Пожизненно наказан

Прости меня. Прости меня. Прости меня, прости меня, прости меня, прости меня, прости меня… — Сколько он уже извиняется? — Два с половиной часа. Прости меня, Козетта-чан. Я склоняю голову в самый пол, касаясь лбом холодного кафеля. Мое горло болит, голос — хрипит, колени и ноги стерты в кровь, а спины я уже совсем не чувствую. Плевать. Это меньшая плата за то, что я с тобой когда-то сделал. Мне не дали покончить с собой, а ведь я хотел. На финальной битве… Когда Санджи наконец раскрыл мне глаза, я вспомнил о тебе, Козетта-чан. Сначала подумал о маме, потом — о брате, а затем — о тебе. Я нервно сглотнул, вспомнив все ужасы, которые натворил. Всю ту боль, что вы познали от моей руки. Я никогда не трогал маму, но я был к ней безразличен. Это приносило ей несоизмеримую душевную боль, которую я уже не заглажу. Санджи доставалось каждый день физически, и он ни за что не сможет забыть свои раны и увечья. А еще он никогда не забудет то, что я сделал с тобой, Козетта-чан. Как и я сам теперь не забуду. В тот момент, когда я очнулся ото сна, я понял, что извинений не хватит. Ни эти глупые слезы, ни мои громкие крики и просьбы, мольбы прощения… Я решил, что будет проще умереть. Моя смерть принесла бы человечеству пользу. Ни ты, ни Санджи, ни многие другие — я бы никому и никогда больше не принес боли! И мир бы стал чище, ведь семья Шарлотта, пытавшаяся меня убить, была по-настоящему права… Но он схватил мою руку. Прикрикнул. Сильно сжал ладонь, рискуя быть ошпаренным током. Санджи вновь меня остановил, спас от верной смерти, хотя я ее полностью заслуживал. Брат приказал мне извиниться, хотя заявил, что сам меня никогда не простит за твое избиение, Козетта-чан. И я его послушал. Он всегда был прав, во всем был прав, и я хочу попросить у тебя шанс на право моей жизни. Прости меня, прости, Козетта-чан… — Может, кто-то остановит его? — Только если она сама попросит его остановиться, Рейджу. Ты стоишь посреди кухни и вся дрожишь, прикрывая губы ладонью. На твоих глазах застыли слезы — ты боишься, ты не веришь, что это все на самом деле происходит. Принц Ниджи склонил голову в пол перед кухаркой, вот потеха? Сказать по правде — я сам не верю, что это реальность. Это непривычно… Я жалок. Чувствовать свою вину и ненавидеть себя — это тяжело и очень больно. Я ведь правильно обозначил эти эмоции? По крайней мере, в груди словно ножом порезали и солью присыпали. Я думаю лишь о том, какой я мудак. Прости меня, прости, Козетта-чан… Будь отец здесь, что бы он сделал? Плевать. Надеюсь, он коротает срок в Импел Дауне самым ужасным образом. Я не виню его в том, что случилось. Я же был в рассудке, правильно? Я мог контролировать свое поведение, как это делала Рейджу. Значит, виноваты только мы сами. Но отец стал рычагом спускового механизма. Он сделал нас безвольными чудовищами, подчиняющимися его идеологии. В меня, в Ичиджи и Йонджи заложили эти ценности, и я считал это нормальным. Санджи и многие невинные люди стали объектом для нашей потехи, они страдали из-за нас. В частности, очень сильно пострадала ты, Козетта-чан, пострадала из-за меня. Мне очень жаль, Козетта-чан… Прости меня, Козетта-чан… — Он задыхается… — Заслужил. Да, Санджи, ты во всем прав. Я заслужил, и я буду извиняться, пока не потеряю сознание. Мое тело модифицировано, натренировано, и я продержусь еще долго. Мне жаль только Козетту-чан, которая, почему-то, не хочет присесть или просто уйти, оставив меня здесь извиняться одного. Ты слушаешь каждый мой отчаянный крик, ты не двигаешься с места и смотришь на мое дрожащее тело у самых твоих ног. Почему ты не уйдешь? Я жалок и сам это понимаю. Прекрасно знаю, что такое нельзя простить, но извиняюсь. Где-то там, за дверью, три моих брата и сестра наблюдают всю эту картину, не в силах поверить своим глазам. Не веришь и ты, да и я сам не верю. Прости меня, прости… Прости, Козетта-чан… — Принц Ниджи! — ты наконец не выдерживаешь и сваливаешься на колени прямо передо мной, хватаясь за шею своими хрупкими ручками. — Принц Ниджи, умоляю, хватит… — Козетта-чан! — Не смей, Санджи! — Рейджу хватает его за руку и не дает сдвинуться с места. — Это их дело. После почти трех часов беспрерывных криков извинений я все же поперхнулся кровью. Ты бьешь меня по спине, я кашляю. Как же мерзко… Почему тебе не противно видеть это? Я плююсь кровью на пол совсем рядом с твоим фартуком. Последствия финальной битвы наложились на мои тщетные попытки загладить вину перед тобой. Почему ты так заботливо вытираешь мне рот салфеткой, и почему ты плачешь мне в плечо? Почему мое тело дрожит? Почему мое сердце так бешено стучит от твоих прикосновений? Почему я хочу обнять тебя в ответ, прижать сильнее, успокоить? — Принц Ниджи, я вас давно простила, умоляю… — Ты слабо стискиваешь мой плащ, утыкаясь головой в плечо. — Умоляю, прекратите себя губить… Вы сделали достаточно… Я не знаю, что ответить. Мои губы подрагивают. Что за чувство такое теплое в груди? И камень как будто с плеч рухнул… Я никогда такого не испытывал прежде. Это так… Странно. Я не знаю, почему я это сделал, но я все же осторожно коснулся твоей спины. Я боюсь тебя поранить, ты же такая слабенькая… Боюсь вновь причинить боль. Еще не так давно именно я стал причиной твоих многочисленных синяков, порезов и ушибов. Ты чувствуешь мою руку на спине и не отдергиваешь ее, а только сильнее прижимаешься ко мне. Мы сидим в этом положении несколько минут, и я совершенно не представляю, что должен дальше говорить и делать. Никогда не был в такой ситуации, никогда не испытывал столько всего сразу одновременно. Я поднимаю взгляд и смотрю куда-то вперед. Мои глаза заплаканы — с момента окончания финальной битвы они почти всегда были на мокром месте. Я переживал боль всех моих жертв заново, на этот раз полностью осознавая их чувства в тот самый момент расправы. Паршиво. Лучше умереть, чем ощущать все это глубоко внутри. Но ведь… Есть и приятные эмоции. Прямо сейчас я чувствую тепло маленького, хрупкого тела, которое греет меня своей искренней заботой и добротой. Если бы Санджи не остановил меня, я бы умер в грязи всей той тьмы, в которую сам себя погрузил, и никогда бы не ощутил твоего касания, Козетта-чан. Никогда бы не подумал, насколько сильно оно мне будет нужно. — П-Прости… меня… — хриплю я совсем тихо, обнимая тебя за плечи. Мы продолжаем сидеть на коленях посреди кухни. — Мне очень… очень жаль… — Я простила, Ниджи-сама, — ты тихо всхлипываешь возле моего уха, и этот всхлип сопровождается сильным ударом в моей груди. Страшно… Мне страшно? Какой же я жалкий. — Это мне надо извиняться, Ниджи-сама… За то, что касаюсь вас, за то, что пачкаю слезами одежду… За то, что стала причиной того, что вы склонили голову! Я опустил взгляд и взял тебя за плечи. Я сделал это резко, но настолько осторожно, насколько смог. Ты все равно испугалась. Честно говоря, я ожидал этого — у тебя теперь всегда будет рефлекс на мои внезапные движения. Как и у Санджи. Еще бы секунда и, наверное, моя голова могла бы просто слететь с плеч. — Никогда… ты никогда не была и не будешь передо мной виновата… — кое-как ответил я, глядя тебе в глаза. — Тебе не за что передо мной извиняться, слышишь? Это я буду пожизненно наказан за тот проступок своим существованием с этим гнетущим чувством где-то внутри. Я — никто… Больше никем не являюсь. А ты — чистый, невинный ангел, Козетта-чан. И всегда им была. Я осторожно утираю твои слезы и сглатываю ком в горле. Мне нужно встать, но ноги не слушаются. Я перебарываю себя, чтобы отпустить твои плечи, подняться с колен и развернуться. Почему мне так это тяжело дается? Устал? Устал… Наверное. Я еще очень плохо различаю проснувшиеся в моей душе эмоции, но одно я могу сказать точно: болело у меня в груди совсем не от ран или истощения. Я делаю шаг в сторону выхода. Мои братья и сестра отошли подальше, сделав вид, будто бы не наблюдали все это время за дверью. Какая тупость. Я шатаюсь. Горько. Нужно дальше извиняться? Я не знаю. Я сделал все, что мог. — Подождите!.. И тут мои глаза расширяются от шока. Козетта-чан вскакивает с пола и обнимает меня со спины. Не плачет, а просто обнимает. Я теряю какие-либо мысли, замирая от неожиданности в ее слабеньком обхвате. Она отпускает меня, я поворачиваюсь к ней, будучи совсем обескураженным. Что это значит, Козетта-чан? Что ты хочешь этим сказать? — Принц Ниджи, — ты нервно сглатываешь, совсем осмелев. — Вы можете меня уволить после этого! Так и знал. — Если тебе будет легче меня не видеть, ты можешь уйт… Но я не успеваю договорить. Я не сразу понял, что произошло… Разум помутнел, сердце сделало сальто. Меньше всего на свете я ожидал, что ты меня поцелуешь. Что это значит? Что? Как реагировать? Отец бы сказал оттолкнуть, а что бы сказала мама? Это что за... Я не отталкиваю тебя, я не хочу этого делать. И не сделаю никогда. Я не знаю, как вообще поступить... И я впервые в жизни готов потерять сознание от переизбытка эмоций. Я плюю на все мысли и отвечаю на поцелуй, осторожно касаясь твоей шеи. Именно это мне подсказывает сделать мое сердце. — Пойдем отсюда. — РЕЙДЖУ, ОН ЖЕ!.. — Но этот урод!.. — Рейджу, отпусти меня! — Я сказала, мы уходим, — Рейджу взяла за шкирку всех трех своих братьев и потащила по коридору, не обращая на их возмущения никакого внимания. — Вам нечего здесь смотреть. Я улыбаюсь. В моем наказании есть проблески света. Именно это чувство обычные люди называют «счастьем», ведь так?