***
Владимир приходит в себя только к полудню следующего дня и первая его реакция - вымученный болезненный стон и тихое: - Gospodi, luchshe by ya sdoh. Он тянется руками к ноющим вискам и с силой давит на них, но легче не становится. Голова раскалывалась, тело ощущалось так, словно его перемололи в бетономешалке, а сверху еще проехались катком, а свой раненый бок он не чувствовал от слова совсем и на секунду стало страшно. Но только на секунду, потому что за спиной послышался чужой тяжелый выдох, словно стоявший там задолбался ждать, когда Владимир соизволит прийти в себя, а затем раздалось негромкое: - Я надеюсь, что это было твое «спасибо, что спас мою задницу от неминуемой смерти»? Владимир дергается слишком резко и тут же жалеет об этом - все тело простреливает просто адской болью, но он не издает ни звука - только крепко сжимает челюсти, медленно садится и поворачивает голову, чтобы взглянуть на мужчину, спасшего ему жизнь, хотя его, сука, об этом не просили. Тот сидел на кресле расслаблено и спокойно, словно ничего, блять, и не произошло накануне, и в один миг Владимир чувствует просто яростное бешенство, но оно неуместно в его положении, поэтому все, что он может, это выдавить из себя злое: - Da poshel ty nahuj. Мэтт улыбается, и уже за это очень хочется плюнуть ему в лицо. - Вероятно, это было не «спасибо», но ничего страшного. Не стоит благодарностей, Владимир. То, как он специально выделяет его имя - словно прямым текстом говорит, какой же он, блять, ублюдок на фоне него самого - такого невъебенного борца за справедливость, и это действует на Владимира мгновенно, как красная тряпка для быка. Он крепко сжимает челюсти и: - Ты сейчас издеваешься надо мной? - А разве? - Мэтт уже почти смеётся, и это бесило так, что просто нестерпимо хотелось подойти к нему ближе, чтобы затем с силой дать по морде, но Владимир не уверен, что сможет подняться с дивана, не упав при этом в обморок, - Кажется, я спас тебя. Ведь тебя просто застрелили бы, не дав и слова сказать, но вероятнее, ты истек бы кровью гораздо раньше. Так и... напомни мне, в чем твоя проблема? - Ты, блять, сжег мне полбока! - Я спас тебе жизнь, - и это звучало почти как упрёк. - Это так сейчас называется? - Конечно, ведь ты потерял бы много крови и просто бы помер там на складе - недостойно и жалко. А так ты живой и почти в норме, раз сохранил в себе способность злиться и разговаривать со мной сейчас в таком тоне. Владимир сжимает ладони в кулаки, прищуривает от злости глаза и почти рычит: - Bozhe, kak zhe ya tebya nenavizhu. Но Мэтт не ведётся. Он просто игнорирует его и поднимается, чтобы выйти из комнаты. Не нужно иметь идеальный слух, чтобы услышать, как Владимир откидывается спиной обратно на подушку и болезненно шипит, а затем глухо воет в сложенные на лице ладони и неразборчиво яростно ругается. Проходит ещё минута, прежде чем с комнаты раздаётся опасно громкий грохот, и Мэтт спешит обратно. Нет ничего удивительного, что Владимир отключился снова - Мэтт понимает это по его ровному дыханию и выровнявшемуся пульсу, но он свалился с дивана и мужчина переживает за только что наложенные швы. Он поднимает его на диван обратно и касается ладонью чужого лба - горячий. И каким бы ублюдком Владимир не был, Мэтту его жаль, но только в одном - потерять единственного близкого человека не заслужил в этом мире никто, даже он. Владимир беспокойно спит до глубокого вечера, но уже он хотя бы не горит. Мэтт проверяет его каждый час.***
Как три дня в одной квартире переросли в неделю, а затем в месяц, Мэтт не знает, но ему нравится - компания Владимира оказалась неожиданно приятна, когда ему стало лучше, и он смог передвигаться по квартире самостоятельно и не ворчать при каждом движении. Сам Владимир привыкает к нему постепенно и сперва шарахается, как от прокаженного - воспоминания о том, как ему чертовски больно надавали по морде и разбили нос, слишком свежи, но в жизни Мэтт оказывается довольно приятным и спокойным парнем, в отличии от вечно нервного и агрессивного Владимира. Бок его больше не беспокоил, разве что только эстетически - в виде нового огромного шрама, но и без этого шрамов и отметин у него было слишком много и... хуже ведь не стало, верно? Они больше не поднимали тему о благодарности за его спасение, ведь Мэтт не был мелочным человеком, и Владимир ощущал что-то вроде вины - чувство очень слабое, чтобы тревожиться по-настоящему, но такое настырное, что давало о себе знать постоянно, и это... бесило. Владимир не знает, как можно выразить свою благодарность иначе, кроме как сказать вслух, чего он не сделает никогда, потому что просто, блять, не сможет, и однажды он просто перехватывает Мэтта на выходе из комнаты, аккуратно кладет руки на чужую шею и находит его губы своими - целует легко и ласково, чтобы если вдруг, то можно было как-то перевести все это в шутку, но это не требуется, потому что Мэтт отвечает на поцелуй, кладет горячие ладони ему на плечи и это... вау. Мэтт перехватывает контроль как-то слишком быстро и Владимир за ним не успевает. Мужчина несильно прикусывает его нижнюю губу, тут же зализывая, прежде чем прижаться ближе, жарко выдохнуть в губы и затем поцеловать глубже - так, что миллион мурашек в один миг бегут вдоль позвоночника, а внизу живота становится горячо, и Владимир... теряется. Он не знал, какой именно реакции ожидал, когда полез к нему за поцелуем, но ему самому всего этого пока было достаточно с головой, и Владимир отстраняется первым. То, чего действительно он не хотел - почувствовать то, о чем потом можно было бы сильно пожалеть - симпатию. А привязываться к этому человеку в планы Владимира не входило, хотя ведь он давно уже, но кто ж признается. - Мэтт, я... надо притормозить, - шепчет в чужие губы, чтобы затем низко опустить голову и просто пытаться, блять, дышать. Он постыдно хочет свалить все на дурное самочувствие и сбежать, но Мэтт с самого начала умел читать его как открытую книгу, и поэтому Владимир просто глупо молчит, но и не уходит - сам ведь начал все и так позорно струсил. Все эмоции обрушиваются как-то внезапно, и их слишком много, чтобы чувствовать их по отдельности, но пускаться во все тяжкие Владимир точно сейчас не готов. - Хэй, ты... успокойся, ладно? - Мэтт нащупывает чужую горячую ладонь и крепко сжимает в своей, - Я почти слышу как ты думаешь. Ты ведь мне ничем не обязан и простого «спасибо» было бы достаточно, хотя этот вариант гораздо приятнее. Мне спасти тебя ещё раз, чтобы ты поцеловал меня снова? Владимиру автоматически хочется съязвить, задеть, сделать больно, ведь так он привык делать всегда, когда ситуацию контролировал не он, но Владимир прикусывает язык и выдавливает из себя тихое: - Spasibo tebe za vse. И целует Мэттью снова. - Я обязательно запомню это, чтобы узнать перевод. Владимир тихо смеется. - Ну, попробуй.