***
Покупая билеты в кассе на станции, Ризли ловит на них с Нёвиллетом заинтересованные взгляды кассира и запоздавших с работы людей. С их официального объявления отношений и свадьбы прошло уже несколько месяцев — а люди все никак не привыкнут. Но Ризли готов потерпеть любопытные взгляды ради того, чтобы самому не сдерживать себя. И в моменты, когда закатное солнце целует морской горизонт, когда аквабус разрезает водные пути, а ветер треплет волосы, с нежностью дарить Нёвиллету свои поцелуи, все поцелуи мира, каких он только достоин.***
— Добрый вечер, месье Нёвиллет, герцог Ризли, — Аруэ, кажется, собирается закрываться: посуда стоит намытая, чайник — на выключенной плите. На секунду Нёвиллету становится стыдно, что они опоздали, но Ризли говорит быстрее, еще когда извинения не успели слететь с губ: — Добрый вечер. Мы вам не помешаем? Нам две чашки… — Ризли окидывает быстрым взглядом Нёвиллета; тот не понимает значения хитринок, плещущихся во взгляде, как мальки на мелководье. Но пожимает плечами. Ризли тем временем продолжает: — Зеленого с маркотом и мятой. Мы вас не задерживаем? — Что вы, что вы… я всегда рад вашему приходу, — владелец начинает суетиться, перебирая мешочки чая, спрятанные под кассой. — Благодаря вам у Люцерны теперь больше гостей, чем когда либо! — Чай был хорошим нововведением, — Ризли улыбается и отводит Нёвиллета к столику в углу, их любимому. Нёвиллет же думает, что не в чае дело, а в том, что они как минимум раз в неделю попадают под камеры ушлых журналистов; а потом — на первые или, слава богам, вторые полосы журналов. Когда-нибудь им надоест. А вот популярность Люцерны у фонтейнцев и путешественников не денется никуда. Нёвиллет рад. Главное — чтобы его любимый заварной крем из роз не пропал из меню. И чтобы был рад Ризли, конечно же.***
Нёвиллет — без сюртука, жилета, перчаток и пышного жабо, в одной светлой льняной рубахе. Растрепанный и уставший, он выглядит почти как дома — но сведенные к переносице хмурые брови, поджатые губы и внимательный взгляд не дают Ризли покоя. Несмотря на их прогулку, Нёвиллет как будто бы не отвлекался от работы ни на секунду. Когда-нибудь Ризли научится с этим что-нибудь делать. Даже если на это уйдет целая вечность. На больших напольных часах у шкафов по правую руку от стола стрелка уже доползла до полуночи. Раздается тихий часовой бой. Ризли со вздохом ставит одну из папок на пыльную полку и оборачивается через плечо. Нёвиллет все зачитывается: казалось, совсем не замечает ни течения времени, ни присутствия Ризли рядом — и, в итоге, Ризли, ударив ладонями друг об друга, стряхивая пыль, решает взять все в свои руки. Как все обычно и было. — Может быть, пойдем домой? — Ризли подходит к Нёвиллету сзади и обнимает его поперек груди. Прижимается щекой к плечу. Нёвиллет выдыхает, словно все напряжение разом пропадает от одних крепких объятий. Но он мотает головой в стороны и листает какой-то отчет дальше. — Нет. Столько дел… я не могу найти те заявления… — Разве у вас нет канцелярии для того, чтобы заниматься бумагами? — Я должен все подписывать. — Наймите себе работника, который будет подписывать все за вас. — Это возмутительно. Я не настолько занят, чтобы… — Нёвиллет, — тихо, но требовательно зовет его Ризли. По-другому иногда не получается. Они встречаются взглядами, и Нёвиллет отворачивается в смущении, но опускает руки, оставляя документы на столе. — Вы заняты мной. Я скучал. Мы давно не виделись… Его спокойный голос вызывает у Нёвиллета волну мурашек по спине. — И Вы сейчас отложите все ваши бумажки и обратите на меня свое внимание. На фразу получает только легкий кивок. Но жар от кожи удовлетворяет его в достаточной мере. Он скользит руками вниз. По бокам и талии. Медленно и неторопливо. — Я тут на кое-что засмотрелся, пока мы искали эти ваши заявления… Ризли бессовестно залезает в карманы брюк, через них сжимая ягодицы крепкой хваткой. Нёвиллет выдыхает с легкой улыбкой на губах. — Правда? Мне тоже показалось… что госпожа Тиори очень постаралась с кромочным швом на карманах… Он говорит так серьезно, что на секунду Ризли ведется — а после заливается хриплым смехом. Оставляет на щеке поцелуй. Руки из карманов пропадают и теперь обнимают талию, залезая под ткань рубашки. — Когда вы научились шутить? — У меня был весьма хороший учитель. — И чему же он еще вас научил? — Вам показать на практике или рассказать в теории? Ризли прикусывает кончик острого уха вместо ответа. Невиллет тихо смеется, отводя голову в сторону. Мягко отнимает руки Ризли от себя, поворачивается, становясь к нему лицом, и прижимает ладони к его щекам. — Прямо тут? — Прямо на этом чертовом столе, месье. Мечтаю об этом еще с первой нашей встречи. Невиллет теряет дар речи, моргая пару раз: шутка это была или нет? В растерянности он облизывает свои губы и отводит взгляд вниз. — Даже так… — Поменяемся местами? Я вам уступлю, а за это мы пойдем домой и не станем искать заявления. Подпишете задним числом. — Мхм. Хорошо. Вы меня убедили, — Нёвиллет целует его вскользь, пока Ризли, словно в танце, меняет их местами; и теперь уже он — сидит на столе, а юдекс возвышается над ним. Огонь от свечи и свет напольной лампы-механизма ласкают его фарфоровую кожу. Смотря на него, Ризли думает, что, кажется, только что влюбился в него еще раз.***
Нёвиллет оставляет на Ризли засосы словно подписи на документах. Сдержанный, сейчас себя сдержать не смог — готов был зацеловывать каждый миллиметр кожи герцога. Чтобы ни одному кусочку, ни одному шрамику, ни одной морщинке не было обидно — не обделили. Чтобы Ризли даже не думал больше никогда, что в мире для Нёвиллета есть что-то важнее, чем время, проведенное вместе. Потому что ничего важнее нет. Ризли под ним плавится от его рук и губ как лед жарким летом. Дышит так часто, словно пробежал несколько километров без остановки под палящим солнцем. Нёвиллет сходит от этих выдохов и вдохов с ума — а ведь пока только он ограничивается одними поцелуями, касаниями и парой шальных укусов. Нёвиллет не умеет говорить о чувствах, и не знает, как описать весь этот ураган, но Ризли видит все в его потемневших глазах. В непродуманных порывистых жестах. И тоже совершенно точно сходит с ума, в очередной раз думая о том, как же сильно ему повезло. Когда Нёвиллет цепляет пряжку его брюк, расстегивает ремень и стаскивает одежду вниз, опускаясь вниз, Ризли закусывает губы до отрезвляющей сладкой боли. Не первый же раз. А все равно как в первый. Как дождь после затяжной засухи. Нёвиллет проводит длинную линию языком от напряженного живота и до темных волосков. Берет в руку горячий член и скользит языком от самого основания к головке, вызывая у герцога дрожь, не торопясь, заставляя того немного помучаться от изнуряющего желания. Взяв член в рот больше, он начинает медленно двигаться, поднимаясь и опускаясь почти до конца, останавливаясь на чуть-чуть: подышать и насладиться видом. Ризли даже близко не пытается себя сдерживать. Во дворце никого нет. Даже Седэна, мелюзина из приемки, решила не задерживаться в ожидании ухода поздних гостей. Никого нет — значит, можно стонать так, чтобы голос отражался от высоких стен кабинета, эхом отзываясь в сердце Нёвиллета. Чисто физиологическое нетерпимое желание обладать сокровищем и хранить его до конца веков захлестывает Нёвиллета с головой. «Драконьи замашки,» — думает Ризли, когда в мгновение синие пряди волос юдекса вспыхивают ярким голубым. А Ризли смеется — но смех прячется за новыми стонами. Драконьи замашки. Нёвиллет становится нетерпеливее и порывистее, двигая головой быстрее. Помогая ладонью. Слегка втягивая щеки, наслаждаясь каждой секундой. Ризли рассчитывал на другое — что его наконец-то трахнут на этом столе; но и такой расклад событий его вполне себе устраивал. Еще бы. Нёвиллет устраивал его даже будучи на расстоянии. Будучи практически незнакомцем. А таким... таким. Таким? Таким — он был… был… Ризли теряется в собственных спутанных мыслях. Нёвиллет отстраняется. Время передышки и тяжелого дыхания. Он берет член пальцами, щепотью, несколько раз, касается языком, вкруговую, лаская почти осторожно, словно боялся навредить. Ризли не выдерживает уже через несколько секунд: протягивает руку, в свою очередь слегка давит на чужой затылок, прямым намеком, руководством — и кто тут выше по должности, ох, да какая разница... да, так, чтобы головкой в рот, чтобы рука гладила член, чтобы другая легла на бедро, сжала, чтобы по спине прошла дрожь до затылка, чтобы вновь стонать, не стесняясь и не зажимаясь, чтобы с криком кончить, ошалело наблюдая, как Нёвиллет сглатывает сперму… Облизываясь. В глазах мутнеет. Ризли неосторожно дергает рукой — и, не рассчитав силы, спихивает стоявшую рядом с его головой печатную машинку со стола на пол. Реакции Нёвиллета, обычно внимательного, из-за рвущего возбуждения, недостаточно, и машинка с грохотом летит вниз. Некоторые клавиши, отлетев, рассыпаются по полу еще пару мгновений. Ризли смущенно закрывает лицо руками. И смеется опять. — Святой дракон, месье, извиняюсь, я куплю вам новую… — Ризли. — И даже лучше. Обещаю. — Ризли, послушайте… — Подумать только, — Ризли все продолжает смеяться. Садясь, он старается на Нёвиллета, красного и очевидно возбужденного до безобразия, не смотреть. — Ризли. Просто так купить новую не получится. Это — собственность палаты, придется писать дополнительные отчеты, по какой причине пострадала целая печатная машинка, а после… Ризли порывается, за плечи притягивает Нёвиллета к себе и целует. «Нашел, о чем сейчас беспокоиться, в конце концов.»