Матрос Джонс (порка ремнём)

… … … Дело близилось к закату. Киллиан драил палубу. Пару часов назад он закончил потрошить рыбу, наловленную сегодняшним утром. Лиама не было. Капитан отправил его на базар, грузить закупленное ранее зерно. Вытащив флягу, матрос отпил из неё. Внезапно появившаяся кисть выхватила сосуд из его рук. Он обернулся и увидел перед собой капитана Сильвера. — Ром, я полагаю? — спросил тот. — Что бывает с моряками, любителями рома? Боцман, стоящий позади, ухмыльнулся и положил руку на плеть, свисающую на поясе. — Работай натрезво, пьянчуга, — подытожил Сильвер и, начав отдаляться, добавил: — Иначе завтра будешь наказан. Матрос злобно зашипел: — Сам бы поработал, раз трезвый… Шаги отдаляющегося капитана прервались. Киллиан замер, осознав, что его злобный шёпот вышел чуть более громким, чем хотелось бы. Ответ не заставил себя ждать. Выхватив из рук боцмана тонкий канатик с узлом на конце, Сильвер хлестанул им по спине матроса. Киллиан попытался сдержать свой гнев, чтобы не нарваться на новые неприятности, но внезапный удар сапогом по задней части тела нарушил его планы. Он резко вскочил на ноги и пнул ведро в сторону своего обидчика. Рыбья требуха вывалилась на палубу, едва не задев сапоги капитана. — Драный раб! — рявкнул тот. — Сколько ещё нужно сечь тебя, чтобы ты научился уважать старших по званию?! Киллиан побледнел от злости. Он начал стремительно приближаться к капитану и резко замер, увидев, что стражники схватились за рукояти мечей. Капитан остановил их. — Пусть дерзнёт, — сказал он, ухмыльнувшись. Матрос отвёл нахмуренный взгляд в сторону. Он чувствовал, как мышцы его лица дрожат от гнева. — Нет? — удивился Сильвер. — Смотрите, какой сдержанный. Даже странно, что такого послушного мальчика продал в рабство родной отец. Киллиан посмотрел капитану в глаза. Что-то в его подсознании лопнуло, окатив всё его нутро ледяной яростью. В один миг он потерял самообладание. Его тело, которое будто перестало принадлежать ему, набросилось на капитана и повалило его на палубу. Он успел нанести несколько ударов прежде, чем стражники оттащили его назад. Капитан быстро приблизился к матросу и со всего размаху лупанул его ладонью по щеке. Тот зашипел и попытался вырваться. Привести его в чувство смогла лишь ещё одна хлёсткая пощёчина. Оскалившись, Киллиан начал возмущённо дышать. — Бешеный пёс показал зубы, — ухмыльнулся Сильвер. Разозлённый матрос забарахтался, но нарвался на ещё один удар по лицу. На этот раз он ощутил боль, несмотря на кипящую ярость. Сильвер снова замахнулся. Киллиан вздрогнул и посмотрел на его ладонь. Уже после краем глаза он заметил, что сбоку от него стоит стражник. В его высоко занесённых над головой руках блестела сабля. Киллиан понял, что его хозяин собирается отдать приказ о казни. Он глубоко вздохнул и приготовился к последнему удару. С такой жизнью смерть ему была не страшна. Капитан расслабил кисть. — Нет. Быстрой смерти ты не достоин, — сказал он. — Слишком много чести. Откликнувшись на жест своего командира, слуги подняли взбунтовавшегося матроса и поставили его на ноги. Капитан снял шляпу и, отдав её боцману, хитро улыбнулся. — Пора устроить тебе хорошую взбучку. Киллиан взглянул в глаза капитана, но не успел прочесть в них своё наказание. Сильвер подошёл к нему и, схватив за загривок, потащил в трюм. … … … Дверь с грохотом отворилась и Киллиан, освобождённой из цепкой руки, влетел в капитанскую каюту. Ладони его опёрлись о стол, не позволив ему упасть. Перед лицом его предстал деревянный прут, лежащий возле капитанских писем. Развернувшись, Киллиан с опаской посмотрел на капитана. Стук закрывшейся двери сменился на шорох и металлический звон. Матрос увидел, что капитан стал вытягивать из шлёвок кожаную полосу. Злость Киллиана вмиг обрушилась. Он нервно сглотнул и попытался отогнать от себя очевидную догадку, но понял, что это было бессмысленно, когда Сильвер сложил ремень пополам и сжал его в руке. Взгляд застывшего матроса стал метаться — то на лицо капитана, то на его кулак. Он боялся осознать правду. Строгий голос прогремел среди каюты: — Снимай портки. В груди Киллиана пробудился животный страх. Стресс захлестнул его сильнее, чем если бы он упал в ледяную воду. Будучи невольником, он никогда не чувствовал полной безопасности на корабле своего хозяина, однако сейчас вся его минимальная уверенность словно окончательно рухнула. Впервые за всё время он ощутил себя маленьким мышонком, оказавшимся в одной лодке с изголодавшимся тигром. Смахнув оцепенение, Киллиан бросился в свою типичную защитную реакцию. — Да хватит, — раздражённо процедил он. — Хватит мне терпеть твою дерзость и своеволие, — поправил его капитан. — Давненько никто не занимался твоим воспитанием, и сейчас я это исправлю. Матрос сжал челюсти от злости. Пусть он и являлся обычным рабом, ему было до боли неприятно слышать такое в свой адрес. Капитан мог вздёрнуть его на рее или провести под килем, но он не имел права воспитывать его. Уверенными шагами он направился к выходу, однако Сильвер резко надавил на дверь предплечьем, преградив матросу последний путь к отступлению. — Только коснись двери, — твёрдо произнёс он, — и пороть я тебя буду пряжкой. — Ага, а зачем мелочиться? — злобно рявкнул матрос. — Может, ещё отшлёпаешь и в угол поставишь? Он снова попытался выйти, но капитан оттолкнул его вглубь каюты. Затем он отбросил ремень на кровать и потёр ладони, явно давая понять, что решил отнестись к саркастичной идее всерьёз. — Хорошая мысль. Киллиан опешил и закусил язык, пожалев, что не смог держать его в узде. Страх тонкими иголочками впился ему в грудную клетку. Он начал понимать, что теряет контроль над ситуацией. Активно растущая паника подступала к его горлу, и он не знал, долго ли сможет контролировать её, подменяя гневом и раздражением. Неуверенной поступью он вновь направился к двери, но капитан схватил его за локоть и грубо потянул на себя, развернув боком. Киллиан резко вырвал руку и, чуть ли не отпрыгнув, прижался спиной к стене. Готовая к удару ладонь Сильвера поменяла свою траекторию. Хлёсткая пощёчина огрела лицо матроса. — Привыкай к ощущениям, — сказал капитан. Киллиан коснулся начавшей полыхать щеки. Ещё недавно он подсознательно успокаивал себя мыслью, что капитан блефует или, хотя бы, откажется от своей затеи, если проявить перед ним характер. Сейчас же в его разум наконец начало прокрадываться осознание, что он не просто решил пристыдить его, а всерьёз собирается выпороть. Ноги матроса стали ватными, а колени потянулись друг к другу. Всё его нутро желало влиться в стены корабля, лишь бы избежать унизительного наказания. — Это же не серьёзно, — сказал он и попытался сказать что-то ещё, но прервался, почуяв дрожь в голосе. — О, это серьёзно, — ответил Сильвер, закатывая рукава. — Ты напал на меня и думал, что тебе за это ничего не будет? Тем более, ты уже давно напрашиваешься. Постоянная дерзость. Пренебрежение к работе. Ром. Если бы не Лиам — я бы тебя уже давно перепродал. Киллиан потупил нахмуренный взгляд и начал переминаться с ноги на ногу. Ему стало невыносимо обидно от того, что его опять сравнили с более идеальным Джонсом. Руки его ослабли, а из души выветрилось желание сопротивляться. Теперь он даже хотел получить пару переломанных рёбер, ну, или, в крайнем случае, несколько ран на спине от плети. Боль помогла бы ему забыть о своей никчёмности. Однако ничто не напоминало ему об этом так же сильно, как выбранное капитаном наказание. — А, может, мне преподать урок всей команде и выпороть тебя публично? — издеваясь, спросил Сильвер. К лицу матроса подступила нервная тошнота. Порка ремнём в капитанской каюте внезапно утратила звание худшей участи. — Не надо, — робко пролепетал он. Капитан хмыкнул. — Гляди, как заговорил. Ну, тогда выбирай. Либо сейчас же снимаешь портки и получаешь ремня. Либо я выволоку тебя за волосы на палубу, прикажу раздеть и, опять же, хорошенько надаю ремнём. Так или иначе, тебе влетит по самое не хочу — сидеть не сможешь. Он вновь стащил ремень с кровати и, сложив его надвое, начал предостерегающе хлопать по ладони. Дрожащие пальцы матроса скользнули по лбу, мокрому от холодного пота. Ему было стыдно даже просто смотреть на ремень, ни то, что осознавать, что скоро он будет им высечен. Тем более публично. Несколько секунд показались Киллиану вечностью. К сожалению, это не помогло ему придумать способ спасения. Капитан кивнул: — Итак, решение принято. С этими словами он схватил Киллиана за волосы и потащил к выходу, однако тот забарахтался и едва сумел освободиться. Он отступил вглубь каюты, осознавая, что попал в западню, из которой не выбраться. — Нет? — издеваясь, спросил капитан. — Тогда снимай портки. Это твой последний шанс. Не воспользуешься — позову стражу. К горлу матроса подступил бьющийся комок. Ему было до безумия неловко и страшно от осознания, что сейчас его будут пороть. И ладно бы плетью, но ремнём… Капитан сурово топнул ногой. Перепуганный матрос вздрогнул и начал поспешно исполнять приказ. Онемевшие пальцы его не желали подчиняться, однако он понимал, что непослушание может привести к более ужасным последствиям. Вскоре штаны с шорохом сползли к его стопам. По оголённой коже бёдер пробежали мурашки — то ли от холода, то ли от страха. Он рефлекторно погладил себя по левому предплечью, но вместо спокойствия лишь ещё больше разбередил свои нервы. Кожа его была нежной и гладкой, совершенно неприспособленной к порке. В прочем, как и он сам. — На кровать, — строго приказал капитан. Киллиан грустно упёрся взглядом в пол, словно надеялся, что тот проломится, и позволит морю поглотить его. Он не хотел даже просто ложиться в унизительное положение перед капитаном, ни то что — ложиться под ремень. Сильвер вздохнул. — Непокорный? Ну, ничего, сейчас я научу тебя послушанию. Он схватил матроса за шкирку и потащил к кровати. Лицо Киллиана исказилось гримасой обиды и безысходности. В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот рухнет на колени и начнёт рыдать. Тело его распласталось ничком на кровати. Обняв подушку, матрос положил на неё свою голову лицом к стене. Он не знал, на что ему надеяться — на то, что капитан будет бить его слабо, или же на то, что он решит пожалеть его самоуважение, и высечет до кровавых ссадин. Сердце матроса бешено забилось, когда Сильвер вцепился в последнюю оставшуюся на бёдрах ткань и спустил её, оголив выбранную для экзекуции часть тела. Киллиан покраснел и попытался прикрыться, но нарвался на предостерегающий шлепок по кисти. Осознав, что в следующий раз мишень для шлепка может поменяться, матрос покорно сложил руки перед собой и приготовился к порке. Капитан не стал медлить с исполнением приговора. Ремень взлетел к потолку и со свистом рассёк воздух. В каюте раздался хлопок, и резкая боль обожгла нежную кожу матроса. Киллиан зашипел и сжал кулаки. Он догадывался, что будет больно, но не ожидал, что настолько. Капитан был явно рассержен его поведением. Новый замах не заставил себя ждать, и на уязвимое тело обрушился ещё один удар. Блёклые бордовые полосы проступили на коже матроса. Если бы несчастный мог видеть их — он удивился бы, что ощущаемая им боль оставляет настолько малозаметные отметины. Третий удар прилетел прямо под поясницу. Киллиан замычал и уткнулся носом в подушку. Сейчас он предпочёл бы задохнуться, нежели позволить себе кричать от столь унизительного наказания. Капитан продолжил стегать провинившегося матроса — быстро, без пауз. Тот оскалился, сжав зубы. Взгляд его начала застилать пелена обиды. Сквозь неё он мельком стал поглядывать в сторону двери. Киллиан боялся увидеть, как она открывается. Мысль о том, что в незапертую каюту может зайти кто угодно, добавляла к наказанию ещё больше веса. Несчастному до безумия не хотелось терпеть публичную порку, а затем сгорать от смущения при любом зрительном контакте со свидетелями экзекуции. Однако в то же время он готов был отдать всё, лишь бы увидеть на пороге Лиама. Только он мог защитить его от капитанского ремня, избавив, при этом, от необходимости просить о пощаде. Узоры от порки постепенно начали сливаться в одно бордовое пятно. Киллиан надеялся, что сможет привыкнуть к боли, но реальность отказалась следовать его ожиданиям. После того, как множество ударов разгорячили его кожу, ремень стал жалить без всякой пощады. Оставалось лишь поражаться тому, как внезапно элемент гардероба превратился в настоящее орудие пыток. Спустя пару сотен ударов капитан замедлился. Он подошёл к столу и заменил ремень на деревянный прут. Затем он вновь приблизился к матросу и, взмахнув, нанёс удар. Скрип кровати прервался на сдавленный вой. На секунду Киллиан позабыл о унижении и прикрыл пылающее тело руками. Он смутился своей реакции, но ничего не смог с собой поделать. — Специально для тебя подготовил этот прут, — сказал капитан. Слова его прозвучали горделиво и властно. — Радуйся, что накажу тебя им лишь для профилактики. Думаю, десятки вполне хватит. Конечно, если будешь считать удары, а то, смотрю, что-то ты молчуном стал, — злобная ухмылка пропала с его лица, и он добавил строгим голосом: — Убери руки. Киллиан не стал выполнять его приказ. Он больше не мог терпеть — не только боль, но и унижение, наносимое капитаном. Ему не хотелось подчиняться тому, кто заставил его пережить весь этот ужас. Не дождавшись ответной реакции, Сильвер схватил матроса за кисти и попытался затянуть их за спину, однако тот стал сопротивляться. Он слишком поздно сообразил, что такая выходка только рассердит Сильвера, а не пробудит в нём жалость и сострадание. Предсказуемо разозлённый экзекутор надавил на спину ослушника коленом, а затем крепко сжал его пальцы в кулаке и выкрутил их. Животный страх захлестнул Киллиана, когда он почувствовал, что прут отлетел к его голеням. Он хотел, было, начать просить о милости, но мольбу прервал унизительный удар освобождённой капитанской ладони. Матрос стал возмущённо дышать. К щекам и лбу его подступил кипящий жар. Ему стало невыносимо стыдно — не только от самого шлепка, но и от осознания, что новое наказание, наверняка, слышала вся команда. — И отшлёпаю, — Сильвер поднял руку высоко к потолку и резко опустил её. — И в угол поставлю, — он снова со всей дури хлестанул матроса. — Будешь себя плохо вести и дерзить, — в каюте раздался очередной звонкий хлопок. — Буду наказывать тебя. Капитан отвесил ещё один шлепок. Глаза матроса залились слезами. Ему было больно и обидно. Он пережил много унижений в жизни, но капитану удалось установить в этом новый рекорд. Губы Киллиана дрожали. Он хотел оказаться на своей кровати, свернуться на ней калачиком и беспомощно плакать. Капитан выпрямился во весь рост и поднял прут. — Запорю, как псину, — рыкнул он. — Хочешь получить всего десятку — считай удары вслух. «Не дождёшься, мерзавец» подумал Киллиан. Словно прочитав его мысли, капитан замахнулся прутом и со всей силы лупанул им по багровой коже матроса. Тот вцепился руками в подушку и едва не завопил, когда прут опустился на только что оставленный след. За дверью раздались шаги и в каюту ворвался человек. Киллиан сжался от страха и стыда, но вдруг услышал знакомый голос. — Капитан, стойте, — сказал Лиам, вытянув вперёд ладони в жесте примирения. — Хватит с него. Думаю, он уже всё понял. — Это вряд ли, — замахнувшись, рявкнул капитан. — Я прослежу, чтобы он больше не дерзил вам, — стал упрашивать Лиам. — Только не бейте его. — А это вовсе и не избиения, — ухмыльнулся Сильвер. — Так, воспитательный процесс. Который, пойдёт ему на пользу. Он нанёс два быстрых удара по измученному матросу. Тот скривился от боли и зашипел, едва сумев сдержать крик. Лиам преградил путь между Киллианом и беспощадно секущим его прутом. — Отойди, — приказал Сильвер. — Иначе после порки твоему ненаглядному Киллиану придётся пройтись по доске. А, коли хочет, чтобы я не запорол его до смерти — пусть считает удары вслух. Тогда отделается всего десяткой. Лиам отступил и присел возле Киллиана. — Киллиан, — взмолился он. — Считай. Потом поговорим. Матросу стало невыносимо обидно. Он хотел, чтобы Лиам спас его, однако после его прихода он начал ощущать себя ещё более беззащитным и слабым. Так или иначе, выбора было два: либо сдаться, либо сдаться, но позже — когда порка окончательно выбьет из него способность сдерживать рыдания. Решение стало очевидным, после того, как капитан снова огрел его прутом. Губы Киллиана задрожали. — Один, — жалобно молвил он. Чувство обиды сменилось на злобу. Матрос стал глубоко и возмущённо дышать. Послышался ещё один свист, за которым последовал хлопок деревянного прута о кожу. — Два, — прошипел Киллиан, сквозь сжатые зубы. Новый удар был сопровождён сдавленным мычанием. Бедняга вцепился себе в волосы и, глубоко вдохнув, продолжил подсчёт: — Три. Без всякой паузы прут снова ужалил тело несчастного. Тот ударил ладонью о кровать — то ли от злости, то ли от боли. Ему захотелось крикнуть «ХВАТИТ!», но вместо этого он покорно произнёс: — Четыре. Голос Киллиана дрожал, однако капитан даже не подумал о сочувствии. Наоборот, следующий удар он нанёс со всего размаху — так, чтобы причинить дерзкому матросу как можно больше боли и унижения. Слёзы брызнули из глаз ослушника. Он сжался, пытаясь не разрыдаться, и тихим полушёпотом молвил: — Пять. Киллиан удивился, насколько жалобно звучал его голос. Временно забыть унижение и стыд его заставила лишь новая острая боль. — Шесть. От очередного удара Киллиан не смог сдержать тихий крик. Лиам взял его за руку и сжал её, давая понять, что осталось совсем немного. — Семь. Капитан нанёс ещё один удар прутом, но на этот раз подтянул его в свою сторону. Кожа Киллиана оцарапалась, и на полученной ране выступили кровавые точки. Матрос сумел сдержать крик, но дыхание его стало громким и надрывистым. Слёзы градом посыпались на его щеках. — Восемь. Следующий удар прилетел с такой же жестокостью, как предыдущий. Киллиан замолчал, опасаясь, что вместо произнесённой цифры, начнёт рыдать. Однако нежелание оставаться в уязвимом положении подстегнуло его сильнее капитанского ремня и прута. — Девять. Капитан отвёл руку в сторону, словно собирался не поставить точку в экзекуции, а метнуть копьё. Удар невероятной силы опустился на матроса, бросив всё его тело в дрожь. — Десять, — сказал он, едва не всхлипывая. Злость, обида и чувство полного внутреннего разгрома подчинили душу Киллиана. Он хотел вскочить с кровати, выбежать на палубу и броситься в море. — Всё? — спросил Лиам, посмотрев на капитана. — Господин, мы можем идти? — Идите, — ответил тот, потирая рукой прут. — Сегодня уже поздно, так что можете отдохнуть. Но на завтрашний день выходного лишаетесь. Оба. Проглатывая чувство позора, Киллиан натянул на себя трусы и штаны. Вставать с кровати после порки было даже унизительнее, чем терпеть саму порку. Красный от стыда, он направился к выходу, но капитан резко схватил его за загривок, пробудив на теле тысячи мурашек. — Запомни, — добавил он. — Ещё раз дерзнёшь напасть на меня — так легко не отделаешься. Один приказ - и боцман высечет тебя ремнём на палубе, у всех на глазах. Он ослабил хватку, а затем отвесил унизительный подзатыльник. Киллиана захлестнула ярость. Он хотел напасть на капитана и непременно сделал бы это, если бы не Лиам, который приобнял его и повёл к выходу. Наказанному пришлось изобразить послушного пёсика, усвоившего урок. Это было предпочтительнее, чем поддаться минутному порыву и навлечь на себя новые побои. Матросы вышли из капитанской каюты и прошли в общую. К счастью для избитого, сейчас она пустовала. Лиам налил воды и подал Киллиану, но тот швырнул деревянный стакан о стену. Затем он злобно пнул дверь и издал нечто между хриплым вздохом и рычанием. — Не злись, — успокаивающе сказал Лиам. — Что поделать, мы пока оба невольники. Вот поступим на флот, и никто с тобой так обращаться не будет. — Скорее уж никакого флота не будет, — процедил Киллиан сквозь зубы. Он вытер слёзы, застывшие на щеках. Лиам взглянул в сторону двери. — Сегодня не успел, охрана торопила, — тихо прошептал он. — Но, кажется, я видел объявление с призывом. Деньги у нас есть, так что скоро свобода. — Ну, да. Свобода. — Не веришь мне? Ладно. Утром меня опять пошлют на базар, я попытаюсь раздобыть тебе доказательства. Лиам потянул ладонь к Киллиану. Тот сжался и взглянул ему в глаза, боясь увидеть в них злость и намерение продолжить экзекуцию, начатую капитаном. Теперь любое поднятие руки было для него почти таким же устрашающим, как вид ремня в капитанском кулаке. — Спокойно, — сказал Лиам, легонько похлопав его по плечу. — Поспи. Завтра будет тяжёлый день, раз уж капитан так решил. Надеюсь, это последний раз, когда он может распоряжаться нашей судьбой. С этими словами он вышел из каюты. Киллиан сел на кровать и в тот же миг лицо его исказилось гримасой боли. Он опёрся ладонями и аккуратно перевалился на бок. Теперь капитан казался ему прорицателем — сидеть действительно было неприятно. Схватив одеяло, матрос небрежно забросил его край себе на плечо. Он лёг и отвернулся к стене корабля. Слёзы выступили на его глазах и пробежали по щекам. Словно боль на разгорячённой коже, чувство унижения то накатывало на него до невыносимого стыда, то отпускало. Вероятно, это происходило из-за защитной реакции психики, которая пыталась переварить произошедшую экзекуцию. Бедняга не знал, как сможет выйти завтра на палубу и делать вид, что ничего не произошло. Оставалось лишь надеяться на то, что команда, которая, наверняка, слышала громкие удары, смилуется и не станет насмехаться над ним. Мурашки осыпали его тело — уже не от страха, а от обиды. Гордый и озлобленный, он никогда не признался бы себе в этом, но в глубине души ему хотелось, чтобы его пожалели. Хотелось, чтобы кто-нибудь близкий обнял его, погладил и утешил. К сожалению, такого человека в его жизни не было. Только идеальный Лиам, который вряд ли был способен понять его. Понять, что значит вечно ощущать себя ничтожеством, злиться от этого и нарываться на неприятности из-за своей злости, после чего ещё сильнее убеждаться в собственной самооценке. Бедняга уже давно не верил — ни в светлое будущее, ни, тем более, в то, что он его достоин. От пережитой боли и эмоционального перенапряжения Киллиана потянуло в сон. Он провалился в беспамятство.