железное солнце

Они стояли под козырьком дыры и чего-то ждали. Растормошить Саске оказалось непростой задачкой, с которой Наруто тем не менее справился. И для этого даже не пришлось выливать на него ведро ледяной воды. Хотя он собирался и даже успел спросить у Пухлого, где можно взять первое — таз, второе — воду, любую на самом деле. Например, та, что сливалась после вымытой посуды, тоже бы сгодилась.       С сероватого холста лились мутные капли. Они вдвоем не были сахарными, и более того — Узумаки был уверен на все сто, что выйти сейчас наружу будет лучшим вариантом, при котором Саске протрезвеет. Но в их с ним отношениях решения принимал не он. Поэтому они совсем и не торопились, будто привязанные за невидимые тросы к этому самому месту.       — Она была какой? Темно было, я не разглядел, — неожиданно и малость бессвязно подал голос Саске.       А вопрос его являлся еще более неожиданным. Ему правда интересно? И еще более неожиданным являлось то, что тот решил с ним это обсудить. С ним! С тем, кому ничего и никогда не рассказывал и уж тем более не интересовался его мнением.       Наруто не знал, что вообще в подобных случаях надо говорить, никто на такие жизненные ситуации не выдавал книженции со сводом правил. Лучше сказать правду, расстроить человека, или же… Узумаки посмотрел себе под носки, в небольшие лужи с расходящимися кругами от нудного дождя, всмотрелся в лопающиеся пузыри, как две капли похожие на такие же грязные пузыри в кастрюлях с супом. Он искал там ответы. Отчего-то в ту секунду посчитал, что лучше не утаивать. А если еще и слегка приврать…       — Страшнее не видал. Самая настоящая кляча с лезущими лохмами. Как ты вообще с ней мог? Такая уродина.       — А я, по-твоему, помню? — вопросом на вопрос ответил Саске.       — Как можно с кем-то переспать и не отдавать себе в этом отчет? Это, как по мне, как-то… неправильно.       — Какая разница? Тело есть тело.       — И тебе понравилось?       — А кому нет? Горячо и влажно. — Подцепив надломленную сигарету из кармана, Саске облокотился о разрушенную стену, больше похожую на плоскую колонну. Но не закурил. Зажигалка сдохла. — Она мне всю спину исцарапала. Ощущение такое, словно облепило язвами, а потом стянуло… И так скулила…       — Странно для того, кто ничего не помнит. — Наруто протянул свою, высекая россыпь искр. — Лично я бы такой даже не коснулся. И это не только из-за того, что она серая мышка, которая не в состоянии и пары слов связать, но еще и из страха что-нибудь подцепить. Вот ты не боишься?       — Не-а.       — А зря, — процедил Наруто. — С «такими» вообще нельзя водиться.       Засунув дотлевшую сигаретку в трещину здания, Саске вышел из-под козырька.       — И какие же тебе нравятся? — спросил он на ходу.       Моросящие капли на ощупь оказались какими-то маслянистыми и дурно пахнущими.       — Она должна быть ниже меня минимум сантиметров на пять, но точно не ниже пятнадцати, — Наруто загибал окоченевшие пальцы, — оттенок ее волос, кожи и цвет глаз значения не имеют. Но тем не менее она должна быть симпатичной… Нет, даже не симпатичной, а именно привлекательной, ухоженной и стройной. И, само собой, неглупой. И главное — я люблю уверенных женщин, знающих себе цену.       — Не много ли хочешь?       — А ты не мало ли? Тебе лишь бы дырка между ног имелась? А?       Саске не отозвался. Дальше шли ничего не обсуждая и никаких тем не поднимая. Не сказать, конечно, что они и до этого много говорили, но раньше не бывало настолько неуютно. Раньше не хотелось как-нибудь по-глупому открыть рот и брякнуть что-то вроде: «Посмотри, какие лепесточки под ногами зажеванные и трухлявые. Сколько же лет они не могут сгнить? Все гниет, а они — нет». Или же обронить самое простое и самое безобидное: «Поведай мне о себе что-то такое, чего я еще не знаю. Ведь ты весь для меня как загадка, как клубок, не имеющий конца и начала, с перемешанными нитками. Развяжи. Не заставляй меня это делать». Или же…       Продолжить полет фантазии ему не позволили.       — Я к тебе зайду, — поставил перед фактом Учиха.       Наруто чересчур возбужденно закивал головой, аки болванчик. Чувство это одновременно походило и на нетерпение, и на ужас, и на беспричинную радость, которую он все же прятал глубоко в себе, подсознательно понимая, что это отчего-то неправильно.       Неправильные эмоции, неправильный Саске, неправильный он.       Отвращение проникло в каждую клеточку тела, а следом за этим пропиталось едким слоем формалина. Все естество кричало, но вот о чем? Он не понимал. Хотелось расчесаться, найти этот источник, возможно пятнистый лишай, возможно расползающиеся язвы, корнями разрывающие мясо, будто он — долбаный отрезок земли. А еще хуже оттого, что чувство это на самом деле совсем ему неприятным не было, даже наоборот, хотелось смаковать, растягивать в голове каждое мгновение и дышать. Только им.       Сидели напротив друг друга на нерасправленной кровати так близко, что касались коленками, предпочитая этого не замечать. Наруто завернулся в колючее одеяло лишь наполовину — оставшуюся часть скомкал и засунул под себя; пятка высилась на пышной подушке, пальцы были близко-близко к Саске. Он переживал, что Учихе это может быть противно и вот-вот, одна секунда, и он спихнет его на пол, при этом пару раз пнув. Это было с одной стороны, с которой он сам себя не узнавал, — мысли, которые ему претили. Со второй же, он, как всегда, не обращал на это внимания большего, чем на поселившегося на балконе упитанного таракана.       Наруто жевал слегка заветрившийся бутерброд и старался смотреть куда угодно, но не на того, кто напротив. Сейчас, к примеру, он пялился на двухполюсный рубильник, втиснувшийся между косоватой дверью и облезлым комодом. Чавкал сыром и белым хлебом, громко, раздражающе, и получил реакцию:              — Тише.       Саске не стал трогать его ног, более того — он отвернулся в эту же сторону, положив под голову согнутую руку.       Пальцы на ногах поджались.       — Может, ты все же тоже поешь? — с необъяснимым беспокойством предложил Наруто, рассматривая фигуру Учихи.       Такой щуплый, с проступающими то тут, то там косточками и синими венками, бледный и нездоровый. Однако при этом Наруто помнил, что сними он сейчас одежду и окажется, что все совсем не так, во всяком случае не так устрашающе. У него есть и узловатые мышцы, и подкожный жир, просто одевается, скорее, так, что кажется щуплым.       — Наруто, ответь мне. Ты дятел?       Саске постучал по спинке кровати, повторяя монотонные движения клюва об древесину. Под мышкой держал виски, за которым бегал не он.       Четкое тук-тук-тук. А потом снова и снова.       — В смысле? — Кусок жирного сыра, покрытого плавленым маслом, съехал вниз и шлепнулся на голый живот. Заскользило, засвербело. Схватив кусок, поднес ко рту. Откусил. — И хватит уже стучать, голова и так трещит.       — В смысле ты задаешь этот вопрос уже в четвертый раз.       — И что с того?       Саске стянул с ручки двери свой плащ, схватился и попытался встать. Его остановили, держа за щиколотку.       Запахло жженой серой и ванильными духами. Так пахло от Зеленки.       — Если ты в уборную, то прихвати полотенце на обратке, — попросил Наруто, все же не вытирая руки об штаны.       — Я домой.       — Домой, — многозначительно повторил Узумаки, вкладывая в это слово больше смысла, чем оно за собой скрывало.       Так, если бы это место напоминало яблочную начинку пирога с мякотью, слегка шершавый ковер, розовато-тусклые рассветы, кисель, смешанный с тем самым пирогом.       Саске покусал внутреннюю сторону щеки. Он каждый раз вспоминал о прогорклом кофе, беспокоящейся матери, всего за пару лет превратившейся в дряхлую старуху с обвисшей кожей и вечно уставшей. Клещами впивающейся под кожу, пытаясь выведать: «Куда идешь? С кем идешь? Ко скольки тебя ждать? Надень шарф. Ну и что, что на улице плюс, а шарф толстый и ты в нем вспотеешь». Или же так только казалось из-за отца. Они ведь семья, поэтому и состарилась она вместе с ним. С этим никчемным инвалидом. И брат такой же точно, как мать, но только не носящий юбки и не красящий сиреневыми тенями веки.       — Можешь оставаться у меня сколько захочешь, я дам тебе запасные ключи, и живи тут сколько влезет. Мне одному бывает скучно. Но я не настаиваю, — настаивал он. — Мне одному одиноко, не знаю, чем заняться, и не с кем поговорить. А так хоть какая-то компания, даже если не самая приятная.       Саске глянул на проход, на выцветшие глаза Наруто, на его вцепившиеся пальцы.       — Ты здесь один еле помещаешься. А мы — два здоровых мужика, — озвучил он очевидное и тем не менее, наперекор своим словам, лег на кровать обратно.              — В тесноте, да не в обиде. — Улыбнулся. — Если ты настолько против делить одну кровать, то я прямо сейчас схожу к соседке. У нее есть раскладушка, насколько я знаю.       — Откуда? Она тебя у себя приютила, обласкала? — усмехнулся Учиха.       — Нет, — зарделся он, мыслями снова очутившись в той дыре. За стенкой — Кудрявая, перед глазами — два потных и грязных тела. — Когда она только переезжала, я помог ей все перетащить. К ней тогда сын то приезжал, то уезжал. Странный товарищ… А потом он умер, полысел, побледнел. Но не в той последовательности.       — Даже не знаю, к чему сперва придраться. К тому, что я буду спать на раскладушке покойничка, или к тому, что ты мог бы заменить ей сыночка, а она тебе — мамулю, — с пошлым намеком закончил Саске.       Ему было абсолютно плевать как на соседку, так и на ее сгорбатившегося сынулю.       — Какой же ты мерзкий. Во-первых, ей лет шестьдесят, а во-вторых, не хочешь ты на полу спать — буду я. Мне непринципиально. И разговорчики такие не начинай, а то меня вывернет.       — Да? А я думал, ты меня специально тут в качестве зверушки оставляешь, чтобы я тебя развлекал.       — Это не значит, что разговоры у нас должны быть такими. Тем более что «зверушка» все еще не протрезвела…       Встав с кровати, Узумаки подошел к столу, взял с него кружку с кипяченой водой, запивая сухость во рту.       — Надеюсь, когда я вернусь, ты не сбежишь.       — Надейся.       Раскладушку соседка отдала не за просто так. Отпустила вместе со ржавыми клетками, впивающимися в позвонки, лишь когда услышала обещанное — две карточки. Правда, перед этим долго торговалась, расхваливая свою рухлядь как самое надежное и самое полезное спальное место, какое только могли придумать проектировщики, гении инженерной мысли. А на деле же три недели — и шаткие ножки сотрутся в красноватую пыль, коррозия проест идеальный овал в сетке. Поднимаясь на этаж выше, ожидал, что Учиха мог уйти не попрощавшись; он тогда бы совсем не удивился, а скорее, удивился бы обратному. Тому ведь, по сути, нечего делать в чужой грязной квартирке. Но он бы схитрил, если бы заявил, что совсем от этого ничего бы не почувствовал.       Саске сидел за монитором. Куда-то нажимал, безуспешно тыкал, злился, но о помощи не просил. Наруто встал рядом, немного понаблюдал, делая вывод, что тот в технике ни в зуб ногой: ему надо нажать на длинную закорючку, он зачем-то жмет на букву, вбитую в дно клавиатуры, — грязное пятно, а не кнопка; если он хочет открыть другую вкладку, то обязательно тыкнет на серенький кружок вместо черного.       У него была возможность попросить о помощи не менее сотни раз, но он разве воспользовался хоть одной?       — Хватит над душой стоять.       — Да больно надо, — прыснул Наруто и отошел.       Разложил импровизированную кровать. Со шкафа, привинченного к стене над дверью, стащил тяжелый матрац, вытряхнул и расстелил. Места хватало еле-еле: через пару дюймов стул, а с другой стороны впритык кровать, которая выше железной сетки с четырьмя кривыми ножками на две человеческие головы.       Пнув раскладушку пару раз и убедившись, что хотя бы сегодня не развалится, он на нее залез. В копчик что-то впивалось, затылок оказался ниже ног, свисающих с каркаса. Он перевернулся, лег пятками к двери. Отсюда мог видеть, чем занимается Саске. Мог, но не особо хотел, особенно после того, как тот вбил в строку: «Крушение на…»       Отвернулся, стало неприятно, будто побежавший по карнизу сладковатый дождик каким-то образом залился в дом, оросил красками мертвенного сияния все. Все-превсе, а потом ржавые капли прошмыгнули под колючее одеяло, потоптались по дырявым носкам и, наконец, забрались под футболку и растаяли на коже. Впитались. Грустно и гадко.       Новое возгорание на А-4, и на этот раз последнее. На небо теперь повесят А-5, а старое — поломанное, шипящее воском, маслом — должно продержаться еще совсем чуть-чуть.       И страшным было совсем не то, что на солнце произошли значительные поломки, которые уже не исправить и не склеить, как разбитое зеркало. Его страшило отношение людей, приведшее к такому. Их ведь, если не считать мелких сошек, не лишили зарплат, премий, не уволили ни единого. А мелкие сошки сейчас гниют под землей вместе с ленточными червями — или над землей, но тоже гниют, закованные в кольца с двухзвеньевой цепочкой. И лучше разорвать руки, сломать большие пальцы, выбить все суставы и самому закопаться, чем так.       — Пиздец какой-то, — сказал сквозь зубы Саске и повернулся к Наруто.       Смотрел на него сверху вниз, и тому даже казалось, что вот-вот — и поставит на него свои ноги. Внутренне Наруто умолял, чтобы он не начинал этот разговор. Не сейчас, не сегодня и не завтра.       — Возгорание трансформатора на четвертом уровне. Они набрали в штат долбоебов, которые не знают ни о неферромагнитном материале, ни о режиме холостого холода, путающихся в обмотках и никогда не слышавших о зазорах. Никто не проверил, есть ли у генератора собственная резервная защита. А кроме того, они еще и подключили новые узлы нагрузки. Вот получите и распишитесь — перегрузки по току и бум. Лучше бы мозги их взорвались.       — Длительная перегрузка по току статора превышала пять процентов?       — Так точно. Они не знали азов, а потому проебались.       — Не они проебались… а те, кто их учил и кто им дал билет на А-4. Если бы верхушка занималась своим делом, добросовестно занималась, то ничего такого бы не произошло, — заспорил Наруто, приподнимаясь на локте.       Брови сами по себе, не по воле владельца, свелись к переносице.       — А ты, я смотрю, умник, — подначивал Саске. — Тебе за них обидно? Обидно, что ты точно такой же и в училище только и делал, что хуи пинал. Так вот знай, что ничего бы такого не произошло, если бы они учились по-нормальному.       — Чему учат, то и знают.       Саске хмыкнул, наградил снисходительным взглядом. Точно так же смотрят на собаку, гоняющуюся за собственным облезлым хвостом. В горле застрял комок, и не сдвинуться, и не пискнуть. А потом Саске отвернулся.       «Вот такой ты в его глазах», — стучало в висках. «Никчемный мальчишка, которым можно лишь воспользоваться», — зудела кожа.       Он подскочил, не осознавая этого, развернул к себе Учиху, не задумываясь о своих поступках. Импульсивный порыв, которого не испытывал уже очень и очень давно. Скорее всего, последний раз, когда все было таким реальным, был в детстве, пока еще не ушел отец, пока еще облака над головой не слиплись в одну серую кашу, ошметками стреляющую под нос. Кулаки дрожали. Он уставился на Саске, а тот спокойно рассматривал его и, как специально, все свое внимание обращал… нет, даже не обращал — акцентировал на белесых шрамах, грязных патлах и на лбу, ища в нем то ли морщинки, то ли прыщи. Узумаки не двигался, пытался замечать лишь свое сбитое дыхание и потные ладони, не глядеть в эти две чернильные точки на месте глаз Учихи.       — Да пошел ты, — выдохнул он и отступил. — Я тут бегаю, помогаю тебе, место переночевать предложил, а ты? Спасибо хоть раз сказал? — заплетаясь, задавал он вопросы.       — А я просил?       Наруто трясущейся рукой потянулся к своей куртке. «Выйду на свежий воздух. Подышу. Подумаю над этим всем. Появлюсь на смене раньше положенного. Каких-то полтора часа».       Он уже открывал дверь, когда Саске бросил:       — Вот такой ты по жизни: ни с ректором не договоришься, ни за себя не постоишь. — Он намекал на тот случай с Итачи и тот, из-за которого у Наруто теперь шрамы. — Ни девчонке отросток свой не присунешь, ни мне не вмажешь, как следует не вмажешь. Хотя я заслужил, — смеясь, закончил он.       Саске поднялся со стула и вышел к нему в коридор, скрестил руки на груди.       — Ну так что?       — Давай не будем продолжать весь этот цирк. Тем более что ты пьян. Все еще… В общем, я тебя не заставляю оставаться здесь, если я так вывожу тебя из себя. Хочешь — вали, не хочешь — не вали.       Саске молчал, подошел близко-близко, впритык, от него разило перегаром. Кислым перегаром и сладковатым виски. Наруто неприятно сморщился и постарался его оттолкнуть. К слову, совсем лениво и неохотно. Так что Учиха не сдвинулся дальше полушага.       — Давай, вмажь мне. Можешь на моем месте представить Итачи. Помнишь, как тогда беспомощно глазенками своими хлопал? Ничего не мог сделать. — Саске стиснул его челюсть пальцами и придвинулся. — Скажи, ты потом побежал мамочке жаловаться? Неважно чьей.       Он снова усмехнулся и наконец-таки отошел, но перед этим шуточно ударил ладонью по щеке. В такой же манере шлепают сопляков и нюнь те, кто считает себя выше. Но Саске не был в чем-то лучше, выше или успешнее, а потому это уже стерпеть не получилось.       Кулак обрушился на незащищенную голову, ударил наотмашь. А потом сразу же в нос. Костяшки затрещали, как поломанный ксилофон, потерявший опору в виде рамы, а бруски между собой сплюснулись и перемешались, издавая какофонию. Шмяк. Нос разом покраснел, как-то неестественно выгнулся. Наруто вздрогнул. Не этого он желал. Чтобы тот замолчал, но не как… Не так.       Саске шмыгнул, схватился за перегородку и порывистым движением вставил на место. Черная, с рубиновыми кусочками кровь забрызгала одолженную футболку.       Наруто сам не верил, что действительно смог ударить, посмел. Тряся рукой, он отошел к порожку, помялся. Саске не двигался, и это настораживало. Он больше не улыбался так болезненно, с воспалившимися глазами, не шевелился.       — Неплохо. Но мог и посильней. Меня били сильней.       Он смеялся.       Наруто закачался, выплюнул «прости», слишком резко потащил его обратно в комнату. Сопротивляющегося посадил на кровать, а сам побежал в ванную. С полки над раковиной взял небольшой коробок с немногочисленными бутылечками, какими-то таблетками, а главное — с утрамбованной ватой, выложенной в аккуратный ряд.       — Запрокинь голову, — приказал, держа в руке вату.       Текло обильно и какими-то ошметками.       — Отвянь. — Саске шлепнул его по руке и, чего Узумаки совсем не ожидал, схватил за волосы. — С тобой как с мусором, а ты?.. По-твоему, ты сейчас хоть что-то доказал?.. Вот так надо.       Саске толкнул его и ударил в кадык. Плюхнувшись вниз, Наруто задохнулся. Кислорода не хватало, всего за мгновение забыл, как дышать, судорожно засипев, заозирался по комнате, ловя темные пятна. В уголках глаз собралась противная влага. Жгучая обида захлестывала тошнотворными волнами, песчаной крошкой осыпалась на зубах. Но стоило посмотреть на Саске, на этого потерявшегося человека, и вот уже вокруг мелководье.       — Если бы я захотел, то через час ты бы валялся на больничной койке и шествовали бы за тобой сестры милосердия. А ты все меня жалеешь. Идиот.       — Ты больной. Больной ублюдок, — на грани слышимости прохрипел Наруто.       Встал на заплетающиеся ноги и снова схватился за ватку, снова потянулся к кровящему носу Учихи, настойчиво вытирая невытираемое.       — А ты…       — Просто заткнись.       И тот, и правда, больше не пытался ему что-то доказать, в очередной раз стараясь убедить в своей такой непоколебимой, твердой вере, держащейся на непонятно чем. Перед тем, как убрать коробок обратно, обуться и пойти на смену, на которую он уже мог опоздать, поспрашивал. Пойдет ли тот на смену и вообще ходит ли он. Или это правда, что он уволился и больше на завод не вернется, а если нет, то тогда чем он сейчас занимается. Саске был каким-то вялым и сонливым и, видно, поэтому не пытался уколоть, бормоча ответы. Хотя верить, конечно, ему после его сказочек, повешенных на уши девчонкам, наверное, нельзя. Но отдать ему честь — звучало и правда правдоподобно. Даже очень. «Ушел с концами». «Устроил меня Итачи». Про основное он рассказал, а вот на вопросы вторичные — ничего. Махнул и сказал: «Не твоего ума дело». Куда устроил, кем устроил? Подробности остались загадкой.       Узнавать, будет ли он оставаться или Наруто зря тащил это хлам с этажа выше, не стал. На самом деле ему стало безразлично. Будто в его теле до этого был рубильник, отвечающий за людей, на которых не все равно, в данном случае отвечающий за Учиху; кто-то его потянул, цепь завертелась, закрутилась в хороводе, пластинка в зажиме заскрежетала, и он принял все плевки в лицо от судьбы, а потом перегорел — внутри что-то замкнуло и отключилось. «Пусть катится на все четыре стороны. Пусть катится и он, и эти его бабы, и этот его долбаный кусок сала заместо руки, и брат, и вообще все-все-все. Кто всю жизнь ему потакал. И он в том числе».       До завода дошел в рекордные сроки — успел еще до того, как на улице зажглись вышки. Дойти-то дошел, а вот в здание не зашел. Буквально в пятистах метрах шла стройка. Он, конечно, до этого понимал, что домики из брезентов, высокие заборчики и переходы для пешеходов, похожие на шкатулки с вырезанными полостями, — это прямое доказательство, что там, на той стороне, куда тебя не пустят и куда не перелезть, ходят человечки с яркими касками или катаются на громадных букашках с вылупившимися глазками под именем фуры. Но он не думал, что там будут строить фабрику. Еще одну. Ему бы не хватило пальцев двух рук, чтобы сосчитать, сколько в их городке уже было разных заводов, комбинатов и фабрик. В их маленьком городе. Сейчас на него смотрела пузатая бочка с вытянутым горлышком, которая вот-вот — и выплюнет сероватые облачка. Над ней накренился стальной землекоп. Высокий такой, вытянувшийся, как тростинка в опустевшем поле. И все это в парах, в бледно-песочном свете.       То, что появилась новая фабрика, на самом деле хорошо, потому что появятся новые места, с их завода уйдут некоторые или многие, и тогда никто больше не будет бороться за одно-единственное плешивое местечко. Значит, и он как работник станет более востребованным, выдадут больше карточек, урежут часы и можно будет вдохнуть полной грудью. Правда, воздух этот будет еще гаже. Или же… О том, что он собирается проработать тут не один десяток лет, думать не хотел, это было страшно до сжавшегося желудка («Если он может сжиматься», — сомневался Наруто). Пульс на шее застучал. «Сколько ему тогда останется?» — вопрошала внутренняя кукушка. Живут здесь недолго и чаще всего обживаются хроническими заболеваниями, сотнями неприятных болячек, вроде постоянно образовывающейся в ухе пробки, кистозного фиброза, анемии, синюшности или воспаленного сустава на бедре, словно туда засунули колюще-режущее, а потом несколько раз провернули по оси. Повтыкали, повыдергивали. И тогда в голову пришла мысль. А если… А если не терпеть этого? А если он сможет договориться о лучшей участи?       Когда он расписывался на посту охраны, то одновременно с этим порасспрашивал охранника с носом как гаечный ключ, не вернулось ли начальство. Тот развел руками.       Черт.       Домой вернулся за полночь, свет был выключен, однако Саске не спал и лежал на том месте, где, как первоначально они договорились, будет спать Наруто. Саске протрезвел и как-то странно себя вел. Возбужденно, что ли.       Наруто прошел в комнату, сбросил на пол рюкзак, туда же полетела верхняя одежда и даже брюки. На импровизированной кухоньке он заварил чай с молоком, прихватил из шкафчика сыпучее печенье и вернулся обратно. Сел на кровать. Глаза слипались, и ощущение было такое, что минута-две — и он сразу заснет.       — Почему ты тут?       Наруто дожевал печенье, а крошки стряхнул вниз.       — Лучше радуйся, — сказал Саске, забирая из его рук кружку и допивая приторный чай. Жест этот также был странноватым и чем-то новеньким. Узумаки всегда считал, что Учиха брезглив и что ему было бы неприятно делить с кем-то одну ложку или сигарету. — Как на работе?       — Да вроде ничего нового. А ты так и сидел все это время здесь и никуда не выходил? На свою работу, или что у тебя там, не надо было? — спросил Наруто, рассматривая Саске, его запавшие глаза и неряшливую щетину.       Совсем некрасивую. Ему не шло. Так и подмывало вскочить с места и, вооружившись бритвой, пройтись по алебастровой коже, нежной-пренежной, прямо как у женщины.       — Не надо было.       — А там вообще сложно?       — Нет.       Наруто выдал что-то похожее на «угу» и отвернулся. Разговор, по всей видимости, закончен. Он расправил кровать, взбил большую подушку и хотел уже отвернуться, наконец-то закрыться от всего мира, как его коснулись чуть выше лопатки.       Он повернулся и прошипел:       — Ну, чего еще?       — Сильно болит? Ушиб может проходить до девяти недель.       Саске трогал его шею, прощупывал трахею, пытаясь найти что-то, о чем Наруто не знал. Ладонь его обжигала и будто бы колола, как если бы он надел перчатки с шершавой поверхностью. Наруто резко отклонился к стене.       — Совсем нет. Это ты так прощения просишь? — ляпнул он.       — Еще чего. Думаешь, я не человек и не извиняюсь, когда гложет вина? Я тебя просто пожалел. Сильно сомневаюсь, что ты бы удосужился сходить в местный госпиталь. А лучше бы ты так и сделал. Это может быть опасным, если вовремя не провериться.       — Гложет вина. Удосужился. Местный госпиталь. — Наруто фыркнул. — Себя-то давно в зеркале видел? Не нос, а слива, и к тому же по голове ты неплохо так схлопотал.       — Ты идиот. Безмозглый идиот, — без обиняков сказал Саске, укладываясь обратно.       Наруто не стал драть першащую глотку, чтобы что-то доказать. Устроившись поудобнее, закрыл глаза.       — На сколько думаешь у меня остаться?       — Уже выгоняешь?       — Вовсе нет. Просто мне же надо знать.       — Не знаю. На день или два. Или неделю. Пока не найду, где снять.       — Ладно, — согласился Наруто, будто давая разрешение, а потом рубильник снова замкнулся, и он начал без умолку трещать: — Мы можем с тобой меняться, ночь ты на нормальном матрасе, одну ночь я. Что скажешь? И почему, кстати, решил искать жилье? Мамочка с папочкой так надоели, что ты наконец-то решил съехать? Или брат по ночам храпит и ты не высыпаешься? Что-то ты совсем рано, не в тридцатку даже.       То, что он несет какую-то чушь, понимал, но отчего-то от простого факта, что он покинул родительское гнездо давным-давно, чувствовал мнимое превосходство.       Учиха промолчал. Наруто слышал, как скрипнули ножки-опоры, как по липкому полу чавкнули ноги. Саске одевался.       — Эй, ты куда?       — Прогуляюсь. — Учиха похлопал по карманам, закинул туда замызганный коробок спичек, какие-то остатки сигарет, раздробленных в труху. — А ты продолжай болтать сам с собой, если угодно.       — Я с тобой, — запротестовал Наруто, забывая, что секунду назад собственное тело ощущалось лишь маленьким туловищем с четырьмя повисшими нитками.       Сейчас он заносился по квартире, вытаскивая из-под кровати помятые штаны, наливая в пластмассовый термос кофе, жестью оседающий в желудке.       Учиха стоял, подперев комод. Он ждал, и от этого хотелось петь. Он готов был пройти все районы, все дворы, стереть ноги до кости, лишь бы с Саске. Лишь бы не один.