать в другую сторону от местного дома культуры.       – Неа, – довольно улыбается Суворов и коленку её сжимает. – Хочу провести сегодняшний день только с тобой.       Женя перегибается через сидение и настойчиво касается его губ, ощущая, как тело охватывает волна теплоты и желания. Она не беспокоится о дороге, знает, что они сейчас пусты, и Вова рукой шею её обхватывает, ближе и сильнее к себе прижимая. Губу её прикусывает, но тут же проводит по больному месту языком, словно залечивая, и отпускает. Женя прерывисто выдыхает и ноги ещё сильнее сжимает, а Вова руку её нежно целует.       – Потерпи немного, – хрипло обещает он, чувствуя, как напрягается тело.       Дорога до дома занимает минут пятнадцать, и когда Женя понимает, куда он её везёт, нетерпеливо ёрзает на сиденье, из-за чего юбка задирается чуть сильнее, чем того требовали правила приличия.       – Дома никого, – объявляет Вова и открывает ей дверь машины, бросая взгляд на округлые бёдра, которые не скрывали полы распахнутого пальто.       Женька холодный воздух вдыхает, пытаясь привести мысли в порядок, но получается не очень. По дороге до квартиры Вова рассказывает ей про то, как Турбо палёную водку у бати спёр, а он вовремя уехал, не питая особого интереса к тому, как плохо будет шпане, но Женя всё мимо ушей пропускает.       Вова дверь в квартиру открывает и Женю внутрь затаскивает, к стенке прижимая. Противное пальто и его куртка мешают, поэтому он быстро избавляет их от этих вещей и талию девушки обхватывает. Серые глаза лихорадочно блестят и полны вожделения, а его взгляд устремлён на пухлые приоткрытые губы, и мысль в голове только одна: прикоснуться к ним так, чтобы она знала, насколько важна для него.       Суворов подхватывает её под бёдра, и Женя руками за плечи сильные хватается, наслаждаясь им, его властью над ней. Вова первым не сдерживается: целует, как в последний раз, – глубоко, проникая языком в податливый рот, и девушка приглушённо стонет, когда его губы грубо и в то же время нежно сминают её. Забывая обо всём и обо всех, кроме друг друга, сливаются в одно целое. Чувственно и горячо, требуя продолжения.       Сильные руки нетерпеливо исследуют девичье тело, не пропуская и не обделяя вниманием ни один участок тела. Женька губами мужской шеи касается, языком проводит, чувствуя, как напрягаются мышцы, и удовлетворённо улыбается, оставляя засос. Знает, что он это не любит, но отказать себе в удовольствии видеть свои следы на его коже не может, да и не хочет. Женя выдыхает прерывисто, когда Суворов пальцами грубо бёдра сжимает и юбку окончательно задирает, а она рефлекторно прижимается ближе, в глаза ему смотрит так преданно, что Вова ослабевает.       – Пожалуйста, – шепчет сбивчиво и поцелуи на его лице оставляет, рукой свежей щетины касается, – пожалуйста.       И Вова подчиняется. Только ей одной.       К кровати подносит и сверху нависает, осознавая, что она только его и ничья больше, волосы длинные на кулак наматывает, стоны из упругой груди вырывая, и растворяется в них. Его, только его. Лежит под ним, стонет из-за его прикосновений, доверяет ему, хочет его.       Только его.       Женя трясущимися руками свитер с парня стянуть тянется, но Вова руки её перехватывает.       – Нет, маленькая, – тихо шепчет и крепче руки её сжимает, получая в ответ недоумённый взгляд. – Только ты…       Медленно блузку её расстёгивает, но глаз от её лица не отрывает, и Женя нетерпеливо ёрзает на месте. Пуговка за пуговкой, перебирает, словно оголённые нервы, блузку стягивает и пальцами тонкой ткани кружева касается, чувствуя, затвердевшие соски. Чашку лифа отодвигает и к чувствительности языком прикасается, во рту перекатывая горошину, а Женя стонет, не сдерживаясь, за волосы его ещё ближе прижимает. Вова усмехается, фиолетовые следы на груди оставляет. Низ живота ноет, требуя большего, и девушка спину парня царапает. Суворов не дурак, понимает и, поддевая одежду, палец медленно во влажное лоно вставляет, ощущая сокращающиеся мышцы. Добавляет второй и быстро начинает клитор ласкать, доводя её до исступления.       – Я хочу тебя, – со стоном вырывается, когда он прикусывает сосок. Боль быстро растекается по телу, оставляя за собой приятное наслаждение, и Женя чувствует себя мазохисткой, потому что ей хочется ещё. За руку его хватает и большой палец крепко губами обхватывает, глубже насаживаясь.       – Женечка…       Суворов свитер с себя сбрасывает и от юбки её блядской наконец избавляется, которую снять весь вечер хотел: слишком короткая, не дай Бог, куда-то ещё её наденет. Колготки её кружевные вместе с бельём стягивает, и шершавыми ладонями нежной кожи касается. На секунду ему становится не по себе, думает, что его руки грубые и ей неприятно, но Женя свою ладошку поверх его кладёт, и внутри Вовы что-то обрывается.       Он давно понял, что любит её.       Её смех.       Её голос.       Её всю.       Суворов до конца раздевается и между её ног устраивается, нежно в губы целует.       – Может быть немного больно.       Медленно входит в неё, и Женя громко стонет от секундной боли и резкого наслаждения от наполнения им. Ногами его бёдра обвивает, ближе прижимается и в губы целует, желая полностью в нём раствориться.       – Сильнее…       Вова улыбается. Нетерпеливая. Но приказ с удовольствием исполняет, и толки становятся всё ритмичнее и ритмичнее, а шлепки тела о тело громче и громче.       Он с ума от неё сходит.       Она не может без него.       С хриплым стоном Суворов выходит из неё, изливаясь на живот, и в объятия крепкие заключает. В макушку растрёпанную целует.       – Я люблю тебя, маленькая.