***
— Чё лицо такое постное? — Завались и не дыши, — рычит, шипит, того гляди вот-вот вцепится в это доставучее хлебало Блейзера и загрызет, — это из-за тебя мы здесь! — Из-за тебя, так-то, и вообще… бля! — Всё-таки прилетает со всего маху по блейзеровому затылку, и он потирает ушибленное место. А собственно, «здесь» — это где? В отделении обезьянника, если быть точными. Такая, значит, у них участь? Творить херню, а потом получать за неё, и даже зная, что не следовало так делать, повторять свои косяки снова и снова. Клем мельком смотрит на настенные часы напротив решетки, которые показывают 17 часов вечера. Должен быть способ свалить отсюда до 22… Вот только должен, да не обязан.***
— Где их носит? Час прошел почти! — Светловолосый парень что-то быстро листал в телефоне, пока остальным присутствующим в комнате было не то, чтобы все равно, а глубоко похуй. — Да снегом занесло, весной выкопаем, — Саймон откинулся на спинку дивана и тот час же вскочил с места. — Ай, волосы! — После дикого вопля и гневного взгляда Мико, бедолаге захотелось упасть в ноги девушке и забиться челом об пол, чего он, однако, делать не спешил, ограничившись отчаянными извинениями. — Кошмар. Сделаем вид, что мы не с ними. Да? — «Тот, кто не с ними», отстранённо гладил рыжий комок шерсти и науськивал ему что-то. — Ладно, эм, хочу верить в то, что они опять в кальянке торчат, — Момо почесал за ухом и предложил, — кто-нибудь будет в «Дженгу»?***
— Кто-нибудь позовет нам сегодня сраного адвоката?! — Руки в черных перчатках без пальцев почти 15 минут насиловали железные прутья, гремя ими на весь коридор, — я вам не ноунейм какой-то, у меня связи! — Мгм, половые, со всем районом, — Клем оперлась головой о бетонную стену, чтобы не лицезреть лишний раз эту жалкую картину. — Какая ты пошлая, осуждаю, — Блейзер оставил в покое решетку и сел рядом на замызганную лавочку, — че делать-то будем? — Снимать штаны и бегать, — ведь если так подумать, делать тут действительно нечего: либо они покорно отсиживают 24 часа с периодическими завываниями о дерьмовой жизни, либо пытаются свалить посредством взяток, которые, как оказалось, выплачивать нечем. А ведь если бы было, чем, они сейчас сидели бы дома и уничтожали праздничные салаты…***
— Бля, Клем, у тебя деньги есть? — Клементина аж чуть не поперхнулась воздухом одновременно с кашлем какой-то бабки, которая то ли потеряла мелочь, то ли терминал игнорирует её карту. — В смысле, «есть ли у меня деньги»? Я вчера на последние гроши купила жвачку по рублю, у меня еле-еле десятка будет! — Ну… Ты по сусекам там поскреби, не знаю… — Ох и не нравится ей этот несчастный вымученный тон, которым Блейзер обычно вымогает у окружающих еду или жвачку так, будто от того, что ему не дадут задрипанную пластинку — мир рухнет! — Молись, чтобы тебя сейчас не пришлось с асфальта соскребать, умник! Я думала у тебя есть, чем оплатить! — Клем шипит, фактически выплевывает слова в то время, как очередь медленно, со старушечьим скрипом в коленях, но продвигается. — Может, натурой? — Твоей, кретин! У кого зарплата больше?! — У меня был тяжелый декабрь! — Хуябрь! — Пакетик нужен? — Вопрос уставшей кассирши поставил жирную точку в их споре, и заставил посмотреть на еще не пробитый килограмм мандаринов и 3 бутылки шампанского. Ну всё, пиздец. Нужен ли пакетик? Да, чёрный, мусорный, раз эдак в 10 больше обычного, чтобы вынести в нём нахлебника-Блейзера и швырнуть в близлежащую реку, потому что это уже невыносимо! Эти 3 несчастные бутылки и мандарины — четыре седых волоса в копне голубых! — Да-а, э-э-э, два давайте, — странно, что Клем, за все свои 18 лет ни разу не оказывалась в такой ситуации, но с кем поведешься, от того и наберешься, видимо. Этот «кто-то», тем временем, агрессивно рылся в кошельке в поисках карты, на которой баланс ещё не ушел в минус, и с каждым разом его лицо становилось все разочарованнее. Но не успела кассирша начать пробивать товары, Блейзер громогласно изрёк: — Знаете, мы там еще помидоры забыли, пропустите-ка, пока, очередь, — на что эта самая очередь покрыла их либо недовольным бубнежом, либо матом, а бабка сзади, кажется, кашлянула так сильно, будто хотела заразить глупых подростков Ковидом. Клем тоже хотела вставить свои пять копеек, но ее взяли под локоть и в темпе вальса увели от кассы. — Какого хуя ты творишь, нищеброд? — Спросила она, поправляя кепку. — Не нищеброд, а гений, — игнорируя разницу в росте, парень нагнулся к лицу Клем и полушепотом озвучил идею года: — Мы спиздим эти сраные мандарины. — Хахах, а шампанское в жопу засунем? Ты совсем ебану… — Но договорить как обычно не дали, а как ни в чем не бывало, за ручку повели вглубь зала с овощами и фруктами. Такими темпами их ждут не бутылки шампанского, а бутылка правосудия! — Потом спасибо скажешь, — мамкин мошенник огляделся по сторонам, — тут, по идее, слепая зона камер, так что стоим пару минут, а потом уматываем. — Ну заебитлс, Шерлок. Мы в трусы себе этот килограмм запихнем? Хотя… — девушка пошарилась по карманом штанов, — шоппер сойдет? — Хуярь. — Чтоб ему мандаринами подавиться, но может, чего путного выйдет! Лучше, чем 20 минут плестись домой по морозу ни с чем. Наверное… Мандарины успешно перекочевали из целлофанового пакета в черную ткань, а вот бутылки пришлось закрывать оверсайз одеждой. Что за хренова «Криминальная Россия»? — Кабанчиком давай, шевели лаптями! — Клем дважды просить не пришлось, не пришлось и выпихивать Блейзера за шиворот, потому что он, пусть пинал на физ-ре далеко не мяч, когда дело касалось того, чтобы сбрызнуть в туман от проблем или не получить пизды — бегал просто отменно! — Я ж тебе говорил, что я гений! — Гений-то гений, однако, нарисовавшийся спустя минуту за их спинами охранник, поспешил не согласиться: — Молодые люди, а вы оплачивать то будете? — Невозмутимо так интересуется он, и Блейзер включил актёрское мастерство: — Так мы же уже… — Ничего вы не уже, ну-ка, показывайте, что в сумке, — без энтузиазма, но строго продолжил охранник, и… — По съебам! — Заорал аферист с шампанским. Рванули оба, и не сговариваясь, не иначе, как по ментальной связи: — Тапки в пол, газ в палас! — Подгоняет, скотина, жаль, не ударить! — Да завали! — Вдогонку гаркнула Клем, выбегая на пешеходный переход следом. Светофор переключился на зеленый свет для машин, но отчаянных клептоманов это мало волновало, поскольку дряхлый, на первый взгляд, охранник магазина, довольно активно гнался за ними. Одна машина впереди засигналила и остановилась в сантиметре от Блейзера: — Смотри куда прешь, блядина! — Крикнул водитель из приоткрытого окна, на что черноволосый только показал фак и помчал дальше. Возможно, эта история закончилась бы победой двух малолеток без денег, и все были бы счастливы, но… зима — не зима, если в ней нет гололёда. Собственно, распластаться как на зло пришлось Клем. Да чтоб им всем пусто было! А она, униженная по всем фронтам, лежит-разлагается и целуется с землёй, как младенец в Абибасе после неудачного марш-ползка. — О боже, безногий на льду, — пронеслось над головой, после чего Клем одной рукой подняли с земли, а второй захватили мандарины. — Теперь Момо решит, что это ты меня пиздил, — усмехнулась она, глянув на грязные штаны, пока они бежали до поворота в какой-то дворик. — Да я скорее этого Момо и его ленивую задницу сегодня отпизжу, — бежать дальше ни у Блейзера, ни у горе-фигуристки сил и желания не было, по сему очень скоро они остановились у кирпичной стены многоэтажки. Охранника и след простыл, получается, что шалость удалась? — Ну, и кто тут красавчик? — Все еще переводя дыхание, парировал зачинщик ограбления. — Не ты, потому что иначе ты бы нашел блядские деньги! — Психовала Клементина, то и дело поправляя тяжелую ношу в виде проклятых мандаринов. — Сколько раз, сука, мне надо просить тебя не сливать их, куда попало?! — Ты меня еще поучи распоряжаться баблом! В твоей жизни был хоть один сраный день, когда ты не прогуливала финансовую грамотность? — От возмущения Блейзера чуть не выпала одна из драгоценных бутылок, да и сам он выглядел, как штаны Клем после фееричного падения. — А по итогу, грамотнее все равно я… — Да хера с два! Я просто- Неожиданно для обоих, за спиной Клем кто-то снова громко кашлянул. Бабка из очереди вместе с ними бежала, что ли? — Документы не покажите? — Уверенно спросил человек в полицейской форме, и спорить моментально перехотелось. За-ши-бись.***
19:00. Ребята, наверное, уже 10 раз накрыли стол и убили первую бутылку пива. По первым трем телеканалам запустили «Иронию судьбы», а на музыкальных передачах — концерт Киркорова. Боже, кто знал, что можно скучать по этому дерьму, добрые 2 часа сидя в вонючей камере. И если первый час еще удалось провести в тишине, то сейчас клемов «сокамерник», похоже, решил сойти с ума, и пытался переорать радио шансон, что играло в дежурке неподалеку. — У курского-о вокзала-а-а стою-ю я молодо-ой… — Для полноты картины ему только милостыню оставалось просить, и теперь, видимо, это будет его единственный заработок по жизни. — У тебя голос сядет когда-нибудь? — Донеслось из-под кепки, которой Клем, лёжа на лавочке, пыталась отгородиться от суровой реальности. — Ну раз эта не нравится, то: какая осень в лагеря-я-ях… — О боже, блять! — Кепка полетела на пол, почти засветив Блейзеру в глаз, но врезавшись в стену. — Прицел у тебя, конечно, имба, — зевнул он, вставая с пола и укладываясь на противоположной стороне лавочки так, чтобы подушкой была нога Клем. — Съебись, неудобно. — А кому сейчас легко? — Молодые люди, тишину поймали. — По ту сторону решётки материализовался товарищ «Как Его Там?», поскольку званий Блейзер не помнил, а Клементина старается игнорировать всё, что попадает в её поле зрения. — С Новым Годом, дядь. — Кривится в улыбке Блейзер лишь затем, что ему больше не с кем поговорить. — И вам не хворать, — отмахнулся рукой участковый, — ну, попугайчики, ничего сказать не хотите? — Мы играем в «Как стать миллионером?» Тогда я выбираю звонок другу, — заунывно потянул Блейзер и улегся поудобнее. Увы, позвонить другу им не дали. Мало того, что оставили даже без сиг, заперли в четырёх стенах, так ещё и этот хмырь***
21:00. — Возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку… — Словно мантру повторяла девушка, расхаживая с почти разряженным телефоном. Как можно не слышать звонки столько времени?! — Как можно звонить этому придурошному после того, что он с нами сде… — пришла очередь Клем обрывать на полуслове, в связи с чем, свободной рукой она заткнула чужой болтливый рот, продолжая слушать гудки. — Алло! Клем, ты? — Донесся из динамика довольно трезвый голос. — Блять, да! Мы, сука, в ближайшем от магазина отделении сраной полиции! — Дай-ка я с ним, — поборов холодную руку, вклинился Блейзер, на что этой же рукой ему подарили легкий щелбан. — Тут колонка рядом, давай погромче! — Судя по звукам на фоне, Момо один из немногих, кто еще не в хлам. — Мы! Блять! В сраной! Тюряге! — Как жаль, что у Клем нет громкоговорителя… или есть? — Я не могу, сука, скажи ему, — потирая переносицу, она отдала еще живой телефон Блейзеру, который сразу же заорал на всю камеру: — ПРИВЕТИКИ, МОМО! ПОШЁЛ КА ТЫ НАХУЙ, МОМО! — Очень смешно, козел! — Парень на том конце провода явно впечатлен не был, — скажите, всё-таки, где вы? У нас даже Кот один салат уже съел. — За решеткой мы, патлатая твоя грязная бошка, вытаскивай давай! — Громкоговоритель, как его теперь мысленно называла Клементина, глянул на заряд, — сука, один процент. — Пиздец! Вы в поря- — Нихуя мы не в порядке! — Заорала владелица только что приказавшего долго жить телефона, — Алло, бля! Ответом стали короткие гудки. — Мы обречены, зай, — подвел итоги Блейзер, пару раз обреченно долбанувшись лбом о бетонную стену. — Ребят, мы, кажется, без мандаринов остались, — обозначил Момо тем временем, но его мало кто услышал. Разве что рыжий комок шерсти, который, будто от радости, мяукнул и прыгнул в оливье. — Эй, эй, это не тебе!***
23:53. Угрюмые лица, мёртвая тишина в камере Клем и Блейзера, а на фоне смеются полиционеры, цокают стаканами под аплодисменты из телека. Твари. — Чтоб им всем шампанским подавиться… — буркнул Блейз, и Клементина впервые за сутки с ним согласна. С минуты на минуту вечернее поздравление и куранты, а они бы могли сейчас валяться в ближайшем сугробе и жрать снег помимо шампанского и пресловутых мандаринов. В прошлом году даже построили огромный снежный хер вместо снеговика… Было же время. — Слышь, Клем, какое первое слово в новом году скажешь? — Чтобы вы все сдох… здоровыми были. — Не-е-е, это желание. А слово какое будет? — Моё первое слово будет твоим последним, балбесина. — Но всё же Клем задумалась, — я просто надеюсь, что в нашем случае фраза «как новый год встретишь, так его и проведёшь» не сработает. — В следующий раз я просто закажу где-нибудь столик на двоих, и пускай эти пидорасы сами покупают свои мандарины. — А еще в следующий раз ты будешь проверять баланс, — легкий тычок локтем. — Эй, молодые, держите! — Всё тот же участковый протягивает через решетку бенгальский огонь. Было бы неплохо сжечь здесь всё, и Блейзера заодно, который, однако, успокоился, и теперь тоже депрессивно сидел на лавочке. — Пожрать бы дал, — заныл он, все же забирая огонёк. — Дома салатов наедитесь, пессимисты, — ответил бесячий человек в форме, и, шатаясь, побрел обратно к телеку, по которому уже показывали Красную площадь. Ага, дома! Дома их ждут перекачанные алкоголем тела друзей, грязная посуда и желание пролежать на кровати лет 10, потому что от сраной лавочки, кажется, болит всё, что может и не может болеть. — Смотри, 23:55. Ща начнется лапша на уши про то, какой тяжелый был год, и какие мы молодцы, — продолжая махать бенгальским огнем, Блейзер облокотился на клемово плечо, чтобы видеть экран в коридоре. — Ну поздравляю, что ж. Мы официально проебали этот нг, — безразлично протянула девушка, выпрямляя затекшие ноги, — у нас даже пить нечего. — Бля, точняк! — Клем вручили маленький салютик, пока чужие руки были заняты копанием во внутреннем кармане куртки. — Нашел, ебать. — Чт… Но как? — Она уставилась на маленькую бутылочку колы, которую каким-то чудом не изъяли при досмотре. — Все таки не такой уж дерьмовый я вор, — самодовольно подтвердил парень, протягивая Клем газировку. — Нашел, чем гордиться, конечно, — хихикнула она, сделав пару глотков. По очереди опустошив бутылку, они услышали первый удар часов, свидетельствующий о том, что теперь действительно поздно метаться. Но, откровенно говоря, даже Клементине, которую вывести из себя, как два пальца обоссать, метаться не хотелось. Сложно представить более убогое место для «отдыха», особенно учитывая, что все друзья и знакомые сейчас либо дома, либо уже гуляют и радуются. Однако, по крайне мере, она действительно была не одна, и не с какими-то левыми правонарушителями. — С Хэппи Нью Э, — Блейзер сонно махнул пустой бутылкой, намекая, что надо чокнуться, хотя именно это они уже давно сделали. — И тебя, — чуть улыбнулась Клем, стукая по пластику погасшим огнём.***
4:30. Странно, что в холодной камере вообще возможно спать, но усталость, оказывается, творит чудеса. Протерев глаза, Клементина обнаружила свои ноги в позе, которую проще назвать «результатом ДТП», а многострадальные штаны еще и жесть, какими помятыми. Лишь спустя время она поняла, почему тяжело дышать: помимо пустой бутылки и чужой куртки, на ней, впечатавшись в стену, полураком-полухуем пускал слюни Блейзер, не нашедший, судя по всему, (и вряд ли даже пытавшийся найти) место теплее. — Подъем, нас уже выпустили, — Клем легонько стукнула по чужому затылку кепкой. — Не пизди… — пробубнили осевшим ото сна голосом, после чего Блейзер поднял голову, и они посмотрели на помятые лица друг друга. Это даже не пиздец, а пиздище: как будто всю ночь их только и делали, что избивали палками, параллельно спаивая текилой. — Ебать ты стрём! — Подтвердили оба и прыснули. Внезапно, в полумраке погруженного в сон отделения, послышались звуки жизни, от чего Клем чуть вздрогнула. — Вот она, наша смерть. Сначала они держат нас в рабстве и морят голодом, а потом приносят в жертву бухому участковому первого января… — драматично пояснил Блейзер из-под куртки-одеяла. — Слезай, актер без оскара, я ссать хочу, — и стоило им подняться на ноги, хрустя суставами, как источник шороха в коридоре подал голос: — Хо-хо-хо, с наступившим вас! — Какой-то молодой парень, с ног до головы в блёстках от хлопушки, и мишурой на погонах, приветливо помахал рукой. — А че вы здесь сидите? Чего? Сколько он выжрал? — Да нам в кайф, мужик, ты не подумай… — позлорадствовал Блейзер, но тут же его осенило, и Клем, судя по выражению ее лица, тоже. — Вам домой надо, наверное? Родители, небось, волнуются, — продолжил плохо стоящий на ногах парень. Родители? Хер они клали. Домой? Да, надо, безоговорочно и быстро. — Честно говоря, нас вообще по ошибке посадили, — очень «честно» добавила Клем, но человек в форме, видимо, действительно настолько в говно, что решает пойти за ключами. Было крайне интересно, что же он такое пил, если настолько отупел, но это не главное. Главное то, что... Всё реально было так просто?! Проще поверить в единорога, чем в это! Почему этот пацан не зашел к ним часов на 10 раньше… Он и правда возвращается спустя пару минут, и со словами: «праздник же!» открывает чертову камеру. Заключенные не верят своему счастью! Они даже успели сбегать в вонючий полицейский туалет и забрать свои вещи из камер хранения, пока чудо-сотрудник задремывал в кресле на посту. — Парилочка, любимая, сколько лет, сколько зим, — ликовал Блейзер, не курящий, разве что, только во сне. — Потом обниметесь, погнали отсюда, пока тот чел не передумал, — все еще сонно, но с не меньшим энтузиазмом шепнула Клем, и они пошли к главному выходу. Скрип железных петель двери, замерзший порог, холодный воздух, и… — ДОББИ СВОБОДЕН! — Завопил Блейзер, чуть не навернувшись на скользкой лестнице. Господь, храни пьяных ментов. Клем умиротворенно вдохнула морозный воздух и побежала следом за орущим на всю улицу полоумным, чувствуя себя абсолютно такой же. Как, оказывается, мало нужно для человеческого счастья. На улице все еще было довольно темно, то и дело слышались фейерверки и песни бухих людей, но как же похуй! Они бежали по льду, на котором еще 10 гребаных часов назад Клем проклинала весь мир, спотыкались, падая посреди дороги и ловя на себе косые взгляды гуляющих сверстников. И хер бы с ними, с этими грязными штанами, хер бы с Момо и салатами, хер бы с тюрягой! Добредя до автобусной остановки и закурив, Клем решила воздать должное своему бывшему сокамернику за все его косяки, и, подкравшись сзади, как следует толкнула в снег. — Будешь ждать автобус здесь и думать о своем поведении, ха, — гордо сказала она, глядя сверху вниз на попытки Блейзера встать. — Какая ж ты крыса, надо было тебя в участке оставить, да? — Пизда, сам виноват, — но виноватый себя таковым не считает, потому, как только её сигарета была потушена, хватает девушку за руку и дергает в сугроб. Клем ожидаемо падает ровно по той же траектории, врезаясь своим носом в чужой. И то ли по воли случая, то ли по изначально злому умыслу, ей не дают встать, «незаметно» целуя добрые несколько секунд. Зачем? А хер его знает, но Клем, в целом, не сопротивляется и лежит сверху ровно до тех пор, пока руки, погруженные в снег, не начинают ныть от мороза. Какая же он мстительная паскуда. И лежит лыбится. — Ай, блин, больно же… — Клем чуть приподнимается на локтях, потирая нос. — Рот свой замолчи, сама виновата, — ерничает Блейзер, понимая, что теперь их одежда точно обречена на долгую стирку, — в новом году предлагаю уговор, кстати говоря. — И какой? — Лукаво щурится Клем, глядя на покрасневшее от холода лицо внизу. — Никаких мандаринов.