Отпустить нельзя, страдать.

Очередной унылый день пришел к скудному завершению. Монотонная работа превращает жизнь в очередной круг ада, что не имеет конца, заворачивая и петляя, напоминая узкую тропинку вдоль серых многоэтажек и чужих людей, встречающихся по дороге к дому, их лица стерлись, да и крупицы воспоминаний давно развеялись с ветром. Малинин потерял веру во всë и всех без исключения, просто не осталось сил даже на рутинные действия, полная апатия и безразличие к окружающему миру стали завершающим штрихом. Парень давно потерял веру в будущее, не мог он строить планы, когда рядом не было рыжей макушки, это предательство, на которое Малинин бы никогда не решился, даже после многочисленных уговоров, что Саша не центр мира, на ее смерти, как же он ненавидел эту деталь, жизнь не заканчивается. Илья не согласен, он каждый день медленно задыхался, его сдавленное сердце не желало биться, мозг воспроизводил моменты, когда оба были счастливы и едины. Кислород, что он вдыхал превращался в яд, из-за которого он чахнул с каждым днем. Не мог он жить или просто не хотел. Друзья пытались вызволить его из этой глубокой нескончаемой ямы, но бросили тщетные попытки, поняв, что парню нравится себя мучать, опускаясь в кромешную темноту. Спасение утопающих-дело рук самих утопающих. Малинин видел Сашу во всем, в проходящей мимо него девушке, учуяв нотки похожего аромата, услышав схожий тембр голоса или выделяя из серой толпы рыжую макушку. В перые пару месяцев Илья окликал, заметив схожесть, а потом смирился, что больше никогда не ощутит эмоций совместного времяпровождения. Но смирился, не значит отпустил. Это означает, что он вновь и вновь будет возвращаться к мыслям о ней. Малинин стоит на балконе, поднося зелёную, словно цвет ее глаз, зажигалку к сигарете, приближая к губам, делая глубокую затяжку, после всматриваясь в блеклое небо. Листва уже опала, голые деревья дополняли внутреннее состояние парня, его бледный цвет лица и синяки под глазами. Илья выдыхает пар, вновь и вновь возвращаясь к мыслям о мертвой возлюбленной. Люди, стоя на крае пропасти думают, прыгать в нее или стоит продолжать трусливо бояться, обливаясь холодным потом и наблюдать за трясущимися руками, доламывая себя. А у него своя пропасть, за долю секунды принятое решение. Позвольте спросить, зачем жить без цели, существовать, словно обмякшее существо не похожее на человека. Малинин никогда не был слабаком, призирал людей, строящих из себя страдальцев, умоляя пожалеть их. Говорил о том, что никогда так не сделает, ведь сложности созданы, чтобы их преодолевать, а стены, чтобы ломать и прокладывать себе дорогу, а Саша лишь хихикала, проговаривая, что никогда не говори, что так не сделаешь. А жизнь заставила его ответить за свои слова, лишив частички своей души. Точнее не так, он ощущал, что в его сердце запустили сотни стрел, а яд, находящийся на них смешался с кровью. Ну же, Илья, не будь слабаком, ступи в пропасть, провалисть, почувствуй пустоту под ногами. Ты же не боишься смерти и ждешь ее как освобождение от тягости! Это будет снятием груза с плеч, конец страданиям, долгожданное завершение. Малинин шагает и приземляется на еще пеструю клумбу близ подъезда. Но то, что он встречает-это не освобождение, а такое же страдание. Он раз за разом наблюдает за ее смертью, бессиленно стоя на тратуаре, возле дорожного знака, рухнув на колени и громко рыдая. Малинин повторяет как матру то, что он заслужил, не уберег, может если бы решился на самоубийство раньше, то смог бы подбежать и закрыть от машины. Но все тщетно. Но один из разов он оказывается на месте раньше чем Трусова и спасает, любуясь яркими омутами напротив, запечатлев губами последние слова. Это ли не счастье, спасти любовь всей своей жизни, а не оставаться безучастным и тихо страдать. Одна жизнь в обмен на другую, это ли не честная сделка? А с кем договор, с Богом или дьяволом, Илью не волнует. Но вот о чем Малинин не задумался, так о том, будет ли также страдать Саша, может она сполна окунется в чувство вины и замкнет круг самопожертвований? Снова заключит сделку для спасения... Так какой это по счету круг? Кто уж знает, давно перестали считать.