Сильное сердце

Буфет отделения кардиологии был почти пуст, все врачи заняты на операциях, а пациенты на процедурах. Только там, вдалеке от стойки раздачи, за одиноким столом у стены сидела одна женщина. В обычное время любой, кто ее видел, нашел бы Лили Бэресфорд очень красивой и моложавой особой, никак не похожей на мать взрослого, почти тридцатилетнего сына. В крайнем случае, старшей сестрой. Сына, который сейчас умирал. Поэтому, никаких мыслей о впечатлении на окружающих не было сейчас в ее голове, да и не возникло бы у других, при взгляде на нее сейчас. Она сидела, тяжело привалившись к стулу и низко сгорбила спину, будто старуха. Роскошные светлые волосы спутались и свисали по обе стороны лица, она их даже не поправляла. Лицо, всегда умело подкрашенное, было смертельно бледным, не помогал и дорогой тональный крем, нанесенный утром, который почти стерся от непросыхающих на щеках дорожек слез. Выразительные глаза, светившиеся женской мудростью, совсем покраснели, а тушь на них оплыла. Их взгляд, почти пустой и одновременно молящий, уставился на стоящий перед ней стакан воды и пузырек рядом с ним. Обычный, из темно-коричневого стекла, с белой пробкой и этикеткой с больничным шрифтом, высотой не более мизинца. Внутри, одна к одной, лежали округлые белые таблетки в сахарной оболочке. Женщина смотрела на пузырек, словно пытаясь на что-то решится. И не могла, что-то мешало, не давая покоя. Тогда она на несколько минут перевела взгляд себе на колени. Там было две дамские сумочки - ее собственная, довольно небольшая и изящная, и прямоугольный, черный, раздутый до неприличия баул, принадлежащий Сэм - вероломной невесте сына, стараниями которой тот остался без сердца и теперь вынужден был умереть, проведя долгое время на искусственном кровообращении. Еще немного и ей придется дать согласие на отключение аппарата и ее сын уйдет в небытие, а его убийцы будут праздновать бал. Как можно смотреть на это равнодушно и невольно давая добро на свершение такого, даже не попытавшись ничего сделать? Но, что? Нужно лишь новое сердце взамен испорченного убийцами. Так мало и так много одновременно. Сердце, которого нет в наличии и ждать можно месяцами. Ведь и это досталось им фактически чудом. Чуда повторного ждать явно не придется. Женщина вздохнула и еще раз посмотрела на флакон с лекарством, машинально прочтя название препарата, выпавшего из сумки Сэм, который она так и не убрала обратно, просто забыла. Сама Лили не была медиком, но уже много лет близко общалась с опытным врачом-кардиологом к тому же, имея больного сына, волей-неволей изучала схемы приема его лекарств, когда он сам не мог еще следить за этим. Потому знала как действует именно этот препарат. В маленькой дозе, строго не больше одной таблетки в сутки, он нормализует давление и улучшает сердечный ритм, но если превысить дозировку хоть немного, давление резко упадет и можно потерять сознание. А если по незнанию принять все, что было во флаконе… Лили примерно представляла последствия, начиная думать о чем-то своем. Другого сердца нет и не будет возможно никогда, в сотый, если не в тысячный раз пронеслось в голове несчастной женщины, никак не желавшей принять смерть своего любимого и единственного сына, которого любила сильнее всех. Мужа. Любовника. Своей жизни. И нет никакой цены, что мать не отдала бы сейчас ради того, чтобы отклонить от него страшный удар. Но цены никто не назначал, а время утекало все быстрее, подобно песку в песочных часах на столе ее рабочего кабинета. Глаза опять остановились на стакане воды и флаконе, они расплывались от слез и зрение было нечетким. Лили и ее мальчик всегда были очень близки, любили друг друга преданно и беззаветно. Она помнила как малыш Клэйтон, такой миленький и кудрявый, прибегал ночами на огромную мамину кровать и заливаясь слезами, рассказывал про ночной кошмар. Лили тогда заботливо укладывала его рядом с собой и тщательно укрыв одеялом, прижимала к себе его дрожащее тело, обнимая и успокаивая слезы. Тот обнимал маму за шею и засыпал на ее груди. И в эти минуты Лили понимала, что ничего в этом мире неважно, ни деньги, ни положение, ни даже личное счастье. А только он. Ее дорогой мальчик. Они-одно целое, одна плоть и кровь, даже группа ее одна, редкая и это сближало еще сильнее, а их сердца бились одна рядом с другим. Вспомнив сейчас об этом, женщина горько всхлипнула, чувствуя, как из нее самой по капле выходят жизненные силы. Как и у сына, в одно и то же время. Ведь они - одно. Все общее. Все. И даже жизнь. На один миг Лили замерла, прислушиваясь к последним мыслям. И короткая, робкая радость постучалась в ее исстрадавшуюся болью душу. Все просто, все гораздо проще, как казалось. Решение рядом, вот оно, сама судьба дает его ей в руки. Придавая решимость, продиктованную невероятной силой любви, самой большой, какая только бывает - любви матери к своему ребёнку. У нее сильное сердце, оно всегда было таким, стойко принимая любые удары судьбы и никогда не давая сбоев. И его силы хватало на то, чтобы воспитать из сына хорошего и достойного человека. И ее хватит на то, чтобы отнять его у самой смерти, вступив в заведомо неравный бой. Лили была готова на это, готова принять бой, заведомо зная об исходе и не дав возможности передумать, схватила из сумочки свой мобильный и набрала знакомый номер. Пока шли гудки, одной рукой держа мобильный возле уха, второй Лили открыла флакон и сунув в рот первую таблетку, проглотила ее, не запив, даже не чувствуя такой страшной сладости сахарной оболочки. Когда трубку наконец сняли и мужской голос позвал ее, Лили успела проглотить вторую, на этот раз глотнув воды. - Джонатан, прошу тебя, - начала она говорить горячо и быстро - Забудь о врачебной этике и слушай меня внимательно… Женщина говорила долго и когда последнее слово было сказано, флакон на столе был уже пуст, как и стакан. Лили закончила разговор и положив мобильный на стол, начала медленно склонять тяжелеющую голову на сложенные руки. Слабость постепенно накатывала, сковывая движения и замедляя их. Изображение перед глазами начинало понемногу плыть и трястись мелкой сеткой, теряя краски и четкость. Лили не противилась этому, она была даже рада, что все идет так быстро, ведь это значит, что когда доктор Нейро сюда доберется, все будет уже кончено и останется лишь сделать то, о чем она его попросила, при этом не подводя под статью. Веки тяжелели и держать глаза открытыми становилось уже невозможно и Лили закрыла их, отрешаясь от настоящей действительности. Она смогла, она сделала то, что говорило ей сердце. И теперь может отдохнуть. Можно подумать о сыне эти мысли всегда успокаивали и утешали. Плавные волны вечного сна покачивали и расслабляли, сознание отделялось от тела и устремилось куда-то далеко, за пределы больницы. Лили уже не видела того, как пришел ее друг. Не видела ужаса на его лице, когда тот обо всем догадался. Не видела самой себя на больничной каталке у дверей операционной. И разумеется не почувствовала, как ее сердце, ее крепкое и сильное сердце с бережной осторожностью вынули из ее груди, чтобы спустя пару часов оно ожило в груди ее сына, объединяя навеки двоих людей, что любили друг друга больше всего на свете. Сейчас и навсегда. Лишь только сознание еще продолжало нести немое послание, слышное лишь одному: «Сынок, прости меня за то, что я сделала, я знаю, тебе расскажут. Но я не могла по-другому, ты главное в моей жизни и проживи мою вместо меня. Ты многое пережил потому, что ослеп от любви к людям, что были этого не достойны, не желая слушать правду от тех, кто был искренен с тобой. Но я тебя не виню за это, я понимаю твои чувства, словно они мои собственные. И ты тоже не вини себя за мою смерть. Это был мой выбор и только мое решение, никто не виноват и ответственность на мне одной. Я лишь люблю тебя, мой мальчик, просто знай это». .